Данный материал может содержать сцены насилия, описание однополых связей и других НЕДЕТСКИХ отношений.
Я предупрежден(-а) и осознаю, что делаю, читая нижеизложенный текст/просматривая видео.
Послевоенный фик. Драко проводит дни, размышляя о том, сошел он с ума или нет. Гарри появляется, словно рыцарь на белом коне. Пре-слэш.
Комментарии:
Огромное спасибо моим бетам, несгибаемой команде, которые согласны бетить для меня даже дженовые фики.
Начало этого рассказа было написано на Вызов №11 hp-quince: «Запах Безумия». За пятнадцать минут надо было написать по заявке. Заявка на этот вызов была «розы». Данная история была навеяна фильмом «Червовый Король». Если вы не видели этот фильм, вы не представляете, как много потеряли. Молодой Алан Бейтс. Юная Женевьев Бюжолд. Война. Безумие. В нем есть все, что я хотела сказать, но сказано это ГОРАЗДО лучше. Но в нем нет Драко Малфоя, и поэтому победа за мной.
Посвящается Драко Малфою, который, несмотря на основательно съехавшую крышу, понял, что мне нужно было сказать «Прощай» моему отцу.
Очередная годовщина смерти его матери пришлась на четверг, что безумно раздражало Драко. Четверг как день ничего из себя не представлял. Единственная его ценность заключалась в том, что он предшествовал пятнице. Её годовщина должна всегда быть в воскресенье. В этом дне была значительность. Величавость, так присущая матери. Не то что какой-то вонючий, невзрачный четверг. Драко бы каждый год чтил её память в воскресенье, не попахивай это безумием. А именно этого состояния он старался избежать любой ценой. Что оказалось несколько труднее, чем он предполагал.
После войны ему пришлось нелегко. Мягко говоря. Всё его детство прошло под несмолкающий барабанный бой о традициях и истории его рода, о его месте в этой истории, и когда барабаны затихли, нет — распались на атомы, осталась пустота, которую оказалось невозможно заполнить: родное поместье разрушено, друзья убиты, родители мертвы — и совсем ничего не осталось.
Барабаны замолчали, когда Драко сидел взаперти в Тупике Прядильщиков, но тогда он этого ещё не осознавал. Он ничего не знал об этом, — он, когда-то ошибочно полагавший, что всё знает, — а его мир рушился на части, бесповоротно и безоговорочно, без него. Каждый погибший друг, каждый разрушенный дюйм фамильного поместья, порубленный и покрошенный в пыль, — все это произошло без его ведома. Рехнуться можно! Твой мир стирается с лица земли, а ты ничего об этом не знаешь. Ты ешь свой завтрак, пьешь плохо заваренный чай с черствым печеньем, а в это время Волдеморт убивает твою мать. И ты даже не догадываешься об этом.
Суд был милосердно коротким. Направлять на кого-то палочку и желать ему смерти, к счастью, не было преступлением. История с исчезательным шкафом действительно вызвала ряд вопросов, но бледнела по сравнению с тем, что совершили другие. Возраст также сработал в его пользу. Кое-кто отчаянно хотел повесить на Драко смерть Дамблдора, но после показаний Поттера — как бы у них это получилось?
Особо упрямые чинуши из Министерства успокоились тем, что полностью конфисковали его наследство. Они не смогли дотянуться до его денег во Франции, так что Драко не стал нищим; боже, для некоторых это было как кость в горле, но разве это имело какое-то значение? Люди такие идиоты. Неужели они не понимали, что деньги не важны? От его мира совсем ничего не осталось.
В ожидании собственного безумия — Драко смутно подозревал, что до него оставалось недолго, — он снял маленькую квартиру на Диагон-аллее. Обставить её оказалось не самым легким делом: какой смысл что-то покупать, если ты собрался спятить? Ему пришлось по ночам тайком пробираться в поместье, чтобы выкрасть остатки той мебели, что Министерство не уничтожило, когда пыталось схватить его отца. Может ли безумие быть так уж далеко, когда ты понимаешь, что воруешь собственную кровать?
Он проигнорировал негромкий стук в дверь. Драко часто его слышал и давно решил, что не станет подыгрывать безумию.
Потом стук закричал:
— Малфой, открой дверь!
Стук стал разговаривать совсем недавно.
— Ну давай, открывай, чтоб тебя!
Общаться со стуком в дверь Драко категорически отказывался.
Дверь распахнулась.
Не будь Драко напуган до ужаса, он отдал бы должное изобретательности своего безумия: в дверях стоял Гарри Поттер с букетом белых роз на длинных тонких стеблях. Стуком почти всегда оказывался Поттер. Именно так Драко и понял, что сходит с ума. С каких пор Гарри Поттер, прославленный победитель темных лордов, заглядывал — Драко бросил взгляд на часы — на чай к Драко Малфою, опальному бывшему стороннику сверженных темных лордов? Не в этой гребаной жизни.
По крайней мере, его безумие довольно точно копировало действительность, потому что Поттер как обычно опоздал.
— Извини. Сегодня, да?
Драко кивнул. Он успел понять, что вежливость в отношении к галлюцинациям себя оправдывала.
— Когда мы ворвались в Мэнор, я видел там прекрасный сад белых роз, которые почернели от сажи.
Драко снова кивнул. Не то, чтобы он там тогда присутствовал, но он видел жалкие остатки того, что раньше было розарием. Розарием его матери.
Галлюцинация положила цветы на стол и подошла к дивану, на котором сидел Драко. Драко чувствовал тяжелый, почти нестерпимый аромат роз. Он глубоко вздохнул и подавил детское воспоминание о матери, склонившейся над вазой: бриллианты мерцали в кольцах, отражая свет горящей свечи, пока она расставляла розы стройным полукругом. Галлюцинация села рядом и обняла его за плечи.
Эта часть нравилась Драко больше всего. Такое случалось нечасто и только с галлюцинацией Поттера. Драко восхищало, насколько точной та была: он мог почувствовать чужие объятья, вздох над ухом.
— Не сдавайся, Малфой.
******************************
Розы все лежали. И лежали. Драко решил, что если их не видеть и не чувствовать их запаха, то это будет означать, что на самом деле их нет. А значит, так детально привидевшейся ему галлюцинации Поттера — флориста и, по совместительству, разносчика цветов — тоже не было, и тот не обнимал его, не наливал ему чай и не настаивал, чтобы Драко съел принесенный суп. К сожалению, у Драко не получалось избавиться от заполнившего гостиную чувственного цветочного аромата, сменившегося на тошнотворно-сладкий запах тлена: розы умирали без воды.
Этот тяжелый запах был настолько невыносим, что Драко решил на всю неделю запереться в спальне и зажимал нос всякий раз, когда желудок начинал бурчать от голода, и приходилось с помощью Акцио призывать с кухни крекеры.
У его безумия был целый свод правил, о которых Драко не имел ни малейшего понятия, но он был чертовски уверен, что воображаемые розы в воду не ставят.
Драко стоял у двери в спальню, когда раздался стук в дверь. Запах уже исчез, но проклятые розы по-прежнему лежали на столе. Насмехаясь над ним. Проклятье, могло ли безумие быть коварней? Некогда изящные, безупречные лепестки — такие девственно-белые — сейчас съежились и потемнели по краям. Они выглядели так, как выглядели бы любые другие розы, если их срезать и оставить без воды на неделю. Но если бы Драко подошел к ним, чтобы выбросить (выбросить их прочь, чтобы больше никогда не видеть, или, скорее, не думать, что видит), тогда бы пришлось признать, что они существовали на самом деле — и это было бы просто ужасно. А если бы он протянул руку, но схватил лишь пустоту… Тогда… Ну что ж… Смог же он притвориться, что не чувствует их запаха, и что на самом деле хочет всю неделю просидеть в спальне, потому что…. ну, он действительно этого хотел. И что из-за расстройства желудка не может есть ничего, кроме крекеров. Что тоже было правдой, потому что проклятые розы по-прежнему лежали в его гостиной.
Стук в дверь стал гораздо настойчивее, но должен был вскоре прекратиться, если просто его игнорировать. Зачастую галлюцинаций оказывались довольно покладистыми. Это было одно из правил, в которых он постепенно начинал осваиваться. Как нарочно, галлюцинация Поттера никогда не следовала правилам. В каком-то смысле это успокаивало, потому что действительно очень напоминало настоящего Поттера. Выражение «у каждого безумия свой метод» неожиданно приобретало смысл.
Драко почувствовал колебание магии, когда исчезли защитные чары. Дверь открылась, и в нее вошел Поттер. Из-за чертовых роз Драко не мог пошевелиться, поэтому замер на месте, пока Поттер переводил взгляд с неподвижно лежащего на столе букета на него, вцепившегося в косяк так сильно, что рука, наверное, будет болеть ещё несколько дней.
Он был твердо намерен не разговаривать со своими галлюцинациями — это уже не вписывалось ни в какие рамки — но был не прочь использовать их в борьбе со своим безумием. Он показал на розы и махнул рукой, как будто говоря: «Прочь».
В отличие от настоящего Поттера, галлюцинация была довольно сообразительной. Один взмах палочкой — и розы исчезли.
Безумие действительно умело пудрить голову. У воображаемого Поттера были мозги и интеллект — то, чего у настоящего Поттера не было и в помине. Драко сомневался, что настоящий Поттер мог бы написать «интеллект» без ошибок. Он даже не пытался постичь, как настоящий Поттер выбирался из всех переделок — он казался необъяснимым сочетанием огромной магической силы и абсолютного идиотизма. В отличие от того, этот Поттер сразу понял…
Поттер таращился на него.
Драко хотел было бросить в ответ что-нибудь резкое. Прежний Драко Малфой так бы и сделал. Наполовину спятивший Драко Малфой мог только представлять, как сыпет оскорблениями. Обещание самому себе не общаться с галлюцинациями было той чертой, которую он не собирался переступать, каким бы искушающим это ни было.
— Ты выглядишь так, будто неделю не ел.
Драко подумал, что может себе позволить взгляд на стол, где совсем недавно лежали розы, задумавшие добить его психику.
— Розы. Из-за роз ты не мог есть.
Драко пожал плечами. В общении с галлюцинациями пожатие плеч казалось относительно безопасным жестом.
— Черт побери, Малфой.
По какой-то странной причине Поттер едва сдерживал слёзы. В каком причудливом закоулке его мозга родился этот сценарий?
— Ладно, а теперь поешь что-нибудь для меня? Их больше нет.
Драко кивнул.
— Сядешь за стол? Подождешь меня? Я принесу тебе еды, — с этими словами Поттер вышел, захлопнув за собой дверь. Драко восстановил охранные чары, но изменил их, чтобы Поттер мог входить и выходить, когда пожелает. В конце концов, он избавился от роз. Драко нахмурился. Но именно он их и принес.
Драко сел за стол, и пока он ломал голову над этим парадоксом, Поттер вернулся.
— Ты изменил чары, чтобы я мог войти? — вопрос прозвучал неуверенно, и Поттер вдруг опять казался на грани слез.
Но Драко не было дела до этих разговоров, потому что он почувствовал запах еды, и все остальное сразу стало неважным. Он закатил глаза.
— Это было почти нормальное выражение, — пробормотал Поттер и начал раскладывать еду по тарелкам.
Драко был слишком голодным, чтобы задумываться о том, была ли еда, приготовленная галлюцинацией, настоящей или нет. Чашка чая на прошлой неделе была настоящей, потому что это был его собственный чай. Но, опять же, его заварил Поттер, так что Драко не мог быть уверен до конца. И суп на прошлой неделе был сытным, как и бульон, который он в данный момент старался не проглотить одним махом. Он мог сойти с ума, но был твердо намерен не растерять хороших манер. Даже если бы он в качестве оправдания сообщил матери, что стоит на пороге безумия, это бы не смягчило её ни на йоту — она бы никогда не простила ему слабины. И то, что она гнила в могиле на разоренном фамильном кладбище и не могла прокомментировать угол, под которым были согнуты его локти, не имело совершенно никакого значения.
Воображаемый Поттер вдобавок ко всему принес много булочек и огромный кусок масла. Масло Драко любил. И именно тогда он решил, что с галлюцинацией Поттера можно жить. Она была терпимой. За исключением случая с розами. О, и того факта, что это был Поттер. Однако, для баланса, во всем остальном галлюцинация наделила Поттера исключительно положительными чертами. Он протянул руку за следующей булочкой.
— Я заказал еду в «Котле». Правда жена Тома варит замечательный бульон? Прости меня за розы. Ты очень, очень худой. Конечно, не мне судить, но, черт побери, Малфой. Рядом с тобой я выгляжу толстяком. Хочешь ещё? Я это не доем. Хорошо. Тебе это точно пойдет на пользу. Ты никогда не покидаешь квартиру, да? Не выходишь наружу?
Наружу? Драко уронил нож. О черт, он не мог дышать. Наружу? В Пустоту? Он закрыл глаза от невыносимой безысходности, заключенной в этом слове из трех слогов. Что, если он выйдет наружу, а там не будет Малфой-мэнора… хотя он знал, что там не было Малфой-мэнора, и что его мать не была у мадам Малкин и не примеряла новые мантии, потому что её там не было, и что его отец не был в Гринготтсе и не обсуждал дела с тем отвратительным гоблином с посеревшими зубами и склонностью к дешевым ядовито-зеленым жилеткам, потому что его не было, или… или…
По квартире разносились ужасные звуки. Как будто кто-то мучил кошку, и если бы Драко мог говорить, он бы заорал: «Черт побери, кто-нибудь добейте уже бедное животное!» Это Поттер так вопил? Часть его хотела узнать, но он не мог заставить себя открыть глаза. Потому что, вдруг он откроет глаза, а там ничего нет? Как Снаружи. Все белое, как те розы, и больше ничего?
Самая пугающая составляющая его безумия выражалась в искаженной версии известной загадки про упавшее в лесу дерево. В его случае она звучала так: «если никому нет дела, жив ты или нет (а никому на самом деле и не было), будет ли что-то для тебя снаружи?»
<прим. пер: "If a tree falls in a forest and no one is around to hear it, does it make a sound?" - Если в лесу упадет дерево, а рядом никого нет, раздастся ли при его падении звук?>
Он не просто так однажды проснулся и решил, что сегодня замечательный день, чтобы сойти с ума. Это происходило медленно и постепенно, от одной простой идеи к другой, пока осознание того, насколько он действительно спятил, не ударило Драко как врезавший промеж глаз бладжер. Казалось, будто он оседлал взбесившуюся метлу и из последних сил держится за остатки здравого смысла.
Вначале он перестал выходить из дома без крайней необходимости. В этом была как эмоциональная, так и практическая составляющая. И ни грамма безумия.
Прогулка по Диагон-аллее будила тысячи воспоминаний, которые прожигали до самых костей. В этом послевоенном мире для него не осталось ничего, кроме пустоты. Не было Панси, которая бы хихикала над жалким состоянием уизлевской мантии, пока они ели мороженое у Фортескью. Не было матери, которая бы сунула ему в рот любимую конфету, пока он примерял мантии, потому что не хотела, чтобы он пачкал руки. Не было Грэга и Винса, перед которыми он мог бы похвастаться новой метлой, подаренную отцом на день рождения. И уж совершенно точно не было отца, чтобы эту метлу купить.
А был лишь «сын презренного Пожирателя Смерти Люциуса Малфоя» — изгой, и Драко приходилось иметь с этим дело каждый раз, когда он выходил из своей убогой квартирки. Зачем открывать себя миру, который тебя презирает? Владельцы магазинов, которые перед войной продавались, словно шлюхи, ради денег его отца, теперь получали огромное удовольствие от его унижения. В конце концов, он стал делать практически все покупки в Лютном Переулке, где его галеоны все ещё были в цене. Но это было отвратительное место, где нищета и безысходность были ощутимы настолько, что он мог почувствовать их запах на своей мантии, когда возвращался домой. Он ходил туда только потому, что у него не было другого выбора.
Он бы, наверное, ходил туда и по сей день, не попытайся кто-то убить его голыми руками в переулке прямо за кафе Фортескью спустя всего шесть месяцев после суда. Грехи отцов — и прочее дерьмо в том же духе. После этого все оплаты за квартиру и доставку еды он организовал проводить через банк. Драко явно не было места в этом новом мировом порядке. Хуже того, ему было нечего ждать от жизни — только стараться остаться в живых. Какой был, черт побери, смысл выходить наружу, когда ты даже мороженое в кафе поесть не можешь, потому что тебе нужны обе руки на случай, если какой-нибудь псих попытается тебя придушить? Он даже проклятья был недостоин.
Он точно знал, когда абстрактное представление о мире, как о месте, в котором для него ничего не осталось, обратилось в реальное ничто. Когда мир за пределами его квартиры окончательно превратился в Пустоту.
Драко боролся с этой мыслью в течение долгого времени, потому что он на самом деле не хотел до конца своих дней оставаться заложником квартиры над рыбной лавкой. К тому же, частью своего сознания он понимал, что это с ним говорит безумие. Но Драко был бессилен перед его барабанным боем, как когда-то был бессилен перед барабанами, отбивающими «положение обязывает», своей юности. Он отчаянно сражался с ощущением того, что мир, в котором ему больше не было места, превращается в ничто. Все пошло наперекосяк после того, как он никого не видел и ни с кем не разговаривал в течение шести месяцев. Он исчез для мира, и мир начинал исчезать для него. Драко знал, что нужно выйти на улицу, поговорить с кем-нибудь — с кем угодно; что происходит что-то ужасное и, возможно, непоправимое, но не мог пошевелиться. Он тогда стоял у окна и наблюдал за суетой на улице, но чувствовал странную оторванность от всего этого. Как будто люди были ненастоящими, а фасады магазинов — искусственными декорациями. Это испугало его до ужаса. Драко срочно надо было вытащить свою задницу наружу и убедиться, что улица реальна. Он стоял у двери, пытаясь заставить себя повернуть ручку и просто выйти на лестницу, но не мог.
День, когда он задернул шторы, был днем, когда внешний мир стал Пустотой.
Сейчас он был убежден, что его старый мир просто растворился. Без тех людей, которых он любил и которые якорями держали этот мир, больше ничего не осталось. И, если следовать логике вещей: уходя в никуда, ты становишься ничем.
Так что он оказался навсегда заперт в квартире, которая, когда в ней не пахло розами, воняла треской. С единственным утешением в виде галлюцинаций.
На его взгляд это выглядело, как охренительный съезд с катушек.
Его нос защекотали мягкие волосы, и Драко чихнул. Угловатые очертания обнимающего его тела были очень похожи на Поттера.
— Будь здоров, — раздался глубокий баритон Поттера у его уха. Драко открыл глаза.
Каким-то образом они оказались в его спальне. Они лежали на кровати Драко, и Поттер держал его в своих объятьях, защищая. Защищая его от Пустоты.
***************************
После этого галлюцинация Поттера стала аппарировать к нему каждый день, как по часам. Честно говоря, это уже скоро стало чем-то привычным. Каждый день он появлялся около шести с какой-нибудь едой. Чему Драко был очень рад, поскольку уже дошел до той грани, когда мысль об ещё одном настоящем крекере вызывала тошноту, в то время как приличная воображаемая еда из ресторана казалась гораздо аппетитней.
Во время обеда было много разговоров. Разговаривал все время Поттер: Драко по-прежнему был непоколебим в своем решении не общаться с галлюцинациями — то была дорога к истинному безумию. А поскольку именно его подсознание рождало все эти истории, Драко невольно проникся уважением к своей нездоровой психике. Каждый вечер его воображаемый Поттер болтал о своих друзьях. Или о квиддиче. Или о горестях и трудностях жизни младшего аврора. Как Поттер думал, что к этому моменту будет помолвлен с Джинни, но не сложилось… Это были простые, обыденные темы. Не то чтобы они были очень интересными, но Драко уже успел испытать столько эмоций, что хватило бы на целую гребаную жизнь. Рутина успокаивала. Разговоров о Пустоте больше не было, за что Драко возносил благодарные молитвы богам безумия. Сегодня Поттер пребывал в возбуждении от предстоящей свадьбы Рона и Гермионы. Драко потерял крупицу уважения к своему подсознанию, потому что, черт возьми, это было так предсказуемо! Но он вполне мог подыграть.
Драко поднес два пальца ко рту и сделал вид, что его тошнит.
— Ага, я знаю, что ты их не любишь, но они мои друзья, хорошо?
Драко пожал плечами.
— Малфой…
О боже, Драко ненавидел, когда галлюцинация начинала вести себя таким образом. Становилась вся такая бедная и несчастная. Он слышал это в голосе Поттера. Драко ненавидел поведение «я бедный и несчастный» из принципа. Он был бедным и несчастным долгие месяцы, и ему никто не помог. Его родители все равно умерли, а друзья все равно были убиты. Был ли он обязан продемонстрировать Поттеру свою заинтересованность? К сожалению, да. Сегодняшний ужин был особенно вкусным.
Он поднял брови. Этот жест был не опаснее кивка.
— Это нормально? Что я прихожу? Мы друзья?
Драко снова сел на стул. Как бы нормальный человек на это ответил? Хотя притвориться нормальным он мог лишь с большой натяжкой, но поскольку здесь и так все дело было в притворстве, почему бы и нет? Мог ли сумасшедший, прикидывающийся нормальным, здраво судить о галлюцинации? В конце концов, это был всего лишь кивок. Но, с другой стороны, это походило на пересечение некоего подсознательный Рубикона. И в случае его положительного ответа могли возникнуть всякого рода осложнения.
Он был не в лучшей форме, чтобы иметь дело с осложнениями. «О» из осложнений находилось в опасной близости от «П» из Пустоты. Это были две соседние буквы.
К тому же, это был Поттер. Но это был Поттер.
К черту это все. Боги безумия опять потешались над ним. Как только он решил, что принимать воображаемую пищу от воображаемого заклятого врага — в рамках правил, как ему сразу послали крученный мяч.
Он должен изучить факты: это был ненастоящий Поттер, потому что настоящий Поттер не стал бы кормить его запеченным цыпленком с чем-то, что называлось «наан» и было очень вкусным, особенно если обмакнуть в огуречный соус. Настоящий Поттер уже шесть миллионов раз запустил бы в него смертельным проклятьем, а не пытался подкормить сытными ужинами.
Драко с облегчением вздохнул. У него не получалось притворяться нормальным. В последнее время факты были трудноуловимы, и его радовало, что способность более или менее логично размышлять ещё не покинула его окончательно. К черту вас, боги безумия. Это был ненастоящий Поттер. Теперь он это знал, но впервые эта идея ему на самом деле нравилась. Даже если это означало, что он действительно был немного сумасшедшим. Хотя иногда свет падал на Поттера под определенным углом, он смеялся или ерошил знакомым жестом волосы… и тогда казалось, что это настоящий Поттер.
Но если это был настоящий Поттер… Драко, может быть, и сошел с ума, но умирать не хотел, хотя пару раз был недалек от этого. Настоящий Поттер его бы уже убил; воображаемый Поттер был к нему добр и кормил рыбой с пересоленной жареной картошкой. Как раз как Драко любил.
Что он в результате имел?
У него был воображаемый друг, который выглядел как Поттер, но был гораздо добрее настоящего; который, казалось, заботился о нем, не оскорблял и не пытался проклясть, и у которого была целая библиотека из меню с едой на вынос. Но, что гораздо важнее, это был друг, который держал Драко в объятьях, когда Пустота начинала нашептывать его имя.
Конечно, у этого Поттера были те же раздражающие друзья, что и у настоящего, но Драко учился принимать маленькие причуды своего безумства как есть. Потрясающая способность Поттера помнить все рестораны, подающие еду на вынос в радиусе двух миль, полностью компенсировала Уизли и Грейнджер в качестве его друзей.
Итак, были ли они друзьями? Драко кивнул — «да». Потому что это было правдой.
*******************************
Одной из вещей, которые Драко учился ценить в своем безумии, была свобода от большинства разумного дерьма, которое он находил весьма обременительным.
К примеру, ему совсем не нравился настоящий Поттер, но с воображаемым Поттером он чувствовал себя вполне свободно.
Нет, действительно, все могло быть гораздо хуже. Галлюцинация в виде Грейнджер или Уизли была бы просто невыносима. Даже воображаемому, Уизли не хватило бы мозгов, чтобы снять охранные чары. Но Драко подозревал, что если уж воображаемый Поттер смог с ними справиться, для воображаемой Грейнджер это было бы как раз плюнуть.
А если бы заявился Макнейр? Любой, для кого отрубание головы являлось фетишем, был персоной нон грата в записной книжке Драко — галлюцинация она там или нет. Или, ещё хуже, однажды пожаловала бы тетя Белла — вот уж кто действительно съехал с катушек. Они могли бы усесться в гостиной и спорить весь день до хрипоты: «Я безумнее», — « Нет, я безумнее». И он был совсем не против проиграть в этом споре, потому что если от кого и несло чистейшей воды безумием, так это от нее.
Настоящим поворотным моментом в его отношениях с Поттером стал день, когда Драко обнаружил, что у него почти закончилась бумага.
*******************************
Поттер уже несколько недель доставал его вопросами о том, чем он занимается в течение дня. Драко в ответ лишь пожимал плечами, но ситуация с бумагой приближалась к катастрофической. Он уже очень далеко продвинулся, это правда, но коробка Панси была завершена лишь наполовину, а ещё оставались родители. Он не мог поверить, что так ужасно напутал с нужным количеством бумаги, но, опять же, он ведь был слегка не в себе.
Так что, когда Поттер в очередной раз спросил, что он делал весь день — Драко знал, что ненасытное любопытство Поттера не даст тому покоя (у настоящего и воображаемого Поттера на самом деле прослеживались схожие черты) — Драко отвел его в спальню и открыл кладовку. Там у стены стояли десять больших коробок. На каждой было написано имя. Грег. Винс. Панси. Блейз. Дафна. Теодор. Снейп. Мама. Отец. Когда Драко заканчивал коробку, он под каждым именем писал «Прощай».
— Драко?
Драко достал три коробки и собрал всю оставшуюся бумагу. Он положил все на кровать. Затем открыл коробку Грега. Она была до самого верха заполнена бумажными журавликами из оригами. Потребовалось немало времени, чтобы найти коробки, в которых помещалась ровно тысяча журавликов. К счастью, на тот момент он ещё мог выходить из дома. Несмотря на грубое отношение, продавцы во «Флариш и Блоттс» в конечном итоге выполнили его заказ, поскольку постоянное присутствие в их магазине Драко Малфоя отрицательно сказывалось на бизнесе. Он открыл коробку Панси. Она была заполнена наполовину. Затем он открыл коробку отца. Она была совсем пустой. Драко показал на бумагу.
— Тебе нужно больше бумаги?
Слава богу, воображаемый Поттер был гораздо смышленее настоящего. Драко утвердительно кивнул. Пальцем Поттер очертил надпись «Прощай» на коробке Грега.
— Я принесу тебе бумагу, — сказал он сквозь слезы.
Драко одними губами произнес: «Спасибо». Воображаемый Поттер часто плакал.
*******************************
Драко получил свою бумагу. Днем он складывал журавликов, а вечерами ужинал с Поттером. Такая жизнь странным образом его вполне устраивала. Если не учитывать то, что он верил, что сошел с ума. Эти небольшие вечерние застолья продолжались на протяжении уже нескольких недель, когда одним теплым летним вечером Поттер аппарировал как обычно с двумя огромными пакетами, под завязку набитыми едой. Драко впервые заметил иронию в том, что Поттер — победитель Волдеморта — казалось, был не способен запомнить простое уменьшающее заклинание для походов в магазин.
До войны это его безумно раздражало. Теперь он даже находил в этом некое очарование и надеялся, что в одной сумок найдутся его любимые бисквиты.
— Драко, — пожаловался Поттер, — Здесь внутри выше пяти тысяч градусов. Я знаю, что мы не можем открыть шторы, — эксперимент на прошлой неделе закончился тем, что Драко потом несколько часов дрожал и плакал, — но я думаю, ты мог бы использовать охлаждающие чары. Мороженое уже, наверное, растаяло…
Поттер запнулся.
— У тебя нет палочки, да?
Скримджер лично сломал его палочку надвое. Для Министерства это, очевидно, было неким символическим жестом, потому что никто не запретил ему купить новую. У него было достаточно галлеонов, и он мог выходить наружу. Поначалу. Конечно, не все шло гладко, но жизнь вообще была непростой штукой. По логике вещей, его первой главной заботой должна была стать новая волшебная палочка. Вот только... Тогда ему надо было пойти к Олливандеру, и что, если бы тот завел разговор об отце? Что, если бы Олливандер вспомнил, как Драко получил свою первую палочку, как гордился им отец? Обычно надменный Люциус Малфой был тогда так горд и счастлив за своего единственного ребенка, что даже в одиннадцать лет Драко осознал всю ценность проявленных эмоций. Это было его самое любимое воспоминание об отце.
Драко отрицательно покачал головой.
Взмахнув палочкой, Поттер первым делом охладил комнату.
— Тебе не нужна палочка, чтобы накладывать заклинания?
Драко смерил его недоверчивым взглядом. Его отец был мертв уже целых пять лет и, возможно, даже сейчас мог наложить беспалочковое заклинание.
— Понятно. Малфои в своем репертуаре. Ты позволишь мне купить тебе палочку?
Это было из той же серии, что и чувство сытости от воображаемой еды, но какого черта! Иметь воображаемую палочку было гораздо лучше, чем жить без палочки вообще. Драко мог даже притвориться, что накладывает чары и заклинания.
Он кивнул, и был абсолютно не готов к стиснувшему его в объятьях Поттеру, которому вдруг стало нужно, чтобы его обняли.
— Как? Как ты жил без палочки все это время? Ты? — пробормотал ему в плечо Поттер.
И это «ты» чуть его не сломало. Драко в первый раз сам обнял Поттера. Они стояли, крепко обнявшись, и легонько покачивались вперед-назад. Он уже не был тем жалким юношей, который провел неделю, запертым в спальне, потому что пребывал в ужасе от дюжины роз. Он был достойным магом – магом, достойным волшебной палочки.
Поттер провел рукой по волосам Драко — от корней до самых кончиков. Кажется, их уже очень давно не стригли. Драко ткнулся носом ему в ладонь. Поттер тихонько отстранился и поцеловал его в лоб.
— Ты голодный? Сосиски с картофельным пюре будешь?
Драко кивнул. Иногда безумие было не таким уж и страшным.
*******************************
— Меня не будет пару дней. Я тебе говорил про свадьбу Рона с Гермионой. Я — шафер, и мне надо переделать уйму дел. Ты как, справишься?
Поттер, по-видимому, не был в этом уверен, но Драко решил опробовать свои новоиспеченные способности к притворству. Он пожал плечами с таким безразличием, которым мог бы гордиться прежний Драко Малфой.
Он, наверное, был чертовски убедителен, потому что Поттер улыбнулся и сказал:
— Хорошо. Ты не поверишь, какой ерундой меня заставляет заниматься Гермиона. Список на дюжину страниц. Судя по всему, Рону она даже простейшие вещи не доверяет. И никто не хочет допускать Фреда и Джорджа до чего-либо в принципе… Да, можешь закатывать глаза. Мы всерьез думали заступефаить их на недельку перед свадьбой, но Молли была категорически против. В конце концов, пришлось опуститься до обычного шантажа. Судя по улыбке, ты одобряешь. Хитрюга слизеринская. Обещал рассказать Молли, что дал денег для начала их бизнеса. Почему-то это их напугало до ужаса, и кажется, они ведут себя как паиньки, но все всё равно начеку. Они могут выкинуть что-нибудь ужасное в последнюю минуту…
Поттер болтал без умолку ещё в течение часа, пока не запнулся, зевнув во весь рот.
— Ты не против, если я останусь на ночь — а то меня потом некоторое время не будет?
И только после этих слов Драко осознал, что сидит, вцепившись в собственные предплечья. Пальцы разжались. Он улыбнулся и протянул руку.
Это случалось нечасто. Самое большее — три раза. В этом не было ничего сексуального. Они ложились в одежде. Поттер любил развалиться на всей кровати и спал, широко раскинув руки — Драко это ничуть не удивляло. Он ждал, пока Поттер уснет, а потом сворачивался клубочком у него под боком, сложив руки под щекой, словно в молитве...
Первый раз произошел, когда сквозняк на мгновение всколыхнул штору, и свет садящегося солнца был настолько ярок, что улица лишь полыхнула белым светом на мгновенье, перед тем как штора снова упала вплотную к окну.
Поттер трещал без умолку, готовя обед и перекрикивая шум воды и бряцающих крышек, — он рассказывал о каком-то заклинании, которое сработало совсем не так как надо. Вместо того чтобы оглушить, он наложил заклинание хихиканья.
— И вот представь, что я — предполагаемый победитель темных лордов во плоти — не могу наложить даже простое оглушающее заклинание. Хорошо, что меня не выперли. Что-то не так вышло с углом, и вот он валяется передо мной, катаясь по полу… Драко?
Драко в беспомощном ужасе смотрел на Поттера. Он произнес губами «Пустота» и показал на штору. Больше слов не было, но Поттер, кажется, его понял. Он тут же заклинанием захлопнул форточку и потащил Драко в спальню. Он держал его в объятьях несколько часов подряд, пока дрожь не унялась, и слезы не высохли.
— Нам надо поесть. Идем.
Они пошли на кухню, держась за руки. Одной рукой Поттер готовить не мог, но пока Драко держал ладонь у Поттера на плече, он был в относительном порядке. Он подвинул свой стул вплотную к Поттеру и вцепился в его коленку, пока они ели. После Драко вывел дрожащим пальцем на поверхности стола: «Останься. Пожалуйста».
Поттер кивнул.
******************************
Первые несколько часов прошли неплохо. У него теперь была воображаемая палочка, и его ненастоящие охлаждающие чары довольно хорошо работали. Как начинающий псих, Драко не был уверен, какую жертву надо принести богам безумия, чтобы галлюцинации работали на тебя, а не против, но пока он явно был на коне.
Под вечер он съел половинку сэндвича, а затем, вспомнив, что обещал съесть полноценный ужин, уничтожил доказательства. Черт побери, это было весело. Притворяться волшебником было почти также весело, как и быть им. У него даже не возникло проблем, когда наступила ночь. Темнота его не пугала. Драко полагал, что это сказывались годы жизни в подземельях.
Он лег рано и хорошо выспался. Утром он принял душ и отменно подрочил. Его член некоторое время не работал. Это его очень расстраивало — Драко думал, что с ним что-то коренным образом было не в порядке. Что ж, в принципе так оно и было, и отсутствие эрекции было сущей мелочью на фоне остальных проблем. Сейчас его член начинал работать более-менее как и прежде. Частью этой сумятицы с его безумием был постоянный вопрос: было ли происходящее реальным или нет, но он решил — к черту. Даже если это были воображаемые эрекции, воображаемая мастурбация ничем не отличалась от реальной. По крайней мере, так считал его возможно по-ненастоящему возбужденный член.
Второй день был повторением предыдущего, и ближе к полудню Драко задумался, — а с чего он вообще взял, что ему будет не хватать Поттера?
Он был в порядке. Даже лучше, чем в порядке. Сумасшедший псих и неудачливый подражатель Пожирателям Смерти сегодня был в ударе. Заказывайте оркестр. Поднимайте флаги. Идите к черту, боги безумия. Драко Малфой ещё не полностью сошел с ума. Может быть, у него просто дефицит витаминов. Может быть, если он будет тоннами есть шпинат, то сможет выйти наружу. Ладно, может быть не выйти, а просто сказать «Наружу». Произнести вслух. Без того, чтобы начать скулить. Конечно, он мог это сделать.
Но… не сегодня.
Сегодня, у него все было хорошо. Посмотрите. Он притворился, что ест завтрак, как если бы он по-настоящему завтракал.
— О, сейчас я буду завтракать, — сказал он пустой комнате. Он уже поставил на стол тарелку и порезал несуществующий тост на несуществующие половинки, а затем притворился, что медленно их съедает. Его дань разумности? Чай, который он пил, был настоящим. Итак, ободренный пониманием разницы между настоящим притворством и притворством лживым, Драко решил бросить вызов шторам.
Если судить по прошлому опыту, идея была безумной. Всего пару недель назад у него случился грандиозный срыв, и Поттер при этом находился в комнате. Но все так хорошо шло. И он был Малфой, в конце концов! А это были всего лишь шторы. Просто шторы. Он просто подойдет к ним, и отдернет их, и…
Ох, черт, черт… свет — предвестник пустоты, и даже если он увидел очертания зданий — может быть двух или трех — это был мираж, чтобы выманить его наружу. Драко знал это. Так, чтобы она могла поглотить его. Снаружи была Пустота, которая пыталась пожрать его, тоже превратить в ничто. Хотела накормиться им. Пустота была похожа на дементора, но она была повсюду. Разве можно спрятаться от Пустоты?
Что если она решит пробраться внутрь?
Как ты сможешь тогда убежать?
Ты не сможешь, ты не сможешь, ты не сможешь, не сможешь, не сможешь, не сможешьнесможешьнесможешьнесможешьнесможешь.
*******************************
— Драко? Драко? Черт побери, ты где? Черт! Шторы. Где ты?
Драко знал, что все его дела с богами безумия заканчивались крахом. Они усыпляют твою подозрительность ложным ощущением безопасности. Позволяя думать, что ты ешь воображаемый тост. Драко представил, как они хихикают, прикрываюсь костлявыми, скрюченными ручками. Это была тщательно продуманная игра. Наподобие той дерьмовой лжи, что Поттер вернулся. Поттер никогда не вернется. Они просто хотят выманить его из ванной. Он больше на это не купится. Он уже купился на шутку с тостом. Ничто не заставит его покинуть ванну.
Когда Драко задернул шторы, его бравады хватило лишь на то время, которое потребовалось Пустоте, чтобы просочиться через просвет. Он бросился в сторону, чтобы не попасть под луч света. Отталкивая мебель к центру комнаты, он крошечными шагами двигался по периметру, не отрывая спину от стены ни на секунду. Едва достигнув коридора, ведущего в спальню и ванную, Драко упал на корточки, рыдая от облегчения. Он так далеко добрался. Он не подаст им себя на серебряном блюдечке. Пустоте придется придти за ним лично. Драко вполз в ванную комнату, забрался в ванну, сдернул занавеску, завернулся в нее и стал ждать.
Эти проклятые боги были чертовски умными. Голос действительно казался озабоченным, даже на грани истерики. Двери хлопали, шкафы открывались и с грохотом захлопывались, и Пустота, притворяющаяся Поттером, продолжала звать его по имени. Отчаянно. Как будто Пустоте было не все равно. Так бы его звал Поттер, пропади Драко на самом деле. И Драко бы вышел. Конечно, чтобы его сразу могли пожрать в ничто? Ни за что, мать вашу. Он останется там, где он есть…
— Драко. О боже. Почему ты в ванной?
Пустота пробралась внутрь. В ванную.
Его палочка по-прежнему была в гостиной. Наверное, Пустота её уже поглотила. Его новая палочка. Исчезла.
— Ты можешь двигаться?
Драко не ответил. Хватит с него сделок. Больше сделок не будет. Одурачишь меня разок, вина твоя. Одурачишь и второй, тут уж виноват сам я.
— Я собираюсь добавить пару подушек и одеяло. Мы будем спать в ванной, хорошо?
Это звучало разумно. Было не похоже, что она пытается его забрать. Или сожрать его.
По краям занавески пробежала волна магии, и Драко почувствовал, что ванна стала больше. Потом на него набросили одеяло. Голову приподняли и подсунули под нее подушку. Что-то попыталось пробраться под пластик. Когда он начал скулить и плакать, его стали успокаивать и шептать:
— Все хорошо, я здесь. Все хорошо. Я здесь.
Наконец его руку нашла рука. Драко никогда не думал, что у Пустоты будет рука, и разве она не должна быть злой и прочее дерьмо в этом духе? Драко ждал. Что станет ничем. Наконец.
Но она не поглотила его; она переплела свои пальцы с его и сжала. И была точь-в-точь похожа на руку Поттера. Когда она сказала: «Спокойной ночи, Драко», это прозвучало так похоже на Поттера, что он сжал пальцы в ответ.
****************************
Драко проснулся среди ночи и обнаружил, что лежит на сгибе руки Поттера, и что Поттер нежно перебирает его волосы; пластик был убран с помощью магии, а ванна трансфигурирована в кровать. Комната освещалась слабым Люмосом. Поттер убрал руку из-под головы Драко и, опершись на локоть, внимательно посмотрел на него сверху вниз.
— Ты попытался сам открыть шторы?
Драко кивнул.
— Это был смелый поступок.
В свете всего произошедшего Драко считал, что поступок был идиотским. Он закатил глаза.
— Да ладно тебе, сам? Это просто потрясающе!
Драко недовольно поджал губы.
— Да, я знаю, но это начало.
Драко одарил его скептическим взглядом.
— Я знаю, что ты думаешь: «Тупой гриффиндорец». Я прав?
Драко кивнул.
— Почему ты так испугался?
Драко постарался не запаниковать. Постарался не думать об ослепляющем свете. Хорошие вещи, Драко, сказал он себе. Думай о хороших вещах. Например, о том, что с самого начала это была не рука Пустоты, а рука Поттера. О том, каким защищенным он чувствовал себя, когда Поттер сжал его ладонь. О том, что он на самом деле не хотел больше оставаться один. Разве он не доказал самому себе, что, вне всяких сомнений, официально сбрендил? Беседы с галлюцинациями казались чем-то совершенно незначительным по сравнению с прятками в ванной, будучи замотанным в душевую занавеску. Он дотянулся губами до уха Поттера и прошептал:
— Пустота.
Это был один из тех моментов, когда Поттер нуждался в том, чтобы его обняли.
*****************************
— Хорошо, готов?
Драко кивнул. С памятного приступа прошло три недели. Поттер тогда перебрался к нему окончательно. Каждый день они делали это — шаг за шагом, в надежде, что Драко, в конце концов, сможет сам отдернуть шторы и не съехать с катушек. Он стоял в самом конце коридора, рядом с ванной комнатой, и мог видеть линию, где шторы смыкались. Поттер рывком распахнул шторы и сразу их задернул.
Драко подождал. Ничего ужасного не произошло. Он сделал один шаг вперед. Поттер повторил все снова: быстро распахнул и задернул шторы. Ничего не случилось, и Драко кивнул. С каждым днём они продвигались на шаг больше, до тех пор, пока Драко не добрался до дверей в гостиную. Каждый день Драко продвигался немножко дальше, перед тем как запаниковать, но дальше дверей в гостиную он не доходил.
— Время большого теста. Готов?
— Да, — прошептал Драко. Последние пару недель он мог шептать короткие предложения.
— Та-дам! — выдал Поттер и залихватски распахнул шторы, намереваясь тем самым внушить Драко уверенность, но только выбив его из колеи. Потянув портьеру за собой, Поттер свалился на пол.
Драко застыл, когда Пустота залила тело Поттера светом через открытое окно.
— НЕТ! — закричал он и выхватил палочку. Взмахнув в сторону окна, он завопил на Пустоту «Ступефай!» и, пробежав через комнату, ухватил Поттера за оба запястья, отволок его до безопасности ванной и захлопнул за ними дверь. Там он затолкнул не успевшего толком подняться Поттера в ванну и задернул занавески.
Драко прижал Поттера спиной к стене и стал водить трясущимися руками по его лицу. Чтобы убедиться, что он весь был на месте.
— Все в порядке? В порядке? — иступленным шепотом спрашивал он.
Поттер сжал ладони Драко в своих и поцеловал каждую.
— Драко, — пробормотал Поттер, он опять был на грани слез. Нет, серьезно, Поттеру пора было уже научиться держать себя в руках.
— Ты не любишь, когда я плачу, правда?
Отвернувшись на мгновенье, Поттер постарался собраться. Потом он поцеловал руки Драко ещё раз и сказал твердым голосом:
— Спасибо, что спас меня. Это было невероятно смело с твоей стороны. Хотя, наверное, сейчас вся Диагон-аллея усыпана тушками оглушенных птиц. Но пустоты на самом деле нет. Пожалуйста, поверь мне. Это просто солнечный свет.
— Не солнце. Там пустота, — запротестовал Драко.
Поттер поцеловал его в лоб.
— Я знаю, ты веришь, что она действительно существует.
Разве пустоты не существует? Но тогда что было реальным? Он должен был узнать. Сейчас. Раз и навсегда.
Он осторожно освободил руки из захвата Поттера и запустил пальцы в густые темные волосы. Они были такие мягкие. Из-за того, что прическа Поттера напоминала воронье гнездо, волосы казались жесткими на вид, но это было не так. Он провел кончиками пальцев по лбу Поттера, его щекам, обвел овал подбородка, дужки очков. Очертил его губы. Подушечками больших пальцев он погладил мочки ушей. Двумя ладонями спустился вниз по шее к плечам, и дальше вниз, к бицепсам, предплечьям и запястьям, в конце заключив ладони Поттера в свои.
— Ты настоящий? — прошептал он.
Драко весь подобрался. Он не знал, чего ожидать. Спрашивать о том, была ли его реальность настоящей, казалось наигрубейшим нарушением правил. Нарушая это правило, ты практически требовал от богов безумия ввергнуть тебя в геенну огненную. Заставлял их наказать тебя. Без всякой жалости. Шторы больше никогда не закроются. Поттер больше никогда не придет. Только такое наказание было достойным для столь вопиющего непослушания.
— Да, Драко. Я настоящий.
Драко до сих пор не был уверен. Это звучало похоже на настоящего Поттера. Был ли Поттер реальным с самого начала? Он склонил голову набок.
— Помнишь наш первый поход в Хогсмид, когда нам было по тринадцать? Ты стоял у Визжащей Хижины с Крэббом и Гойлом. Я тоже там был, но в плаще-невидимке, потому что тот мудак, который приходится мне дядей, не подписал разрешение, так что в Хогсмид мне было нельзя. Ты, как обычно, вел себя как несносный заносчивый мерзавец, так что я швырнул в тебя комком грязи. Потом, когда нам было по шестнадцать, я чуть не раскромсал тебя на кусочки и в тот же год слышал, как ты отчаянно пытаешься заставить себя убить Дамблдора — как раз перед тем, как Снейп убил его. Это для тебя достаточно реально?
Драко кивнул. В эпизоде с грязью все, наконец, встало на свои места.
Поттер очень нежно его поцеловал. Это даже был не поцелуй, а скорее легкое прикосновение губ. А потом настоящий, судя по всему, Поттер крепко его обнял. Что за черт? Комфорт, то ощущение комфорта, которое он давал и получал в течение недель, вдруг резко спикировал в обжигающее возбуждение. Драко толкнулся бедрами в Поттера, чтобы утолить внезапный жар в паху. Черт! Это действительно ощущалось реальным. Особенно, когда он почувствовал такой же жаркий ответ. Эта хрень о настоящем Поттере оказалась не такой уж плохой, в конце концов. Он даже со слезливостью мог смириться, если это включало еду на вынос, объятья и эрекцию.
— Нет, нельзя, пока тебе не станет лучше, — прошептал Поттер.
Драко раздраженно фыркнул и потерся бедром о твердый член Поттера. О да, действительно чертовски реально.
— Уже лучше, — прошептал он в ответ.
Поттер резко отодвинулся, но ладонь на щеке Драко выдавала его с головой.
— Испорченный засранец. Я хочу тебя — уже несколько месяцев как. Но пока нельзя. Справиться со шторами ещё не значит вылечиться. Ты должен почувствовать себя гораздо лучше, прежде чем мы займемся…этим, — неловко закончил Поттер. — Я не целитель, Драко. Ты позволишь целителю из Св. Мунго придти и осмотреть тебя? Или Мадам Помфри? Тебе не придется никуда выходить. Они придут сюда сами.
Драко кивнул. Если кто и мог надрать задницу богам безумия, то это была Мадам Помфри.
— Хорошо.
Спасать людей — тяжелая работа. Драко не знал, как Поттеру это удавалось. Чувствуя себя так, как будто из него выкачали весь воздух, Драко начал оседать вниз. Поттер его подхватил и помог добраться до кровати. Они заняли привычные уже позы; после того, как Драко свернулся клубочком в изгибе руки Поттера, тот начал легонько гладить его волосы — нежными, любящими движениями. Драко прильнул к ласковой руке с довольным вздохом. Перед тем как скользнуть в сон, он повернул голову и легонько поцеловал Поттера в ладонь — похоже, это единственное, что было настоящим.
