Шум, доносящийся из соседнего кабинета, мешает Моуди вести ЗОТС. Моуди заходит туда, хватает за ухо главного крикуна и уводит его в свой кабинет. По соседству становится тихо. Через некоторое время раздается робкий стук в дверь. Входит Гермиона и говорит:
-Профессор Моуди, вы не могли бы вернуть нам профессора Снейпа? Нужно же проверить наши зелья.
Возле входной двери Молли оказалась даже раньше, чем Джинни или Рон успели перехватить ее и утихомирить. Материнское негодование одержало победу над юношеской прыткостью и братской взаимовыручкой.
– Джордж Игнатиус Уизли! Ты должен был вернуться еще три часа назад! Ты вообще представляешь, сколько беспокойства…
Покачав головой, Джордж закатил глаза и плюхнулся в стоящее возле камина кресло, согнав с него возмущенно мявкнувшего Косолапсуса.
– Я в порядке. Видишь? Все хорошо.
Молли, окинув сына пристальным взором, глубоко вдохнула, готовясь обрушить на его голову новый поток вопросов и возмущения, но тут из кухни выглянула Флер.
– Mamán, я не знаю, готов булочки или нет. Вы не посмотгеть их?
Миссис Уизли фыркнула и, бормоча что-то себе под нос, удалилась на кухню, а Флер подмигнула Джорджу и чуть заметно улыбнулась.
– Спасибо, – беззвучно произнес тот, и девушка поспешила вслед за рассерженной свекровью.
Гнетущая тишина, воцарившаяся в гостиной с уходом Молли, оказалась ничуть не лучше предшествующих беспокойных метаний. Фред бы с легкостью разрядил обстановку. У самого Джорджа стоящих идей в запасе не оказалось, хотя на мгновение он всерьез задумался, не начать ли ему со смачного пуканья. К сожалению, с фантазией у него всегда было туговато.
На диване, подобно двум натянутым струнам, застыли Гарри и Джинни – рядышком, но практически не касаясь друг друга.
Рон сидел на стуле напротив. На его коленях, напряженно выпрямив спину, замерла Гермиона – словно этих двоих только что застукали на месте преступления. Вот только Джордж, хоть убей, не мог вообразить ничего настолько незаконного, что объяснило бы ее смятение – даже с учетом собственного богатого прошлого.
За угловым столом, на небольшом плетеном стульчике, расположился Билл; с пера, зависшего над пустым пергаментом, стекали чернила. Расплывшееся по листу пятно уже вполне можно было вырезать и использовать в магазине как новинку – повязку на глаз. Вот что стоило бы предложить Фреду – повязка на глаз, которая заставит вас выражаться подобно настоящему пирату и…
О…
Точно.
Никто не дышал.
– Что же, по-вашему, могло случиться, пока я добирался сюда из Хогвартса? – спросил он.
– Мы не знали, что и подумать, – раздался со стороны окна негромкий и спокойный голос мистера Уизли.
Взглянуть отцу в глаза Джордж не осмелился.
– Все в порядке.
– С утра было далеко не в порядке, сынок. И в Большом зале во время уборки ты казался сам на себя не похож. Я переживал, что ты напьешься и не сможешь добраться домой.
– Ну вот я дома, – отозвался Джордж.
– Так ты?.. – начал Рон.
– Что я?
– Напился, – закончила его мысль Гермиона.
Джордж покачал головой, внимательно изучая небольшое пятнышко засохшей крови на левой брючине.
– А ты вообще пил? – спросила Джинни.
– Может, тебе нужно выпить? – поинтересовался Чарли.
Краешек рта дернулся в непроизвольной ухмылке.
– И что ты можешь предложить?
Чарли задушенно фыркнул, – скорее даже, просто шумно выдохнул через нос, – и взглянул на отца.
– Где ты прячешь огневиски?
Помня, что в доме – несовершеннолетняя дочь, Артур промолчал и, поднявшись с кушетки, пошел за выпивкой сам. Но только направился он совсем не в ту сторону, где – как всем было известно – находился последний его укромный уголок со спиртным.
Рон понимающе кивнул и прижался виском к щеке Гермионы.
– Что за поминки без огневиски, – пробормотал он.
Судорожный вздох – вот единственная реакция Джорджа на эти слова. Раздавшийся следом полузадушенный писк продемонстрировал всю глубину недовольства Гермионы очередной бестактностью своего парня.
– Все в порядке, – успокоил всех Джордж. – Я помню, что он умер. Такое сложно забыть.
Он ожидал возражений, сбивчивых извинений или даже нарочитого пуканья от Чарли, сосредоточенно изучавшего плетеный коврик под собой, но в комнате снова воцарилось тягостное молчание.
Настойчивое бряцанье кухонной посуды напомнило вдруг, что Джордж так ничего и не объяснил. Он собирался после Хогвартса отправиться домой, а девушки-помощницы и без него сумели бы закрыть магазин, задрапировать зеркала и проделать всю ту бессмысленную чушь, которая полагается в случае смерти владельца.
У них, конечно, оставался еще один хозяин, и как раз сейчас вся семья ждала от него объяснений.
– Я был на Сумеречной аллее, ясно? Хотел поговорить с Марселем Добом*.
Билл, Рон и Артур понимающе кивнули. Чарли вздохнул. Нижняя губа Гермионы задрожала, словно девушка с трудом сдержала слезы. Джинни сказала: «Хорошо». И только Гарри смотрел непонимающе.
– А они могут нарисовать портрет, даже когда человек ум… не может им позировать?
Чарли облокотился на диван и, обернувшись, пробормотал:
– Так они и делают. Требуется время, чтобы портрет был готов, и гораздо больше, чтобы он ожил и начал двигаться. Весьма продвинутая магия.
Он снова посмотрел на брата.
– К портрету дорисуют что-нибудь интересное?
Джордж ощутил, как схлынуло напряжение – семья одобрила его поступок.
– Да, сундук. Фред сможет достать из него все, что захочет – будет забавно. И еще дверь в кладовку и один-два шкафа.
Смех Джинни словно развеял мрачную атмосферу, такую пугающую с непривычки, и гостиная наполнилась удивительным покоем, будто пустые легкие – воздухом. Джордж был несказанно благодарен сестренке за это.
– Здорово, – добавила она. – Самый лучший волшебный портрет из всех. Повесишь в магазине, чтобы отпугивать воров?
Джордж кивнул.
– Думаю, он пригодится и просто для смеха. Не знаю, что бы со мной было без его кошмарных любовных советов.
Послышался сдавленный смешок, и Билл предложил:
– Ты можешь заказать еще один и повесить в Хогвартсе, в галерее героев. Он окажется там в достойной компании.
– Точно, – усмехнулся Рон, – а потом Макгонагалл потребует, чтобы ты забрал его обратно, потому что он станет приставать к викторианским дамам и раздеваться перед девчонками-второкурсницами.
– О боже, – ахнула Гермиона. – Самый большой портрет-эксгибиционист во всем Хогвартсе.
Чарли, похоже, эта идея пришлась по вкусу.
– И целые поколения детишек, кричащих: «Покажи нам свою задницу, Фред!».
– Или того хуже, – подхватила Гермиона, – он начнет рассказывать всем этим озорникам о самых сокровенных тайнах замка. Преподавателям придется перевесить картину в чулан.
Джордж с удивлением обнаружил, что смеется вместе со всеми, не обращая внимания на тугой комок, поселившийся в груди несколько часов назад. Смеется, можно сказать – ржет как лошадь. Услышав это, Фред не преминул бы пошутить на эту тему.
Джордж даже пукнул разок – в честь брата, а когда мистер Уизли вернулся со стопкой стаканов и практически полной бутылкой Старого Огденского, встал, чтобы разлить виски присутствующим.
* * *
Наведавшись через пару дней в «Уловки», Джордж обнаружил, что вывеска на дверях несколько изменилась. Вырезанные на деревянной табличке буквы блестели позолотой и словно кричали прохожим:
Воров будем решительно наказывать преследовать**
Они точно не прогадали, наняв себе в помощницы Верити.
Зайдя в магазин, Джордж заметил, что большой участок стены – стены, на которую он планировал повесить нарисованный Добом портрет – оказался занят огромной, магически увеличенной колдографией Фреда, с косящими в разные стороны глазами и неестественно высунутым языком. А ниже, маггловским маркером, было приписано: «Наш основатель».
Надо будет не забыть прибавить Верити жалование.
* * *
Заказанный портрет прибыл через девять дней. На холсте можно было разглядеть лишь верхнюю часть спинки стула, пару закрытых дверей на заднем плане, окно без занавесок, большой, неопределенного вида сундук с логотипом «УУУ», а еще длинное и извивающееся нечто, пытавшееся выбраться из этого сундука.
К позолоченной раме была прикручена медная табличка с выгравированной надписью:
Основатель магазина
покойный Фред
1 апреля 1978 года – 1 мая 1998 года
Увековечен в песнях и легендах
(а также в безграмотных надписях, оставленных на стенах туалета
в трактире «Кабанья голова»)
– Стоишь каждого потраченного галеона, – сообщил Джордж пустой картине.
* * *
В первый прохладный сентябрьский денек, когда Джордж рано утром спустился в магазин проверить на нюхлере действие икотных пастилок, портрет выглядел уже по-другому.
Стул больше не пустовал. На нем, важно скрестив на груди руки, восседал Фред, правда, величавость позы несколько портил огромный накладной нос с очками.
– Отличные усы, – заметил Джордж.
– Отвали, – отозвался тот, не поворачивая головы. – Я деловой человек.
– Ты вовремя.
Фред слегка склонил голову, и из-под пышной накладной брови показался кусочек его собственной.
– Скучал по мне?
– Безумно, ты, засранец, – пробормотал Джордж, снова удаляясь в мастерскую.
* * *
Часа через три, когда он по-прежнему ломал голову над тем, как продлить срок действия пастилок, раздалось звяканье колокольчика, какое-то неясное бормотание и затем возмущенный вопль:
– Эй, ты! Прыщ патлатый! Или плати за кровопускательную нугу, или клади ее обратно.
Джордж улыбнулся.
– Прояви хоть капельку уважения к мертвым, мелкий придурок! Я видел, как ты стащил супер-секретные сапоги-шумодавы!
Бесплатная охрана была слабой заменой настоящему, живому брату, но, по крайней мере, это было уже что-то, да и к выбору оскорблений тот подошел, как всегда, творчески. Учитывая, что со временными чарами – специальностью Фреда – у Джорджа возникли некоторые проблемы, стоит, пожалуй, заказать еще один портрет – для мастерской.
__________________________________
* Daub (англ.) – штукатурка, грунтовка, мазня, пачкотня. Иными словами, Марсель-живописец или Марсель-пачкун. (Прим. пер.)
** «Persecuted», «haunted» (англ.) – игра слов: «преследовать по закону» и «неотступно преследовать, ходить по пятам». (Прим. пер.)