"The moon in the sky was twisted and mangled."--Nick Cave, Do you love me?
Он прижал ее к стене, навалившись на нее всей тяжестью своего тела.
Она пробормотала проклятие, впиваясь ногтями в его спину. Он был в мантии, но даже это не защитило его от ее острых ногтей – она умела причинять боль не только непростительными заклятиями.
-- Ненавижу тебя, - выдохнула она, когда он укусил ее за шею.
-- Поверь, это взаимно, - пробормотал он, стаскивая с нее одежду.
У нее не было выбора, когда он впервые овладел ею - на алтаре, по приказу Темного Лорда. Тогда она впервые почувствовала себя униженной и опустившейся, но – и это было удивительно – ей нравилось это ощущение. Чтобы получить ее девственную кровь, он взял ее на грубом камне древнего алтаря, окруженного Упивающимися Смертью. Они все видели, как она стонала и извивалась под ним. Видели, как она кончила в тот момент, когда он прошептал ей, что осквернил ее, повинуясь отданному ему приказу. Она знала – она не хотела закрыть глаза и отрешиться от реальности – напротив, ей нравилось видеть Упивающихся в их черных плащах, сливающихся с темнотой ночи, и ужасающе белых масках.
Все могло бы закончиться той ночью, и она это знала. Она доказала свою преданность Темному Лорду и получила Метку, но вместе с этим приобрела своего рода зависимость, сродни наркотической – даже проклятие «Империус» бледнело по сравнению с ней. И она не испытывала сожалений – она знала, что он хочет ее, и она вовсе не возражала. Он вновь овладел ею в темной аллее позади мертвого дома, освещенной лишь сиянием Темной Метки в ночном небе – символом ужаса и смерти. Авроры не нашли их тогда, но само ощущение опасности сделало их бурный секс еще более захватывающим, более возбуждающим и, наконец, более жестким.
Он запрокинул ее голову назад, грубо потянув за роскошные черные волосы. Его укус был настолько силен, что тонкая струйка крови теперь стекала вниз по ее шее, и ей это нравилось. Это напомнило ей тот первый раз, всю ту опасность и тьму, окружавшую ее тогда, когда он впервые овладел ей. Напоминало ту ночь, когда ее душа наполнилась мраком, опутавшим ее невидимой цепью.
Он вошел в нее, негромко рассмеявшись, его прикосновения оставляли синяки на ее нежной коже.
-- Всегда такая влажная для меня, Белла… Моя маленькая шлюшка, - промурлыкал он.
Она прижалась к нему, сильнее обхватив ногами его талию.
Он редко раздевал ее полностью, обычно лишь снимая ту часть одежды, которая мешала овладеть ей. Этим он хотел показать ей, что его вовсе не интересует красота ее тела, и она всего лишь средство для удовлетворения его потребностей. Но она и не возражала. Она сама расстегнула его рубашку лишь для того, чтобы впиться ногтями в его кожу. Она не хотела ни его тела, ни – упаси Мерлин – его души – ей нужны были лишь его ненависть, его животная страсть, его похоть и его грязные желания. И еще ей нравились взгляды других людей, устремленные на нее, прижатую к стене этой грязной комнате, и на него, чьи движения внутри нее были грубыми и жестокими. И ей это нравилось.
Грубый камень, из которого были сложены стены, царапал ее нежную кожу, нарушая ее восхитительную белизну. И она хотела этого, хотела, чтобы он отметил ее так же, как сделал это Темный Лорд, подарив ей Темную Метку.
Она застонала, когда волна эйфории захлестнула ее.
Мгновение они все еще прижимались друг к другу, усталые и удовлетворенные. Он осторожно очертил рукой контуры ее лица, хрипло пробормотав:
-- Белла.
Это было самым нежным прикосновением, которое он когда-либо дарил ей, и она почувствовала себя обманутой.
Она укусила его руку, и он негромко вскрикнул. Их взгляды скрестились, обсиданово-черные – окна в их покрытые мраком души.
Затем они повернулись к тем, кого собирались убить, распростертым на полу и следящим за ними полными ужаса глазами. Она усмехнулась, встряхнув головой, ее волосы рассыпались по плечам, как черный шелк, а тело было покрыто потом и кровью. Она достала волшебную палочку, и ей показалось, что она услышала его негромкий смех.
Он любил, когда она убивала. В эти моменты он гордился ею.
