Дневник Гарри Поттера:
День первый: Пожиратели выгнали нас из леса!
День второй: мы выгнали из леса Пожирателей!
День третий: пришел Снейп и выгнал из Запретного леса и нас, и Пожирателей...
Данный материал может содержать сцены насилия, описание однополых связей и других НЕДЕТСКИХ отношений.
Я предупрежден(-а) и осознаю, что делаю, читая нижеизложенный текст/просматривая видео.
Если ты тронешь стеклянный стакан, и он зазвенит - ему ответит крик утопающего матроса.
(Английская народная примета)
— Ты идиот, каких поискать.
Астория говорит это спокойно, как нечто само собой разумеющееся. В ее темных глазах пляшет отсвет пламени в камине. В том же огне горят неотправленные-неполученные письма.
Драко поднимает на нее взгляд и лениво кивает, разрешая войти. Стоит Астории переступить порог, как он взмахивает палочкой, заставляя огонь, пожирающий бумагу, разгореться сильнее.
— Ты идиот, — повторяет Астория, теряя всю свою хваленую вежливость и тактичность. В ней ни следа от той, кого Люциус выбрал сыну в качестве жены. Разве что легкая, чуть насмешливая улыбка и полукружья всегда презрительно приподнятых светлых бровей.
Драко смотрит на нее в ответ чуть удивленно и надменно, ведь у него есть право не пускать ее в свою жизнь. А ей нечем защититься и нечем отплатить — никакой монетой в кармане и не пахнет. Вот причина, по которой она согласилась стать леди Малфой. Дешевая подделка под его собственную мать, с ее прической и выражением лица.
— Почему ты никогда не отсылаешь их? — спрашивает она, усаживаясь в кресло и закидывая ногу на ногу. Легкая ткань ночной рубашки и согревающие чары не слишком защищают от холода летних ночей, поэтому по коже у нее бегут мурашки.
У Драко мурашки от нее — навязанной и чересчур смышленой.
— Некому получать, — говорит он кратко, обходя стол и занимая свое место за ним. — Тебе не спится?
Астория тянется и берет портсигар, валяющийся на самом краю стола; невнятно бормочет заклинание, и кончик сигареты загорается оранжевым пятнышком. Затянувшись, она наклоняет голову и внимательно смотрит на Драко, словно под таким углом он другой.
А он ничего не другой. Он все такой же: терпящий ее и нетерпящий себя. Только на словах у него все наоборот.
— Послушай, — игнорируя его вопрос, продолжает Астория, — ты, наверное, скажешь, что я лезу не в свое дело...
— Ты лезешь не в свое дело, — подтверждает Драко, отбирая у нее серебряную коробочку и бросая ее в ящик. — Совсем не в свое. И дела-то никакого нет.
Астория усмехается и кивает.
— Ну, разумеется, нет, — соглашается она легко. — Какое это письмо по счету, мистер Малфой?
Драко раздраженно водит пальцем по острым, резким краям бумаги — какие-то долговые или счета, так не определить. Ему не нравится смотреть на Асторию. Она как кривое зеркало, в котором отражается он. Похожая на него и, вместе с тем, совсем другая.
И знает его лучше, чем он хотел бы.
— Без разницы, — отрезает он. — Спокойной ночи, Тори.
Астория послушно поднимается. Встав позади него, она наклоняется и прижимается холодной щекой к его собственной. Волосы щекочут шею и пахнут лавандой — запах, от которого Драко мутит. И Астория об этом прекрасно осведомлена.
— А ты зовешь его по ночам, — мягко, противореча смыслу слов, говорит она. — Все время только его имя и твердишь.
Она кладет ладони на его вмиг напрягшиеся плечи и интересуется, рассеянно поглаживая:
— Это потому, что чувствуешь за собой вину?
Драко скидывает с себя ее руки и, не оборачиваясь, настойчиво произносит:
— Иди спать. Я не в настроении слушать эту чепуху.
— Кто бы сомневался, — смеется Астория, выходя из кабинет. — Ты такой предсказуемый, стоит разговору зайти о нем.
Она закрывает за собой дверь, прежде чем он успевает ответить.
Драко бледный. Со светлыми ресницами и холодными твердыми губами. Астория целует их редко. И еще реже они отвечают ей.
Тем более наследник уже занял свою комнату и только и делает, что сладко посапывает и кричит, требуя внимания.
Драко никогда не остается с ней наедине. Даже в их спальне, даже за задернутым пологом, даже когда они занимаются любовью — хотя какая там любовь? — они не одни. С ними всегда тот, кого Драко никак не выкинет из своих мыслей.
С ярко-рыжими, как пламя, которое жадно глотает сухой пергамент, волосами и тоскливыми глазами. Астория отчетливо его видит — он всегда за спиной Драко: то ли мучает, то ли защищает. То ли любит, то ли обвиняет.
Астория смотрит на спящего рядом с ней Драко. Когда он расслаблен, уголки его губ чуть опускаются, и он все больше напоминает обиженного ребенка. Точно так же выглядит Скорпиус, когда не получает то, что ему хочется.
И Драко сминает худыми пальцами простыню и опять тихо, почти неслышно произносит чужое имя.
Призрак в углу вздрагивает и подходит ближе. Полога словно нет: он отчетливо виден Астории. Астория отчетливо видна ему.
Он не бледный или жемчужный. Он на удивление реален. И выглядит моложе, чем Астория или Драко лет на пятнадцать. На вид ему меньше двадцати, и он всегда одет в фиолетовую мантию. И он улыбается Астории, словно она ему друг.
А она его ненавидит. Вы бы чувствовали что-то другое к тому, кого любит ваш муж, несмотря на то, что между ним и Драко не просто года, а целая смерть?
Астория, во всяком случае, не может. Всепрощение — это не про нее. И не про Драко, честно говоря. Совсем не про него.
Драко что-то бормочет, не разжимая губ, и Астория подается вперед, чтобы разобрать слова.
— Когда ты вернулся? — спрашивает Драко.
***
— Когда ты вернулся? — спрашивает Драко.
— Давно, мистер Сплю-На-Ходу, — улыбается Фред, плюхаясь на зеленую траву. Драко она кажется чересчур яркой, но он это никак не комментирует: видали чудеса и получше. Он садится рядом, поджав ноги, и смущенно и растерянно разглядывает Фреда.
У Фреда на щеке темное пятно, и кончики пальцев красные, словно он их зачем-то окунул в краску. Под глазами круги, и кожа кажется чуть поблекшей.
Драко думает, что Фред выглядит так, будто очень сильно устал.
А сам он выглядит обычно. Так, как выглядел на протяжении всего четвертого курса, когда все началось.
На нем широкая форменная мантия, в которой он просто тонет. И зрение на удивление четкое. Драко рассеянно отмечает тот факт, что там, в настоящем мире, оно, вероятно, ухудшилось.
Фред метко сбивает с ближайшего дерева лист попавшимся под руку камешком и перебирается поближе к Драко. Потянувшись, щелкает его по носу.
— Зануда, — говорит он, устраивая голову на коленях Драко и блаженно вытягиваясь на земле. Драко смотрит на него сверху вниз: веснушки, волосы, даже ресницы потеряли цвет, словно на Фреда наложили Замораживающее заклинание.
— Почему ты вернулся? — продолжает Драко невпопад и осторожно отводит непослушную прядку с лица Фреда. Почему-то думалось, что если прикоснутся к нему, то он исчезнет. Но Фред только зажмурился, подставляясь под косые солнечные лучи.
— Ты писал мне, — подмигивает он и, найдя ладонь Драко, сжимает ее в своей. — Сам позвал, а теперь жалуешься.
— И вовсе я не жалуюсь, — вскидывается оскорбленный Драко. — И никого я не звал.
— Тогда я пойду, — говорит Фред, но не делает ни единой попытки подняться.
— Иди, — соглашается Драко и крепче переплетает их пальцы.
Тыльная сторона ладони Драко теперь тоже как выпачканная в краске.
— Да и пора, — лениво прищурившись, заявляет Фред, не глядя на него.
***
— ... пора!
Драко резко открывает глаза и быстрым движением садится на постели. Астория ходит по комнате, покачивая на руках раскапризничавшегося Скорпиуса, и просит его успокоиться. Драко, прислонившись к стенке кровати, смотрит на них.
Скорпи затихает и, засунув большой палец в рот, смотрит на отца в ответ.
— Слава Мерлину! — вздыхает Астория, опускаясь на краешек кровати. — Наконец-то! Я уже не знала, что с ним делать.
Она передает сына Драко и поднимается, шурша юбками.
— Я позову домовика, чтобы он его забрал, — она отходит к окну и раздергивает шторы. — А то он никак не мог его утихомирить. Пусть положит спать, всю ночь покоя не давал.
— Что ты ему говорила? — интересуется Драко, разглядывая сына. У Скорпиуса карие глаза-пуговки — наследство от матери, и ее же золотистые волосы. Зато острый подбородок и уже сейчас выпирающие скулы с головой выдают Малфоя. Да и упертость и настойчивость не позволяют усомниться в том, чей сын Скорпи.
— Зачем тебе это? — удивляется Астория, поворачиваясь. — Сказала, что уже пора успокоиться.
— Пора, — бормочет Драко. Скорпиус хватает его за нос и тянет, с любопытством ожидая результата своих действий. Когда отец только слабо улыбается, он с визгом хватается за ворот пижамной рубашки Драко и принимается откручивать пуговицы.
— Да где этот чертов домовик? — раздраженно вздыхает Астория как раз в тот момент, когда эльф появляется в спальне.
Почтительно поклонившись, он протягивает тощие ручки, чтобы принять ребенка, но Драко медлит. Конечно, это не дело - оставлять Скорпиуса в их спальне. Не за чем ему привыкать, но один-единственный раз ничего не испортит.
Голос в голове, странно похожий на голос Астории, насмешливо интересуется:
— А ты помнишь, что случилось из-за того, что ты уже принимал подобное решение?
Голос настолько реален, что Драко даже окидывает взглядом Асторию. Но та, мурлыча какую-то мелодию, расчесывает волосы.
И домовик забирает снова хнычущего Скорпиуса.
Когда эльф тихо выходит за порог, Астория откладывает гребень и спрашивает у отражения Драко:
— У тебя есть какие-нибудь планы на сегодня?
Планов нет. С документами он разобрался, до получения аренды еще несколько дней, и визиты в Министерство подождут. Значит, можно принять то, что собирается предложить Астория.
Но он качает головой:
— Я занят.
— Какая жалость, — сверкает улыбкой Астория. — Забини пригласил нас на чай.
И смотрит, чуть опустив пушистые ресницы. То ли дразнит, то ли предупреждает — Драко не собирается разбираться.
Ему не до нее — голос в голове пугающе быстро теряет женские интонации и становится звонким, мальчишеским. Так когда-нибудь будет говорить Скорпиус. Так когда-то говорил Драко.
Такой голос когда-то принадлежал Фреду.
Воспоминания о нем, как отрывки из разных книг библиотеки неизменной старухи Пинс: никак не связаны между собой и, для того, кого это не задело лично, не несут большой ценности. Подумаешь, теплое тело в его руках, и они вместе — в укромной нише в подземельях.
Фред пахнет сливочным пивом и поцелуями. А Драко — четырнадцать.
И горячая ладонь сжимает его член. Вверх-вниз, большим пальцем пройтись по головке, поймать губами стон Драко и втиснуть его в стену собою. Потереться пахом о пах, не убирая руки, выдавливая из Драко невнятные всхлипы-стоны, лизнуть выпирающую ключицу. Задохнуться, когда пальцы осторожно и испуганно дотронутся до груди, потом — ниже, до края рубашки, чтобы задрать вверх, и уже нетерпеливо — под ткань, к голой коже, совсем потеряв страх. А потом, поддавшись себе, начать возиться с пряжкой ремня и не слышать ни слова из того, что, вероятно, говорит Фред, потому что сердце бьется быстро и загнанно — Драко боится, что их застукают.
Их не застукали. Ни тогда, в тот якобы "один-единственный раз", когда Драко сдался, ни во все следующие разы, когда он и не думал протестовать.
Фред клялся, что никому не скажет про них, даже брату. Драко не верил, мучился, злился на себя и, по инерции, на Фреда.
А Фред криво улыбался и кивал. И лохматил ему волосы.
— Ты где витаешь? — недовольно спрашивает Астория, поднимаясь из-за туалетного столика. Накинув на себя мантию, она добавляет задумчиво:
— Последи, чтобы со Скорпиусом все время кто-то был. Я буду поздно.
У нее странно хмурый вид. Будто не в гости, а на каторгу.
Драко пожимает плечами:
— Само собой. Как пожелаешь.
Астория поджимает губы и, кинув быстрый взгляд куда-то за спину Драко, аппарирует. После нее остается легкий шлейф цветочных духов и густой аромат тревоги и обиды, тщательно спрятанные под забивающуюся в ноздри злость.
Призрак смотрел на нее открытым, честным взглядом, положив невесомые ладони на плечи Драко. И что его вид, что вид Драко говорили о том, что Астория проиграла. Козырей в рукавах больше не было.
***
— ...тебя не было?
Драко, встрепенувшись, смотрит на Фреда, который по-прежнему валяется на земле, на ярко-зеленой траве, и кажется еще бледнее.
— Что? — переспрашивает он, оглядываясь. — Как мы... Как я сюда попал?
— Мы отсюда и не вылезали, — усмехается Фред, подставляя лицо ярко-желтым лучам. — Ты же не умеешь отпускать. Ни хрена не умеешь, кстати говоря. Письма писать тоже.
Драко кривит губы и, запутав пальцы в сонно-рыжих волосах, тянет за мягкие прядки. Блекло-медное золото пачкается красным.
— Что это? — растерянно бормочет Драко. С Фредом всегда так, как на краю. Еще шаг — и снова попадешься. И не всегда эта удочка, которая обещает угощение, безобидна.
Фред не отвечает. Он поднимает руку и раскрывает ладонь. Драко, помедлив, вкладывает в нее свою.
Густое и красное сочится между пальцев и капает на ярко-зеленое.
Фред говорит медленно и задумчиво, глядя на смятые живые травинки:
— Жаль, что не Авада. Мне уши тогда заложило.
Теперь молчит Драко.
— Почему ты их пишешь? — вдруг серьезным тоном интересуется Фред, выпрямляясь. — Почему не отправляешь?
— Ты не прочитаешь, — уклончиво отвечает Драко, ощущая себя чуть ли не инвалидом без Фреда рядом.
Он, конечно, не так далеко... Но теперь и расстояние в шаг — все равно, что сумасшедший прыжок в пропасть. В смысле, не выбраться. И назад тоже никак.
— Откуда ты знаешь? — парирует Фред. — Всегда найдется тот, кто прочитает. Любопытство еще никто не отменял. Да и не бывает так, чтобы письма пропадали. Хватит попусту марать бумагу. Напиши и отправь.
— И что тогда? — усмехается Драко, глядя на желтоватое небо над головой. Облаками и не пахнет, и припекает отчаянно. Веснушки Фреда кажутся россыпью золотых капелек. — Ты вернешься?
— Нет, — помолчав, говорит Фред. — И плевать, что не Авада.
— Тогда почему? — тихим, дрожащим от ярости голосом спрашивает Драко. — Какого дракла ты здесь?
— Сказал же, не отпускаешь, — безмятежно улыбается Фред. — И письма пишешь. Сам реши, нужен я тебе или нет. Уже.
***
Тогда он его, наверное, любил. В четырнадцать и пятнадцать лет чувства воспринимаются как-то иначе. Увлеченность, без сомнения, была. Симпатия, насколько помнится, тоже. Ну, и желание само собой.
В том, что сейчас он любит Фреда, Драко уверен, как никогда и ни в чем.
Любит такого, каким был, с дурацкими ржаными веснушками, дурацкими морковными волосами — он так их и называл, язвительно растягивая звуки, а Фред даже не делал вид, что оскорбился, — и дурацкой, такой в его духе, смертью.
Даже не Авада. Но уши заложило.
Как у него на пятом курсе, после матча, на котором он обогнал ловца Райвенкло и первым схватил маленький крылатый мячик.
А потом, когда Фред подловил его сонного и довольного, выходящего из гостиной Слизерина, чтобы... Сейчас уже и не сказать, зачем он вышел. То ли что-то сказать Снейпу, то ли, наоборот, проверить, нет ли кого из преподавателей, чтобы не помешали гулянке.
Потом казалось, что он понял. Понял, что Фред там, за стеной-дверью. Понял, что еще чуть-чуть — и в горячие объятия.
Вышел и сразу в них попал. Как в ловко расставленные сети.
— Молодец, — прошептал ему на ухо Фред, прижимая к себе. — Хороший рывок, Малфой, чтоб тебя.
Голос был едва слышен. Если бы это был не Фред — не разобрал бы ни слова.
А так — шепот проникал куда-то внутрь, щекотно пробегал по венам, вслед за кровью, дурманил сознание.
И Драко думал, что оглох — потому что ни звука, кроме этого шепота.
Затем, вместо похвалы, закушенные губы и дрожащая полуулыбка. Хотя чем не похвала? Даже лучше. Даже сильнее.
Он молчал, только касался. И то робко, как девчонка какая-то. Кончиками пальцев, потому что Фред был взрослым и в ту минуту почему-то чужим.
Хотя разница — всего два года, и ближе уже некуда.
Зато говорил Фред. Говорил, когда заставил его лечь на трансфигурированный из мантии матрас. Говорил, когда перевернул его на живот и поцеловал сухо, быстро и будто незаметно в плечо, в выпирающую лопатку. Говорил, когда пальцы прошлись по бугоркам позвонков, к пояснице.
И когда бормотал заклинания, путался в них и чертыхался.
А Драко… Драко чуть не смеялся в голос. Ничего нелепее на свете, наверное, не было.
Лучше, конечно, тоже.
Потому что Фред внутри него, двигается, как остервенелый, вдавливая пальцы в нежную кожу на бедрах, и прижимается губами к влажным от пота завиткам волос на затылке.
Драко любит его и такого, какой он есть. Несуществующего, бледного, живущего в его голове… и голове Астории.
Драко сам его туда поселил. Еще тогда, когда Фред принял решение уйти из Хогвартса. Уйти с блеском, показав всем, и Драко заодно, что они всегда будут по разные стороны баррикад.
Драко думает, что своей ненужной, такой бесполезной и глухой смертью Фред опять пытался выставить себя правым.
Фред утверждал, что жить надо одним мгновением. Нет гарантий, что есть еще одно.
Доутверждался.
За это Драко его почти ненавидит.
Он складывает пергамент пополам. Кидает беспомощный взгляд в сторону камина, где едва теплится огонь, и подавляет в себе желание вскочить и бросить в него очередное недопослание. Но Фред усмехается где-то совсем рядом, прямо в щеку, в уголок рта:
— Не трусь, Малфой. Давай-давай, а то Уизли опять вас обставят.
Драко механически поднимается и щелкает пальцами. Появившийся домовик услужливо кланяется и смотрит огромными навыкате глазами.
— Сову, — отрывисто приказывает Драко.
Эльф опять сгибается в три погибели и исчезает.
Драко снова садится в свое кресло и, откинувшись на спинку, зажмуривается.
***
— Нельзя вечно прятаться. И уходить от проблем.
Драко устало смотрит на Фреда, сидящего по-турецки в некотором отдалении. Волосы больше не слипшиеся и бурые, в глазах — спокойствие, и чистые пальцы разглаживают складки на мантии.
— Я почти отправил письмо, — говорит он, старательно пряча глаза. — Отправлю — и все? Ты растворишься в воздухе?
— Да, — кивает Фред. — Возьму и растворюсь. — Он вдруг рассерженно вскакивает на ноги и смотрит на Драко сверху вниз. — Я давно растворился, мать твою, Малфой! Меня вот уже больше десятилетия, как нет, а ты все ломаешь эту трагедию!
Драко вздрагивает и, по привычке, натягивает на лицо высокомерное выражение.
— Никакой трагедии, — презрительно бросает он. — Слишком много чести для дохлого Уизли.
— Есть и не дохлый, — внезапно отвечает Фред. — Есть вполне живой. Насколько возможно.
— Ты о чем? — растерявшись, хлопает ресницами Драко. — О чем ты, придурок больной?
— Письмо отправь, — настойчиво советует Фред и делает шаг вперед, к нему. Резко подавшись вперед, целует Драко в лоб, взяв в ладони его лицо.
— Это ты труп, — без эмоций говорит Драко. — Это я должен так тебя целовать.
В ответ — молчание. Пустота и не должна уметь отвечать.
***
Сова недовольно взмахивает крыльями, когда Драко принимается привязывать конверт к ее лапке. Сердце — как в тот "один-единственный" — шумит где-то в глотке.
Он открывает окно и отпускает птицу ровно за секунду до того, как трусливо передумывает. Но сова в мгновение ока превращается в черную точку на горизонте, и Драко ощущает себя последним дураком. Ну кто пишет письма мертвецам? Тем более отправляет их?
Астория знает ответ на этот вопрос: идиот, каких поискать.
— Смурной.
Драко смотрит на Тори, стоящую в дверях, и вдруг замечает, что она улыбается. Не слишком дружелюбно, но, по крайней мере, не так надменно, как обычно. Глупое, напыщенное слово она произносит легко, и оно, на удивление, органично срывается с ее губ.
Или Драко и вправду смурной.
— Как Забини? — спрашивает он, потому что за стеклами уже вечер, а он и не заметил, погруженный в свои мысли. Кто знает, сколько часов прошло?
— Как всегда, — отзывается Астория, усаживаясь в кресло и привычно закидывая ногу на ногу. Взгляд скользит по столу, ищет портсигар.
Драко вынимает коробочку сам и передает ей. Она удивленно приподнимает брови.
— Ты же был против?
Он не отвечает. Астория закуривает. Пепел тлеет на кончике, в комнате ощутимо пахнет вишней и Люциусом — сигареты его.
— Чернила закончились? — вдруг беспомощно интересуется Астория. — Или пергамент? Или перо надо заточить?
— Ты о чем? — рассеянно перебирает бумаги Драко.
— Ты не пишешь, — выдыхает дым Астория. — Ему не пишешь?
И про себя добавляет:
"А где он?"
Призрака нигде нет.
— Уже все, — медленно говорит Драко. — Иди спать, Тори. Ты выглядишь уставшей.
Астория облизывает сухие губы.
— Ничего себе, — шепчет она. — Ну, ничего себе.
Поднявшись под удивленным взглядом Драко, она идет к дверям и, взявшись за тяжелую латунную ручку, в последний момент оборачивается.
— Блейз предложил выйти за него замуж. — Она роняет эту фразу сухо и просто, как будто рассказывает о новом платье. Хотя и там больше чувств. — Скорпиус, разумеется, останется с тобой.
Драко сцепляет пальцы в замок. Астория медленно закрывает за собой дверь.
Вроде как решилось без них.
***
Утром приходит коротенькая записка с указанием места и времени. И инициалами в конце.
Дж.У.
Только Уизли мог выбрать "Кафе-мороженое Фортескью" для того, чтобы встретиться с тем, кого не жаловал долгие годы, а встретившись, смотреть так осуждающе и зло.
Обстановка сбивает Драко с толку. Р-раз — и хмурые глаза Фреда, который не Фред, а Джордж. Д-два — и бегающая малышня и их многочисленные родственники.
— Что это? — вытаскивает из кармана многострадальный конверт Джордж. — И почему оно пришло на имя моего брата?
— Потому что я его отправил, — с легким вызовом, кривя губы, сообщает Драко.
Джордж отстранено кивает и сминает желтоватый пергамент в кулаке.
— Я о вас знал. — Как вчера Астория про Блейза, так и он сейчас. Спокойно, глядя на слепящее солнце, в котором его веснушки тоже, как золотые капли.
Драко поспешно отводит глаза.
— Проговорился, — в тон констатирует он, ставя локти на стол.
Джордж качает головой.
— Я вас сам увидел, следил за ним. — Ресницы пшеничные, как и брови. Улыбка... смурная. — Думал, он свихнулся. Или вы оба.
Драко кажется, что он бы решил то же самое. Тогда, во время недовойны-недомира.
— Как это началось? — в голосе у Джорджа лишь любопытство. И фоном — сожаление. Что так поздно. — Почему?
— Он первый, — усмехается Драко, проводя ладонью по скатерти. — Еще на моем четвертом курсе. То ли напился, то ли просто... просто так, понимаешь? Поцеловал, а я не сопротивлялся. Почему-то.
Джордж кивает. Смотрит на свои ладони.
Ему, наверное, тридцать. Ровно.
На кончиках пальцев — ни капли крови.
— Почему ты получил это письмо?
Вопрос давно рвется наружу. Не уследил за языком — и вот.
Солнце рыжее. Как огонь, в которых сгорели письма.
— А почему оно пустое?
Джордж смотрит прямо на него, в него, в серые, не ко времени, глаза. Драко опускает голову и исподлобья смотрит на то, как ветер шевелит салфетки.
Джордж улыбается краешком рта.
— Я получил его, — говорит он уверенно и мягко, — потому что он так захотел.
Драко резко поднимает на него глаза и пристально разглядывает.
— И думаю, пустое оно поэтому же, — добавляет Джордж.
Плечи Драко чуть покатые. Лопатки все еще остро выпирают. И голос Джорджа знаком до боли. И чужой — тоже до боли.
— Расскажешь мне, — просит или приказывает, не разобрать, Джордж, — что там было.
