Наследник старинного рода и потомственный военный Джастин Финч-Флетчли осваивается в мире, где он — никто.
Комментарии:
Фрагмент из «ГПиТК» приводится в переводе Ю. Мачкасова, потому что он единственный, кто передал манеру разговора Джастина, четко указывающую на его положение в маггловском обществе.
Тот рыцарь был достойный человек.
С тех пор как в первый он ушел набег,
Не посрамил он рыцарского рода;
Любил он честь, учтивость и свободу.
Дж. Чосер, «Кентерберийские рассказы»,
Общий пролог
Берлин, Александер-плац, 1997 год.
Площадь в очередной раз перестроили. Но все равно Александер-плац сохранила привычный казарменный вид. Как во времена его детства, в закатные дни коммунистического владычества. Прославленный Brunnen der Völkerfreundschaft, Фонтан Дружбы народов, остался на своем месте, и автомобили по-прежнему шуршали по асфальту. Туристы сидели в уличных кафе, ели мороженое с клубникой и давали чаевые во всех валютах мира. Посетители цепочкой взбирались по ступеням к Могиле неизвестного солдата.
Джастин Финч-Флетчли остановился поодаль, поправил лямку рюкзака, опустился на корточки и погрузился в наблюдение.
Когда ему было девять, семья почти десять месяцев прожила в Варшаве — отца отправили туда военным атташе. Сидя в роскошной, хотя и сильно обветшавшей довоенной квартире, Джастин зачарованно следил, как сменяются изображения на экране телевизора: человек на танке призывает противостоять тирании, полмиллиона демонстрантов бушуют на площади Тяньаньмынь… Тогда он на собственном опыте узнал, где проходят границы гласности и что такое «доктрина сдерживания». Он видел, как ликующие жители Восточного Берлина переходят полосу, на которой их раньше караулила смерть, и кидаются в объятия западноберлинцев. Как кирками и топорами, зубилами и голыми руками разносят на куски Стену. В декабре Леха Валенсу избрали президентом Польши, в посольстве начались перестановки и замены, и семья вернулась в Англию. Почти сразу Ирак напал на Кувейт, отца призвали на действительную и послали сначала в Эр-Рияд, потом в Амман, а оттуда в Багдад — в места, куда брать семью запрещено. Когда Джастин уехал в Хогвартс, отец все еще был на Ближнем Востоке. Он узнал о происшедшем только через полгода, когда вернулся домой. Сомнительная честь объяснять, почему сын не в Итоне, выпала леди Финч-Флетчли.
Джастин видел монументы неизвестным солдатам по всей Европе: в Вестминстерском аббатстве, под парижской Триумфальной аркой, на венской Хельденплац и на варшавской площади Пилсудского. Он побывал у самого первого такого памятника — неизвестному пехотинцу в датской Фредериции, и стоял у колониальных мемориалов в Оттаве и Канберре. Конечно, поездка в Канберру обошлась недешево, но бабушка настояла, заметив, что путешествия всегда окупаются. Жизнь коротка и надо успеть повсюду. Жизнь очень коротка.
Их деньги были угольными. Триста лет назад Карл Второй дал в приданое своей очередной незаконной дочери бесплодные земли в Уэльсе. Оказалось, что в них полно угля. Когда Георг Третий даровал рутландским Финчам титул, те воздвигли грандиозный квадратный мавзолей и назвали его «Олбани-хауз», потому что корону на герб заслужили, изгнав французов из этого самого американского Олбани во время Семилетней войны. А хаотичный, неудобный елизаветинский особняк достался нортгемптонширской ветви семьи Финч, которая вскоре превратилась в Финч-Флетчли. Двести тридцать лет спустя дом все еще был в их владении. Они не могли от него отказаться, даже если бы захотели. Уголь больше не приносил прежних доходов, и часть земель пришлось продать. А Финч-Флетчли пошли на службу: по дипломатической линии, в армию и внешнюю разведку.
С Эрни было так хорошо дружить еще и потому, что тот был чистокровным магом, за всю жизнь не высунувшим носа из крошечного магического квартала Глазго. Магглы там встречались реже, чем баньши, и каждый второй маг носил фамилию Макмиллан. Эрни, хотя и принадлежал к среднему классу, воспринимал картины Стаббса и изготовленный по специальному заказу Роллс-Ройс как очередное маггловское чудачество. Он вряд ли сумел бы отличить баронета от бармена. А вот Вэйн то и дело отпускал шпильки вроде «Значит, в Канберре побывал? Небось, диких бабок стоило?». Все родственники Вэйна были потомственными шахтерами и добывали уголь, пока шахты Уэльса не закрылись. Тогда они перебрались в Порт Тэлбот и устроились на сталелитейный завод. Который тоже закрылся. Джастин так толком и не мог понять, почему Вэйн считал ответственным за это его лично. Вэйн сумел объяснить «почему» Захарии Смиту: тот был чистокровным и не разбирался в маггловской экономике, поэтому не понимал, что Финч-Флетчли не имеют никакого отношения к бедам семьи Вэйна — на их шахтах Хопкинсы никогда не работали. Захария видел только, что отец Вэйна не может найти работу и живет на пособие, а Джастин постоянно путешествует на маггловских самолетах в такие экзотические места, как Варшава, Эр-Риядд и Заир.
В хаффлпаффской спальне ему постоянно приходилось терпеть колкости и недоброжелательные намеки. Сны только усугубляли положение. Иногда ему снились шаги. А иногда — падение. В прорицания он не верил, но верил в сны. В гадание по внутренностям птиц он тоже не верил, а в призраков — верил, и верил твердо. Он просыпался весь в поту, и толстый Эрни в поношенной пижаме бурчал с правой кровати:
— Джастин? Джастин, ты опять разговаривал во сне!
А на левой кровати Вэйн, потянувшись, фыркал:
— Наш богатенький неженка никак не научится спать в общей спальне!
Захария вздыхал и вытаскивал из-под изголовья бутылку огневиски:
— Раз уж все проснулись, может, выпьем по маленькой?
Эрни опускал голову на руки и уныло бормотал:
— Я же префект!
Вэйн с Захарией были убеждены, что Финч-Флетчли просто выделывается со своими ночными кошмарами. В Хогвартсе право на кошмарные сны имели Мальчик-который-выжил и ученики, чьи семьи и судьбы были искалечены Волдеморотом, но никак не жалкие магглорожденные наподобие Джастина. Прошло пять лет с тех пор, как на уроке гербологии Джастин протянул руку и бодро сказал:
— Джастин Финч-Флетчли. Тебе, само собой, представляться не требуется — знаменитый Гарри Поттер…
Он проговорил это с полной непринужденностью, так, как его обучали с детства — сначала на скотоводческих выставках графства, потом на чаепитиях за Железным Занавесом. С любезностью хорошо воспитанного человека он произнес все полагающиеся комплименты, но не удержался, чтобы не добавить: «Моё имя уже стояло в Итонских списках». Он думал, раз Гарри и Гермиона выросли в маггловском мире, они должны понять намек. Но они не поняли, и, проглотив обиду (этому его тоже научили дома), он как ни в чем не бывало продолжил: «Ну, мать была слегка обеспокоена. Но я заставил ее прочесть все книги Локхарта, и теперь она вполне осознаёт, какую пользу может принести семье хорошо обученный колдун…».
Ему было двенадцать. В таком возрасте позволительно быть эгоистом. Даже если ты — Финч-Флетчли.
В Нортгемптоншире все знали, кто такие Финч-Флетчли. В Хогвартсе — никто. Каждый сентябрь, когда Джастин проходил сквозь стену на платформу 9 ¾, он оказывался в мире, где ровно ничего не значили ни поместье, ни герб, ни Крест Виктории, ни Орден Британской империи, ни имя, выбитое на мраморной доске выдающихся выпускников Сэндхерста, ни старый итонский галстук. Здесь надо было быть Поттером. Поттером, Прюэттом, Дирборном, Боунсом, Маккинноном, Лонгботтомом… Или, если вы принадлежали к другому кругу, Блэком. Блэком, Эйвери, Лестранжем, Руквудом, Розье, Малфоем. Из наследника семьи Финч-Флетчли и будущего двадцать первого баронета Джастин превращался в круглый ноль. Он становился неизвестным солдатом. Уродцем, новорожденным, человеком без прошлого. И, вполне возможно, без будущего.
С тех пор, как сэр Джозеф Финч, взяв в жены Жюстину, незаконную дочь Карла Второго от французской любовницы, возвысил свой род, в семье родилось девять Джастинов. Почти никто из них не успел вступить в права наследства. И ни один не дожил до тридцати.
Лондон, Миллбэнк, военный госпиталь королевы Александры, 1916 год.
Ночное дежурство в хирургическом отделении. Леди Мэри Осборн пьет чай, слушая, как в тишине палаты хрипло дышит солдат, у которого вырвана половина гортани. Она сонно листает томик поэзии, который ей прислал на рождество жених, сэр Джастин Финч-Флетчли. В 3.15 ночи санитар приносит доставленное ночной почтой из Парижа письмо, и по странному совпадению она видит написанные рукой сэра Джастина те самые строки Руперта Брука, которые читала десять минут назад:
Когда умру, пусть скажут обо мне —
Есть уголок земли, которому навеки быть английским.
Санитар щелкает каблуками и движется к выходу из палаты. Как только он скрывается за дверью, между рядами кроватей появляется другой человек. Леди Мэри близоруко щурится — на ней очки для чтения — и думает: «Как похож на сэра Джастина!».
Но сэр Джастин во Франции, за многие мили отсюда. Человек молча стоит в облаке света. Она поднимает руку в знак приветствия. Медленно, очень медленно он тоже поднимает руку и отдает ей честь. Она привстает, но светящийся силуэт исчез.
Через два дня приходит телеграмма. Но она знает и так: сэр Джастин Финч-Флетчли умер в половине четвертого утра в воскресенье.
Леди Мэри вышла замуж уже немолодой, за вдовца, ветерана Великой Войны. У них родилась дочь. Единственная дочь. А потом появилась внучка, которую тоже назвали Мэри. Она вышла замуж за сэра Эндрю Финч-Флетчли и родила ему Джастина, Джерри и Джо. Письма сэра Джастина невесте вернулись в семью. Джастин много раз их перечитывал. И ему много раз снился сон. Это всплывало в самые неожиданные моменты: бестелесные шаги, военное приветствие — и человек исчезает.
Разумеется, он рассказал родителям про Армию Дамблдора. Сразу же, как только приехал на рождественские каникулы. Интересно, он один был такой? Он не подозревал, что Гермиона закляла пергамент, и порой думал — почему же кара его так и не настигла? Может, заклятье касалось только того, кто расскажет про Армию волшебнику, или того, кто донесет учителю; а может, Гермиона и не оговаривала никаких условий, но магия учла ее невысказанные намерения. С намерениями такое порой бывает. Временами страшно становится от того, как легко тебя прочитывают чары, а заклинания просто видят насквозь.
Чарам и заклинаниям не стоило никакого труда догадаться, что на уме у Джастина. Его тайный скепсис был перед ними как на ладони и сказывался на его магии, как бы страстно он ни молился, чтобы этого не было.
— Сосредоточьтесь же, Финч-Флетчли! — восклицает профессор Макгонаголл, пока он превращает дикобраза в… ну, в другого дикобраза.
— Используйте свое воображение, — вздыхает профессор Трелони, когда он сообщает, что видит в хрустальном шаре облака — перистые и кучевые — и ничего, кроме облаков. — Откройте же Третий глаз!
— Почему вы не добавили драконью кровь? — бушует профессор Снейп, пока Джастин смущенно просит прощения и признается, что сам не понимает, как мог забыть. — Нечего тут понимать, надо просто делать, как я скажу! Вы же из этих, из маггловских армейцев, так? Всегда считал, что маггловские армейцы помешаны на выполнении приказов.
Хотелось думать, что магия ему не дается, потому что он магглорожденный, но он отлично знал, что это не так. Среди чистокровных попадались полные тупицы, а магглорожденная Гермиона была настоящим гением. У нее была именно та самоуверенность, та страстная нерассуждающая вера в магию, которой ему недоставало. То, что он провел столько месяцев в оцепенении в больничном крыле и пропустил уйму занятий, тоже не оправдывало отсутствие успехов в учебе: попавшая под взгляд василиска Гермиона все равно осталась гением, а Пенелопа Кристалл блестяще сдала экзамены. Колин Криви, правда, вел себя по-идиотски, но так уж он был устроен… Так что винить было некого. Ему мешала какая-то внутренняя преграда. Ему нужен был образец для подражания. Собака-поводырь.
Его поводырем стал Эрни.
В отличие от Гермионы, Эрни гением не был, но благодаря трудолюбию и упорству учился очень хорошо. По вечерам он натаскивал Джастина и год за годом помогал справляться с экзаменами. Тот даже не мог толком выразить Эрни свою благодарность, потому что пришлось бы объяснять, как много Джастин потерял, отправившись учиться в Хогвартс. После того, как провалилась осторожная попытка намекнуть на это Гарри и Гермионе, он даже не старался кому-то что-то объяснить. Исключением стала Ханна: она была из семьи магглолюбов и — чудо из чудес! — даже слышала об Итоне, хотя ее семейство (простые арендаторы, мелкие фермеры с материнской стороны и садовники с отцовской) и мечтать не могло, чтобы туда ее отправить. Ханна умела сочувствовать. Ханна все понимала. Ханна была прелесть. За три недели он отправил ей пять открыток, и шестая, полностью написанная, лежала в его рюкзаке — надо было только приклеить марку.
Да, он знал, что Ханна — девушка Эрни. Отлично знал. «Honor virtutis praemium» <1> — он выучил это еще в начальной школе.
"Честь — жизнь моя, они срослись в одно,
И честь утратить для меня равно
Утрате жизни" <2>.
Это был девиз Финч-Флетчли.
Он поднялся на ноги и пошел на почту отправить открытку.
*****
Был апрель, и Джастин учился на пятом курсе, когда в кабинете профессора Спраут шла беседа о его будущей профессии. Там были сама профессор Спраут как глава колледжа, профессор Амбридж, потому что она лезла в каждую дырку, и профессор Макгонаголл, неизвестно почему (возможно, чтобы в качестве заместителя Дамблдора присматривать за Амбридж). Та все время покашливала и перебирала бахрому на своем розовом шарфе, а профессор Макгонаголл молча закатывала глаза.
Профессор Спраут села за стол, достала из лейки, которую использовала как подставку, перо и ласково спросила:
— Ну, Джастин, чем бы вы хотели заняться?
Ему никто никогда не задавал такой вопрос. Ни разу за всю его жизнь. В семье Финч-Флетчли было не принято задавать подобные вопросы, особенно мальчикам. А девочки у них не рождались. Было принято спрашивать:
— В танкисты или в летчики?
Он прикусил губу и сказал:
— Вообще-то я хотел бы заниматься коммуникациями или стать тактическим аналитиком.
Он непонимающе посмотрела на него и неуверенно сказала:
— Департамент по контролю за каминной сетью? Магическое радиовещание?
Господи, это тут при чем?
— Ну, я имел в виду военную специальность… только у волшебников военных нет… тогда, может быть, полицию.
— Корпус авроров? — уточнила профессор Спраут, поднимая брови. В Хаффлпаффе эта профессия не пользовалась популярностью. Может, он и не очень хорошо разбирался в мире волшебников, но это было ему известно.
— Ну, я…
— Помона, — перебила Долорес Амбридж, глядя сквозь Джастина, как будто того вовсе не было в кабинете, — мальчик — магглорожденный. Он мало чем отличается от сквиба и не соответствует требованиям, предъявляемым…
— Финч-Флетчли, — спокойно продолжала профессор Спраут, — вы ставите себе благородную цель, но там требуется Выше ожидаемого по трансфигурации, и, боюсь, у вас не получится. Может, есть другие идеи?
— Разведка, — сказал Джастин. — Я готов к кабинетной работе и прилично освоил компьютер.
— То есть связи с магглами? — с надеждой уточнила профессор Спраут. — Трансфигурация там не нужна. Собственно, там почти ничего не нужно, кроме правильного отношения к делу и чувства юмора…
— Отличная мысль! — воскликнула Долорес Амбридж. — Как раз то что надо, Помона. Именно то что надо. Каждому свое, знаете ли.
Смысла разговаривать дальше не было. Не мог же он сказать: «Простите, мадам, вы ошибаетесь: аналитика — это наша семейная традиция». Он не мог сказать: «Простите, мадам, но мой дядя служит в МИ-5». Ему нечем было подтвердить свои притязания. Он никогда не сумеет их подтвердить. Так уж получилось, и он понимал своих профессоров. Он покорно вышел из кабинета, а за его спиной слащаво журчал голос Долорес Амбридж:
— Помона, это не тот мальчик, который в прошлом году не смог сдать зельеварение? Корнелиус говорил, что он туп, как тролль.
«Что же я могу на самом деле? — подумал он. — Я умею ходить в походы. Я умею жить в полевых условиях. Я легко схожусь с незнакомыми людьми. Мне легко дается программирование, и с «железом» я тоже неплохо разбираюсь. Я понимаю, о чем пишут в биржевых сводках. Только ни одно из этих умений не годится для магического мира».
Джастин сдал СОВУ. Результаты оказались плохими, как он и ожидал. Он завалил зельеварение, завалил арифмантику, завалил прорицания. Завалил даже историю магии, хотя история была его любимым предметом в начальной школе. По мнению экзаменаторов, он придал слишком большое значение роли магглов и привел множество ненужных подробностей о маггловских войнах. Ему все-таки удалось кое-как сдать трансфигурацию (спасибо, Эрни!) и гербологию (спасибо, Ханна!). Выше ожидаемого у него было только по защите от Темных искусств и астрономии, потому что это были единственные два предмета, в которых он видел хоть какой-то смысл. И, как ни странно, по чарам — потому что с пальцами у него было все в порядке, а, как любил повторять профессор Флитвик, «тут главное — правильно поставить руку». Так что теперь его ожидал ТРИТОН по чарам, астрономии и защите, а еще он решил пересдать СОВУ по трансфигурации, потому что профессор Макгонаголл была права — трансфигурацию нужно знать, даже если она тебе не дается. Но он по-прежнему не знал, чем будет заниматься. В волшебном мире у него не было особых перспектив.
Он не находил себе места, поэтому и отправился по Европе. Все лето с рюкзаком за плечами, нигде не задерживаясь надолго.
Джастин нежно любил братьев, а родителей обожал так, что даже стеснялся этого, но с каждым годом ему все легче и легче было покидать дом. В магическом мире он считался совершеннолетним, а вскоре станет совершеннолетним и по маггловским законам. И в сентябре, как бы мало он этого ни хотел, ему придется пересечь барьер на платформе 9 ¾ навсегда.
Джастин без особой цели подошел к продавцу мороженого и купил четыре шарика шоколадного с орехами. Интересно, что мать расскажет своим подругам?
Леди Финч-Флетчли совсем не умела врать. Подростком он не верил своим ушам, слушая, как она скармливает знакомым чушь об очень маленьком, очень закрытом военном колледже в Швейцарии, о котором никто ничего не знает, потому что там учатся особы королевской крови и действуют такие жесткие правила безопасности, вы представить себе не можете! И она рассчитывала, что они в это поверят? Став постарше, он понял, что мать и не собиралась никого вводить в заблуждение. Все понимали, что старший сын Финч-Флетчли учится вовсе не в Швейцарии, и никакого военного колледжа не существует. Мать была образцовой женой высокопоставленного военного: высокая, гибкая, с хорошо поставленным голосом и в идеально сидящих шляпках. Ей было известно множество тайн, говорить о которых она не имела права. Поэтому пришлось разучиться врать, чтобы знакомые не задавали вопросом. Они и так понимали, о чем она умалчивает.
А вот ученики Хогвартса были слепы к любым тайнам, во всяком случае — к маггловским тайнам. Они совершенно не умели замечать умолчаний.
Джастин опустил липкую загорелую руку в прохладную воду Brunnen der Völkerfreundschaft и подумал о том, как исчезают люди. О том, как его двоюродный дед отправлялся бомбить Берлин.
Кембриджшир, авиабаза Даксфорд, 1940 год.
Лейтенант Вейбридж и лейтенант Финч-Флетчли под хрипящее радио, из которого пробиваются звуки джаз-банда, исполняющего «Луна высоко…», отплясывают джаттербаг. Им обоим едва исполнилось двадцать — прыщавые долговязые юнцы шести футов ростом. Они выглядят на редкость нелепо, но у них передышка между полетами, и майору не хватает духу велеть им прекратить. Радио хрипит: «Музыка играет / Где-то далеко…», майор тянется к пузырьку с аспирином, входит ординарец с только что полученной телеграммой. Майор читает текст и выключает радио. Он говорит:
— Сэр! — отвечает лейтенант. — Сэр, что случилось?
Майор протягивает ему записанную от руки телеграмму. Лейтенант Финч-Флетчли проглядывает ее и говорит:
— Бедро? Ну, это не так уж страшно. Джерри у нас неуязвимый, сэр. Всегда был таким, с детства.
Майор поясняет:
— Родители хотят вас видеть. Хотя бы ненадолго.
Лейтенант Финч-Флетчли говорит:
— Да вы не волнуйтесь, сэр, я уже не единственный наследник. Правда, правда. Жена брата только что родила.
Майор мрачно смотрит на телеграмму. Он старше Финч-Флетчли почти в два раза и умеет читать между строк. Во время Великой Войны он был младшим офицером и написал множество подобных телеграмм и писем родителям своих солдат. «Ранение в голову» означает, что поврежден мозг и задет зрительный нерв, «ранение в грудь» — что человек мертв, но родственников надо подготовить, а «ранение в бедро» — что он никогда не будет ходить и вряд ли сможет иметь детей. Но лейтенант Финч-Флетчли — опытный летчик, а людей не хватает.
— Родила мальчика, — зачем-то поясняет лейтенант.
Подходит лейтенант Вейбридж и говорит:
— Сэр? Сэр, ночью мы летим на Берлин. Нам нужны три летчика. Три летчика, три штурмана и три самолета. Я, Виллис и Финч-Флетчли. Бентон все еще в отпуске по ранению.
— Давайте завтра, сэр, — просит Финч-Флетчли. — Отец поймет, сэр. Мы же летим на Берлин…
Майор сумеет выбраться в елизаветинский особняк, стоящий среди испещренных тенистыми пятнами зеленых газонов, только после высадки в Нормандии. Джастин видел фотографии, которые бабушка сделает в тот день своим старым «Кодаком». Дедушка сидит в инвалидной коляске с ногами, укутанными пледом, Эндрю — его будущий отец — носится по газону на трехколесном велосипеде, а его младший брат — сирота, усыновленный после немецких «Туристических налетов» 1942 года, энергично ползает следом, путаясь в высокой траве.
Бабушка много раз повторяла историю про даксфордскую авиабазу, каждый раз подчеркивая, что слово в слово передает рассказ дедушки, хотя того давно не было на свете. Каждый раз, когда бабушка произносила знаменитую реплику своего деверя: «Родила мальчика», она пристально смотрела на Джастина, и того пробивала дрожь. Точно так же на втором курсе смотрел на него Драко Малфой, прежде чем натравить змею. Бабушка при этом лучилась от гордости, а Драко не мог скрыть злорадства, но взгляд был один и тот же. Вечером, когда Джастин устраивался в студенческом хостеле, добродушная седоволосая немка за стойкой, вручая ему ключи от спальни, бросила на него оценивающий взгляд. Джастин вздрогнул и огляделся по сторонам, как будто ожидал, что вот-вот появятся вражеские истребители. Или змея.
Не то чтобы родители были им недовольны. Да, сначала они растерялись, но потом стали гордиться, особенно с тех пор, как возродился Волдеморт и возникла Армия Дамблдора. Джастин сумел раздобыть отцу министерский допуск низшего уровня и подписал на «Ежедневный пророк». Так что родители были довольны. Но даже у магглов есть интуиция, и магглы тоже многое замечают. То спокойное приятие неизбежного, с каким родители встретили его отъезд в Хогвартс, распространялось и на многое другое.
Сон снился ему тысячу раз до этого, но взрыв всегда заставал врасплох. Деревянную обшивку его «Москито» рвануло, как корабль во время шторма, и сиденье под ним пропало. Штурман исчез. Хвост в огне. Сам того не заметив, он уже падал. Летел в синем небе навстречу синему морю, на мгновение зависнув между мирами — ни там, и ни здесь. Вслед падали пылающие обломки самолета. «Если парашют не откроется…» — подумал он и потянул кольцо. Парашют открылся, но было слишком поздно. Он боком врезался в воду и почувствовал, как хрустнули коленные чашечки…
Джастин проснулся, задыхаясь от ужаса.
— Ja, wer ist das? — пробурчал сонный голос с верхней койки: тесная спальня в хостеле было переполнена. — Seien Sie still bitte! Es ist noch nicht Morgen <3>.
Но для Джастина время бежало слишком быстро, а утро всегда наступало слишком рано. Он слышал, как говорили, что сон — это репетиция смерти. Но то же самое можно сказать и о пробуждении — если ты живешь в своих снах.
******
«Вместе с Гарри, Роном и Гермионой встал кудрявый мальчик из Хаффлпаффа. Гарри его несколько раз видел, но знаком с ним не был.
— Джастин Финч-Флетчли, — бодро сказал тот, встряхивая руку Гарри. — Тебе, само собой, представляться не требуется — знаменитый Гарри Поттер… А ты — Гермиона Грейнджер, верно? Всегда самые лучшие отметки!
Гермиона просияла, и её рука тоже была подвергнута энергичному потряхиванию.
— Рон Уизли, не так ли? Это ведь была твоя машина?
Рон не ответил. Похоже, мысли его всё ещё были заняты вопилкой.
— Да, уж этот Локхарт, — радостно продолжал Джастин, наполняя большой горшок драконьим навозом. — Поразительно отважный джентльмен. Читали? Я бы, вероятнее всего, умер от страха, оказавшись один на один с оборотнем в этой телефонной будке, а он — раз, раз, хладнокровно так… Великолепно. Моё имя, знаете ли, уже стояло в Итонских списках, однако я просто передать не могу, как я доволен, что оказался здесь. Ну, предки были слегка обеспокоены, конечно. Но я заставил мать прочесть все книги Локхарта, и теперь она вполне осознаёт, какую пользу может принести семье хорошо обученный колдун…»
«Гарри Поттер и Тайная комната»
Примечания:
1. «Честь — первая добродетель» (лат.).
2. У. Шекспир, «Ричард II».
3. «В чем дело? Потише, пожалуйста. До утра еще далеко» (нем.).
