Сложно сказать, за что я люблю Эванс. Не зря ведь за ней почти три года увиваюсь. Зато я с легкостью скажу, когда и как она стала значить для меня больше, чем однокурсница. Это вот раз – и произошло, просто так, без видимой причины. И мгновенно, с первого взгляда. Я вот крепко уверен, что всякая любовь именно с первого самого взгляда наступает, не такого, когда смотришь просто так, безразлично, а такого, когда внезапно все сразу понимаешь. То есть можно смотреть – и не видеть, а потом один лишь взгляд – и все. Это описать довольно сложно. Вдруг видишь человека совершенно в ином свете.
Глаза мне открыл ее свитер.
Честно говоря, это невероятно кошмарное, затасканное и любимое Эванс нечто. Свитер, в общем-то, черный, толстый и теплый, если не принимать во внимание рыжую, как бы объятую пламенем, горловину, от которой это пламя брызгало на ключицы. Если принять во внимание рыжий цвет волос обладательницы, зрелище необыкновенное. Но это еще не все: свитер Лили коротковат, хотя рукава отчего-то прячут ее кисти вплоть до костяшек пальцев, и она надевает под него какую-то футболку. Впрочем, каждый раз разную, но в день моего прозрения футболка была исступленно-желтая. Добавьте к этому наряду форменную юбку с красной каймой, и будет прямо-таки пылающее полено. (Надеюсь, Лили это никогда не прочитает).
Но и это еще не все. Позднее я узнал, что этот свитер связала ее бабушка для своей дочери, то есть маме Лили. И, по тогдашней моде, свитер был не коротковат, а укороченной модели. Лили явно не достигла маминого роста (или бюста), так что на ней смотрелось несколько иначе.
И я искренне не понимаю, почему именно этот невероятно кошмарный свитер открыл мне глаза. Конечно, ряд версий у меня есть. Например, то, как Лили прекрасна в этом чудовище. Да, есть такое. По сей день млею, стоит ей напялить свитер, а она надевает его каждую зиму вот уже несколько лет. Собственно говоря, вот эти три года и надевает. Ну, и еще осенью по вечерам, - тогда, когда замок начинает выхолаживать подступающая зима. Следующий вариант, согласующийся с первым, заключается в очаровательной трогательности ее привязанности к свитеру. Ну, и последний вариант: мне безумно нравится, как беззащитно Лили выглядит, натягивая рукава на кончики пальцев и сосредоточенно смотря в огонь, трещащий поленьями. В такие моменты она подтягивает ноги, обтянутые джинсами, к груди и тянет носки к полу, точно цепляясь за мягкий край дивана, а волосы заправляет за уши. Еще, бывает, она садится к самому подлокотнику, тесно-тесно, как будто ей кого-то не хватает. Хотел бы я, чтобы меня, да не стоит надеяться. Однако в последнее время Лили стала относиться ко мне теплее, и я решился как-то сесть рядом. Не прогнала, только посмотрел искоса – и перестала теребить многострадальные рукава. Я, конечно, не стал ничего говорить. Сделал вид, будто меня сюда ветром занесло, не иначе.
Так и повелось. Месяц или полтора каждый вечер сидели у камина. Лили приходила первой, я присоединялся позже. Она смотрела в огонь, а я читал или тоже безмолвно смотрел на то, как трещат поленья, выбрасывая снопы искр, как позже они успокаиваются и довольно долго просто сгорают, а затем в какой-то момент полено исходит на уголья, ало подсвечивая из черноты золы.
Никто не пытался набиваться к нам в компанию или заговаривать с нами, отвлекая от, безусловно, важного дела (это легкая ирония). И слава Мерлину, что никто не портил нам вот это. И особенно – в первый вечер каникул. Объективно говоря, всех умотало снежное побоище против Равенкло и Хаффлпаффа, в котором мы не могли не принять участия. К чему все это? Лили в тот вечер со мной заговорила. Давно заметил, что у женщин есть странная привычка продолжать давние разговоры. Тебе кажется, все обговорено, а она думает иначе, и при стечении обстоятельств может поднять тему снова. Впрочем, у нас с Лили был разговор, который и мне бы хотелось продолжить. Не тот, что ограничивался вопросом и отказом, а давний, действительно давний. В тот раз она мне не поверила – потому что я и сам не очень-то верил в действие кошмарного свитера – так хоть во второй, быть может, поверит.
- Почему ты здесь? – спросила Лили.
Этот вопрос может прозвучать туманно, но я смысл понял сразу. Она имела в виду не просто здесь как сегодня, сейчас и в точке пространства, а здесь в смысле рядом с ней эти полтора (или чуть меньше) месяца.
- Из-за свитера.
- Ты уже мне это говорил, - напомнила Лили.
- А еще я сказал, что он невероятно кошмарен, - я улыбнулся.
- Он тебе так не нравится?
- Мне нравишься ты в свитере, - уточнил я. – Поэтому я здесь.
И она тоже поняла – не сразу, быть может, уловила все значение фразы целиком, но… Она поняла, что мне нравится именно ее поза, мимика, присутствие. И улыбнулась.
- Ты прав, он ужасен. Но мне он нравится, - Лили задумчиво улыбнулась. – Ты тоже ужасен… И, быть может, поэтому тоже мне нравишься.
Я примолк тогда. Чувствовал, что улыбаюсь во все тридцать два зуба, до ушей, что называется. Сравнение со свитером меня не озаботило даже.
- Я не сказала раньше потому, что не хотела себе в этом признаваться, - так же задумчиво улыбаясь, проговорила Лили. – А потом ждала момента вроде этого.
- И что же тебе раскрыло глаза? – спросил я, втайне надеясь, что наши ощущения были схожими.
- Ни за что не угадаешь, - лукаво улыбнулась она. – Сама удивляюсь, что так долго не замечала, как ты прикусываешь губу, когда читаешь. Увидела, и… Это все равно, что вдруг открыть тебя заново.
