Инфо: прочитай!
PDA-версия
Новости
Колонка редактора
Сказочники
Сказки про Г.Поттера
Сказки обо всем
Сказочные рисунки
Сказочное видео
Сказочные пaры
Сказочный поиск
Бета-сервис
Одну простую Сказку
Сказочные рецензии
В гостях у "Сказок.."
ТОП 10
Стонарики/драбблы
Конкурсы/вызовы
Канон: факты
Все о фиках
В помощь автору
Анекдоты [RSS]
Перловка
Ссылки и Партнеры
События фэндома
"Зеленый форум"
"Сказочное Кафе"
"Mythomania"
"Лаборатория..."
Хочешь добавить новый фик?

Улыбнись!

Мать не любящая ГП:
-Чем бы дитя не тешилось, лишь бы не слешилось.

Мать не любящая анимэ:
-Как бы дитя не плакало, лишь бы не някало...

Список фандомов

Гарри Поттер[18573]
Оригинальные произведения[1254]
Шерлок Холмс[723]
Сверхъестественное[460]
Блич[260]
Звездный Путь[254]
Мерлин[226]
Доктор Кто?[221]
Робин Гуд[218]
Произведения Дж. Р. Р. Толкина[189]
Место преступления[186]
Учитель-мафиози Реборн![184]
Белый крест[177]
Место преступления: Майами[156]
Звездные войны[141]
Звездные врата: Атлантида[120]
Нелюбимый[119]
Темный дворецкий[115]
Произведения А. и Б. Стругацких[109]



Список вызовов и конкурсов

Фандомная Битва - 2019[1]
Фандомная Битва - 2018[4]
Британский флаг - 11[1]
Десять лет волшебства[0]
Winter Temporary Fandom Combat 2019[4]
Winter Temporary Fandom Combat 2018[0]
Фандомная Битва - 2017[8]
Winter Temporary Fandom Combat 2017[27]
Фандомная Битва - 2016[24]
Winter Temporary Fandom Combat 2016[42]
Фандомный Гамак - 2015[4]



Немного статистики

На сайте:
- 12831 авторов
- 26120 фиков
- 8741 анекдотов
- 17717 перлов
- 704 драбблов

с 1.01.2004




Сказки...


Данный материал может содержать сцены насилия, описание однополых связей и других НЕДЕТСКИХ отношений.
Я предупрежден(-а) и осознаю, что делаю, читая нижеизложенный текст/просматривая видео.

Про него

Автор/-ы, переводчик/-и: че_галоген
Бета:Сара Хагерзак
Рейтинг:R
Размер:мини
Пейринг:Кирилл Ребров/Коля, Дюша
Жанр:Angst, General
Отказ:я бог
Фандом:Оригинальные произведения
Аннотация:Шизофрения, как и было сказано (с).
Комментарии:В тексте использованы строчки из одноименной песни Вени Д'ркина.
Каталог:нет
Предупреждения:ненормативная лексика, слэш
Статус:Закончен
Выложен:2010.08.31 (последнее обновление: 2010.08.31 14:58:27)
 открыть весь фик для сохранения в отдельном окне
 просмотреть/оставить комментарии [4]
 фик был просмотрен 1691 раз(-a)



Он, наверное, дворник – он в рабочее время
Подметает клешами асфальт.
Его можно бы было обозвать дворянином,
Он на все отвечает «all right».


Нажать на «stop». Включить обратную перемотку на кассетнике. Выключить звук. Или нет, лучше не трогать «stop» и звук тоже не выключать, а просто чуть прижать пальцем кнопку – и слушать, наоборот. Интересно, как будет звучать его голос на перемотке? Наверное, быстро и смешно. И очень высоко, но все равно ниже, чем у самого Коли. Коля, кстати, абсолютный и счастливый псих. И до сих пор в этом уверен.

- На лучшее надеются одни шизофреники, – Ребров закатал рукав рубашки и потер розовый локоть, на котором отпечатались неровности столешницы, а потом вдруг повернулся к Коле: – Ты как полагаешь, Николай?
Коля, услыхав свое имя, дернулся, протянул руку – и тоже потрогал его локоть. Машинально, без задней мысли. Просто он всегда вел себя глупо, когда попадал в неудобные ситуации. Вот, например, сейчас: с Ребровым он был не согласен, даже категорически не согласен, и в любое другое время – а говоря проще, наедине с собой – мог бы сообразить логичное аргументированное опровержение. Только, конечно, не сейчас. Сейчас ничего не скажешь, не возразишь даже. Скажешь "да, ты прав" – значит, соврешь. А скажешь "нет, ни фига" – запишешься в шизофреники. А Ребров так чинно затягивался "Кэмелом" и так авторитетно теребил баки, что Коле безумно хотелось показаться умным.
- Не прикасайся, - Ребров был бы не Ребров, если бы не усугубил Колино замешательство и не отодвинулся демонстративно. – Лучше выскажись.
- Ребров! Вот же сука прямолинейная! - попытался спасти ситуацию Дюша. – Отстань от человека.
Но тот отставать не желал.
- Позволь, Андрей. Человеку же есть что сказать?
Ждал и глазел заинтересованно из-под бровей. Коля взгляда не выдержал и совсем стушевался, как девчонка.
- Значит, половина человечества страдает шизофренией, - пробормотал он. – И...
- И слава Богу! - вставил Дюша. – Кому еще вина? Коль, налить?
Коля молча протянул свой стакан, а Ребров – вот, опять, позер хренов! – наоборот, от своего отодвинулся и вежливо кивнул. Потом затушил окурок, брезгливо вытер руки о салфетку и вышел из-за стола.
- Ты куда собрался? - удивился Дюша и кивнул на окно: - Там буря будет.
- В уборную, там не будет.
После таких слов в компании полагалось бы поржать и отпустить пару шуточек по поводу бури в сортире. Но Ребров говорил без улыбки, так серьезно, что хотелось встать, поклониться, а потом в изысканных выражениях рассказать, как пройти в библиотеку. Естественно, Коля опять промолчал. Ему почему-то стало обидно – и от разочарованного взгляда, и от того, как быстро к нему потеряли интерес. Выпендриться снова не получилось, а вот Реброву этому пресловутому – удавалось на "ура". И прямолинейность на грани хамства, и вежливость на грани манерности, и эта дурацкая, почти архаичная речь – тоже на грани, всегда на грани простого выпендрежа, а на самом деле просто подчеркнуто правильная.

Реброва звали Кирилл. Он был приезжий, Коля не успел спросить, откуда именно. Когда Дюша попросил приютить на пару дней своего друга детства, Коля бездумно согласился, не озадачившись даже тем, откуда у Дюши друг детства из другого города. Друзья у него были сплошь филологи, все веселые, творческие, в общении простые и, как правило, склонные к бардаку. Поэтому Коля даже убираться почти не стал: собрал по квартире чашки из-под кофе, свалил посуду в раковину, вытряхнул пепельницы – и все. Перед своими не приходило в голову стыдиться треснутых тарелок и захватанных стаканов. Но когда Ребров появился на пороге в светлом пальто и начищенных ботинках и осведомился – именно осведомился, вежливо и непринужденно, – где можно высушить зонт, Коля опешил. Сначала не понял, думал, прикалывается, сейчас гоготнет и заговорит по-человечески, но зря надеялся. А еще на улице была чернющая поздне-февральская слякоть, а этот сверкал, как из химчистки.

Первым делом Коля подумал, что всю посуду надо выкинуть к чертовой матери, ведь икеевская, прозрачная, копейки стоит, сто раз уже можно было купить. Потом глянул на гостя еще раз и понял, что в дальней комнатушке, где все еще пахло бабушкой и по углам были рассованы тюки с ее вещами, он будет спать сам. А гостю – гостиная, с яркими обоями, телевизором и новым диваном. Но даже этого казалось мало, и когда гость, хмыкнув, поставил в угол темную сумку из искусственно состаренной кожи, Коле почему-то безумно захотелось одобрения, ну, или хотя бы простого замечания типа «здесь уютно». Однако Ребров на обстановку не смотрел, бросил дежурное «спасибо» и сразу же попросил полотенце. Наверное, в этот момент Коля и зажался окончательно: когда выбирал чертово полотенце. Из чистых осталось только два: детское банное, с петухами, и желтое, маленькое. Коля застыл перед шкафом с двумя полотенцами в руках и начал медленно краснеть. Вот же нелепица. Ребров был ростом под два метра, маленького ему и голову вытереть не хватило бы, а это, петушиное, было как-то совсем неудобно давать. Колю переклинило. Он кинул умоляющий взгляд на Дюшу – тот за ребровскими плечами лыбился во весь рот и кривлялся, но намек понял.
- Давай, Кирюх, поедим сначала. Ты голодный с дороги-то, - сказал он, подмигнув Реброву.
- Точняк! Дуйте оба на стол собирать, - обрадовался Коля и тут же спалился: - А я пока стиралку включу.
Ребров подмигивать Дюше не стал, а только коротко кивнул и отправился за ним в кухню.
Начали, как водится, с вина.

Обычно тягостное молчание во время посиделок легко развеивались самим Колей. Естественно, с чужой подачи. Кто-нибудь из гостей выразительно кивал на застегнутую в чехле гитару, Коля рделся, ломался немного, но потом с удовольствием расчехлял инструмент и начинал петь. Сначала Цоя или Чигракова, то, что все знали, а потом, когда народ напивался и распевался, можно было переключаться и на любимого Колей Летова и прочую громко-депрессивную музыку. Однако одно дело петь в компании, а совсем другое – теперь, перед Ребровым, который из «уборной» вернулся еще более серьезным, чем когда уходил. Коля давился и кашлял, глядя на то, как он, прижав локти к бокам, отрезал маленькие кусочки мяса и нанизывал их на вилку. Дюша же держался на зависть просто, то и дело предлагал тост и тянул стакан через стол к стакану Реброва. Тот сдержано чокался и иногда улыбался. Дюша мог сказать Реброву «заткнись» или «отъебись», и тот отвечал так остроумно и так по делу, что Шендерович со своим «Посланные к ебаной матери за март прошлого года — идите на хуй!» нервно курил в сторонке. Еще Дюша мог, перегнувшись через сковороду с картошкой, хлопнуть его по плечу. А Коля не мог. Ни сказать, ни послать, ни хлопнуть – потому что стыдно материть неприкосновенное тело, как он Реброва про себя называл. А уж спеть при нем – и подавно нельзя. Дюша не был поклонником Колиного гитарно-орального таланта, но теперь, глядя на совсем раскисшего друга, посылал ему те самые выразительные взгляды, даже пару раз вслух сказал, что, мол, Коля, где твоя деревянная женщина? Но тот нервно сглатывал и переводил тему, потому что Дюше-то хорошо, он сейчас напьется и уедет, а ему, Коле, тут с Ребровым два дня сидеть. Безвылазно.
Коля ковырял вилкой картошку и тосковал по работе. Предстоящие выходные его, кажется, впервые в жизни совсем не радовали. Дюша сказал, что Ребров будет тут до воскресенья, а куда потом отвалят дорогие гости, Колю не интересовало – куда бы ни, все лучше, чем так, говном в собственной квартире топтаться.

Близилась ночь. Дюша уже несколько раз ходил блевать, а Ребров, как ни странно, от этого не кривился, да к тому же пил стойко и много – странновато для интеллигента. И не то что не пьянел, а как-то даже не размякал. Коля тихо скучал на табуретке и злился на Дюшу, на Реброва и на весь мир. Себя тоже ненавидел основательно. Он начинал уже сонно покачиваться, подпирая голову то одной, то другой рукой, когда из ванной раздался боевой клич стиральной машины, объявлявшей о конце программы. Коля быстро встал и прочистил горло, думая, как бы намекнуть гостю, что полотенце не только постиралось, но и посушилось.
- Полотенце готово, - ляпнул он вслух, посылая к чертям остатки конспирации, но после двух с половиной самостоятельно выжранных бутылок красного было уже почти все равно, с какого боку выглядеть дураком.
- Ты предлагаешь мне пойти в душ? – спросил Ребров.
«Я предлагаю тебе пойти на хуй», - подумал Коля и, отвесив по дороге щелбан хихикающему Дюше, неровными шагами направился в ванную.
В ванной он умылся, за каким-то хреном пригладил волосы, а потом вдруг представил себе, как Ребров сейчас аккуратно опустит крышку унитаза и будет ровной стопкой складывать на нее свою одежду – и блеванул в раковину. Поспешно сполоснул ее водой, снова умылся и выбежал из ванной. Про полотенце, разумеется, забыл.
- Полотенце в стиралке, - напомнил он Реброву, усаживаясь.
Тот культурно матюгнулся в кулак, чем вызвал у Дюши новый приступ смеха, и вышел. И тут Колю прорвало:
- Дюш, ты совсем охуел?
- Тише, - улыбнулся тот, отмахиваясь от него бутылкой.
- Не, ну, ты думал, кого сюда приводить?
- Думал, да. Это мой друг детства.
- Пидорас это зажравшийся, а не друг!
Дюша как-то внезапно протрезвел. Огляделся и поставил бутылку на стол.
- Послушай, Коля, - начал он вкрадчиво.
Но из прихожей уже дыхнуло зимой, и через секунду громыхнула входная дверь. Коля вскочил и бросился было следом, но Дюша поймал его за локоть:
– Все. Бесполезно, не догоняй.
- Может, он забудет? Выпили-то дай боже.
- Он не пьет. Я ему сок вишневый под столом наливал.
- Что? Почему?
Коля, которому только что чуть опять не стало неудобно перед оскорбленным гостем, снова был возмущен. Мало того, что обидчивый ублюдок, так еще и неженка, чтоб его.
И опять громыхнуло – на этот раз глухо, внизу, дверью подъезда.

Почему Ребров не пьет, Коля выяснил следующим утром, когда, матеря свою совесть на чем свет, облазил все дворы и подъезды и в одном, открытом, обнаружил его спящим. Ребров пригрелся у батареи и вставать не хотел.
- Сколько выпил? - сварливо поинтересовался Коля.
- Бутылку.
Ответил, кажется, не просыпаясь. Рядом, и правда, валялась бутылка. Пива. Еще и алкогольная непереносимость, ну, не смешно, а?
Ладно скроенный образ аристократа-флегматика и так уже трещал по швам, но лопнул неожиданно, как было неожиданно все в Реброве. Парень он был тощий, но длинный, и поэтому тяжелый. Поднимать его на ноги оказалось нелегко: крепко обхватить руками и, прижав к стене, тянуть вверх. Носом при этом пришлось уткнуться ему в воротник – и это для Коли с его обостренным обонянием было пыткой. Он с детства ярче всего воспринимал мир через запахи, поэтому сейчас чуть не плача вдохнул запах мужицкого перегара и внезапно – бабушки. Перегаром, понятно, несло от самого Реброва, а вот бабушкой – как ни странно, от его пальто. И здесь все не то чтобы встало на свои места, но, по крайней мере, стало чуть более определенным. И пальто это, и ботинки, каких уже не делают. И дедова сумка. И дополняющий этот феерический образ узкий костюм, сшитый явно не на Реброва. Коля смотрел на него, сонного и растрепанного, слушал, как он бормочет под нос всякую херь, как возится с пуговицами – и чувствовал почему-то не отвращение, а жалость. Даже почти умиление. Хотелось разозлиться, наорать, спросить, зачем ты, образно выражаясь – раз уж ты так любишь образность – размазывал меня вчера весь вечер по полу собственной квартиры, но не моглось. Получилось только подхватить его, охающего, покрепче подмышки и поволочь домой. А в голове стучалось, что, кроме чая с активированным углем, нужно выдать человеку майку и джинсы – и почему-то самому переодеть.

С Ребровым было непросто, совсем по-другому, чем со всеми, с кем Коле случалось пить. Во-первых, пили они пустой чай. Во-вторых, отогревшись и немного придя в себя, Ребров расчехлил гитару и сел играть – сам. И хотя Коля говорил, что тоже умеет, тот ему гитару не предлагал. Коле было непривычно: обычно его просили помузицировать окружающие, сам он никогда не навязывался. Это было не только лестно, но и очень удобно, с Колиной-то неуверенностью в себе: мол, сами просили, значит, хотят слушать. А сейчас никто не звал, не просил, а Ребров только скакал пальцами по струнам, пел и будил воображение. У Коли прямо руки чесались, хотелось тоже выпендриться – опять выпендриться, как навязчивая идея, – и спеть, голос ведь был вполне ничего. Хотя, надо признаться, конечно, фигня по сравнению с ребровским – низким, грубоватым, поющим нежное с непристойными интонациями, а жесткое, заводное – с таким отчаяньем, что в пору было воскресить и еще раз похоронить Летова с Янкой – за фальшь. Постепенно желание отобрать у Реброва гитару угасло, и Коля, вдруг осознав, что песни-то он все знает, начал потихоньку подпевать. Сначала почти про себя, потом громче, а потом и вовсе распелся – стал выкладываться по-настоящему и даже раскачиваться в такт гитарному бою, как будто играл сам.
- А давай запишем? – в непонятном душевном порыве предложил он, когда они доорали «Фантом». – У меня тут магнитофон кассетный. Его бабушка слушала. Там вроде и кассета осталась.
- А давай, - сверкнул глазищами Ребров – светло-карие, отметил про себя Коля. – Тащи сюда свой раритет.
Коля понесся в бабушкину комнату почти вприпрыжку, и его, как он потом вспоминал, впервые не передернуло при взгляде на ее вещи. Его радости не было границ еще и потому, что не пришлось признаваться Реброву в том, что он просто хочет записать его, ребровский, голос на пленку. Чтобы потом переслушивать, вздыхать и… от следующей мысли Колю слегка перекосило, и он решил больше наедине со своими «чтобы потом» не задерживаться.

Пока Коля возился с кассетником, а Ребров заваривал чай, выяснилось, что они никак не могут договориться, что же им спеть на запись. Коля хотел традиционно Летова, но Ребров возразил, что это неспортивно, потому что Летова поют во всех подворотнях, а надо чтобы «ах!». На вопрос о том, а как это - «ах!», Ребров ответил несколькими именами, которые были Коле незнакомы. Они уже порядком измучились и чуть не разругались, когда Коле пришла в голову гениальная мысль:
- Слушай, а давай ты споешь один? Ну, что-нибудь из того, что я не знаю. Но чтобы «ах!».
Он хотел добавить «на память», но вовремя осекся. Ребров тем временем перестал улыбаться и посмотрел на Колю, как тогда, в первый вечер, когда докапывался до него насчет шизофреников. Но потом все же взял гитару, подсел к столу и кивнул:
- Записывай.

Коля стоял над Ребровым и почему-то не мог справиться с дыханием. Сразу после песни про дворника и клеши, непонятно откуда взявшись, повисло неловкое молчание. Это было неприятно, расслабленно-доверительную обстановку хотелось немедленно вернуть, и Коля не нашел ничего лучше, чем спросить, зачем Ребров разыграл вчерашнюю комедию. Тот отреагировал как всегда неожиданно. Тут же опустил глаза. Скрючился над гитарой, приглушил ладонью струны и начал дергать их по одной, увлеченно подкручивая колки.
- Эй, - позвал Коля.
- Что?
- Зачем интеллигентом прикидывался, спрашиваю? Должен же я знать, за что пострадал.
- За, искусство, Коль, - бодро отозвался Ребров. – За искусство.
- А если серьезно? – Коля зачем-то придвинулся ближе и перехватил гриф поверх его руки, как будто боялся, что Ребров подумает сбежать от вопроса в самом прямом смысле слова.
- А если серьезно, то мне нужно произвести на некоторых людей хорошее впечатление.
Ребров вдруг выпрямился, и его лицо оказалось близко-близко. Растрепанных волос, которые, когда он помыл голову, оказались очень пушистыми, хотелось коснуться пальцами. Мягкие или нет? Этот вопрос мучил, пульсировал у Коли где-то в районе горла, а пальцы тем временем уже тянулись – но не к волосам, а к ресницам. Они тоже были невероятные: длинные и чудесно прямые, как у куклы. И когда Ребров закрывал глаза – и когда он успел их закрыть? – то верхние ресницы переплетались с нижними.
- На работу устраиваешься? - спросил Коля, внезапно смутившись.
Он дернулся, но Ребров не дал ему отстраниться. Его «ага» раздалось горячо и вязко, у самого уха, когда руки Коли уже обожгло кожей под его майкой. Волосы у него пахли Колиным мятным мылом и действительно оказались мягкими.
И только среди ночи, проснувшись от громкого щелчка, Коля вспомнил, что запись на магнитофоне так и не выключил.

Солнце било в лицо, и Коля, не открывая глаз, повернулся на другой бок и уткнулся носом в висок Реброва. В ноздрях мгновенно защекотало, и Коля подул на пушистую прядь, но она взлетела и снова упала ему на лицо. Это было уже слишком – нежно. До невозможного, до стыда.
- А ты говорил, шизофре-е-еники… - протянул Коля, потягиваясь.
Голос спросонья звучал ломко, почти по-детски. Коля усмехнулся, представив, как глупо должен сейчас выглядеть, разлепил глаза и приподнялся на локте. Ребров не спал. Лежал на спине, как показалось Коле, напрягшись, и глядел в потолок. Думал, видимо. Не шелохнувшись, не глядя на Колю, сказал:
- Доброе утро.
- Привет. Ты что на завтрак…
- Коль, - перебил Ребров, отодвинулся и даже с кровати встал, - мне тебе надо сказать.
- Что? – насторожился Коля.
- Важное.
- Пацаны! – некстати раздался и коридора голос Дюши. – Че у вас дверь не заперта? А ты, Ребров, помнишь, где сегодня должен быть?
- Стой где стоишь! – отчаянно крикнул Коля, скатываясь с кровати, и попер первое, что пришло в голову, а в голову пришла Дюшина врожденная гомофобия и… его зимние гриндера: - Я только пол помыл, ботинки сними обязательно!
- Ты че, рехнулся?
- Снимай, говорю!
- У тебя под грязью паркета не видно, - возмутился Дюша, но в ботинках все-таки не пошел, матюгнулся и сел расшнуровывать.
- Влипли, - пробормотал Коля и принялся за работу.
Стянул на пол белье, запинал под кровать и заметался-заметался по комнате в поисках штанов. С ужасом представлял, как Дюша будет ржать, как съездит ему по морде, обозвав тем самым обидным пидорасом. За Реброва он почему-то не боялся, наоборот, надеялся на него, собирался обратиться за поддержкой, потому что он ведь сильный. Не тряпка и не сопля, хоть и не интеллигент, как выяснилось. Так думал Коля, пока действительно на Реброва не посмотрел. Тот стоял в одних трусах, прижавшись спиной к стене, и не торопился одеваться, хотя Дюша, судя по звукам, уже расшнуровал свои необъятные псевдоармейские ботинки и теперь чиркал зажигалкой. У Коли коленки затряслись, когда понял, что успокаивать будут не его, а он сам.
- Эй. Ты чего? – быстро зашептал он, вцепившись в Реброва. – Это же не мама и не милиция, это Дюша! Ты ж его с детства знаешь!
Ребров замотал головой, сбивая лохмы на лоб.
- Ты не понимаешь, - просипел он, набрал побольше воздуха – и тут в дверном проеме возник Дюша.

Дюша таким не был никогда.
- Ты охуел? – полушепотом спросил он, почему-то обращаясь к Реброву.
Ребров молчал.
- Ты охуел? – повторил Дюша громко.
- Послушай. Это не он, это я, - начал Коля, припоминая, что целоваться действительно полез сам.
- Конечно ты. Конечно! Только он, наверное, тебе сначала в ухо дышал, как паровоз, и глазками сверкал-подъебывал. Так? – и, снова обращаясь к Реброву: - Че, молчишь?
В Коле вдруг начало закипать чувство справедливости.
- А тебе какое, вообще, дело? – взвился он.
- А он тебе не сказал, какое мне дело? Ты хоть знаешь, зачем это мудло в Москву приехало, да еще как пугало одетое?
- Работать п-приехал.
- Да он дворник. Пять лет уже как, – Дюша бил наотмашь, с размаху, по Реброву было видно, что по больным местам. – А почему уехал когда-то отсюда, не знаешь? Я сказал же: друг детства. А я ведь не на Камчатке какой-нибудь вырос, Коля.
Ребров у стены дернулся и сполз на пол. Коля на секунду зажмурился, пока ничего не понимая, но чуя своим обостренным обонянием или еще чем-то, что сейчас будет плохо, причем всем.
- Кирилл. Скажи что-нибудь, - попросил он.
- Я пытался сказать, - прохрипел тот, - но Андрей…
- Ох уж этот Андрей! Пришел и все испортил, - вновь раскочегарился Дюша. – А то бы он тебе, Коленька, сказал, что приехал к моей сестре. С родителями знакомиться. К Маше – помнишь ее? Они когда-то вместе в музыкалке учились. А еще рассказал бы – как уж о таком умолчишь? – как его после школы услали в мухосранск к бабушке. Чтобы блядунов домой не водил. А ты для проверки был нужен: поверят – не поверят, что он человеком стал.

Дюша мог быть последним подонком, мог с наслаждением давить на самое больное, но он никогда не врал. Тем более о таких вещах. Поэтому дальше Коля уже не слушал. Подробности были не-нуж-ны. Его колотило. Глаза заволакивало какой-то гадкой пеленой, липкой и скользкой, как весенняя грязь. Уши закладывало, и он, к своему счастью, больше почти ничего не слышал. В этой пелене ему виделась Дюшина сестра Машка. В домашнем платье, посреди родительской гостиной, со скрипкой в руках и красными-красными опухшими глазами. Это она плакала, точно она, не Коля. И это не вешалка с Кирилловым костюмом в Колиных пальцах, это скрипка в ее руках – щелкнула, лопнула, разлетелась в щепки.

Они ушли довольно быстро, Коля не понял, в какой момент остался один. Дюша поорал, поматерился, а потом, видимо, посмотрел на Колю и решил, что с него достаточно. Друг как-никак. А Ребров так ни слова и не сказал. То ли трусливо, то ли тактично, то ли потому что просто нечего было сказать. Коля помнил, как мазнули ребровские пахучие вихры по его коленям, когда тот подбирал с пола костюм, как он выпрямился, не глядя, а вот как ушел – не помнил. Совсем.

На кухне остался вчерашний кофе, холодный, как Коля любил. А в магнитофоне – кассета с голосом Реброва. Привет из девяностых, привет из вчера.

Нажать на «stop». До конца вдавить кнопку перемотки, чтобы было только слышно, как шуршит пленка. Открыть настежь окно, нажать на «rec» – и немного помолчать.
И, может, ничего и не случилось. И опять зима, а на улице метель и голосит ветер. И они сидят втроем на кухне и говорят о высоком. И Дюша снова друг и снова веселится. И Ребров доказывает что-то Коле, строя из себя интеллигента, а тот – смущается и не верит. И выглядит полным шизофреником – не страшно, найдутся и другие.

И как в огромном городе настала весна -
Так в городе не стало любви.
И для одних я был хам, для других я был мим,
А для третьих я был невидим.
...на главную...


март 2024  

февраль 2024  

...календарь 2004-2024...
...события фэндома...
...дни рождения...

Запретная секция
Ник:
Пароль:



...регистрация...
...напомнить пароль...

Продолжения
2024.03.26 20:25:08
Наследники Гекаты [18] (Гарри Поттер)


2024.03.26 14:18:44
Как карта ляжет [4] (Гарри Поттер)


2024.03.26 10:28:40
Наши встречи [5] (Неуловимые мстители)


2024.03.22 06:54:44
Слишком много Поттеров [49] (Гарри Поттер)


2024.03.15 12:21:42
О кофе и о любви [0] (Неуловимые мстители)


2024.03.14 10:19:13
Однострочники? О боже..... [1] (Доктор Кто?, Торчвуд)


2024.03.08 19:47:33
Смерть придёт, у неё будут твои глаза [1] (Гарри Поттер)


2024.03.07 20:37:49
Ноль Овна: Дела семейные [0] (Оригинальные произведения)


2024.02.23 14:04:11
Поезд в Средиземье [8] (Произведения Дж. Р. Р. Толкина)


2024.02.20 13:52:41
Танец Чёрной Луны [9] (Гарри Поттер)


2024.02.16 23:12:33
Не все так просто [0] (Оригинальные произведения)


2024.02.12 14:41:23
Иногда они возвращаются [3] ()


2024.02.03 22:36:45
Однажды в галактике Пегас..... [1] (Звездные Врата: SG-1, Звездные врата: Атлантида)


2024.01.27 23:21:16
И двадцать пятый — джокер [0] (Голодные игры)


2024.01.27 13:19:54
Змеиные кожи [1] (Гарри Поттер)


2024.01.20 12:41:41
Республика метеоров [0] (Благие знамения)


2024.01.17 18:44:12
Отвергнутый рай [45] (Произведения Дж. Р. Р. Толкина)


2024.01.16 00:22:48
Маги, магглы и сквибы [10] (Гарри Поттер)


2023.12.24 16:26:20
Nos Célébrations [0] (Благие знамения)


2023.12.03 16:14:39
Книга о настоящем [0] (Оригинальные произведения)


2023.12.02 20:57:00
Гарри Снейп и Алекс Поттер: решающая битва. [0] (Гарри Поттер)


2023.11.17 17:55:35
Семейный паноптикум Малфоев [13] (Гарри Поттер)


2023.11.16 20:51:47
Шахматный порядок [6] (Гарри Поттер)


2023.11.16 11:38:59
Прощай, Северус. Здравствуй, Северус. [1] (Гарри Поттер)


2023.11.12 14:48:00
Wingardium Leviosa! [7] (Гарри Поттер)


HARRY POTTER, characters, names, and all related indicia are trademarks of Warner Bros. © 2001 and J.K.Rowling.
SNAPETALES © v 9.0 2004-2024, by KAGERO ©.