Данный материал может содержать сцены насилия, описание однополых связей и других НЕДЕТСКИХ отношений.
Я предупрежден(-а) и осознаю, что делаю, читая нижеизложенный текст/просматривая видео.
Густеют сумерки за окном; стремительно темнеют глаза Гарри. Он снимает очки, кладёт на тумбочку и ждёт. Он всегда ждёт, когда Драко первым начнёт то, ради чего они оба развелись с женами - только ради этого, повторяет себе Драко, исключительно ради этого, и никаких больше причин нет.
Нет никакой долбаной любви. Есть только два тела, выгибающиеся в унисон.
Драко берет лицо Гарри в ладони. Целует острые скулы, целует впалые щёки; накрывает лаской сухие веки, тонкие, как бумага, жёсткие брови, чуть подрагивающие губы. Спускается к подбородку с ямочкой - сердце Драко всегда пропускает удар при виде этой ямочки, такой беззащитной, что никогда не поверишь, будто её обладатель - Победитель Тёмного Лорда, заместитель Главы британского Аврората и бла-бла-бла...
Иногда Драко ненавидит Гарри. Ненавидит, что из того лишнего слова не вытянешь, что он обожает своё плебейское пиво, что по неделе может пропадать на опасной операции, и сиди гадай, жив он или уже нет.
Ненавидит, что нужен Гарри меньше, чем сам Гарри - ему.
Драко чувствует себя женой, которая сидит дома и ждёт мужа с работы. Когда "муж" дома, он вечно утыкается в газету или документы. Или торчит перед камином, обсуждая с кем-то какие-то дела, и Драко так и подмывает подойти, задрать ему мантию и вставить без подготовки, чтобы он отвлекся от своей бесконечной работы хотя бы раз.
Но на самом деле Гарри всегда сверху. Это правило не обсуждалось, но соблюдается неукоснительно.
Вот и сейчас Гарри вырывается из рук - мягко, но непреклонно, как добрая кошка, которой надоело, что её тискают, топят в море излишней нежности.
Он укладывает Драко на живот и лижет кожу за ухом; Драко вздрагивает от прикосновения, пытается сдержать стон. Член упирается в твёрдый матрац, и пальцы путаются в смятых простынях.
Иногда Драко хочется услышать от Гарри что-то вроде "Ты красивый". Например, в такие моменты, как сейчас. Но вместо того, чтобы сказать что-нибудь, Гарри скользит пальцами по лопаткам Драко, проводит по рёбрам, тычется губами и носом в седьмой позвонок, дышит жарко-жарко, посылая по коже Драко мурашки.
Он раздвигает ноги Драко, ладонями придерживает ягодицы. Драко напрягается - он так и не привык воспринимать эту ласку, как что-то естественное, но Поттер всегда заставляет его забыть о предубеждении. Скорей бы уж.
Язык у Поттера горячий, влажный; Драко чувствует, как под легчайшим касанием сжимаются мышцы, и упирается лбом в ладони. Язык танцует по морщинкам, по впадинам и выпуклостям, Драко бросает то в жар, то в холод, стоны рвутся наружу сами, скомканные, сдавленные, как старое письмо, сунутое в карман джинсов.
После этого жгучего, дурманящего, стыдного удовольствия никакой другой прелюдии не нужно, и Драко с тихим выдохом принимает в себя Поттера; раздвигает ноги шире, подаётся назад, чувствуя, как конвульсивно сжимаются мозолистые пальцы Гарри на бёдрах.
Драко неплохо владеет легилименцией, но никогда не применяет её к Гарри.
Он не знает, что будет делать, если однажды выяснит, что Гарри ему изменил или собирается его бросить. Вернее, он знает: он будет унижаться, он будет просить его остаться, он проглотит любую измену и обиду, и в момент примирения и согласия облегчение накатит на него волной, как всегда по вечерам, когда дыхание Гарри выравнивается, и Драко, лежа у него на плече, понимает - прошёл ещё один день вместе.
Это знание горчинкой лежит на краю памяти, и портит Драко жизнь круглые сутки семь дней в неделю.
Но пока Поттер обнимает его, засыпая, Драко вполне способен терпеть и это знание, и постоянное молчание, и возвращения домой то пьяным, то окровавленным, то просто измотанным до крайности.
В этот вечер Драко кончает, зажав зубами ладонь, и прячет от Поттера яркий след укуса, пока тот не засыпает, наскоро вытерев сперму с их тел и постели.
Тяжёлая рука Поттера на плечах смягчает боль.
За окном вспыхивают звёзды, яркие, как маггловские фейерверки.
* * *
Драко открывает глаза, когда блёклый, словно невыспавшийся солнечный луч вползает на подушку и нагревает щёку и плечо. Это тепло так навязчиво и необычно, что сон слетает с Драко моментально. Но луч так тонок и прям, что Драко, проследив его направление взглядом, понимает - он греет только щеку. У плеча что-то другое.
Гарри держит ладонь у самого плеча Драко, не решив ещё, коснуться ли кожи; его рука зависла в доле миллиметра, тончайшие волоски на плече вздыбились, и Драко щекотно, и тепло идет, равномерное, успокаивающее, умиротворяющее.
- Я тебя разбудил? - спрашивал Гарри.
- Нет. Или да, - говорит Драко. - Я не знаю.
Гарри отнимает руку, и плечу сразу становится холодно. Пальцы Гарри погружаются в спутанные волосы Драко, гладят, массируют, и это так хорошо, что обмякший Драко молча улыбается, и ему совсем не хочется думать о том, отчего Гарри делает то, что делал только раз или два - когда у них всё только начиналось, и других, более откровенные прикосновения, почти пугали.
- Тебе не нравится, когда я так делаю? - спрашивает Гарри.
Драко молчит долгую секунду, не зная, что сказать, но потом решает сказать правду.
- Только ты делаешь это редко, - говорит Драко, не открывая глаз. Не смей тянуться вслед его руке, говорит он себе. Не смей, тряпка.
- Я просто... просто не думал, что тебе хочется, - рука возвращается. Драко перехватывает её и целует Гарри в центр ладони, не выдержав. - Драко?..
- Прости, - говорит Драко, отпуская руку Гарри. - Я забылся.
- За что простить? - не понимает Гарри. - Ты ни в чём не виноват...
- В последний раз, когда я поцеловал тебе руку, ты сказал, чтобы я больше так не делал, - напоминает Драко. Каленым железом выжжены в памяти слова Гарри, его недоуменный, почти брезгливый тон, нахмуренные брови и непроизвольный жест - пальцами другой руки оттирать ладонь, которую поцеловали.
- Правда? - Гарри, смешавшись, трёт лоб в попытках вспомнить. - Да, но я... я не ждал. Понимаешь?
- Почему ты говоришь мне об этом сейчас? - удивляется Драко, открывая глаза.
Взгляд у Гарри лучистый, бесхитростный; радужка светла и похожа по цвету на яблочные леденцы.
- Пять лет с того дня, как мы столкнулись в лифте в Министерстве, первый раз после школы, - говорит он. - Помнишь?
- Помню...
- Я проснулся, вспомнил об этом. И подумал: почему ты до сих пор со мной?
Драко молчит. Ни за что на свете он этого не скажет, но и не скажет лжи, в которую так хочется верить ему самому - потому что Гарри может поверить в неё искренне.
И уйти.
Тогда, в лифте Министерства, ничто ничего не предвещало; они даже не обменялись никакими словами, кроме "Добрый день" и "До свидания". Гарри тогда первым выскочил из лифта, и Драко проводил взглядом его широкую спину, отметив про себя, что Поттер неплохо сложен.
- Сам не знаешь? - пытается угадать Гарри.
- Понятия не имею, - медленно говорит Драко. - Но, во всяком случае, я не хочу уходить.
Жалкая попытка сохранить лицо, жалкая, жалкая.
Гарри улыбается. Он так редко это делает, что улыбка кривит непривычное лицо в странной гримасе прелюдии то ли к смеху, то ли к слезам.
Драко неловко отчего-то смотреть Гарри в глаза, и он, блуждая взглядом по комнате, натыкается на массивные настенные часы. При виде того, как расположены стрелки, Драко приподнимается на локтях.
- Тебе разве сегодня не на работу?
- Чёрт с ней сегодня, с этой работой, - отвечает Гарри. - Я уже несколько месяцев не могу нормально работать.
- Почему?
- Потому что ты похудел килограмм на пять и осунулся. Потому что у тебя круги под глазами. Потому что ты постоянно молчишь. И потому что я до сих пор не понимаю, почему ты со мной.
- Потому что я не могу без тебя, это же очевидно, идиот, - говорит Драко устало и валится обратно на кровать.
Гарри молчит. Драко думает, что знает, почему - потому что Гарри нормальный мужчина и не любит гейских штучек: подаренные цветы ломает о колено и выкидывает в ведро, а за романтическим ужином засыпает лицом в тарелке.
Возможно, конечно, что цветы сломались случайно, пока Драко не было дома, и пришлось их выкинуть, потому что держать в вазе больше не было смысла; и в тот день Гарри пропадал на работе с раннего утра, отчего имел полное право зверски устать. Но это было бы слишком хорошо, слишком, Драко давным-давно не ждёт от судьбы подобных подарков.
- Прости, - повторяет Драко, глядя в потолок.
- Тебя не за что прощать, - горячая ладонь ложится на плечо Драко, шершавые подушечки пальцев скользят по ключице. - Послушай, я рад, что ты мне это сказал. Я правда рад. Ты же знаешь, у меня язык не подвешен, сам я ни сказать не умею, ни попросить тебя об этом...
- Это ничего, если ты не умеешь сказать, - говорит Драко; если уж у нас утро откровений в приступе ностальгии, то почему бы и нет, думает Драко. - Главное, чтобы тебе было что сказать.
- Мне ещё как есть что сказать, - заверяет Гарри и целует Драко в уголок губ, целомудренно и нежно.
Драко не верит. Он вообще не привык верить глазам и ушам, потому что, стоит ему обнадежиться и воспрянуть духом, как все сразу портится.
- Ты такой беззащитный, когда спишь, - неожиданно говорит Гарри.
- Да?
- Да. Послушай, я знаю, что я идиот и всё такое, но...
- Но?..
- Но я хотел бы защищать тебя. Всегда. Во сне и не во сне... чёрт, я не знаю, что сказать. Я не умею. Мне не по себе, когда ты выжидательно на меня смотришь, и я всегда отворачиваюсь, чтобы не ляпнуть чего-нибудь не в такт, и сейчас я тоже не в своей тарелке, можно, я заткнусь?
- Можно, - говорит Драко и смеется. - Можно, конечно. Боже, Гарри, какой же ты всё-таки идиот.
Драко смеется, а Гарри смотрит на него в упор, не мигая, будто не может наглядеться, не может никак насытить голодный леденцовый взор.
- Иди сюда, - говорит Драко, немного успокоившись. - Я хочу тебя поцеловать, чтобы рот у нас обоих был занят, и мы не беспокоились, как бы чего не ляпнуть. Запомни этот способ на будущее.
- Запомню, - улыбается Гарри - в этот раз у него получается уже лучше.
Его губы терпкие на вкус, тёплые, обветренные; Драко легонько кусает их, сдерживая очередной приступ смеха, и обнимает Гарри так крепко, как может.
Впервые за пять лет он уверен, что встретит ночь, лежа на плече Гарри и слушая его мерное дыхание.
