- Теперь, Гарри, ты знаешь, что твой разум связан с разумом Волдеморта?
- Да, профессор, - настороженно ответил Гарри.
- И связь между вами работает в обе стороны?
- Вы хотите меня убить? - ужаснулся Гарри.
- Нет, - протянул Дамблдор, доставая из стола жутковатого вида инструменты. - Боюсь, простое убийство меня не удовлетворит...
Ролинг - Лили и мистера Р., Бэнксу - "Улицу Отчаяния", Кизу - "Цветы для Элджернона", Элиоту - стихи, "Кровавую комнату" - Картер, Вулф - "Пирата". Вроде бы никого не забыла)
Здравствуй, Лили.
Я тебя совсем не знаю, и, прежде чем написать тебе, извел кучу пергамента. Оказывается, это совсем не так легко.
Вообще-то я хотел передать тебе книгу, которая тебе может понравиться. Но сова отказалась ее нести, и «Цветы для Элджернона» ждут тебя на девятом подоконнике в Южном коридоре, за декоративной колонной. Подоконник расположен ровно посередине, так что можно считать с любого конца (найти такую симметрию в нашем замке было непросто).
Если захочешь мне ответить, оставь своей письмо там же.
Р.
Здрасвуй, Р.
И я перивела кучу пергамента, атвечая тебе. Потому что толька что дочетала книгу и незнала, как объяснить все, что чуствую. «Цветы для Элджернона» Киза – неабыкнавенная повесть.
Конечно, это научная фонтастика. Но главный герой, его психологический партрет, метамарфозы – все тщательно абрисовывает наше атнашение к таким людям, как он, со стараны акружающих. Как вилика разница между дурачком и гением, как по-расному атносятся к ним люди. Я плакала, когда книга падашла к канцу. А Элджернон… ни могу выразить, как было больна за него, его медленное угосание в это лабилинте! Как буто мыш не может стремица к чему-то большему, чем сыр.
Вся эта история задела меня за живое. Видиш, даже пишу с ашибками. Я стараюсь праверять, но не очень получаится – тараплюсь. Савсем а другом думаю, об Элджерноне и Денни.
Я вазвращаю тебе книгу. Спасибо бальшое за нее. Я не знаю точна, какие книги нравяца тебе, и выбрала по сваему вкусу. «Улица Отчаяния» для меня – номер один.
Лили
Здравствуй, Лили.
«Улица Отчаяния» Бэнкса меня захватила и понесла вглубь своего мира. Из городских низов в рок-звезды, и последующее… Уэйр – это феномен мальчишки из трущоб. Искренне ему сочувствовал и сопереживал. Однако его декаданс, выраженный в беспробудном пьянстве и регулярном вранье, вызван им самим. Это столь тонко раскрывается в его монологе, когда он вспоминает свое прошлое, своего прежнего себя. Я не могу не восхищаться автором: он провел Уэйра, буквально за руку, к новому пониманию окружающего мира. Бэнкс живописует захватывающие приключения, но он не способен игнорировать моральные дилеммы реального мира. Смех сквозь слезы отточены до совершенства.
Уэйр так глубоко погружен в свою вину, что едва видит свет этого самого реального мира. Меня потрясла его кажущаяся поверхностность, за которой бездна, в которой он готов бесконечно копаться, углубляя ее и углубляя. Но благодаря этому, попытке вспомнить свою жизнь, Уэйр находит хоть кого-то, с кем он мог бы попрощаться (как ты помнишь, книга начинается с его заявления о желании умереть). Джин – единственная ниточка, связывающая его с прошлым. И именно она открывает ему глаза на то, какой жизнь является для обычных людей. Совместное развешивание елочных украшений, доброжелательный соседи, а не бомжующий друг-алкаш, мрачноватый дом, стилизованный под церковь с погостом. Джин вернула Уэйра, понимаешь? Она – его спасение.
«Улица Отчаяния» невероятная книга. В ней любовь, музыка, жизнь, будни и приключения. Она погружает в свой мир полно и четко.
Благодарю тебя за эту книгу. Сам бы ни за что ее не нашел. Знаешь, мне кажется, это одна из тех книг, что люди всю жизнь ищут, чтобы прочитать.
Возвращаю тебе ее с благодарностью и Томасом Элиотом с его стихами о кошках и полых людях.
Р.
P.S.: А ты – для меня номер один.
Р.!
Больше всего на свете мне бы хотелось тебе не отвечать. Ты же сам писал, что меня не знаешь! Что касается меня, то даже твое имя является для меня загадкой.
Но не ответить не могу. «Полые люди» буквально напугали меня, поселили дрожь и холод в позвоночнике. Мне было страшно читать эти строки. «Мы полые люди, чучелолюди», - Мерлин, ты не представляешь, какие страшные это слова! Они неумолимо падают на сердце и до сих пор бьются, кажется, с самим моим пульсом. Никак не могу успокоиться.
Самое странное, что эти слова соседствуют со вполне ироничными, совсем не философскими стихами – вроде «Популярной науки о кошках, написанной старым Опоссумом». Такое ощущение, что это два разных человека, хотя стиль и манера изложения те же. Ни слова, напоминающего об обреченности или бренности нашего бытия, о пустоте окружающих. Коты, мол! «Маккавити, преступный кот»! Это было бы смешно, не будь столь пугающей поэма о полых людях.
Мне кажется, что ты специально выбрал Элиота. Все же ты не так плохо меня знаешь, как пытаешься представить.
Прилагаю к этому письму «Кровавую комнату» Картер. Надеюсь, ее «сказки» тебе придутся по душе.
Лили
P.S.: На этот раз я исправила ошибки.
Лили,
Я действительно специально выбрал Элиота. «Полые люди» и на меня дрожь наводят.
Извини, я, видно, поторопился. Не хотел тебя обидеть, но решил для себя во что бы то ни стало написать это. Что касается имени, то меня зовут Ричард. Как короля.
«Кровавая комната» - довольно эксцентричный сборник. Скорее да, чем нет, однако что-то отталкивает в нем меня. Запомнилась переиначенная история о Синей Бороде. Честно говоря, девушка не заслужила такого возлюбленного. Мне искренне непонятно, как она сможет жить со следом своего позора.
Давай перейдем к более светлым книгам. Как насчет «Пирата» Джин Вулф?
Ричард
Ричард,
Это невероятно. Никогда не думала, что так можно развернуть сюжет. Очень интересная книга, и с точки зрения истории. Спасибо.
Ты меня не обидел. Просто это было неожиданно. Ты вдруг появился, и стал первым человеком, который говорит со мной о книгах. Не буду скрывать, я пыталась узнать, кто ты. Или ты придумал себе имя, или это твое второе.
Я еще не знаю, кто ты, но можешь быть уверен: твоих писем я жду с большим нетерпением, чем книг.
Лили
Теперь ты меня сбила с толку. Спасибо… постараюсь писать чаще.
Ты угадала, Ричард – мое второе имя. Я не подписываюсь первым, так как его ты знаешь и у тебя уже есть определенное мнение о его обладателе. Чем больше узнаю тебя, тем больше хочу встретиться с тобой наяву, а не на бумаге.
Ричард
Ты диствительно думаиш, что я незахочу с тобой встретица? Мне все равно, какии отношения у нас были до того. Чесно. Все ведь исменилось.
Это сложно писать…Я думаю о тебе пастоянно. Нетолько о том, кто ты. Это уже почти аташло на втарой план.
Лили
Лили,
Я, наверное, сошел с ума. Сегодня, на астрономии, когда было совсем темно, совсем ничего не видно, я поцеловал тебя. Я не смог этого не сделать, понимаешь? Совершенно потерял голову. Прости меня. Опять тороплюсь? Твое последнее письмо привело меня в безудержный восторг, никогда не думал, что ты напишешь такое. Одновременно замираю от ужаса и ликую, перечитывая твое письмо. Честное слово, я хотел сдержаться, но не получилось.
Извини.
Ричард
Ричард,
Это был ты? У меня отлегло от сердца. Ты меня с ума сводишь своей таинственностью!
У меня такое ощущение, будто я живу ради твоих писем. Они – как наркотик. С каждым из них – доля эмоций. Каждое письмо берегу, все пять листков, от первого до последнего.
Не извиняйся, не надо. Хотя я очень удивляюсь, как тебе удалось вот так, сразу, попасть в губы.
Лили
P.S.: А мы, получается, встретились. Мы так близко.
Лили,
Очень. Очень близко. Я пишу это письмо и смотрю на тебя, а ты и не знаешь об этом. Я готов умолять тебя о встрече. Боюсь совсем потерять контроль над собой. Ты, наверное, и не знаешь, как красива.
Ричард
Ричард,
Да. Пожалуйста, встретимся. Мне уже кажется нереальной жизнь без твоих писем – хотя прошло всего две недели. Не могу себе представить, что не бегала каждую перемену к подоконнику в ожидании ответа.
Спасибо. Спасибо тебе за это.
Лили
Давай встретимся у нашего подоконника. В воскресенье утром, часов в десять или одиннадцать.
Ричард
Я сагласна. Хотя ище целых 2 ночи и ище завтра.
Я сжала записку в кулаке. Было страшновато. Если это тот, на кого я думаю? Что тогда? Путь до Южного коридора казался бесконечным.
Когда же дошла, то замерла: он был там, около подоконника. Искал что-то за колонной. Я направилась к нему, ощущая тело как деревянное. Сердце колотилось в груди, мешая думать связно.
- Это ищешь? – я опустила пергамент на подоконник. Никогда еще мне не казалось, что коридор настолько длинный.
- Нет. Тебя.
- Поттер…
- Да?
- Это же ты писал?
- Я. И, надеюсь, это ты отвечала? – он вымученно усмехнулся.
- А я знала, что это ты. Почти с самого начала. На «Улицу Отчаяния» так отреагировать мог только ты, - я слабо улыбнулась. – И не пришлось ждать до послезавтра.
- Не думал, что так попадусь, - Джеймс покачал головой, а затем взъерошил волосы и улыбнулся: - Но так оно к лучшему, да?
- Ага. Пошли уже, что ли… В коридоре целоваться неудобно.
Джеймс рассмеялся и взял меня за руку.
- И в самом деле. Пойдем.
Оказалось – совсем не страшно. Все волнение куда-то делось, и, в общем-то, хотелось только одного: запереться где-нибудь с Джеймсом Поттером, и чтобы все нас оставили в покое. В конце концов, мы же – номер один друг для друга. Все остальные номера могут и подождать.
