Когда это началось? Я не знаю. Когда это закончится? Никогда.
Мы – спаяны, слиты, сплавлены в одно, Золотое Трио… нет, мы уже давно не Трио, мы – одно целое.
Что стало катализатором, что ударилось той отправной точкой, тем последним ударом молота о наковальню, что завершил безжалостную ковку нашей судьбы? Мой аналитический ум пытается разложить все по полочкам, разобрать, развести по страницам, развесить на ингредиенты феномен нашей дружбы, нашего безумия, но я бессильна перед тем, что ни книги, не жизнь не сумели мне объяснить.
Да и как объяснить то, что спустя семь лет после войны нам продолжают сниться кошмары, в которых мы гибнем под Авадами, мучаемся под Круцио, умираем под гнетом страха и неизвестности? Как объяснить то, что мы просыпаемся с криком, кусая черные от запекшейся крови губы, захлебываясь в хрипе наших имен «ГЕРМИОНА!!!» «РОН!!!» «ГАРРИ!!!»? Как объяснить то, что мы, выжив в этой проклятой войне, до сих пор умираем?
Я не пытаюсь это ни понять, ни объяснить. Я просто просыпаюсь ночью, хватаю ртом воздух, вжимаюсь в подушку, убеждая себя: все закончилось. Все закончилось. И когда Рон обнимает меня, прижимая к себе, я прислушиваюсь к безумному грохоту его сердца, цепляюсь за его влажные от холодного пота запястья, плечи, шею, и понимаю: он тоже – там. Наши кошмары никогда не закончатся…
Но мы – мы рядом, мы вместе, и потому, как бы мне ни хотелось навсегда замереть в его надежных, успокаивающих объятиях, когда мой любимый проваливается в неверный полусон, я поднимаюсь с развороченной постели и подхожу к окну. Осенний ветер треплет занавески, в комнату вползает промозглый, туманный холод, меня начинает колотить крупная дрожь… но я продолжаю упрямо цепляться за занавески, таращась в дождливую бессердечную тьму. Потому что ему еще хуже, чем мне. Чем Рону. Чем нам обоим, вместе взятым.
Гарри, мой милый, добрый Гарри… почему ты, отдавший все, по-прежнему остаешься в плену ужасов прошлого?! Это абсурдно, невероятно, жестоко, бесчеловечно, несправедливо!!! Почему тебе, именно тебе не дано просто жить – жить спокойно и счастливо, наслаждаясь любовью и семейным теплом?!
Конечно, для окружающих все так и есть – ты успешно работаешь в аврорате и не менее успешно радуешься жизни с любимой женой. Джинни… она единственная из нас, кому удалось справиться с кошмарами и злобными тенями прошлого. Потеряв брата и друга (кто, как не Колин, был ей близок?) она, тем не менее, сумела не утратить главного – себя. Джинни… огненное рыжее солнце, тщетно пытающееся отогреть своими горячими лучами наш сумрачный, заледеневший мир.
«ДЖИННИ!!!» - кричит по ночам Герой волшебного мира, и тонкие теплые руки гладят его по лбу, прижимают к груди, успокаивают и убеждают в том, что война уже давно закончилась… ах, Джинни, Джинни, как ты не понимаешь, что его война, что наша война никогда не закончится!!! Для тебя тьма отступила в тот самый день, когда взошедшее солнце осветило руины Хогвартса, и Гарри вернулся к тебе с войны, оставив позади труп Волдеморта и разрушенный довоенный мир. Но откуда тебе знать, что для нас нет и не было ничего, кроме этого разрушенного мира? Откуда тебе знать, что в этом новом, озаренном надеждой и счастьем мире, для нас троих нет места? Откуда – да и зачем – тебе знать, что когда твой муж по ночам кричит твое имя, зовет он меня?
Когда вы решили пожениться, и Нора гудела от гостей и поздравлений по случаю помолвки, я и Рон, обнявшись, наблюдали за вами – счастливыми, молодыми, влюбленными. И только мы, обнимая нашего лучшего друга, успехи перехватить безумную вспышку ужаса в зеленых глазах: а вдруг?
- Не беспокойся, Гарри, - Рон поспешил похлопать его по плечу, - Джин все поймет…
- Даже то, что по ночам я зову Гермиону? – криво усмехнулся Гарри, виновато посмотрев на меня.
- Ну, я же смирился, - пожал плечами Рон, крепче прижимая меня к себе, - Герми?
- Есть одно заклинание, - я слабо улыбнулась, - Не переживай, Гарри…
Да, теперь Гарри не переживает. Просто теперь по ночам его жена слышит свое имя вместо моего…
А Гарри пытается справиться с кошмарами в одиночку. Но когда у него не хватает сил – а это происходит раз в два-три дня – он срывается, бросает работу и аппарирует ко мне.
Он двигается рывками, срывая мантию и стягивая галстук, и пуговицы на воротнике его рубашки трещат, вырываемые из петель, а потом он падает на пол, утыкается лицом в мои колени, и Рон обнимает нас, прижимаясь тесно-тесно, так, что не остается места для дыхания…
Он все понимает, милый мой Рон, любимый мой… чтобы я делала без тебя, Рон? Как бы я справлялась с демонами прошлого? Как бы жила без твоих – надежных, горячих, уверенных – объятий?
Мы с тобой – спасение друг для друга: можно сколько угодно просыпаться с криком ужаса, пережив заново мыслимые и немыслимые утраты, если просыпаешься ты в одной постели с любимым…
Но когда Гарри рыдает – глухо, хрипя, безнадежно уткнувшись лицом в мои колени, и руки его, сжатые в кулаки, разрывают в клочья подол мантии, или моего платья (тут уж что попадется), и Рона нет рядом – и такое случается довольно часто, потому что мое собственное рыжее солнце вечно занят своим квиддичем – я ненавижу себя за это облегчение и за эту радость – просыпаться с Роном в одной постели. Потому что это я и Рон должны спасать Гарри от кошмаров, это мы должны шептать ему, что все закончилось, это наши руки должны успокаивающе гладить его волосы…
Мы – Золотое Трио. Мы – Герои Войны. Мы – сумасшедшие, запертые в темнице наших кошмаров. Мы – мертвые осколки ушедшей эпохи, мы – обрывки растерзанной натрое души, пролитой в три тела. Мы сходим с ума, и никто не узнает об этом.
В нашей жизни есть любимые и любящие, есть счастье и теплый свет уютного, родного дома – двух на троих. В нашей жизни есть известность и почет, есть неуплаченные долги (да, это я о Снейпе… опять вы мне вспоминаетесь, профессор. Часто о вас думаю. Наверное потому, что ваш ад был очень похож на тот, в котором мы живем теперь) и суетливые рабочие будни. В нашей жизни есть утраты, которые мы не можем забыть, и традиции, от которых не сумеем отречься – например, привычка собираться втроем (и только втроем) в ночь после Дня Победы где-нибудь в лесу, у костра, и до утра поминать погибших – и себя – распивая на троих бутылку крепкого Огденского. В нашей жизни есть любимая работа и зловредное начальство. В нашей жизни есть друзья и надежда на счастливое будущее (сегодня Джинни по секрету призналась мне, что, похоже, не только я порадую мужа маленьким счастьем под сердцем. Мы решили сказать им одновременно).
Но мы – узники прошлого, медленно сходящие с ума.
Я не помню, когда это началось. Но я знаю, что это никогда не закончится.
