Начитался Снейп всяких снарри, снупинов и других слэшерных пейрингов с его участием, и идёт, злой на весь мир. Тут подходит к нему Люциус и спрашивает:
-Северус, а как ты относишься к гомосексуалистам?
Снейп (пронзительный, отчаянный вопль):
-Я К НИМ НЕ ОТНОШУСЬ!
От подозрительно настроенного полувеликана Люциус уходил с гордо поднятой головой, придерживая подол сорочки. Правда успокоиться никак не мог — давился смехом, перешагивая через гигантские кабачки и крутобокие тыквы. Проваливался босыми ступнями в рыхлую влажную землю и сдавленно хмыкал. Ситуация — нарочно не придумаешь. И будь лесничий немного поумней — он бы сейчас не стоял изваянием в проеме двери, освещая фонарем окрестности, а топал следом с целью поймать, задержать и обезвредить. Потому что Люциус Малфой, сидящий посреди ночи на грядке и корчащийся от хохота, это повод не только разобраться, но еще и срочно вызвать колдомедиков.
Люциус громко фыркнул и шагнул с последней грядки на более-менее внятную тропинку. Расхаживать босиком по колючей и влажной траве было сомнительным удовольствием. Впрочем, после регулярных сомнамбулических прогулок по Хогвартсу к этому получалось относиться философски.
Жизнь расщедрилась и каждый день преподносила все новые и новые сюрпризы, и Люциус не уставал благодарить природу и хорошую наследственность за то, что еще не свихнулся от всей этой свистопляски. Он даже начал подумывать о возвращении домой, но бросать вот так, на полпути, неоконченные дела и рушить прекрасные перспективы было совсем не в его характере. Тем более что жизни пока ничего не угрожало. Разве что мальчишка Поттер, раскидывающий во все стороны опаснейшие заклятья, как младенец игрушки. Вот уж правда, сила есть…
Люциус, задумавшись, споткнулся о какую-то кочку и чуть не полетел носом в траву. Выругался, зашипел, потряс ушибленной ногой и успокоился. И даже сумел трезво оценить ситуацию. Насколько она вообще поддавалась оценке, конечно.
Замер, задрал голову и пристально всмотрелся в спящий замок. Адское Пламя уже должно было вовсю бесноваться. Лизать старые камни, рваться наружу и искать пищу. Но громада Хогвартса выглядела темной и абсолютно спокойной, так же как и западная башня, откуда они с Поттером так успешно аппарировали. Ни всполоха, ни огненного отсвета, ни малейшего признака пламени, которое нельзя погасить.
Люциус поежился и пошел дальше. Ночь, хоть и летняя, была промозглой и влажной. Небо затянули тучи, пахло приближающимся дождем. И грозой. Брести к замку под сверкающими молниями и тяжелыми каплями совсем не хотелось, и Люциус прибавил шаг.
Думалось почему-то не о странностях с заклятьем и даже не о новом приступе лунатизма, а о Поттере, который сбежал как соплохвостом ужаленный. Как бы шею не свернул в такой темноте и на таких буераках. Было бы обидно — мальчишка силен и перспективен. Хотя о чем он, это же Поттер — непотопляемый, неубиваемый и вообще странный малый. То орет, как баньши, и испепеляет ненавидящим взглядом, а то вдруг кидается защищать.
Прет грудью на неведомое, так и норовит заслонить и спасти. Просто идея фикс какая-то. С такими идеями долго не живут. Хотя Поттер — ходячее исключение из всех правил и законов. Да и почитателей у него — целая магическая Британия, вот пусть они о нем и пекутся. И ловят среди ночи, чтоб не дай Мерлин не навернулся с лестницы. И отпаивают горячим чаем с травами после ночных прогулок. В конце концов, у него есть друзья: эта лохматая грязнокровка Грейнджер и недоразумение из клана рыжих нищебродов. И полный Гриффиндор соратников. И целый Хогвартс поклонников с Кошкой во главе. Хотя эта старая клюшка с Поттером не нянчилась, у нее хватало других забот. И у Люциуса их тоже по горло. Мальчишка кинулся его спасать — это хорошо, даже отлично. Об этом нужно помнить и воспользоваться при случае, но сейчас стоило поразмышлять о другом.
Камин Люциус разжигать не стал. Содрал рубашку, смыл с себя комья земли, пыль и травяной сок, выполоскал из волос песок и мелкие веточки, расставил на столе подходящие зелья от простуды, ссадин и ушибов, забрался в кровать с чашкой горячего бульона и прикрыл глаза. До рассвета оставалось несколько часов, а сна не было ни в одном глазу. Спасибо, выспался. Да так, что до сих пор в костях ощущался холод. Так и слечь недолго. Не мальчик уже, увы.
Проглотив бульон и вооружившись пером, Люциус развернул на коленях пергаментный свиток. Мысли стоило упорядочить, потому что с каждой ночью их становилось все больше, и были они, к сожалению, маловразумительными. После злополучной колдографии Люциус почти смирился с тем, что он теперь лунатик. Да еще и лунатик, предпочитающий бродить по замку в компании малолетнего спасителя Британии. Но все это было чересчур странно, чтобы не задуматься о подозрительных совпадениях. Во-первых, Поттер тоже бродил. И тоже ничего не помнил до момента пробуждения. Во-вторых, судя по колдографии, перемещались они дружно и целенаправленно, даже за руки держались. Такое подозрительное единодушие настораживало. Будто кроме лунатизма было у них с Поттером еще что-то общее. Какая-то цель, к которой они, по всей видимости, и стремились. Правда, куда они оба двигались — понять не удалось. Люциус той ночью проснулся на ступеньках лестницы, ведущей в подземелье, и никакого Поттера рядом уже не наблюдалось. Зато мальчишку перехватили на улице. Тот, кажется, бродил где-то возле ворот. А сегодня они оба были на башне в западном крыле, из окон которой открывался живописный вид на холм и Запретный лес.
Ну и в третьих… Люциус задумчиво почесал пером подбородок и прищурился. В-третьих, Поттер, докси его покусай, тоже зачем-то был у Грайце. И в этом вроде бы незначительном событии Люциусу теперь виделся смысл. Что привело Поттера к широко известному в узких кругах специалисту по темным проклятьям? Его тоже мучили кошмары? Или расстройство сна? Или галлюцинации? Впрочем, когда Люциус отправился к Грайце, до галлюцинаций дело еще не дошло, только до огненной фобии и жутких снов. Теперь же фобия персонализировалась и предстала в виде премерзкого коротышки, который нес такую ахинею, что у Люциуса волосы дыбом вставали. Хотя встречались среди ахинеи и знакомые слова. Но от этого становилось еще гаже, потому что смысла их Люциус по-прежнему не понимал.
В Азкабане ему было абсолютно нечем заняться. Разве что пересчитывать камни в кладке, вспоминать былые заслуги и прегрешения, пытаться подружиться с надзирателями и думать-думать-думать. К концу второго месяца Люциус понял, что если не прекратит, то станет таким же сумасшедшим, как большинство здешних обитателей. Мысли были липкими и бесконечными, они засасывали все глубже и глубже, заставляли в панике метаться по камере и царапать ногтями лицо. Они гнали от двери к забранному решеткой крошечному окну и обратно, толкали на колени, в сырой, пропахший сыростью и плесенью угол. Бесили и повергали в такое отчаяние, что хотелось расшибить головой стену или подставиться под палочку надзирателя, лишь бы прекратить этот затянувшийся кошмар. Но у Люциуса было много причин жить и бороться. Где-то далеко, в Уилтшире, оставались Драко и Нарцисса. Они ждали его и нуждались в нем. Он не мог так просто сдаться. И тогда Люциус послал к боггартам последнюю гордость. Ему нужна была реальность, чтобы ухватиться за нее и держаться, не отпуская, пока не засосало окончательно.
Одного из надзирателей звали Уильямом. Он почти ничем не отличался от прочих. В нем не было ненависти или презрения, только равнодушие и мысль о неплохом жалованье. Он принес несколько старых выпусков «Пророка» и древнюю подшивку какого-то маггловского журнала, непонятно как оказавшуюся в Азкабане. И именно в ней Люциус обнаружил увлекательное, но абсолютно непонятное чтиво. Историю без начала и конца. О параллельном мире, полном странных сущностей, которые перемещались во времени и пространстве с помощью каких-то странных устройств под названием «точка переброски». Они поглощали не душу, не жизнь, а суть явлений и предметов. То ли питались ими, то ли создавали коллекцию для потомков, Люциус не понял. Да и вообще довольно быстро выкинул из головы эту чушь. Но сегодня она вдруг напомнила о себе. Вытащилась из закоулков сознания, переплелась с реальными событиями и страхами и воплотилась.
Галлюцинация была такой объемной и настоящей, что Люциус даже не сразу понял, что происходит, и почему ему знаком этот коротышка, которого Поттер обозвал Духом Огня. А когда понял, Поттер уже вовсю воевал с «пришельцем». И это было забавно. И немного трогательно. И отчего-то приятно. Впрочем, страшно тоже было. Но воинственный Поттер умудрился превратить страшное в смешное. Удивительный талант.
Люциус затосковал. Галлюцинации — это плохо. Они могут повториться в любой момент. К тому же, для них должна быть причина посерьезнее обычного переутомления или простуды. Если этот… Дух Огня начнет бродить за ним сутки напролет, а то и, чего доброго, явится посреди Большого зала или прямо в душевой, все может закончиться плачевно. А он не мог себе позволить опуститься до уровня Поттера и начать швыряться условно разрешенными заклятиями. Значит, требовалось как можно скорее докопаться до сути и устранить причины.
Поначалу он всерьез считал, что его кто-то проклял, но Грайце не выявил никакого осознанного вмешательства, и сейчас Люциус склонен был ему поверить. Потому что вряд ли кому-то пришла бы в голову блажь проклинать вместе с ним Поттера. А судя по симптомам, у их недугов было много общего. Пожалуй, стоило поговорить об этом с мальчишкой. Правда, тот на контакт идти не желал, но не дурак же он на самом деле. В конце концов, и сам должен углядеть странную закономерность, а если не углядит, придется открыть ему глаза. А потом…
Что будет потом, Люциус додумать не успел. Все-таки отключился, и сон его на рассвете оказался для разнообразия абсолютно спокойным и мирным.
*
— Мистер Поттер, — Люциус даже не удивился, обнаружив себя посреди залитой лунным светом поляны с туфлями в одной руке, палочкой — в другой и в компании Поттера в пижаме, который сидел под раскидистым кустом бузины и невидяще смотрел в пространство. Правда, сидел он недолго — стоило Люциусу склониться над ним и коснуться плеча, тот сразу развил бурную деятельность: отшатнулся, взглянул бешено, вскочил, заозирался.
Люциус спокойно обулся, чувствуя себя почти довольным: предусмотрительно захваченная обувь, пусть и не слишком подходящая для ночных прогулок, и палочка — во всей этой мутной истории явно наметился прогресс. Дело двигалось. Правда, пока в неизвестном направлении, но сам факт несказанно радовал, потому что за развитием должен был, наконец, наступить апогей или хотя бы образоваться какой-то просвет.
— Опять! — со злостью бросил окончательно проснувшийся Поттер и посмотрел с осуждением.
— У вас входит в привычку гулять со мной по ночам.
— Это у вас входит!
— И у меня, — покладисто сказал Люциус. — Только теперь мы явно не в замке. И куда же нас занесло?
— В Запретный лес. И если это ваши проделки…
— Мистер Поттер, я похож на человека, который любит разгуливать ночами в подозрительных местах?
— Похож! — заявил наглый Поттер и решительно зашагал к кустам. — Навязались на мою шею.
— Постойте. — Люциус заторопился следом. Пререкаться он не собирался. С мальчишкой все же нужно было поговорить. И раз уж подвернулся такой удачный случай… — Согласитесь, все это очень странно. Все эти прогулки. И ваша компания. Должна же быть причина. Вы раньше тоже блуждали?
— Не ваше дело, — огрызнулся Поттер, и Люциус с трудом сдержал порыв схватить мальчишку за плечи и как следует встряхнуть. Но Поттер внезапно одумался сам. Резко развернулся, так что Люциус чуть не на налетел на него, и вперился пристальным взглядом. — Не блуждал, — сказал он наконец и снова зашагал вперед.
— Значит, это началось недавно? Когда?
Поттер молчал, всем своим видом демонстрируя нежелание идти на контакт, но Люциус не сдавался.
— Зачем вы были у Грайце?
Под ногами хрустели сучки, рубашка цеплялась за листья, они углубились в лес и теперь сквозь сплетенные ветки лунный свет почти не пробивался. Люциус начинал злиться.
— Расстройство сна? Страхи? Навязчивые идеи?
Спина Поттера безмолвствовала. Маячила на грани видимости на расстоянии вытянутой руки. Мальчишка несся, как бешеный гиппогриф, в самую чащу, не задерживаясь ни на секунду, и Люциус с трудом поспевал за ним.
— Да поймите же вы, болван! Этому должна быть причина. Или вам так понравилось мое общество, что вы не желаете…
— Ну хватит! — Поттер снова остановился и ткнул пальцем вперед. Там виднелся просвет, а в нем — до боли знакомая картинка — хижина лесничего, холм и замок. — Я не желаю иметь с вами ничего общего, ясно? Ни галлюцинаций, ни колдографий, ни ночей! У Грайце я был, потому что плохо спал. Зато теперь сплю отлично! Только просыпаюсь не в кровати. Все?
— Нет! — Люциус оживился, качнулся вперед, всматриваясь в сосредоточенное лицо Поттера. Тот выглядел расстроенным, усталым, нездоровым и очень юным. По-хорошему, его стоило бы отвести в лазарет, напоить горячим чаем и подходящими зельями и уложить спать. Только с чего бы все это проделывать Люциусу Малфою? — Зелья?
— Нет. Не снятся. Вообще почти ничего не снится. Да чего вы ко мне пристали? — он нахмурился, будто что-то сосредоточенно обдумывал. — А вы что делали у Грайце? Или вам самому кошмары снятся?
— Снятся. И сплю без зелий я тоже плохо. И с некоторых пор хожу по ночам. — Люциус прищурился, а на лице Поттера внезапно отразилось понимание. Ну наконец-то.
— Постойте. Вы хотите сказать, что у вас… у нас… — мальчишка сбился и затряс головой, отказываясь верить в очевидное.
— Хотите вы этого или нет, мистер Поттер, у нас с вами общая болезнь. И это гораздо хуже чем общие ночи.