… Он шел по длинному коридору осени, шаркая тяжелыми ботинками.
Золото. Все было в золоте. Одинокие листья-золотинки кружили на легком ветру, слетаясь вместе и вальсируя в такт его дыханию. Подняв голову, он, широко раскрыв глаза, наблюдал за этим прекрасным танцем. Вот лоскут озорного ветерка подхватил несколько листочков и понес их в свой собственный танец - легкий, волнующий, словно смычок его настроения выводил замысловатую скорую мелодию на своей второй половине.
От прохладного воздуха закружилась голова. Он остановился и отвел взгляд от приятного вольного исполнительства природы и снова вспомнил, почему оказался здесь. В мыслях все еще находился ее образ - эти заплаканные красные глаза, опухшие губы и она, убегающая вдаль… «Какая же она все-таки красивая!» - тяжело вздыхая, Рон облокотился на растущий рядом тополь. «Эти волны, мягко спадающие на твои плечи, переливаются приятным красновато-рыжим оттенком, когда ты сидишь у того витражного окошка в кабинете заклинаний, а еще они пахнут апельсинами… Когда ты записываешь слова преподавателя, то твоя усердность заставляет морщиться твой аккуратный носик. А когда мы сидим на озере и ты объясняешь все прелести учебы и что от нее никуда не деться, ты такая обворожительно забавная…»
У него встал комок в горле. Мысли о произошедшем понеслись вместе с ветром, который перестал вести партию адажио с листьями и теперь рывками таскал их по воздуху. Он столько наговорил ей, был сам не свой, собирал все, что можно в эту оскорбляющую речь… Песок и пыль, носимые ветром попали в глаза. Только сейчас он начал осознавать свою ошибку, что все это практически необоснованно, это его воображение дало сбой и заработало не в том направлении, это он, все только он! Чувство стыда нахлынуло внезапно и накрыло с головой. Солнце скрылось, пролетающее грозовое облако скрыло его тепло и напустило серость. Ветер ударил в спину холодом.
Тоска влетела в голову. Рон продолжил путь по ковру из листьев, рассыпающемуся он злого холодного ветра. Мысли были где-то далеко, глаза закрыты, и он не заметил корень какого-то дерева, вздымающегося над осенней землей. Споткнувшись, он упал, больно прокатившись ладонями и коленями по грунту. Сдавленный вздох вырвался из груди, вставать не хотелось. Колени кровоточили, ладони были черными и пыльными. Ветер не унимался. Он словно выговаривал Рону за его поступок. Воздух стал влажным. Рон сел, взглянул на свои руки. Во рту был странный вкус, а по губе медленно стекало что-то густое. Он прикоснулся грязной ладонью к лицу. Губа рассечена. Тяжело вздохнув, Рон взглянул в небо. На нос упала весомая капля. Хлынул ливень. Рон остался на месте, дождь хлестал его ледяными каплями, ветер неугомонно свистел, заглушив горький крик отчаяния. Рон упал на спину на мокрую землю, капли стекали по его лицу. Листья тяжелели под давлением ливня, и деревья теряли свой наряд усерднее, чем прежде. Вдруг на лицо упала большая оранжевая клякса…
***
…Он снова услышал птиц и тихое шуршание листочков в вальсе ветерка. Встав с земли, Рон огляделся. Солнце просачивается сквозь ветки, лучи падают на кожу приятным теплым бальзамом. Деревья, изрядно потерявшие свое одеяния, умиротворенно стояли, шурша оставшимися на них листочками. Какая-то птичка, неосторожно выбрав себе место, села на тонкую ветку, с листьев которой тут же на голову Рона полились последствия дождя и моментально привели его в чувства.
- К черту Крама! Прости, Гермиона! Я идиот!!!
Рванув с места, Рон полетел в замок как был – грязный, с рассеченной губой, может он еще не опоздал, она его простит…
Солнце приятно слепило, мелькая меж деревьев, пока он бежал к ней. «Дурацкая ревность!» — думал он, улыбаясь и смеясь своей же собственной глупости. Он бежал, поднимая за собой столб золотых листьев, в вальсе опускающихся на землю. Все было в золоте.
