В Лютном переулке поступил в продажу набор "темный лорд". В комплекте инструкции по созданию крестражей и темных меток.А так же книги: "Чем отличаются крестражи от хоруксов", "Как обнаружить случайный хоррукс", "Защита от случайного создания крестражей" и полное собрание пророчеств Нострадамуса
***
Сильные пальцы вплелись в шерсть и дернули – когти проскрипели по мраморному полу вестибюля вокзала. Глухо стукнула дверь. Теперь пес не видел ни Дамблдора, ни Гарри, ни хнычущего младенца под скамьей на перроне.
- Ты не будешь им мешать, Блэк, - хриплый голос был смутно знаком. Мужчина ослабил хватку на загривке пса. – Если твоих собачьих мозгов хватит, чтобы по-прежнему охранять хозяина, то ты должен дать Поттеру шанс выбраться отсюда. Хотя ты всегда был… - последовала пауза, заставившая пса безуспешно извиваться, пытаясь укусить державшую его руку. Этим он только добился того, что его отшвырнули в сторону загремевших кресел из алюминиевых трубок. Выкрашенные белым стены быстро поглотили звук, словно это был не зал ожидания для высокопоставленных лиц, а палата для буйных в соответствующем учреждении, - безнадежен, - мужчина уже не говорил, а шипел.
Он наклонился, чтобы поднять для себя кресло, оставляя на хромированных поверхностях бурые следы. Пес зарычал, показав зубы, но важнее сейчас было то, что за дверью стоял, сдерживая дрожь, Гарри – как в утро перед слушаньем дела в Министерстве.
Пес упрямо ткнулся носом в неплотно сходившиеся створки, но те лишь чуть двинулись, не увеличивая обзора. Зато так он лучше чувствовал запах Гарри – с явной ноткой страха. И нотка эта становилась все громче.
- Я должен вернуться?
- Это зависит от тебя.
- У меня есть выбор?
Повисло молчание, в котором слышалось хныканье младенца, тяжелое дыхание Гарри и даже шелест ткани – Гарри мял край мантии, а от его ладоней расходился солоноватый запах пота, волнения и крови, похожий на тот, что исходил от мужчины, державшего на изготовке палочку, чтобы успеть среагировать, если пес все-таки выберется из комнаты. Может быть, он даже желал псу преуспеть в его попытках.
От Дамблдора ничем не пахло.
Чуть не до крови оцарапав нос, вцепившись в край двери, пес упрямо тянул створку на себя, но она не сдвигалась. Мужчина за его спиной присел, резко взвизгнули ножки кресла; и запах крови стал совершенно непереносимым. Пес дернул ухом, он не собирался терять драгоценные мгновения на придурка, помешавшего ему встретиться с Гарри, шаги которого становились все тише – также медленно умолкало их эхо под сводами вокзала.
- Не жалей мертвых, Гарри. Жалей живых.
- Он жалел тебя, Блэк?
Дверь больно ударила по мохнатому боку, чуть замедлив рывок на свободу. Лапы разъезжались на скользком полу. Мрамор был весь в розовых прожилках, словно мужчина, оставшийся сидеть в своем кресле, до того уже довольно долгое время ходил здесь – взад и вперед, сложив руки на груди, а его кровь капала на камень, жадно ее поглощавший. Тени, падая на пол, тоже пропадали. Хотя, возможно, они растворялись в тумане – воздух был слишком сухим для обычного туман.
Дамблдор растворился в тумане, и пес лишь водил носом, пытаясь взять след. А на перроне начали появляться люди: по одному, по двое. Дети и взрослые, в разодранной и перепачканной одежде. Они все перешептывались, обменивались новостями и спешили к поезду, который теперь было видно – туман над путями рассеялся.
Пес замер, не зная, куда податься: инстинкт подсказывал бежать к поезду, ведь Гарри мог быть там. Но что-то более сильное заставляло оставаться на месте.
Ремус Люпин стоял растерянным посреди платформы, похлопывая по плечу подходивших поздороваться с ним учеников. Когда к нему подбежала зареванная Тонкс, он подхватил ее на руки и понес в вагон. Хлопнула поднявшаяся приступка. Раздался первый свисток машиниста, и облако пара проплыло над составом. Чуткий слух позволил псу расслышать влажно-жаркий шепот: «Все хорошо, хорошо. Там Гарри, он о нем, обо всех позаботится. Не плачь, не надо. Плачь, плачь».
Пес с радостным визгом выскочил на перрон, но там уже было слишком много людей, которые проталкивались к еще открытым дверям вагонов. Пес клацал зубами на тех, кто толкал его, но его теснили прочь от поезда. Он только успевал уворачиваться от коленок, носков тяжелых драконьей кожи ботинок, подолов душных платьев. В густеющем с каждой минутой тумане лиц уже было почти не различить. Только рыжая всклокоченная шевелюра привлекала взгляды пассажиров – их осталось всего двое на перроне, пес и человек.
Фред Уизли задержался на подножке отправившегося поезда, словно раздумывая, а не подождать ли ему брата на вокзале, но его голову окутало облаком пара, тут же смешавшегося с замерцавшим туманом; раздался свисток.
- Без выбора легче, Блэк, - хотя доверять словам предателя Снейпа было бы верхом безрассудства, которое всегда отличало представителей вашего факультета, - пес сердито зарычал, приподняв морду. – Если ты еще не понял, что предательство - это всегда выбор… да что вы можете знать, выбиравшие лишь однажды и не задумывавшиеся вообще о своих поступках?! – голос оборвался на высокой ноте. И повисла тишина – поезд отъехал достаточно далеко, а стены здания были достаточно толстыми. Часы стояли на месте, отломанные стрелки выглядывали из мусорного ведра.
Стоя у края платформы, пес смотрел на терявшиеся в тумане рельсы. Порыв ветра был таким сильным, что заслезились глаза.
- Давай, беги за ним. Тебе же всегда нравились мальчишки, Блэк. Скольких ты в Хогвартсе не успел попробовать – с четверть курса, наверное?
«Интонирование», - пес никак не мог вспомнить, что значит это слово и где он мог его услышать. А голос выводил – то ровно, то поднимаясь на несколько тонов выше. Но аккуратно, словно играл – попадая на нужные клавиши, задевая правильные струны.
- А тех, на кого не мастурбировал, можно пересчитать по пальцам. Тебя там Поттер ждет. Сколько лет прошло с твоего несостоявшегося предательства?
Они остались на вокзале одни. Пес бросился на мужчину, клацая зубами прямо у залитого кровью когда-то белоснежно-белого воротничка. Его противник, похоже, совершенно не готовый к нападению, только инстинктивно прижал ладони к багровым, кое-где еще не конца затянувшимся шрамам на шее и зажмурился.
Собаки никогда не добивают свою добычу, если только хозяин не прикажет. Разве что не отпускают то, во что уже запустили свои зубы. Так порой и умирают, намертво вцепившись. Можно было бы подтащить жертву в краю платформы и столкнуть – сил у мужчины никак не хватило бы на сопротивление псу, привыкшему к годам лишений, странствий и борьбы за себя. Но этой шутки никто бы не оценил.
Пес, сделав вид, что собирается укусить, лизнул большой нос. Потом лизнул еще раз и зарычал, тихо, словно пытаясь разбудить. Далеко-далеко прогудел поезд, пропуская на переезде товарняк. Черное ободранное ухо встало торчком. Ощущение, как два сердца бьются рядом – быстро-быстро, было странным и успокаивающим.
Во взгляде человеческих глаз ясно читалось удивление: «Ты действительно собираешься здесь остаться?». Пес фыркнул и всей тяжестью навалился на мужчину. В тихом «Давно мечтал, как я окажусь снизу, Блэк?» звучала то ли неуверенность в собственном желании сказать это, то ли усталая издевка. Почесывание за ухом, как и слова, было проигнорировано. Пес зевнул и лизнул Снейпу подбородок, обдавая жарким дыханием. Горько-металлический привкус крови одновременно возбуждал и отталкивал.
Шевелиться не хотелось - ровно до тех пор, пока чуткий собачий слух не уловил, как рваное дыхание ребенка, все это время пролежавшего на каменном полу, не стало переходить в рыдания. Мужчина незаметно убрал палочку, чуть не проткнувшую псу бок, в рукав мантии. Дерево было липким.
Ребенок плакал тихо и безутешно; и так некрасивое личико покраснело, а судорожно сжатые кулачки слабо били по холодному полу. Подбежавший к нему пес залаял и лег рядом, пытаясь согреть теплом своего тела. Здесь сам воздух еще хранил запах мальчишеской безрассудности и ночевок в палатке – слабый-слабый, но явственный. Как в комнате Гарри на Гриммуальд Плейс в начале декабря, незадолго до его возвращения из Хогвартса.
- Вечно побираешься за Поттером?
Снейп опустился на корточки и осторожно, с опаской дотронулся до младенца – сухая кожа на сгибе локтя растрескалась и шелушилась. Любое прикосновение было бы болезненным, но всхлипывания стали чуть реже.
***
- Здесь можно почувствовать вечность, осознать цену славы, прочувствовать горечь разочарований и мелочность радости. Можно научиться варить счастье из воспоминаний. И обойтись без глупых размахиваний палочкой.
Он говорил все тише и тише, укачивая ребенка. Пес дернул ухом, оскалил в подобии улыбки пасть и лег у ног мужчины. Пол пах Гарри, простоявшим у этой скамейки ту четверть часа, что разговаривал с Дамблдором. От этого хотелось бегать по кругу и выть – то ли от печали, то ли от радости, что Гарри здесь нет. И еще долго не будет. Блэк не собирался оставлять Снейпа в зале ожидания одного.
