Данный материал может содержать сцены насилия, описание однополых связей и других НЕДЕТСКИХ отношений.
Я предупрежден(-а) и осознаю, что делаю, читая нижеизложенный текст/просматривая видео.
Я провожу пальцем по запыленному стеклу, и остается след – будто узенькая щелочка в другую реальность.
Подоконник холодный и грязный, но моим джинсам после пары часов уборки уже ничего не страшно, и я залезаю на него с ногами, подтягиваю колени к груди, обхватывая их руками, и приникаю щекой к стеклу.
Мир, там, за окном, кажется нарисовано-безумным: куда-то спешат люди, нагруженные сумками и яркими пакетами, мелькает неоном реклама, сигналят машины. Я не вижу лиц, но знаю, они улыбаются все как одно, так, будто сказка ждет за поворотом.
Скоро Рождество.
Все спешат, торопятся радоваться, боятся не успеть.
И только небу, набрякшему тучами, на это плевать. Небу и еще, пожалуй, мне. Интересно, есть люди, которым не нравится Рождество?
Во всем доме переполох.
Сириус спятившим от радости щенком носится по комнатам, уничтожая пыль и паутину, разбрасывая всюду гирлянды остролиста, затягивая всех в эту игру. Особенно охотно в нее включается миссис Уизли - гремит посудой, составляет бесконечные списки продуктов, гоняет близнецов, то и дело пытающихся что-нибудь подложить в чужие тарелки. Похоже, она готова на что угодно, лишь бы не думать о мистере Уизли, который все еще в больнице, хоть и постепенно поправляется.
Близнецы, впрочем, не особенно ей досаждают, они почти не отходят от Сириуса, безостановочно расспрашивая его о фокусах и проделках времен его учебы в Хогвартсе. Гермиона шипит на них: «Это же очень опасно!», но о превращении Мародеров в анимагов слушает внимательно.
Польщенный вниманием подростков Сириус встряхивает волосами и обводит комнату решительным взглядом. Палочка рассекает воздух, и вот уже шторы серебрятся снежинками, а под елкой начинают танцевать маленькие снеговики, напевая рождественские марши писклявыми голосами.
Мне кажется, есть в его поведении что-то нервное, что-то на грани, но я гоню от себя эти мысли, понимая, что ни чем не в силах помочь.
Однако поднявшаяся предпраздничная суета, резонирующая с моим затаенным страхом снова оказаться в голове у змеи, и вездесущие Уизли, так неуместные в этом старом сумрачном доме, действуют на меня угнетающе.
Я хватаюсь за любую возможность уединиться.
Вот и сегодня, уловив краем уха ворчание миссис Уизли, вылавливающей из чайника странные шарики с буквой W, что-то о балбесах, которые по делу своих рук приложить не могут, я подхватываю ее мысль:
- Я займусь этой комнатой, сразу после завтрака.
- О, я не тебя имела ввиду, Гарри…
- Нет-нет, мне не трудно…
Мне действительно не трудно. Обожаю магию!
Низенькие парты, шкафы с книгами, безделушки на полках. Наверно, здесь была раньше классная комната, должны же были Блэки заниматься с детьми и до их поступления в Хогвартс.
Пыль, полумрак, далекие веселые голоса – лающий смех Сириуса, веселый гогот близнецов, дикие вопли Живоглота, не успевшего вовремя от них скрыться, возмущенный голос Гермионы.
Мне здесь хорошо, похоже, что и им там – тоже.
Я никуда не тороплюсь и к обеду успеваю разобрать лишь один шкаф. Полки вытерты, дверцы странного дымчатого стекла – вымыты, книги вновь на полках, а в руке моей странная вещица, длинную цепочку которой зачем-то намотали на ручку шкафа.
Это маленькие часы, похожие на те, что отсчитывают балы факультетам, только внутри не камешки, а странная мерцающая жидкость. Они удобно ложатся в ладонь, нагреваясь, и я почти забываю о них, засмотревшись на мир заоконья. Я поднимаю руку, чтобы приоткрыть пошире эту странную дверцу между мной и тем, нормально ненормальным миром, но цепочка, случайно зажавшаяся между колен, дергается, и я накидываю ее на шею, что б не мешала. Часы действительно интересные, с изящной гравировкой, массой мелких деталей, но больше всего меня привлекает их содержимое – я переворачиваю их, и тонкая струйка начинает течь вниз, а маленькие пузырьки вверх, переворачиваю еще раз, и еще, и пузырьки вдруг поплыли вниз, а меня захватило странное ощущение то ли полета, то ли падения – как в лифте, движущемся так быстро, что и не понятно, несется он вверх или вниз.
Знакомое ощущение, пусть и испытанное лишь однажды.
Я – идиот, а в руках моих – хроноворот.
В глаза сквозь хрустально чистое стекло бьет солнце. И меня охватывает ужас – яркое солнце, чистое стекло – это не вчерашний день, не позавчерашний, дом прибывал в запустении много лет…
Куда же я попал, и как же мне вернуться?
Тихий скрип – дерева по дереву – заставляет меня резко обернуться.
В комнате я не один.
Из-за стола, на месте которого до этого стояли парты, поднялся мужчина.
Он смотрит на меня и сквозь меня со спокойным задумчивым лицом, медленно приближаясь к окну. Он коренаст и загорел, рукава рубашки закатаны, а на носу чуть криво сидят стильные очки.
А еще, он – это я.
Я вижу это лицо каждый день в зеркале, и как бы мне ни говорили о схожести с отцом, но не узнать себя невозможно, пусть даже взлохмаченная челка не дает рассмотреть на месте ли шрам, а на левом виске – белая полоса седины, очень резкая и совсем не правильная. Да, это я, но старше, лет на пять, а может и на десять, - я слишком растерян сейчас, чтобы думать об этом.
Мое будущее все также скользит по мне равнодушным взглядом, минуя лицо. Перехватить этот взгляд не получается, будто я сижу под мантией-невидимкой, и он меня не видит, а просто знает, что я тут.
Он опирается ладонями на подоконник – совсем рядом, в сантиметре от моих кроссовок, и вроде собирается заговорить, но распахивается дверь, и даже еще не видя лица, я узнаю эту фигуру, эти паклей висящие волосы, эту стремительность движений.
- Снейп, – почти неслышно выдыхаю я.
- Северус… - вторит мне двойник из будущего. «Какой, к чертям собачьим, “Северус”?» - успеваю задуматься я, но в два шага подошедший к окну Снейп обхватывает Меня из Будущего руками, тесно прижимается к спине, зарывается в волосы лицом.
Эта картина бьет под дых: мутнеет в глазах и слабеет позвоночник. Я моргаю часто-часто, и пытаюсь что-то сказать, но изо рта не вырывается ни звука, возможно потому, что вдохнуть-то я забыл.
Тем временем Двойник откидывает голову назад, на черный бархат чужого плеча и целует профессора-чертого-сальноволосого-ублюдка-Снейпа куда-то в подбородок.
- Я думал, ты не успеешь… - бормочет он, жмурясь, наверное, от омерзения. Боже, надеюсь, что от омерзения, ведь не может быть по-другому, правда?
- Ты ясно дал понять, что никакая конференция не сойдет за повод увильнуть от Рождественского ужина с Уизли, - до тошноты знакомый голос странно прерывается, а руки, чья кожа покрыта едва различимыми пятнами от зелий, начинают скользить по рубашке, расстегивая пуговицы, и подбираться к молнии джинсов.
Меня действительно тошнит, воздух с трудом врывается в легкие, и я почти не чувствую тела, оно одновременно и ужасно легкое и не мое, и только сердце бешено екает где-то в животе, а ладони резко стали влажными, сжимая - я опускаю взгляд – хроноворот.
Пузырьки еще стремятся вниз, но как-то медленно и будто нехотя, и вот они застывают на мгновение… и устремляются вверх.
Меня утягивает вновь.
***
Стекло. Мутное, пыльное.
Я спрыгиваю с подоконника, тут же спотыкаюсь на подкосившихся ногах, и падаю, утыкаясь лицом в грязный пол. Очки соскальзывают и улетают далеко под парту. Я шарю там рукой, всхлипывая и задыхаясь.
Мне надо бежать, а очки все никак не находятся…
Пахнет пылью – знакомо и остро.
Надо бежать, надо найти Сириуса и спросить его, что это за штука. Ведь это не может быть хроноворот, нет, не может, это что-то совсем иное… темномагический артефакт, может быть, что-то вроде боггарта… показывает то, чего боишься больше всего, но ведь я никогда не боялся ничего подобного…. я просто об этом не думал… с какой стати мне вообще об этом думать…
А очки все не находятся.
- Сириус! – кричу я, но вырывается только тихий хрип.
Да где же они?!
- Сириус!! – это как в страшном сне, и хочешь проснуться да не можешь.
Так, спокойно, ты сейчас разыщешь крестного, и он все объяснит. Только надо найти эти долбанные… ага!
Привычным движением сую дужки за уши и выбегаю из комнаты. Лестница скрипит под ногами, я вот-вот скачусь по ней кубарем, шарахается в сторону Кикимер, что-то начинает говорить выглядывающий из гостиной Рон, но я не слышу, я ору:
- Сириус!
- Я в кухне, Гарри!
Влетаю в кухню, окидываю взглядом помещение и хватаюсь за столешницу – я рухнул бы сейчас во второй раз за пару минут, потому что тут не только крестный: на том конце стола сидит, брезгливой усмешкой кривя рот, - я стараюсь дышать глубоко, через нос, опасаясь, что меня все же вырвет, - ну конечно, Снейп. «Северус…» - всплывает в голове мой собственный голос. Не мой, конечно, а того меня, который был в этом самом… о, черт!
Я встряхиваюсь, и с волос летят клочки пыли. Перевожу дыхание и оборачиваюсь к Сириусу, выдавливая:
- Что… это… такое?
- Гарри, с тобой все в порядке? Ты выглядишь…
- Что это?! – хрипло рявкаю я, сдергивая с шеи начавшую душить меня цепочку и бросая часы на стол перед Сириусом.
- Это…- начинает он, и вдруг его брови взлетают. – О, так ты нашел его! Это хро…
- Нет! – перебиваю его я, изо всех сил стараясь не смотреть на Снейпа. – Это не может быть хроноворот!
- Ну конечно, это не хроноворот, - машет рукой Сириус, и я перевожу дыхание. – Это мой школьный проект, с седьмого курса. Я действительно пытался сделать хроноворот, но не простой, а в будущее, однако не вышло. Нет, он работает, но весьма однобоко, что делает его практически бесполезным.
- Но он же переносит, правда? Он переносит в …
- … будущее, – заканчивает за меня крестный. – Но только на минуту или чуть больше, никогда не засекал. А поскольку вряд ли именно за эту минуту там, где ты находишься, произойдет что-то интересное… - он пожимает плечами. – Да и переносит он не физическое тело, а только ментальное, сознание… к тому же настроить его на конкретную дату очень сложно, почти невозможно…
Он бормочет что-то еще, но мне уже не важно - в глазах темнеет, а к горлу подкатывает комок. Я присаживаюсь на край скамьи, отчаянно ловя едущую крышу.
- Странно, Блэк, что ты вообще закончил Хогвартс, - при первых звуках этого голоса я вздрагиваю.
- О, заткнулся бы ты, Нюниус, говори, что хотел и проваливай!
- Я вижу, Поттер набрался у тебя привычек подзаборной шавки… или это наследственное…
Меня обжигает его взгляд, я буквально чувствую его кожей. Неожиданно откуда-то изнутри поднимается ярость. Не знаю, что произошло… то есть произойдет, и как так получится, что мы… что я… что все это случится, но в этом наверняка будет виноват он!!
Я резко оборачиваюсь, натыкаюсь на темный презрительный взгляд, и, собравшись, со всей силой своей ненависти бросаю ему в лицо воспоминанья об увиденном. Не знаю, получится ли…
… но тут он резко втягивает воздух, глаза расширяются, а кожа становится желто-пепельной.
Получилось.
Снейп начинает задыхаться, и я с извращенным удовлетворением наблюдаю, как дергается кадык, когда он выдавливает:
- Куда… он… переносит?
Интересно, минуту назад и у меня было такое лицо, будто… будто произошло что-то одновременно и страшное, и отвратительное, и невозможное, и непоправимое?
- В будущее, - моргает Сириус, прерванный в процессе уничижительной речи. Ему не свойственно подобное любезное отношение к Снейпу, но, видимо, это лицо, больше похожее на посмертную маску погибшего в муках, и его напугало.
- Невозможно, - выдыхает Снейп.
- Да нет, так и есть. Мне тогда Дамблдор помогал и очень хвалил – такое окошко в будущее – максимум, чего можно добиться, большее вмешательство ограничивается законами времени и…
Но Снейп уже не слушает, - он багровеет и выбегает из кухни.
Не знаю зачем, но зачем-то я иду за ним. Может потому, что у нас теперь – одна тайна на двоих… или потому, что одно на двоих – будущее.
И нахожу в туалете – его рвет – сильно и безостановочно. В странном онемении я жду с минуту, прислонившись к косяку двери, отмахиваясь от снова вынырнувшего откуда-то Рона и его любопытствующего взгляда. Но быстро понимаю, что если не помочь, то прекратится это не скоро, а тогда придется как-то объяснять произошедшее. Я представляю реакцию Сириуса, или Рона, или миссис Уизли, и меня передергивает.
Наполнив стакан водой, я наклоняюсь над Снейпом, нерешительно мнусь, но все же отвожу волосы с его лица, стараясь не прикоснуться к бледной, в испарине, коже.
Он берет стакан двумя руками, выпивает, громко сглатывая, и встает, опираясь на раковину. И вздрагивает, увидев в зеркале мое отражение. Я грязный и какой-то замурзанный, а над лохматой пыльной головой распускается веточка волшебной омелы.
- Я ненавижу Рождество… - обреченно и тихо говорит Снейп – то ли мне, то ли себе, то ли мировому разуму. Тому самому, что сочинил для нас общее будущее.
Странное ощущение чужого, а на самом деле - моего, присутствия охватывает меня, и я с любопытством кошусь на окно. Подоконник пуст, но я точно знаю, Мое Прошлое сидит там, подхожу и опираюсь, чувствуя теплую поверхность дерева обеими ладонями.
Хлопает дверь, и у меня непроизвольно вырывается:
- Северус…
Любимые руки обнимают крепко, кожей я ощущаю жар его дыхания, и привычно откидываю голову на родное плечо, целую в подбородок.
- Я думал, ты не успеешь…
- Ты ясно дал понять, что никакая конференция не сойдет за повод увильнуть от Рождественского ужина с Уизли…
Ласково и уверенно, его руки с въевшимися в кожу пятнами от зелий, путешествуют по моему телу, теребят пуговицы рубашки, нащупывают язычок молнии…
Я не вижу, но знаю, мой двойник возвращается в прошлое. Мы остаемся одни.
Северус целует мои плечи, сдвигая ворот рубашки:
- Я пойду… с тобой, - бормочет он, опаляя прерывистым дыханием, - но ты же знаешь, я…
- …терпеть не можешь Рождество, - заканчиваю за него я и улыбаюсь.
