Помнить две вещи. Две очень важных вещи. Первая: никому нельзя доверять. Это сказал кто-то очень давно, но этот кто-то был абсолютно прав. И погиб только потому, что доверился... неважно, кому. Ты не допустишь этой ошибки, Альбус Северус Поттер. Достаточно и того, что тебя уже потянуло на неуместные откровенности. Потом, возможно, придётся избавляться и от этого мальчишки. Да, конечно, жалко, но ты сам виноват. А он... он слушал чересчур внимательно. В конце концов, он Малфой, а Поттеры никогда не любили Малфоев, верно?
Да, верно. Всё правильно. Никому нельзя доверять.
А вторая нужная и важная правда заключается в том, что гриффиндорцев легко обвести вокруг пальца.
- Джеймс. Идём со мной. Я должен тебе показать... это важно.
- Сдурел? – брат неохотно оторвался от конспекта.
- Слушай, я не мог тебе рассказать! Малфой бы заметил! Но сейчас я устал... я больше не могу... ты должен мне помочь, от этого зависят жизни всего Хогвартса.
Ну вот, видишь, сработало! Теперь веди его, навешивая на уши лапшу про возрождение Сам-Знаешь-Кого, необходимую для этого кровь Поттеров, руку Скорпиуса и твою невозможность участвовать в этом ритуале, потому как ты любишь... любишь Джеймса Сириуса. Своего брата. Давай, скажи это. Это важно.
- Ну ты и влип, братик! Глупо, что ты мне сразу не рассказал. Мы б вместе обязательно...
Видишь? Ты снова ему «братик», ты теперь чуть ли не герой, втёршийся в доверие врага. Но всё же не герой, потому как до него, Джеймса, тебе, разумеется, далеко...
И ведь даже не спросит, почему ты открылся ему именно теперь!
И не обернётся за спину, когда дверь Выручай-комнаты появится перед его носом. Решительно толкнёт её... давай, Джеймс, пройди ещё немного... ещё чуть-чуть... ещё...
Ступефай мягкой вспышкой положил конец сомнениям, колебаниям и дороге назад. Не было никакой дороги! Хорошо, не было...
Где-то впереди на волшебном ветерке мягко покачивалась петля.
***
Скорпиус нервно кусал кончик пера. Сова к отцу только что улетела.
Да, он обещал молчать. Никому не говорить ни слова. Именно это было обещано Альбусу. И это своё слово Малфой сдержит. Проблем-то?
Отец прекрасно умеет читать.
И между строк – тоже.
А Гарри Поттер прекрасный аврор.
Вообще, переписка с отцом началась почти сразу после приезда в Хогвартс. Драко Малфой действительно шикарно читал между строк, а судя по некоторым присланным недавно фактам, в экспертизе странного случая участвовал и дедушка. При этом старшие старательно не замечали, что началось всё с ошибки самого Скорпиуса.
Потом, конечно, выскажутся... Когда выпадет удобный случай. По спине легонько пробежал озноб: зная папу с дедушкой, Скорпиус готов был поставить галеон против кната, что случай подвернётся обязательно. Но сейчас важно не это, а разгадка.
Жутенькая разгадочка, ежели честно.
В последнем письме отец осторожно спрашивал, не нужно ли аккуратно сообщить о происшествии «известной особе». В сегодняшнем ответе Скорпиус выражал восхищение родительской мудростью и сетовал на то, что события развиваются намного стремительнее, нежели предполагалось ранее. Получив такое послание, Драко Малфой просто обязан помчаться к Гарри Поттеру со всех ног.
Лишь бы успеть...
- Малфой? – Роуз Уизли стояла, прислонившись к двери совятни. Вид у неё был самый что ни на есть решительный.
- Уизли, я сейчас немного за...
- Малфой, что с Альбусом?
Скорпиус моментально оказался возле рыжей гриффиндорки.
- А что с ним?
- Ну, не знаю. Он показался мне... больным. Я считаю, что в таком состоянии помириться с братом у него не выйдет.
Скорпиуса обдало ледяным страхом.
- С чего ты взяла, что Альбус пытается помириться с Джеймсом?
- Он сам мне это сказал.
- Где он?
- Возле гриффиндорской гостиной... был... Малфой, мне больно!
Отпустить руку девушки Скорпиус всё-таки сумел. Роуз и без того бежала рядом с ним. Короткого: «Объясню по дороге» оказалось достаточно. Сами объяснения на бегу получились скомканными, но материнский ум мисс Уизли действительно унаследовала.
- То есть, в Альбуса Северуса вселился дух Питера Петтигрю?
- Ага. Насколько я понимаю, Питер с детства не был особо умным, а тут совсем свихнулся. И он ненавидел Джеймса Поттера. И Сириуса Блэка тоже, мягко скажем, не любил. Думал, что они мертвы, а тут – здрасьте: и Джеймс, и Сириус в одном человеке.
- Но ведь это не тот Джеймс! И Сириус...
- Ну и что? Парня зовут Джеймс Сириус Поттер. Он гриффиндорец, популярен у девчонок, за словом в карман не лезет, и характер, прямо скажем, не сахарный. Может, дух Сириуса вселился в Джеймса, может, они оба делят тело этого мальчишки – Питеру без разницы. Он ведь и сам чужое сознание захватил. Главное – убить.
- А потом?
- Не знаю. Может, уйдёт, может, останется. С духами никогда не угадаешь.
- Угу... А мы куда сейчас?
- Туда, куда надо. Собственно, мы уже почти...
***
Верёвка была привязана к балке. Альбус подёргал за неё – хорошо, надёжно.
Запах свежескошенного сена. Улыбка Джеймса: «Забирайся, я буду хорошим конём!» Шоколадные лягушки, которые брат подкидывал заболевшему Альбусу в кровать, уверяя, что это всё проделки пикси...
Джеймс Сириус, надёжно связанный, лежал на полу и ничего не понимал.
Он никогда не понимал. Они оба. Неспособны на сочувствие, не знают, что такое жалость, сопереживание, не умеют прощать слабость...
Ненависть захлёстывала мутной волной. На вкус она была горькой, и непроизнесённые слова жгли гортань. Слова – серебро, а молчание – золото, говорите? Сейчас Альбус Северус любил серебро. Слизеринское чистейшее серебро торжествовало победу над вульгарным гриффиндорским золотом.
- Ты был... плохим, понимаешь, Джеймс Сириус? Плохим другом, плохим братом. А я любил тебя, я хотел быть с тобой. Дружить, всегда дружить, как положено. Но тебе же не надо, у тебя же уже есть... есть всё. И это всё ты отобрал у меня!
Не понимает. Он никогда ничего не понимал, этот правильный гриффиндорец. Вообще, проблема всех правильных – они не способны понять остальных.
- Идеальный... ты всегда был таким идеальным, искал себе подобных, а стоило кому-нибудь дать слабину – и всё, он становился для тебя мусором, плевком под ногами. Ты жил в своём идеальном мире, Джеймс... Сириус... В идеальном мире всегда всё распрекрасно, а те, кто нарушает твою гармонию – трусы и предатели. Знаешь, сколько чужих идеалов разрушила твоя чёртова вера в собственную непогрешимость? Знаешь? Нет? Ну так я тебе расскажу. Твой мир перечёркивает другие, он им даже шанса не даёт. И знаешь что – я буду предателем, если ты так хочешь. Мне уже всё равно, просто насрать на всё, мой идеальный братец. Можно быть предателем, можно быть трусом, можно быть полным дерьмом – и жить дальше. Ты этого никогда не поймёшь, потому что сам никогда даже не пробовал и думаешь, что ты бы лучше умер. Лучше, да, но когда это происходит... знаешь, Джеймс, когда это происходит, люди меняются.
Альбуса трясло. Да, это была чужая дрожь, чужая боль, чужая горечь билась сейчас в нём, но так ли это важно? Тот, кто завладел Альбусом, говорил сейчас именно то, что всегда хотелось сказать брату, но сдерживало... разное. Джеймс брат, Джеймс старший, в конце концов, они одна семья. Сейчас оковы разбивались вдребезги. Альбус летел куда-то вверх, хотелось смеяться, но из глотки вырывался то ли стон, то ли вой.
- Люди меняются, а ты остаёшься прежним – ни хрена не разбирающимся в жизни, присвоившим себе право судить, что хорошо и что плохо. Идущим по чужим костям, убеждённым, что ты и только ты прав, а те, кого ты растоптал, были слизняками, навозными жуками – кем там ещё? Ничего не стоили только потому, что не соответствовали твоим дурацким идеалам, которым невозможно соответствовать – да ты и сам их не стоишь, только где ж тебе заметить, когда ты так занят тем, что судишь других? Ты ведь даже не способен представить, что другие тоже могут осудить тебя. Но тебе не надо уже ничего представлять. Ты просто сейчас умрёшь. По-прежнему ни черта не понимая. Так будет правильно.
Силенцио! Нет, я не дам тебе последнего слова, я не дам тебе снова себя убедить. Ты просто умрёшь. Вот так...
К петле Джеймса Сириуса пришлось левитировать, оглушив ещё одним ступефаем – брат отчаянно брыкался. Настоящий гриффиндорец. Совершенно прав, кстати: Альбусу таким никогда не стать. Альбус не станет брыкаться до последнего, когда придёт его срок.
Альбус схитрит.
В глаза Джеймсу глядеть точно не стоит. Они колдовские, эти глаза. Когда-то давно кое-кто не смог убить Джеймса Поттера лично. Побоялся. Ничего, времена меняются...
Чтобы повесить Джеймса, пришлось наколдовать табуретку. Слишком высоко. Вот ведь орясина вымахала. Альбусу его никогда не догнать, ведь в подземельях расти можно только вниз, помнишь, братец, ты это мне часто говорил. Помнишь?
Гриффиндорцев легко обвести вокруг пальца. Они доверчивы. И Питер Петтигрю – не исключение. Смейся, Джеймс, ты опять выиграл!
Тебе должно везти, а остальным, соответственно, нет.
Голос в голове взвыл, тело дёрнулось, но Петтигрю опоздал: Альбус коротким резким движением оттолкнул брата, сунул голову в петлю и отбросил табуретку. Двоим на этом свете не жить, всё верно. Но кто сказал, что умереть должен именно Джеймс?
Кто сказал, что умерший в незапамятные времена предатель должен управлять выбором Альбуса Северуса Поттера?
Горло обожгло, вопль издох там, где верёвка сжала горло.
Прощай, братец...
Вылетевшей из палочки Скорпиуса
Риктумсемпры Альбус уже не увидел.
***
- Успели? – Роуз с ужасом глядела, как Скорпиус непослушными пальцами ослабляет узел. Багровая полоса на тонкой шее Альбуса не укладывалась в сознании и почему-то расплывалась в глазах.
- Вроде, да, - Скорпиус прижал ухо к груди друга. Сердце билось. – Беги к Помфри.
- Ты справишься сам?
- Справлюсь, давай скорее!
Когда Уизли умчалась, Малфой мрачно шепнул: «
Инкарцеро», убедился, что Альбус связан надёжно, и только потом посмотрел на Джеймса.
-
Фините Инкантатем. Но учти, Поттер, если ты меня сейчас попробуешь о чём-то спросить...
Джеймс спрашивать не стал. Сел на полу, поморщился от боли в многочисленных синяках... и заплакал. Неумело, кажется, даже не понимая, где он и что делает. Плача, потянулся к брату. Скорпиус хотел было окликнуть, но передумал. Так и сидели – два слизеринца и гриффиндорец, зачем-то пытающийся растереть брату заледеневшие руки.
***
Процесса изгнания духа Альбус Северус не помнил. Провалялся несколько дней в горячке, а когда очнулся, то отец сообщил:
- Всё позади, выздоравливай. Пару недель придётся ещё полежать, ты всерьёз ослабел.
Легко сказать... Альбус лихорадочно прислушивался к себе, пытаясь отловить зловещий голос. Тот помалкивал.
Джеймс торчал у кровати брата всё свободное время, но в глаза Альбусу не смотрел и о чём разговаривать, явно не знал. Выносить это с каждым днём становилось всё труднее. Спас внезапно появившийся Скорпиус, твёрдо заявивший: «Джеймс, выйди, мешаешь». Как ни странно, брат послушался.
- Сложно тебе? – Скорпиус был необычно встрёпан, но держался по-прежнему молодцом. Альбус просто кивнул. Что тут объяснять? Что такие приключения и на крепкой братской любви оставляют шрамы, а тут любовь была... странной? Что время, конечно, лечит, но иногда на лечение не хватает всей жизни?
Альбус чувствовал себя непривычно взрослым.
Скорпиус подумал, подоткнул другу одеяло и целый вечер рассказывал последние хогвартские новости. Мимоходом сообщил, что Гарри Поттер примчался в Хогвартс минут через двадцать после того, как он, Скорпиус, отослал папе письмо. Немного полегчало: Альбус не зря доверился Малфою. Тот всё понял правильно.
А на следующий день пришёл отец. Взлохматил волосы Альбуса, расспросил о здоровье, а затем неожиданно спросил:
- Ты когда догадался насчёт Петтигрю?
- Почти сразу, пап. Это как головоломка с нужным паззлом. Найдёшь его – и всё сойдётся. Просто я сделать ничего не мог. Он меня чересчур плотно контролировал. Я подумать лишний раз боялся... Кое-как со Скорпиусом поговорил, и то тяжело далось.
- Ещё бы... - отец хмыкнул, затем уставился в стену. Альбус знал: сейчас главу аврората беспокоить не нужно, он напряжённо думает. После паузы Гарри Поттер заговорил снова:
- Я виноват перед семьёй. И перед тобой лично, Альбус. И перед Джеймсом. Да, особенно перед ним.
Ревность снова кольнула. Опять Джеймс? Снова он главный? Да когда же это...
Остынь, Альбус. Дай отцу договорить.
- Пап?
- Любовь – она действительно страшная сила, - невесёлая улыбка отца разом смыла злые чувства, оставив лишь тревогу. Как же, наверное, он устал нынче... – И как с любой силой, с ней нужно... уметь обращаться. Любви нужно учиться. И учить. С детства. Иначе... получаются Петтигрю.
Сначала Альбус не понял. А потом в голове что-то щёлкнуло, и новый паззл занял место в головоломке. Не нарушив общего рисунка – но изменив его.
- Когда из любви вырастает ненависть?
- Ну да. Ненависть, ревность... Когда все чувства кажутся неискренними, всё время кажется, будто тебе чего-то недодают. Когда братская любовь превращается в братский эгоизм, когда чужая дружба воспринимается преступлением против тебя лично... Могут получиться Петтигрю. А могут и не получиться. Если жизнь научит, если в тебе самом есть хоть что-то, способное учиться... Так много «если», Альбус, и все они могут выстрелить в самый неподходящий момент.
- А могут и не выстрелить? – улыбнулся Альбус.
- Могут, - Гарри поправил очки и закончил:
- Так что я виноват перед тобой и перед Джеймсом.
На этот раз ревности не осталось. Только сочувствие.
Наверное, Джеймсу сейчас тоже тяжело.
- Альбус, - отец резко переменил тему, - а ты не думал после Хогвартса пойти в авроры? Нам нужны ребята, умеющие в последний момент выскользнуть из петли.
- Это же не я... – начал было Альбус, но отец понимающе улыбнулся и как-то рассеянно кивнул.
И Альбус обещал подумать.
...на главную...
