Ремус Люпин должен принять решение, стоит ли браться за преподавание защиты от Темных искусств. Часть цикла "Приближение бури"
Комментарии:
Оригинальное название «The Shine and Strange Romance of Time» представляет собой цитату из стихотворения американского поэта Айзека Розенберга: «The shine and strange romance of time/ In absence hides and change/ Shut eyes and hear the strange /Perfect new chime». Рискнула поменять на близкое по смыслу стихотворение отечественного поэта, хотя и понимаю, что это почти неприличная вольность. И еще — переводчик очень любит Эдинбург и благодарен автору за то, что действие происходит в этом магическом городе.
По несчастью или к счастью,
Истина проста:
Никогда не возвращайся
В прежние места.
Даже если пепелище
Выглядит вполне,
Не найти того, что ищем,
Ни тебе, ни мне.
Г. Шпаликов
Первое письмо Ремус выбросил.
Разумеется, он узнал почерк и печать. Человек, руководивший Орденом, лишил его и дружбы, и любви, оставив взамен ночные кошмары. Ремуса дела Ордена больше не касались. Свою цену за падение Волдеморта он заплатил, а что будет дальше, его не интересовало.
Он провел день, тщательно заполняя анкету о приеме на работу, только чтобы обнаружить на последней странице требование предоставить анализ крови. Смял листок и бросил в камин — туда же, куда до этого полетело письмо Дамблдора.
Не надо было возвращаться в Англию. Стоило внимательнее отнестись к слухам, ходившим среди специалистов по ЗОТИ, и к одобрительному шепотку по поводу очередного ужесточения Регламента поведения оборотней.
И насторожиться сразу после того, как его допросили на въезде. Он слишком уж уверовал в себя как независимого эксперта по Защите. Но никого не интересовало, сколько статей он опубликовал и какой репутацией пользуется у зарубежных специалистов. Здесь требовались рекомендации от своих.
И анализ крови.
О чем Дамблдор был отлично осведомлен. Это означало, что старик ведет переговоры с позиции силы. Как всегда. Ремус не хотел знать, зачем Альбусу это понадобилось.
Стемнело. Вздохнув, Ремус зажег свечу и встал задернуть шторы. Прямо под окном чернел маленький сквер, где обычно играли дети из окрестных домов. Они проводили там целый день — то переругиваясь от скуки, то, если что-то привлекало их внимание, предаваясь бездумному веселью. Подростки постарше появлялись ближе к вечеру. Они мрачно раскачивались на качелях, потягивая дешевый сидр и дымя дешевыми сигаретами. Некоторые были ровесниками Гарри. Он надеялся, что у Гарри не такой ранимый и потерянный вид.
Сейчас в сквере была только девочка, кидавшая палку своей собаке. Ремус посмотрел на них и улыбнулся. Понадобились годы, но он научился при виде больших черных псов не испытывать сердечной боли.
Девочку кто-то позвал, и она побежала. Собака, подпрыгивая, неслась рядом. Ремус вздохнул и наконец задернул шторы.
Надо бы поменять деньги: для электросчетчика нужны маггловские монетки. Но пока можно обойтись свечами. Он привык.
И завтра надо подняться в Старый город <1>. В Сретенском проулке <2> работает отделение Гринготтса, и там можно раздобыть свежий номер «Пророка» или «Магического мира». Можно даже прикинуться туристом-магглом и побродить по Королевской миле. Ему все равно нечем заняться, и пора уже искать маггловскую работу.
Читать в одиночестве было непривычно. Он все еще машинально заслонял страницы от любопытных глаз, и требовалось усилие, чтобы расслабить напряженные плечи. Министерский изолятор не отличался особыми удобствами, а чиновники, казалось, получали дополнительное удовольствие, выкидывая на улицу таких же несчастных, как он сам, как только наступало утро. Скорей бы удалось получить разрешение проводить полнолуние в изоляторе в Глазго. Путешествовать в Лондон и обратно на время каждого превращения становилось все утомительнее. Не говоря уже о безумно дорогих билетах. Конечно, каминная сеть удобнее, но там цены еще выше, чем на железной дороге.
Ремус снова вздохнул и заставил себя на время забыть о неприятностях. Хотелось дочитать книгу. Он вел забавную переписку со старым знакомым, преподававшим в Оксфорде, по поводу ляпов идиота Локхарта. Пока рекорд составлял шестнадцать теоретических и двадцать технических ошибок на одну страницу. Была надежда, что последнее издание этот рекорд побьет.
Ходили слухи, что с Локхартом случилась какая-то неприятность. Ничего конкретного: просто смешки и слегка приподнятые брови при упоминании имени. Подробностей, похоже, никто не знал.
Очередная глава называлась «Величие влюбленной вейлы». Ремус усмехнулся и устроился поудобнее. Чтение обещало быть занимательным.
*****
Он отправился в Старый город рано утром, до того, как большинство туристов открыли глаза. Когда он сошел с автобуса, моросил мелкий дождик. Ремус покрепче завернулся в плащ и сочувственно улыбнулся двум девицам, вообразившим, что в августе в Эдинбурге можно разгуливать в летних маечках. Сириус бы наверняка в девиц вцепился и, непрерывно заигрывая, потащил покупать свитера (выбрав, скорее всего, слишком для них дорогие). Питер бы остановился и выразил сочувствие, стараясь не пялиться на их груди. Джеймс предложил бы одной из них свой плащ и позвал обеих в кафе, чтобы согреться и выпить по чашке чая.
Ремус просто прошел мимо.
Мышцы еще ныли после полнолуния, но когда он пересек железнодорожный мост<3> и стал подниматься к Замку, то почувствовал, что разогревается. Ходьба ему всегда помогала. Интересно, когда же удастся наладить производство Вулфсбейна по приемлемым ценам? Ради зелья имело смысл жить в нищете.
Сретенский проулок некогда начинался у собора Святого Эгидия <4>. Сейчас он, как и многие древние улочки, сразу за Королевской милей был перегорожен зданиями поздней постройки. Ремус проскользнул вглубь и постучал палочкой по оштукатуренной стене. Та дрогнула, замерцала и разошлась. Он прошел внутрь.
Очень узкая и очень крутая улица вела прямо к вокзалу. Между высокими домами просматривались очертания лежащего внизу Нового города. Проулок был плотно застроен лавками. Вокруг толпились пришедшие за утренними покупками ведьмы, то и дело уворачиваясь, чтобы не налететь друг на друга. По всему проулку были развешаны чадящие масляные лампы, но их свет не достигал верхних этажей пятнадцатиэтажных зданий <5>, и те скрывались в предрассветном мраке. Хотя день только начался, повсюду носились совы, то и дело присаживаясь на подоконники и столбы, а торговцы во все горло нахваливали свой товар.
Ремус шел очень осторожно, стараясь не поскользнуться на неровной брусчатке. Он так сосредоточился на том, чтобы не упасть, что даже не сразу сообразил: только что кто-то упомянул Сириуса Блэка.
Он резко повернулся и тут же потерял равновесие. Толстая ведьма подхватила его прежде, чем он полетел вниз по крутому спуску.
— Эй, поосторожнее, паренек. Тут сноровка нужна.
— Сириус Блэк? — переспросил он и услышал, как дрожит голос. — Кто-то сказал…
— А, ну да, ну да… — Она закивала. — Такая беда!
— Он что, умер?
В горле внезапно пересохло. Какая злая ирония — узнать об этом таким образом!
— Умер? Да нет, хотя скорей бы смерть его прибрала, убийцу окаянного. Сбежал он.
Мир внезапно обрел ледяную четкость. Четкость, ясность и чистоту. Он увидел, как блестит солнце на крышах особняков Нового города и серебрится в туманной дымке Фортский залив. Даже собственное дыхание казалось ледяным.
Толстуха все еще что-то говорила. Он потряс головой и поверх толпы стал искать глазами море. Где-то там, среди бурных волн, стоит остров, а на нем — мрачная страшная крепость. Он вспоминал о ней каждый раз, когда бывал на берегу.
Послышался шум крыльев, зашуршали перья, и перед ним зависла сова, протягивая лапку с письмом. Ремус забрал письмо недрогнувшей рукой, удивившись, до чего сильно похолодели пальцы.
Печать Хогвартса и почерк Дамблдора.
Он тут же его выбросил.
*****
Письма продолжали приходить.
Ремус повторял, что ему все равно, а письма пригодятся на растопку плиты. Ему никогда не нравились длинные спички, которыми здесь было принято зажигать газ. Возникало ощущение, что жжешь чью-то палочку.
Он видел, как сожгли палочку Сириуса. После того, как та была сломана.
Ремус попытался наняться продавцом в книжную лавку в Сретенском проулке, но получил отказ из-за слишком высокой квалификации. Он закончил статью, опровергающую наличие родственных связей между дементорами и русалками <6>, потом не без удовольствия подготовил краткий обзор основных ошибок в «Беседах с банши». Хотел было послать его Локхарту, но, узнав, что тот в Святом Мунго, передумал — не стоит пинать поверженного.
— … а если он это заслужил? — возразил бы Сириус. — Ладно тебе, Луни. Ты что, не пнул бы Сам-знаешь-кого в задницу, будь у тебя такая возможность?
— Не думаю, что это была бы первоочередная задача, — ответил бы Ремус сухо, и тогда бы Сириус расхохотался и дал ему толчка, отчего книги разлетелись бы по всей комнате.
Сириус Блэк, убийца невинных магглов.
Сириус Блэк, убийца.
С десятого августа письма стали приходить пачками.
Ремус свернул их в ком и трансфигурировал в циновку. С пола дуло, и по утрам было приятно ощущать под ногами бумажное шуршание.
К пятнадцатому августа циновки лежали по всей комнате. Кроме того, он обзавелся тремя новыми одеялами и довольно нелепым чайником из папье-маше (когда совы вывалили на голову дневную почту, ему как раз снилось, как он бежит по залитому солнцем лесу вместе с оленем, псом и крысой).
Уступать он не собирался. Чего бы ни хотел от него Дамблдор, причиной был Сириус. Ремус не хотел возвращаться в прежние места. Может, это и трусость, но он предпочитал считать, что мудрость. В человеческом обличье он никогда не вскрыл бы себе вены. Почему по желанию Дамблдора надо вскрыть себе сердце?
Ночь на шестнадцатое, перед самым новолунием, он провел на Седле Артура <7>, смотря на звезды. Если глядеть прямо перед собой и не прислушиваться к городскому шуму под ногами, может показаться, что ты на Астрономической башне — задержался после урока. Он выпил слишком много дешевого виски и все ждал, когда появится черный пес. К собственному изумлению, рассвет он встретил целым и невредимым, и, спотыкаясь, отправился домой — с распухшими от слез глазами и головной болью. Как и следовало ожидать. Как и следовало. В их компании он всегда был немного особняком.
Вечером семнадцатого Дамблдор явился лично.
*****
Ремус понял, что проиграл. Даже если он не притронется к проклятым сластям, даже если он не разделит трапезу с этим человеком, Дамблдор все равно выиграет. Люпин чуть было не протиснулся в окно — сбежать по пожарной лестнице, но осознал, что это просто подростковая глупость. Он всегда умел достойно встречать неприятности.
— С удовольствием, мой мальчик, с удовольствием, — сказал Дамблдор и устроился на самом удобном стуле. Он оглядел разбросанные по полу циновки и добавил, подмигнув: — Вижу, мои письма ты получил.
— Сахару положить? — мягко поинтересовался Ремус и достал остатки печенья.
— Три ложечки, не больше. Не стоит беспокойства.
Ремус поставил вазочку с печеньем на стол и вернулся c плетеным подносом, на котором держал заварочный чайник. Дамблдор в восторге изучал вазочку.
— Настоящее рассыпчатое печенье <8>!
— Куплено в «Сэйнсбери» <9>.
Дамблдор посмотрел на Ремуса с таким укором, что тот снова почувствовал себя четырнадцатилетним.
— Даже если и так, мой мальчик, это эдинбургский «Сэйнсбери». Что ж, основываясь на знании твоего характера и свидетельствах у меня перед глазами, могу с уверенностью заключить, что письма мои ты не читал.
— Не видел такой необходимости, — ответил Ремус и подул на чай.
— Зато я вижу. Мне нужен преподаватель.
Ремус промолчал, хотя та часть сознания, которая все время помнила, что в следующем месяце надо платить за квартиру, завопила: «Работа!».
— Я писал, — продолжал Дамблдор, — что хочу предложить тебе место профессора по защите от Темных искусств на следующий учебный год.
— Нет, — сказал Ремус.
— Не надо торопиться, мой мальчик.
— Нет.
— Возможно, тебя заинтересуют мои резоны. Ты подходишь просто идеально.
— Я не умею преподавать.
— Ремус, в своей области ты признанный специалист, и я прекрасно помню, как ты в бытность свою в Хогвартсе натаскивал других учеников. Скажу честно, для разнообразия хочется видеть на этом посту человека, обладающего элементарными знаниями по предмету и простейшими навыками преподавания. Такое у нас нечасто случается.
— Вы недооцениваете моих коллег.
— Вовсе нет. — Он взял еще одну палочку печенья. — Отличное, просто отличное! Позволь тебя угостить.
«Вообще-то это мое печенье», — подумал Ремус и покачал головой.
Дамблдор разломил печенье пополам.
— Ты, случаем, не приписывал себе чужие подвиги с помощью заклятья забвения?
— Нет, — ответил Ремус, пряча улыбку. С Локхартом все стало ясно.
— А может, в тебя вселялся Темный Властелин?
— Нет. Что?!
— Бедняга Квиринус, — пробормотал Дамблдор. — Ты же понимаешь, нам пришлось сохранить его судьбу в тайне.
— Волдеморта больше нет, — сказал Ремус, сжимая кружку в руках. — Гарри. И Лили… Он умер.
— Нет, — ответил Дамблдор. — Он не умер. Он продолжает существовать и ждет своего шанса. С недавних пор у меня появились серьезные основания желать возрождения Ордена, хотя думаю, время еще есть. Теперь ты понимаешь, насколько все серьезно?
— Понимаю, — Ремус поставил кружку на стол. Руки были в чае, и он вытер их о брюки, вжимая ладони в мягкую ткань. — Полагаю, вас насторожил побег Блэка?
— Ремус.
— И вы хотите использовать меня вместо приманки, чтобы завлечь его в Хогвартс? А не то он отправится на поиски своего повелителя? Несколько авантюрный план, директор.
— Сириус Блэк уже на пути в Хогвартс, — спокойно сказал Дамблдор.
Ремус вскинул глаза.
И встретил напряженный взгляд Дамблдора.
— В Министерстве полагают (и я склонен с ними согласиться), что Блэк охотится за Гарри.
— За Гарри?
Ремус подавил внезапную вспышку ревности и ощутил острый стыд.
— Гарри, — повторил он задумчиво.
— Который как раз перешел на третий курс. И с которым вечно что-то случается.
— Как и следовало ожидать, — пробормотал Ремус. Джеймс тоже вечно восклицал с негодованием: «Профессор, просто так получилось — я не хотел!». Что, впрочем, не спасало его от отработок.
— Пока Блэка не поймают, школу будут охранять азкабанские дементоры.
— Что? Профессор, вы же знаете, что это за твари!
— Знаю, — сказал Дамблдор. — Но Министерство настаивает. В школу я их, конечно, не пущу. Я заверил Корнелиуса Фаджа, что и без того сумею обеспечить ее защиту. Пожалуйста, не заставляй меня брать назад свое слово.
— Мне в жизни не удавалось остановить Сириуса, — Ремус не смог скрыть горечи в голосе.
— Я не прошу его останавливать. Я прошу помочь нам уберечь от него детей. Мне известно, что ты и твои друзья отлично изучили Хогвартс — думаю, даже лучше, чем я. Ты же понимаешь, как Блэк может использовать эти знания.
— Понимаю, — неохотно согласился Ремус.
Он чувствовал, как в голове появляется идея за идеей — блокировать одни проходы, навести морок в других и запечатать третьи. И параллельно — мысли о том, чему учить, как учить, и как добиться, чтобы дети смогли себя защитить, в случае, если Волдеморт действительно возвратится.
И Гарри. Тут его воображение отказывало. Гарри-третьекурсник. Подросток. Все, что он мог представить, когда думал о нем — это годовалого младенца в купленном на вырост комбинезончике, размахивающего мягким плюшевым снитчем, который Сириус купил ему на первый день рожденья.
Сириус обожал Гарри. В последний год только крестник и мог избавить его от приступов черной тоски.
Правда, он считал, что Сириус любит еще и Джеймса с Лили. Да что там — он думал, что Сириус любит его.
Они мертвы из-за Сириуса, а он до сих пор не может в это поверить. И никогда не сможет.
— Вы забыли о моих… обстоятельствах, — осторожно заметил он. — В полнолуние я обязан находиться в министерском изоляторе. Это создаст значительные неудобства для преподавания.
Дамблдор засиял, и Ремус с упавшим сердцем осознал, что тот уже придумал какой-то выход, так что он опять окажется у старика в неоплатном долгу и деваться ему будет некуда.
— Об этом не беспокойся, мой мальчик. Северус заверил меня, что вполне в состоянии варить тебе Вулфсбейн. Думаю, он видит в этом что-то вроде вызова своему мастерству. Конечно, тебе надо будет уладить вопрос с министерством. Займешься этим в следующее новолуние, а потом сразу сядешь на Хогвартс-экспресс. Заодно сэкономишь на кружаном порошке.
— Ну конечно, — вяло заметил Ремус. Вулфсбейн! Как это похоже на Дамблдора: дождаться, пока он почти что согласится, а потом помахать перед носом приманкой.
Он машинально пошел мыть пустую вазочку. Стоял в маленькой кухоньке и тупо смотрел в окно. Девочка и собака снова появились в сквере, и он наблюдал, как пес прыгает и ловит палку. Потом тот кинулся к хозяйке, и она, заливаясь смехом, бросилась навстречу. На мгновение ему показалось, что их окружают не бетонные башни, а плавающие в тумане деревья.
Сириус за ним не придет. Он не достоин ни его ненависти, ни его любви.
Он почувствовал, что в дверном проеме появился Дамблдор и внимательно смотрит на него.
— Ремус?
Правда — всегда последняя линия обороны.
— Если Сириус решит убить меня, — сказал он, наблюдая, как девочка, нагнувшись, ласкает собаку, — не думаю, что стану его останавливать.
— Понимаю, — сказал Дамблдор. — А если он решит убить Гарри?
— Это не наша война, — говорил Сириус, расхаживая по комнате. — К нам она не имеет отношения. Все равно, будем мы живы или умрем. Мы воюем ради них — ради Гарри, и детишек Уизли, и всех остальных. Если мы выиграем, они проживут достойную жизнь. Для нас уже слишком поздно. Мы можем только умереть. И ради Гарри я умру. — Он развернулся и в упор посмотрел на Ремуса. — А ты?
Ремус сказал, что тоже готов умереть, хотя сомневался, чтобы Сириус ему поверил.
А теперь Ремус думал, куда же подевался тот, кого он любил? Куда подевались оба — дерзкие мальчишки, считавшие себя мужчинами?
— Ремус?
— Тогда я его остановлю, — спокойно ответил Люпин и задернул занавески. — Не знаю как, но остановлю. Уверен, контракт у вас с собой.
Примечания переводчика:
<1> – Подняться, потому что исторический Эдинбург состоит из двух частей: на крутой вулканической скале расположен Эдинбургский замок, а по ее склону Старый (средневековый) город. Под скалой — Новый город, шедевр регулярной городской архитектуры второй половины XVIII века.
<2> – Проулками (close) называются узкие улочки, отходящие от Королевской мили — главной улицы средневекого Эдинбурга, спускающейся по скале от Замка к королевскому дворцу Холируд. Проулки обычно называются по имени человека, который там владел землей или жил: Моррисонов проулок, Хоупов проулок, Данбаров проулок и т.п. Между прочим, есть Риддлов проулок, названный в честь Джорджа Ридделла, эдинбургского купца. В проулке стоит дом Бэйли Макморана, директора школы, убитого в 1595 году учениками за то, что сократил им каникулы! Наводит на мысли… Есть проулок, названный в честь трактира (Якорный), есть Почтовый (на нем располагалась королевская почта), Мясницкий тоже есть. И Адвокатский. Сретенский (Candlemass) в официальном списке не значится. Так и должно быть, учитывая Статут секретности!
<3> – Так получилось, что вокзал в Эдинбурге в центре города — прямо под замковой скалой.
<4> – Собор Святого Эгидия — главная церковь Шотландии — находится на большой (для средневекового города) площади с крестом, отмечающим былое место публичных казней. И никаких тупиков и проулков. Но это для магглов.
<5> – В средневековом Эдинбурге действительно строили многоэтажные дома — места вокруг Замка было мало, а скала, на которой он стоит, твердая.
<6> – В подлиннике так и написано: «rusalki».
<7> – Еще одна большая вулканическая скала в Эдинбурге, неподалеку от Холирудского дворца. По преданию, под ней похоронен король Артур. А на ней — природный парк. И да, она имеет форму седла.
<8> – Фирменная специальность Шотландии — рассыпчатое печенье из очень жирного песочного теста. Переводчик его тоже обожает!
<9> – Крупнейшая сеть продовольственных супермаркетов на Британских островах со стандартным набором товаров.
