Драко - Кпэббу и Гойлу:
- Я считаю, что Дамблдор -
просто старый маразматик!
Крэбб и Гойл тут же меняются в
лице:
- На твоем месте, Малфой, мы бы не стали так
отзываться о директоре...
Малфой (грозно):
- Это еще
почему?!! Я как говорил, что директор старый, выживший из
ума маразматик, так и буду говорить!!! Или вы, идиоты, вдруг
решили его защищать?!!
- Да нет, просто этот старый,
выживший из ума маразматик стоит сейчас у тебя за
спиной...
Данный материал может содержать сцены насилия, описание однополых связей и других НЕДЕТСКИХ отношений.
Я предупрежден(-а) и осознаю, что делаю, читая нижеизложенный текст/просматривая видео.
Первое, что бросилось Дору в глаза, стоило переступить порог родного дома – зеркало, тщательно завешанное черной маминой шалью.
И сразу полезли в голову мысли, которые лейтенант всю дорогу упорно гнал из головы; и причина внеочередного отпуска только сейчас была осознана целиком и полностью.
До последнего надеялся Дору: недоразумение, страшная, нелепая ошибка, даже чья-то жестокая шутка – что угодно, только не…
Шаль эта, которую мадам Мареш доставала из шкафа исключительно по праздникам, убедила окончательно.
- Мама…, - ну что тут еще скажешь, когда мать, закрыв лицо ладонями, плачет почти беззвучно, а на столике перед ней – пурпурная подушечка с приколотым орденом.
- Посмертно, - шепчет мадам, глядя на младшего сына потерянно и беззащитно. – Боги, к чему это все – Дуэн и раньше-то не очень медали эти жаловал, все ворчал «Глупые побрякушки, только лишняя морока – чистить да цеплять каждый раз…»
- Как…? – молодой человек с трудом отводит взгляд от тусклого сияния последней отцовской награды.
- Сказали: геройски… погиб, защищая Столицу… И что не стоит мне смотреть. Имри тоже: «Не нужно, мама, я обо всем позабочусь»; а сам ... Из больницы – сюда, отсюда в…, - женщина неловко провела рукой по мокрой щеке.
- Больница? Какая больница? – не было в письме, полученном два дня назад, ничего о больницах.
- Только вчера узнали. Гунр, он… Состояние тяжелое, потерял много крови; Имри там каждую минутку свободную…
- Боги, - потрясенно выдыхает Дору; и остается только сесть рядом с матерью, обнять робко вздрагивающие плечи.
Свет Мировой, как же не хватает сейчас Алтти с его северным спокойствием!
Не отпустили – не удивительно, ведь официально майор Хёдд никакого отношения к семейству Мареш не имеет.
Но как же нужен он, как же…
В дверь позвонили – резко, настойчиво.
Дору вылетел в прихожую, обзывая себе идиотом – вообразилось на секунду, что жмет на кнопку высокий блондин в пандейской летной форме…
Никакого блондина, конечно же: мадам Лиу – такая же деловито-энергичная; а ведь мама писала, что генерал, возглавлявший совсем недавно штаб ПВО, угодил под шальную пулю, лично проверяя готовность одного из подразделений.
Бесцветный молодой человек, лет на пять старше Дору; вечно следовал за генеральшей молчаливой тенью – Нану вроде бы?
Мадам Ницэ, Лала – слегка располневшая после родов, но такая же красивая, как на свадьбе…
Коротко прижимает Дору к пышной груди, хлопнув по спине так, что парень на секунду задохнулся.
- Что за водопад, Эмзе? – кажется, что от звуков этого голоса съеживается, тает невидимая, но ощутимая тоска, будто висящая в неподвижном воздухе.
- Я помогу там, - улыбается мадам Ницэ застенчиво, кивая в сторону кухни.
- Непременно возвращайтесь к нам, милочка, - одобрительно отвечает генеральша. – У нас еще масса дел – но сперва мы все-таки выпьем.
И, вновь обращая внимание на хлопающего глазами Дору:
- Ты еще здесь, проказник? А брату твоему, полагаешь, компания не требуется?
- Но…, - Дору понимает, конечно, что и в больницу необходимо заехать, но как же оставить маму?
- Не волнуйся, - мадам Лиу понижает голос. – На ночь заберу ее к себе, а завтра… Раз плачет – справится.
- Думаете? – сомневается Дору.
- Знаю, - кивает генеральша. – Центральный госпиталь, корпус три, палата семнадцать. Если что – мой номер у твоего брата имеется.
Третий корпус – приземистое двухэтажное здание; окна до сих пор заклеены полосками бумаги, лампа в коридоре моргает тревожно, мимо снуют деловитые люди в белых халатах и без, выражения лиц меняются от озабоченных до радостно-возбужденных.
У широкого подоконника какая-то женщина заходится в истерике – тоненькая, словно молодое деревце, медсестричка, упрямо сжав губы, хватает обезумевшую от горя даму за руку и ловко вонзает куда положено иглу шприца.
Успокоительное, наверное, решает Дору, притормозив на секунду – вдруг медсестре понадобится помощь?
Рыдания постепенно стихают; девушка в белом халате уверенно подводит еще вздрагивающую женщину к единственному свободному стульчику.
Палата номер семнадцать заставлена койками так, что протиснуться между ними может только очень худой и очень гибкий человек.
От обилия белого цвета больно глазам.
Бинты, простыни, опять бинты…
Запах крови и антисептиков – и не поймешь, какой сильнее.
На койке, что ближе всего к двери в палату, заплаканная дамочка с волосами мышиного какого-то оттенка, скрученными на затылке в тугой узел, поит забинтованного по самые глаза человека через трубочку.
В невообразимо узком межкоечном пространстве ловко снует очередная медсестра.
Гражданин Фанк обнаруживается в самом конце палаты.
Сидит на краешке казенной койки, неотрывно глядя на…
Боги всемогущие, Дору и не узнал в первую секунду – лицо по цвету может соперничать с белизной простыни, бурые пятна проступают сквозь все слои повязки, лоб и щеки разукрашены йодом и зеленкой, будто Чачу вздумал вдруг изобразить воина древнего дикарского племени.
Губы Фанка шевелятся беззвучно – то ли молится, то ли сыплет по давней привычке проклятьями в адрес ротмистра.
Дору пробирается к брату, чудом избежав столкновения с девицею в белом халате, кладет руку на плечо.
Фанк вздрагивает и оборачивается как-то заторможено – и лейтенанту остается только стиснуть зубы…
Не бывает у живых людей такого взгляда, не должно быть…
Имри силится выдавить какое-то подобие улыбки – и Дору хочется плакать от бессилия.
- Мама с мадам Лиу, - говорит Дору громким шепотом.
- Хорошо, - брат на секунду прикрывает воспаленные глаза. – Нельзя ее сейчас одну… А мне видишь какой сюрприз подкинули.
- А…, - начинает лейтенант, но тут перебинтованный «сюрприз» неожиданно дергается.
Взгляд ротмистра мутный, зрачки расширены так, что глаза кажутся совершенно одинаковыми.
- Мы… что…? – еле слышно хрипит Чачу, царапая матрас ногтями.
- Победили, - отвечает Фанк тихо, склоняясь над любовником так, будто собрался прямо сейчас целоваться.
- Да…, - выдыхает раненый. – Воды… дай…
- Пока еще нельзя, - и как этот доктор умудрился просочиться?
Будто из воздуха соткался, думает Дору.
Пожилой мужчина в старомодных очках отодвигает Фанка решительно.
Ротмистр ухмыляется привычно-нагло и закрывает глаза.
- Что такое? – шипит Фанк нервно.
- Шли бы вы домой, юноша, - врач деловито осматривает ротмистра. – Если этот красавец вдруг не выкарабкается – я на ваших глазах съем свой стетоскоп.
- Смотрите, доктор, он ведь заставит, - неловко шутит Дору.
- Не сомневаюсь, - усмехается медик. – Но пока что – дайте больному поспать спокойно. Да и вам не помешало бы – вторую ночь здесь торчите.
- Надо будет - и третью проторчу, - бурчит Фанк воинственно.
- В коридоре, - голос доктора мягкий, как шелк, но ни Дору, ни его брат не сомневаются, что их отсюда вынесут, если будет необходимо.
Женщина с волосами мышиного цвета улыбается им робко.
Имри останавливается на секунду и говорит:
- Спасибо.