Чтоб из Хогвартса вам выгнать
Пожирателей отряд,
Просто Невилла просите,
Пусть взорвёт котёл-другой.
От того, что варит Невилл,
Антидотов вовсе нет,
Как начнутся драмиона,
Снейджер, снарри, уизлицест, –
И, от пейрингов спасаясь,
Упсы с воплями сбегут,
Ну а кто не слишком быстрый,
Тех Любовь исправит вмиг.
Данный материал может содержать сцены насилия, описание однополых связей и других НЕДЕТСКИХ отношений.
Я предупрежден(-а) и осознаю, что делаю, читая нижеизложенный текст/просматривая видео.
Снейп терпеть не может детей, в чём имели сомнительное удовольствие убедиться сотни выпускников Хогвартса. Дети тоже его не любят – особенно теперь, ещё более угрюмого, чем раньше, с безобразным шрамом на шее; они держатся подальше от него инстинктивно, как птицы всегда выбирают осенью дорогу на юг, а не на север.
Впрочем, есть один ребёнок, который бестрепетно улыбается Снейпу; последний подозревает, что Тедди Люпин просто ещё слишком мал, чтобы оценивать людей трезво – затруднительно как следует взвесить все «за» и «против» по какому бы то ни было вопросу, лёжа в колыбели и пуская пузыри. Но Тедди развлекается в колыбели не только этим; когда Снейпа долго нет, маленький Люпин – по словам Ремуса – скучает и копирует бледное крючконосое лицо. Снейп не поверил бы, если бы не колдографии, на которых пухлое младенческое личико то и дело перетекает в мрачную взрослую маску и обратно.
- Жаль, - говорит Люпин – Ремус, чёрт возьми, Ремус, Снейп всё никак не может отвыкнуть называть его по фамилии, - правда жаль, что я не метаморф. Я тоже часто по тебе скучаю, я мог бы, как Тедди, быть с тобою, становясь на время тобой же.
Снейп всегда теряется, когда слышит подобные слова; он комкает колдографию трясущимися пальцами и чувствует, как немеют губы. Это как удар под дых – привязанность, высказанная вслух; и Люпин, чтоб его дементоры побрали, прекрасно это понимает. И говорит, каждый день говорит такие вещи, парализуя Снейпа, лишая воли и опоры под ногами.
Слова Ремуса – как обоюдоострый нож, режущий умело и даже охотно; чужая беззащитность перед его речами пьянит оборотня. В чём, в чём, а в этом он никогда не признается, иначе это оружие обратится против владельца.
- Это же замечательно, Северус, что Тедди тебя любит, - мягко говорит Ремус; полнолуние близко, и светло-карие глаза горят голодным жёлтым светом. – Выключи, пожалуйста, свет.
- Выключи сам, - отвечает Снейп и уходит в другую комнату, проведать давно спящего Тедди. Во сне черты его лица расплывчаты и неуловимы, как будущее, заключенное в кофейной гуще на дне чашки; Снейп касается волос, цвет которых трудно определить, и чувствует где-то внутри прилив тепла, который должна была бы ощущать погибшая в Последней Битве Нимфадора Тонкс.
Та ночь почти не отпечаталась в памяти Снейпа, и у него нет никакого желания ворошить прошлое; всё, что он достоверно помнит о своём спасении из Визжащей Хижины, - это жёлтые волчьи глаза, словно два фонаря в непроглядном мраке и морозной вьюге. Снейп брёл на их свет, брёл, вслушиваясь в непривычно мягкий шёпот пронизывающего ветра, и неожиданно добрался до мира живых, на котором поставил крест уже пару вечностей назад, когда змеиные клыки впились в шею.
Ремус выключает свет как раз в тот момент, когда Снейп возвращается в комнату; пробираться в темноте, на ощупь, спотыкаясь о мебель, - страшно раздражает. Но идти на сияние волчьих глаз лёгко; это знакомая дорога, которой Снейп ходил не раз.
Единственное, в чём он уверен каждый день, засыпая и просыпаясь, - так это в том, что на этой дороге он никогда не заблудится.
