Перси отчитывает Фреда и Джорджа:
- Зачем вы дернули Дамблдора за бороду?
- Хотели проверить, настоящая она или нет.
- И КАК?!?!
- Настоящая оказалась. Теперь не знаем, что с ней делать…
- Дэниел, ты голоден.
В мягком голосе Мариуса отсутствовал даже намек на вопросительную интонацию. Не оборачиваясь, Дэниел покачал головой и потянулся к следующей нераспечатанной коробке. Тонкие изящные пальцы быстро расправились с упаковкой и стали перебирать крошечные деревянные детали причудливых форм.
- Ты не охотился вчера, - настойчивее произнес Мариус, подходя ближе и кладя руку в красной перчатке поверх рук Дэниела.
Дэниел нетерпеливо дернул плечом.
- Я пойду завтра. С тобой, если хочешь. Сейчас не могу.
Мариус со вздохом отстранился.
Дэниел замер на мгновение, прислушиваясь к звукам за спиной: шорох плаща, еле слышные шаги, щелчок аккуратно закрываемой двери. Высыпал горсть деталей на свободный угол стола, выудил из коробки инструкцию и с головой погрузился в строительство очередного небоскреба своей личной империи.
* * *
Иногда ему казалось, он знает, зачем он нужен Мариусу, почему, покидая незабвенный Остров Ночи, он забрал с собой именно Дэниела Мэллоя – чудом выжившего новичка, обычного репортера, впутавшегося в историю, изменившую его жизнь. Вернее, стоившую ему жизни. Просто Дэниел носил в себе часть Армана, да что там – он был его частью, обладателем его крови, его кожа хранила запах Армана, его губы помнили поцелуи Армана, и перед таким искушением Мариус устоять не мог. Может быть, находясь с ним под одной крышей, Мариус чувствовал незримую, неосязаемую, воображаемую связь с кареглазым херувимом с картины Боттичелли. На самом деле, он глубоко сомневался, что «ангел» и его создатель вообще уживутся вместе. Все вампиры очень любят друг друга, независимо от того, что между ними произошло, и на самом деле Арман обожает Лестата, причем взаимно, Луи любит их обоих, Габриель отдаст жизнь за любого из них, включая самого Дэниела, но вот жить вместе они не могут. Да и какая разница, вместе или нет, когда расстояние перестает иметь значение, когда уверен, что на просьбу о помощи моментально откликнутся все, кто сможет? Поэтому то, что делал Мариус, было не более, чем самообманом. Ему не нужен рядом Арман, как и не нужен Дэниел. Каждый раз, когда Дэниелу приходили на ум такие мысли, он с удвоенным рвением принимался собирать, склеивать, строить свои города.
Интересно, думалось ему, Мариус никогда не хотел отведать его крови и узнать, что связывает его с его любимцем?
* * *
Во всех домах, где когда-либо жил Мариус, обязательно были камины, в каждой комнате. Вампиры любят тепло, но для Мариуса было недостаточным просто оборудовать себе самую современную отопительную систему: было важнее видеть живой огонь, ощущать жар пляшущих языков пламени. Камин в комнате, где работал Дэниел, не растапливался неделями, поэтому ему пришлось позаимствовать спички из столовой, в которой никто никогда не обедал.
Пол комнаты, где умещалась его «империя», был каменным, стол – тоже, поэтому он безбоязненно наблюдал за разгорающимся пламенем, пожирающим парки, леса, горные массивы, мегаполисы. Почему он не слышит криков гибнущих в пламени людей? Ах, да, там же никого нет… Ни души.
Если бы Дэниел только мог шагнуть туда и разом прекратить пляску больных мыслей в измученном вампирском мозгу. Но этого пламени не хватило бы даже такому слабому созданию, как он. Помнится, Лестат рассказывал, что Магнусу потребовался намного более сильный костер, так ведь и Магнус был не в пример сильнее его.
Он поднял правую руку к лицу и медленно лизнул кожу запястья. Неумело прикусил, сжал челюсти сильнее. Влага, хлынувшая в рот, показалась слишком горячей, поэтому он отдернул руку. Тонкая струйка полилась на пол, он с непонятным любопытством уставился на увеличивающуюся лужицу на полу, потом на запястье, рана быстро затягивалась, оставляя приятное ощущение легкого покалывания. Манжета светло-сиреневой рубашки намокла от крови, но жажда так и не проснулась. Вместо этого Дэниел снова вонзил клыки в то же место, еще глубже и снова наблюдал, как, на этот раз медленнее срастаются края.
Это не поможет.
Солнце?
Легкие шаги за дверью. Мариус. Он мог бы двигаться быстрее и совершенно бесшумно, но для этого он слишком хорошо воспитан. Даже в собственном доме всегда дает тебе знать о своем приближении. Пугать гостей – дурной тон. Он нервно засмеялся, приглаживая пепельные волосы, оставляя на них кровавые следы с мокрого рукава.
Мариус хорошо поохотился, он понял это по запаху и легкому румянцу на высоких скулах римлянина.
Он оценил ситуацию с одного взгляда. Пепел сожженных городов не вызвал на его бледном лице ни единого проблеска эмоций. Пока он не увидел подсыхающую лужу на полу и окровавленный рукав.
Несколько долгих мгновений, когда пытаешься отыскать ответ в своей голове или чужих глазах. Дэниел вскинул голову и дерзко улыбнулся, идя навстречу. Если ему нужно солнце, он должен найти подходящее место подальше от жилья Мариуса. Дань вежливости от благодарного гостя Но, когда он попытался обогнуть его, что-то произошло. Мариус ударил его: почти неуловимое даже вампирским зрением движение белой руки – и Дэниел уже у противоположной стены, ощутимо приложившись об нее затылком, во рту снова тот же вкус жидкого огня, сочащийся из разбитых губ. Он осторожно облизал разбитые губы и потрясенно поднял фиалковые глаза на стоящего в шаге от него Мариуса. Арман никогда не позволял себе причинить ему боль! Все те проведенные с ним месяцы, что вампир изучал, испытывал человека, иссушал его сердце, изматывал разум, заставлял ради своей забавы делать невообразимые вещи, дарил радость, горечь и дорогие безделушки, все время, что они встречались, расставались, играли в любовников, играли в людей, ненавидели друг друга – Арман никогда не поднимал на него руки. Хотя несколько раз ему очень хотелось, но он всегда помнил и осознавал свою силу и боялся убить даже резким движением. Так уж получилось, что он всегда был самым слабым.
Фигура в красном бархате не пошевельнулась. Мариус стоял словно в глубокой задумчивости, скрестив руки на груди и опустив голову.
Дэниел попытался отодвинуться, но тут Мариус поднял голову и предостерегающе покачал головой.
- Я просто уйду, не мешай мне.
Ответ пришел к нему, неозвученный, но от этого не менее ясный.
«Не уходи. Ты не уйдешь. Я не позволю»
- Почему?
«Я знаю, что ты задумал. Я не дам тебе этого сделать»
Подавшись к нему, Дэниел заглянул в холодные голубые глаза. Намерения хозяина были ясны. Мариус поделится с ним своей кровью, и тогда ему не поможет даже солнце, и, может быть, даже костер…
«Я не буду пить»
Он сам не заметил, как перешел на мысленное общение.
«Будешь»
Он впился пальцами в холодную стену за спиной. Мариус решил пойти до конца. Сначала он опустошит его, а потом, когда Дэниел обезумеет от боли, разрывающей каждую клетку, от льда, сковавшего сердце, от всепоглощающей жажды, он покорно выпьет все, что ему дадут, вопьется клыками в подставленное горло, станет таким, или почти таким, как Мариус – холодным белым божеством, не ведающим страха. Возможность умереть была его единственным преимуществом перед ними и Мариус хотел это исправить.
- Мариус…
«Что?»
- Одно обещание. Когда это будет нужно – когда это действительно будет нужно мне – ты убьешь меня….
Мариус игриво вскинул бровь, на бесстрастном лице появилось странное выражение.
- Не знаю, как ты умудришься, это твои проблемы, в конце концов это будет на твоей совести – торопливо закончил Дэниел, чувствуя себя тем, кем родился: репортером.
- Тебе не захочется этого – тихо прошептал посерьезневший Мариус. Тонкие твердые пальцы обхватили подбородок, не позволяя отвернуться. Вторая рука скользнула под затылок, поддерживая голову. – Когда все закончится, мы уедем и я покажу тебе… - он на мгновение запнулся. – Покажу места, которые не показывал даже Амадео. Ты не захочешь лишиться такой возможности.
Шелковистые губы скользнули по лицу, успокаивая, забирая страх, боль и ненависть. Горло перехватило.
- Ты знаешь…я не буду твоим Амадео.
На мгновение ему показалось, что Мариус его снова ударит. Но он лишь снова улыбнулся.
- Это не я тебе не люблю, Дэниел. Это ты не позволяешь.
Губы коснулись его шеи, клыки царапнули кожу. Он засмеялся, запрокидывая голову, подставляясь.
«А ты попробуй»
