Еду в метро. Народу не так уж и много (бывает куда хуже). На третьей станции входит в вагон молодой человек, по охреневшему виду которого я понимаю, что он передвигается на личном транспорте, и в метро...наверное вообще не был.
Молодой человек одет в удлинненный пиджак, на галстуке недешевая булавка. Лаковый портфель и - внимание - трость.
У него длинные светлые волосы, уложенные назад, светло-голубые глаза и весьма холеный вид. Очень мне кого-то напомнил.
Не иначе, машина сломалась или личный шофер заболел.
Пока я соображаю, где могла видеть сие создание, замечаю напротив двух девчонок лет 20 - сумки, значки, шарф расцветки Слизерина и прочий антураж анимешников/яойщиков/гарепотерофанатов натолкнули меня на некие мысли, о чем они судачат, глядя на данного индивидуума.
Тем временем существо, брезгливо морщась, вытирает платочком поручень и берется за него двумя пальцами.
Одна из девиц, стараясь сохранять серьезность, встает и выдает фразу:
- Позвольте уступить Вам место, мистер Малфой!
Ребят, он СЕЛ!!!! Предварительно смерив девиц взглядом и коротко кивнув
Я вообще не склонен злорадствовать, да и по такому поводу как-то… не очень правильно, наверно, но ядрен дракон!.. А Фаджу сейчас хреново, ох хреново: ему очень хочется вломить мне по самое не могу, за разгильдяйство, за неэффективность, а – не за что. Сам виноват. А теперь что мы можем сделать? Нет, ну мы делаем. Мы уже три месяца прочесываем родной остров частым гребнем в поисках Блэка и его гиппогрифа. Только хрен мы его найдем, прямо скажем. Его наверняка уже и в стране-то нет.
Я честно делаю все, что могу. Я говорил с Дамблдором – ну, насколько это можно назвать «говорил»… пятнадцать минут выдерживал его взгляд и слушал лишенные содержания вежливые слова. Говорил со Снейпом – тоже удовольствие то еще, конечно… сколько же в нем ненависти. К Блэку, к Гарри Поттеру, ко всем. Я не сподобился, впрочем. Мне досталось только презрение.
А вот еще одного участника событий мы пока не допрашивали. Не могли найти, как ни стыдно признаваться. Повестки до него не доходили, дом стоит пустым. Ну ладно, найдем. На самом-то деле, я уверен, что можно не торопиться, а если точнее – что это безнадежный глухарь. Но если уж взялись что-то делать, то надо делать как положено. Я сам с ним и поговорю, когда найдется.
*
Кажется, кто-то назвал это «мир соглашается». Я захожу в «Котел» перехватить каких-нибудь сэндвичей, и кого я вижу?..
Сидит спиной ко мне за самым дальним столом. Я подхожу тихо, чтобы не вспугнуть. Дементор его знает, в каком настроении он может быть – безработный, ославленный на всю страну нашей доблестной прессой…
– Добрый день, мистер Люпин.
Вздрагивает и прячет в карман бумажку. Письмо, насколько я успел заметить. Небольшой лист, исписанный угловатым почерком с сильным наклоном вправо. Я сажусь напротив, не дожидаясь его ответа. В нашем деле вежливость не всегда на пользу.
– Мне бы очень хотелось с вами поговорить, мистер Люпин.
Он смотрит на меня молча – не узнает. Немудрено. Последний раз мы с ним пересекались двенадцать лет назад.
– Скримджер, – напоминаю я. – Аврорат.
– Да, – говорит он с болезненной гримасой, которую при некотором напряжении фантазии можно принять за учтивую улыбку. – Добрый день, мистер Скримджер.
Кажется, он слегка нетрезв. Одна рука – та, в которой было письмо – лежит на столешнице, вторая сжимает стакан. И в нем явно не вода. Мерлин с тобой, напивайся, раз за этим пришел, только сначала на вопросы ответь. Достаю блокнот.
– Скажите, мистер Люпин…
– Вы, наверно, хотите спросить про побег Сириуса? – перебивает он меня. – А у вас разве есть право меня допрашивать?
– У меня есть право даже вас арестовать, мистер Люпин, – мягко отвечаю я. – Расширенных аврорских полномочий со времен войны никто не отменял. Но я этого не делаю, как видите.
– Спасибо и на том, – бурчит он.
– Не за что, – отвечаю невозмутимо. – Я действительно хочу поговорить о том, что случилось в июне. Вот профессор Снейп считает, что это вы помогли Блэку бежать. Скажите честно – помогли?
При слове «Снейп» у него что-то странное делается с лицом, но он быстро берет себя в руки и возвращает оборонительно-мрачное выражение.
– Нет, – отвечает резко. – В ту ночь я никому ни с чем не мог бы помочь. Было полнолуние, Скримджер.
– Я помню.
Не врет. Скорее даже расстроен тем фактом, что не смог помочь старому другу. Он опустил голову, смотрит в стакан. Потом вдруг поднимает на меня глаза.
– Слушайте, Скримджер. Вы же тогда… – неопределенный жест рукой, – расследовали тоже? Вы же знаете, что тогда случилось, правда?
– Официальная версия… – начинаю было я, но он не дает договорить:
– К дементорам официальную версию. Вы сами-то в нее верите?
Ну и что мне ответить, интересно? Нет, я в нее верю не вполне. Косоватая она. Но не могу же я это вслух сказать… Молчу. Он смотрит на меня внимательно, потом наклоняется чуть ближе ко мне и сообщает, настойчиво, серьезно:
– Все было совсем не так. Джеймса и Лили сдал Волдеморту не Сириус, а Питер Петтигрю. Это Питер Петтигрю был их тайнохранителем, а не он… и Питер Петтигрю убил всех тех магглов, а сам бежал. Он анимаг, Скримджер… он превратился в крысу и сбежал, разыграл свою смерть, понимаете? Отрезал себе палец и сбежал. А Сириус… он… он чуть не сошел с ума, понимаете? От чувства вины…
Понимаю, Люпин. Очень даже понимаю… Отгоняю яркое, жуткое воспоминание о развороченном, забрызганном кровью асфальте, об этом безумном лице и этом безумном лающем хохоте.
– И он – Питер – он был там, в Хижине, в этот раз. Он все еще жив… Мы хотели убить его, Сириус и я, но Гарри не дал нам это сделать… а потом…
Его лицо снова искажается, и он залпом допивает то, что осталось в стакане.
– Он невиновен, Скримджер, – говорит наконец.
Я молчу. Обдумываю то, что он сказал. Это бы объяснило некоторые странные детали… бредовый оторванный палец, скажем, – целенький такой, при том, что остального Петтигрю вроде как разнесло в пыль… да и вообще… Косовата официальная версия, я же говорю. Врет? Сочиняет? Да непохоже... Обманут Блэком? Вариант, но тому-то, строго говоря, зачем?..
– Ну ладно, – говорю. – Разберемся. А где он сейчас, вам известно?
Он смотрит на меня – долго, неприязненно, внимательно. Потом лезет в карман, извлекает записку. Другую, не ту, что прятал. Протягивает мне.
«Луни, я далеко, меня никто не найдет. Я напишу тебе».
Без подписи, но я и так понял. К тому же Снейпу пришлось рассказать мне про «карту мародера», и про их прозвища он тоже упомянул. Луни. Ну-ну. Добрые друзья, что и говорить… прозвище, которое будет каждый день напоминать ему о самом страшном.
Я отдаю ему записку и вдруг понимаю, чего он от меня ждет, почему злится: он ждет, что мне наконец станет противно сидеть с ним, оборотнем, рядом, и я уйду. А мне не противно, Люпин. Смотрит мрачно, слегка скалится даже – изображает из себя тварь. Зря стараетесь, Люпин. Я оборотней тварями не считаю. Гражданин, как и любой другой. Не надейтесь на особое отношение.
– Вы работу нашли? – спрашиваю. Так, для справки. А он вдруг звереет. Привстал, наклонился ко мне, дыша в лицо запахом джина, шипит:
– Идите к черту, Скримджер! Мне не нужно ваше сочувствие. Мне ничего ни от кого из вас не нужно!
– Однако ж вы именно сюда пришли зачем-то, – говорю я на это прежде, чем успеваю сообразить, хороший выйдет ответ или нет.
Он молчит, опустился обратно на свой стул, смотрит в землю. Вероятно, он и сам не знает, почему он здесь. Я встаю. Все, что мне нужно было, я узнал. Но отчего-то не могу удержаться от финальной реплики:
– Я не собираюсь вас жалеть, Люпин. Я никого никогда не жалею. До свиданья.
И разворачиваюсь к двери. И мне в спину звучит:
– А почему вы тогда защищаете нас?
Что за дурацкий вопрос, Люпин, хочу ответить я, и вдруг понимаю, что ответа на него я не знаю. Ладно. Я подумаю об этом потом.
*
Дело о побеге Сириуса Блэка я передам ниже. Передам, передам. Потому что я занят, я начальство и не могу сам за всем следить… и потому что тогда оно точно забуксует. А я пока буду разбираться…
Входит Кингсли. Вот, кстати. Он не будет особенно стараться поймать своего когдатошнего собрата по Ордену Феникса. Интересно, он знает, что я знаю?..
Ладно, не буду пока вводить его в курс дела. До тех пор, пока сам не буду знать наверняка, что к чему. А наверняка я этого знать не буду, наверное, никогда…
Шеклболт забирает папку, выслушивает мои объяснения. Смотрит на меня как-то странно. Кажется, он видит меня насквозь. Но просто кивает:
– Хорошо, Руфус. Наверное, ты прав.
Разумеется, я прав.
Он уходит к себе, а я секунду или две развлекаюсь мыслью о том, чтобы послать письмо: «Блэк, расскажите мне, как было дело, я не буду преследовать вас». А вот кстати, если на сову наложить заклинание слежения… как просто-то было бы.
Надеюсь, что никому из моих коллег эта мысль в голову не придет.
