Снейджер.
День святого Валентина. Северус видит, как за завтраком Рон поздравляет Гермиону. Это так же видит Дамблдор, будучи в курсе чувств профессора.
Вечером Снейп врывается в кабинет директора, наливает себе Огденского и залпом выпивает.
Директор, почти с порога:
- Он еще жив?
- Жив, - отвечает Северус сквозь зубы.
- Я поражен.
Данный материал может содержать сцены насилия, описание однополых связей и других НЕДЕТСКИХ отношений.
Я предупрежден(-а) и осознаю, что делаю, читая нижеизложенный текст/просматривая видео.
Любовь – самая большая беда, которая только может случиться с человеком.
И, одновременно – самое большое счастье.
С горьким привкусом ревности, кислым – недоверия, чуть терпким – надежды…
Влюбился. В мои-то годы!
Как мальчишка.
В мальчишку…
Осознав, что за напасть на меня свалилась, я долго смеялся.
Над собой, героем и убийцей – ибо солдат, как ни крути, всегда убийца.
Чем бы ни была вызвана необходимость убивать.
К тому же, тот трогательный юноша, из-за которого я лишился привычного уже холодного и отстраненного восприятия действительности, имел такую репутацию…
Не удивительно, что я действовал с недостойной моего положения и возраста поспешностью.
Пока любвеобильный мальчик не переключил свое внимание на кого-нибудь другого.
Помню, как он смотрел на меня, пока я читал ответ от ротмистра Чачу, совершенно не воспринимая смысла официального послания.
Ох уж этот ротмистр! На первый взгляд – прост и незатейлив, как древний солдатский меч, но горе тому, на чью голову он обрушится…
Конечно же, он все понял. Думаю, еще во время смотра, когда глаза мои впервые встретили растерянно-восхищенный взгляд юного кандидата.
Не знаю, по какой уж причине ротмистр вздумал поиграть в сводника – но за неожиданную эту блажь я благодарен ему бесконечно.
Впрочем, устроенное столь бесхитростным способом «свидание» - не самая большая странность в поведении Чачу.
Чего стоит только его связь с неким Фанком!
Впрочем, пока личный выродок ротмистра Чачу остается полезным выродком, все делают вид, будто ничего особенного не происходит.
И когда я целовал дрожащие губы уже действительного рядового, сожалел только об одном – в тот вечер у меня действительно не было свободного времени.
В противном случае, рядовой Зойза был бы без промедления разложен на старинном столе, и в родной казарме его увидели бы только ближе к рассвету.
Удивительно было, что ни через неделю, ни через месяц после нашей первой ночи мальчик не пытался оставить меня, отдавшись во власть нового увлечения.
Наоборот – казалось, с каждой встречей его привязанность ко мне, его вполне понятное восхищение, его доверие, наконец, все возрастали, превращаясь из обыкновенной интрижки в нечто куда более значимое.
Меня бросало из незамутненной надежды в беспросветное отчаянье – ведь ничто не длится вечно, а я непостижимым образом умудрился стать полностью зависимым от благосклонности мальчишки.
И когда он, непривычно серьезный, упрямо вздернув подбородок, заявил о своем намерении «доказать, что он достоин меня»…
Я чуть было не послал к голованам все свои принципы.
Граница… Пускай официально у нас с Хонти что-то вроде мира, но кому, как ни мне знать, что может произойти.
Даже из столичный частей нет-нет да и приходят рапорта с кратким «Такой-то погиб при исполнении», а тут…
Но все же я не стал удерживать его.
Бесконечно дрожать над юношей, оберегая от малейшей опасности – не лучший способ воспитать достойного мужчину.
Три месяца – ни единой весточки.
Знаю, мой мальчик не слишком грамотен, но какое значение имели для меня какие-то грамматические ошибки вкупе с корявым стилем!
Регулярно я получал донесения из приграничной части.
Каждый раз, торопливо разрывая конверт, я готов был к худшему, но, слава Мировому Свету, мои страхи были только плодом воображения.
Не смотря на то, что боязнь получить известие о его гибели немедленно сменялась другим страхом – все же я отлично помнил о свойственной Зойзе быстрой смене увлечений…
Однажды я не выдержал.
Один вовремя заданный в присутствии нужного человека вопрос – и вот уже я, вооружившись высочайшим предписанием, инспектирую пограничные части.
Не нужно быть гением, чтобы понять, куда я отправился в первую очередь.
Мысленно я подготовил себя к чему угодно – от полного равнодушия до чуть брезгливого отвращения, разбавленного насмешкой над немолодым влюбленным идиотом.
Один только взгляд моего мальчика: неверие, радость, надежда, страх… Адская смесь, убийственная смесь.
Вопросы, слова – все лишнее, ставшее вдруг совершенно бессмысленным, растворилось, пропало, сгорело в огне нашего общего безумия…
