― 1―
Вот и наступило второе полнолуние, которое Лени провёл в замке. Превращение прошло легче ― сказалась и сытая жизнь, и снадобье по рецепту князя. И опять всю ночь волк бегал по саду наперегонки с человеком. Кристиан, грешным делом, был рад полной луне. Волка можно было обнимать и гладить, целовать умную морду и не озадачиваться тем, правильно он поступает или нет. Лени, казалось, тоже радовался возможности сблизиться с хозяином. По крайней мере, в полнолуние он не терзался настоящими или выдуманными препятствиями и веселился вместе со своим зверем.
Покончив с выяснением обстоятельств смерти герцогини, Кристиан решил, что настала пора узнать всё, что можно, о покойном сенешале, чей портрет так испугал волчонка. Он велел Бартоку, занятому поисками Раис, послать в имение Мондриана человека потолковее ― расспросить арендаторов, соседей. Имение в отсутствие наследников отошло герцогской короне. Дом стоял заброшенным, но на земле трудились фермеры, исправно платили подати.
Учителя, которых Тьерри приставил к волчонку, уже прожужжали все уши восторгами по поводу самородка с улицы. Кто бы ни были настоящие родители Лени, учить его начали рано и, похоже, основательно. За месяц учителя выяснили, что он знает, а что нет, и бодрым шагом двинулись с ним дальше в постижении наук, этикета ― тут пробелов оказалось немало, воинского дела ― словом, всего того, что полагается знать благородному мужу. Тьерри, а иногда и Кристиан, если выдавалось свободное время, занимались с Лени верховой ездой, стрельбой из лука и фехтованием ― пока что на деревянных мечах.
Труды праведные, казалось, излечили волчонка от меланхолии и навязчивых мыслей, и хотя вторую спальню уже приготовили, она почти всегда по ночам пустовала. Кристиану бы радоваться, что парень не пристаёт больше с глупостями, да не получалось. Закрадывалась мысль: вдруг и правда только блажил или пытался получше утвердиться на новом месте ― как мог, как умел. Нет, в дружбу Лени, в его привязанность герцог верил ― волчонок был искренним и честным, но всё чаще Кристиан мечтал, чтобы поскорее наступил ноябрь. Колдун долго вычислял, составлял гороскоп за гороскопом, выспрашивал у мальчика, что он помнит. Наконец пришёл к выводу, что, скорее всего, родился тот осенью, и, скорее всего, именно в ноябре, под знаком Скорпиона.
Застав однажды волчонка перед портретом сенешаля, Кристиан тихонько подошёл поближе. В стекле окна отражалось напряжённое лицо Лени: он вглядывался в полотно, мучительно пытаясь что-то вспомнить. Герцог покашлял, чтобы предупредить о своём появлении.
― Ох, ― Лени всё же напугался.
― Что, малыш? ― герцог встал рядом и обнял за плечи. ― Знаком он тебе?
― Я не уверен, что это не мои фантазии, ― признался волчонок.
― И что же тебе видится всё-таки?
― Помню, я вбежал в комнату… Не знаю, сколько мне лет в этом воспоминании, но стол в комнате был выше меня, ― усмехнулся Лени. ― Я увидел незнакомца и спрятался под скатерть. Помню, что меня оттуда извлекли чьи-то руки. Мужские. Ласковые. Поставили перед незнакомцем. Помню, что тот наклонился, взял меня за подбородок, повернул лицом к свету. Взгляд… такой злой, губами, помню, шевелил ― старики так делают иногда.
Волчонок поёжился.
― А дальше? ― спросил Кристиан.
― Дальше не помню.
― Получается, ему ты был не чужой, ― сказал Кристиан. ― И в детстве жил в нормальном доме, а не... ― он махнул рукой, не желая лишний раз напоминать мальчику о гадюшнике, в котором он прожил последние несколько лет.
― Как будто он приходил на меня посмотреть, ― промолвил Лени и усмехнулся. ― Кажется, я ему не понравился.
― Старик не только злой, но и глупый, ― Кристиан с нежностью растрепал его волосы. ― Ты замечательный.
Лени обнял его за шею и замер. Грешно было сейчас отталкивать мальчика. Кристиан прижал его к себе. И всё же чувствовал ― и сам напряжён, и Лени стесняется. Нет, прав мальчик ― не получится у них стать друг другу названными родичами.
Герцог с нетерпением ожидал гонца из имения сенешаля. Наконец, тот прибыл ― да не один. Взглянув на сгорбленного старика, бывшего слугу Яромира Мондриана, Кристиан понял причину задержки: старика пришлось везти в столицу не торопясь, а то по дороге мог бы рассыпаться. Герцог даже испугался, что, кланяясь, старик от почтения и важности момента скончается на месте. По его приказу слуге поставили стул.
― Садись, отец, в ногах правды нет.
― Спасибо, ваша светлость, дай вам Творец здоровья и долгих лет.
― Барток, позови Лени, ― попросил Кристиан.
― Сию минуту…
― У меня к тебе есть вопросы, отец, насчёт твоего покойного хозяина и его семьи. Говорят, что была у него дочь ― это правда? ― спросил Кристиан.
Старик заохал.
― Правда, ваша светлость. Бедняжка она ― столько от отца вытерпела. Пока была жива её покойная мать, то господин мой так не безобразничал ― суров был, но семью не обижал.
― А что же… ― начал Кристиан, но тут в кабинет вбежал запыхавшийся Лени ― он занимался стрельбой во дворе замка и буквально летел вверх по лестнице, чуть только его клинкули.
― Входи, малыш, входи, ― промолвил герцог.
Старик обернулся посмотреть, кто это пришёл, и вдруг вскрикнул и сполз со стула на колени.
― Творец милосердный! ― возопил он. ― Дожил я, дожил!
― Дедушка, вы что? ― испугался волчонок, кинулся поднимать старика, а тот схватил его руку и принялся целовать.
― Одно лицо ведь, как есть матушка покойная, ― заплакал он.
Лени всё-таки поднял старика и усадил на стул, беспомощно взглянул на герцога.
― Мы верили, что с вами ничего не случится, ― причитал старик. ― Мы тайком от господина молились за вас и вашу матушку.
― Иди сюда, Лени, ― позвал Кристиан, усадил волчонка на подлокотник кресла, обнял, с тревогой чувствуя, как мальчик дрожит. ― Рассказывай, отец, всё, что знаешь.
Барток, повинуясь взгляду герцога, подал старику воды. Тот жадно выпил, облившись, но успокоился немного.
― До чего ж вы, господин, на мать похожи, ― повторил старик. ― Только вот глаза… правду, значит, люди говорили.
― Что? ― не выдержал волчонок. ― Вы говорите, я на мать похож. Только я её не помню ― она была дочерью сенешаля?
― Не мудрено, что не помните, ведь она померла родами, а у батюшки вашего, наверняка, ни одного портрета покойницы не нашлось ― не озаботились они портретами-то. Не до того было. Думали, что долго жить будут вместе… ― старик всхлипнул и утёр глаза.
― А почему я такой? ― спросил Лени. ― Мой отец был оборотнем?
― Что вы! ― воскликнул старик. ― Почему вы говорите «был»? ― тут он начал понимать, что дело-то непростое, раз его позвали к герцогу, и сын его госпожи обнаружился в Виямском замке.
― Об этом потом, отец, ― прервал его Кристиан. ― Расскажи всё, что знаешь о дочери сенешаля и её муже. Ведь она вышла замуж за отца своего сына?
Старик покивал и опять зашамкал беззубым ртом.
― Он был не из наших краёв, ваша светлость. Увы, не вспомню я его имя ― да мог и не слышать ― я тогда в замке-то занимал мелкую должность, о гостях господину не докладывал. Помню, что приезжал этот чужестранец сначала к сенешалю ― познакомились они где-то. Господин его даже привечал.
― И откуда же гость был родом? ― спросил герцог.
― Из Калхедонии. У них после войны многие знатные воины бежали за границу, спасаясь от гнева царя. Слышал я краем уха, что отец ваш, юный мой господин, ― старик посмотрел на волчонка, ― участвовал в восстании против правителя. Но бежать он смог себе не в убыток ― не с пустыми руками, не бедствовал тут.
― А дальше? ― не утерпел волчонок.
― Дальше заметил сенешаль, что чужестранцу понравилась его дочь, и осерчал. Уж не знаю, чем ваш отец ему в качестве зятя не нравился ― красивый, статный мужчина, сильный, да и при деньгах. Вот разве что ― господин Яромир вообще чужестранцев почитал ниже гутрумцев. Одно дело пить вместе, фигуры на иларийских досках двигать, а другое дело ― породниться.
Кристиан заметил, что когда старый слуга начал рассказывать о калхедонце, брови Бартока удивлённо приподнялись. Сам-то он этой страной не слишком-то интересовался. Слышал о тамошних делах лишь самую малость ― это ведь в столице решали: с кем Гутруму какие договоры заключать.
― Осерчал, значит, господин Яромир, ― продолжал слуга, уже увлекшись рассказом, благо наконец-то ему было с кем поговорить, ― и отправил дочь в монастырь. Но ваш батюшка не будь промах ― украл её оттуда, ― старик усмехнулся. ― Они поженились в первом же храме, а потом уехали в Каррас. Ваш батюшка там купил себе имение, и всё бы хорошо, но только господин Яромир, когда узнал о бегстве бедняжки… проклял и дочь, и всё потомство её. Мы не верили в проклятие, но молились на всякий случай. Выходит, плохо молились… ― слуга опустил голову.
― Дочь проклял, надо же… ― пробормотал герцог, ― старый идиот.
― Ох, страшно гневался, ― прошептал слуга. ― Портрет дочери мечом изрубил, все вещи её сжечь приказал. Когда пришло ему известие, что дочь умерла родами, я думал, что он кого-то убьёт, или дом спалит. Но, видать, хоть гнева Единого убоялся ― заплатил монахиням той самой обители, чтобы молились о её душе. А года через три он поехал к зятю ― на внука смотреть. Вернулся мрачный, как грозовая туча. Уж не знаю, как его там встретили-то…
― А как звали дочь сенешаля? ― спросил герцог.
― Ленардиной, ваша светлость.
― Кристиан, можно я ненадолго уйду? ― попросил волчонок тихо.
― Иди, малыш, ― кивнул тот. Незаметно сунул мальчику в руку свой платок. Да и ясновидцем быть не нужно было, чтоб понять, зачем волчонку захотелось спрятаться от чужих глаз.
Когда Лени вышел, Кристиан посмотрел на старика.
― Отец, остался ли кто ещё на землях сенешаля, кто помнил бы его покойную дочь и всю эту историю?
― На ферме одной живёт женщина ― она раньше в доме работала. Она хоть и стара, как я, но смею вас уверить, ваша светлость, из ума не выжила.
― Барток…
― Да, ваша светлость?
― Порасспроси тут без меня, что наш гость ещё помнит. Устройте его в замке с удобством. Я выйду к Лени. Что-то у меня душа не на месте.
Он рывком встал с кресла и быстрым шагом направился в спальню. Тихо приоткрыл дверь и заглянул. Сердце куда-то ухнуло, потому что он не сразу заметил волчонка, а тот сидел на полу у подоконника, обхватив колени. Не плакал, а просто смотрел в одну точку перед собой, и лицо у него было словно неживое.
― Ну-ка идем отсюда, простудишься ещё на камнях сидеть, ― строго сказал Крис, подхватывая мальчишку в охапку.
Тот ничего не ответил, послушался, дал себя уложить на кровать и разуть. Испугавшись не на шутку, Кристиан лёг рядом, обнял его.
― Не молчи, Лени, скажи что-нибудь.
― Почему я ничего не помню? ― выдавил, наконец, из себя волчонок заплетающимся языком. ― Почему я оказался в Вияме? Не может быть, чтобы отец меня выгнал… Может, он тоже умер?
Он уткнулся герцогу в грудь и зарыдал.
― Мы его найдем, ― зашептал Кристиан, гладя мальчика по трясущейся спине, стараясь утешить его или хотя бы успокоить. ― Найдём, малыш. Ну, сколько в стране может быть калхедонцев, не сотни же? Мы его обязательно найдем...
Думал при этом про себя ― если отец жив, почему он сам не ищет сына? Что еще сотворил со своей семьёй безумный старик?
А Лени всё не мог успокоиться, и Кристиан не выдержал: приподнял ему голову и принялся целовать мокрое лицо ― увы, выдержка его испарилась, и целовал он волчонка горячо ― слишком горячо для того, кто пытался внушить себе, что испытывает лишь родственные чувства.
То ли от ласки, на которую уже и не рассчитывал, то ли от неожиданности волчонок перестал плакать и уставился на герцога. Он был в том счастливом, или несчастном для всякого лица мужеского пола возрасте, когда любовный пыл способен затмить собой всё, что угодно. Осознав, что ему не почудилось, он всхлипнул и поцеловал герцога в губы.
Кристиан же забыл обо всем, видя горе Лени и то, что ласка помогает ему справиться со своей болью.
― Мой мальчик, ― шептал он, с нежностью поглаживая волчонка по волосам, прижимая к себе так, словно Лени собирался вырваться и убежать.
Но тот лишь крепче обнимал его, и герцог сам не понял, как так вышло, что он навалился на Лени сверху, и как после осторожного ответного поцелуя в губы он через мгновение уже запечатал ему рот, их языки соприкоснулись, волчонок застонал… И Кристиан отпрянул, отводя глаза, стыдясь собственного порыва. Лени посмотрел на него с сожалением и упрёком.
― Нет, малыш, ты победил, ― сказал Кристиан, ― просто дай мне время до вечера. У нас там гость за стенкой…
«Что я несу?» ― подумал герцог, чувствуя себя жалким вруном. Вздохнул.
― Честное слово, Лени, ― сказал уже уверенно. ― До вечера. Обещаю.
Волчонок тихо рассмеялся и обхватил его за шею.
― Я люблю тебя, ― шепнул он герцогу на ухо.
Кристиан усмехнулся. Он часто слышал эту фразу ― многие говорили ему эти слова, особенно когда хотели чего-то. Но в устах Лени она звучала так, что он верил, не задумываясь. Он бы хотел сказать то же, но слишком привык лгать о любви в ответ на признания.
― Моё сокровище. ― Кристиан поцеловал волчонка. ― Мне нужно закончить разговор со стариком, или узнать от Бартока, что тот ему рассказал. А ты отдохни.
Лени нахмурился. Право, его лицо иной раз бывало красноречивей слов.
― Послушай, ― шепнул герцог, ― скоро мы поедем в Каррас, и всё там узнаем.
― Скоро?
― Да, недели через две. Меня приглашал тамошний герцог ― он славный старик, и мы давно дружим. Он точно знает всех местных землевладельцев, как гутрумских, так и пришлых.
Лени улыбнулся, но в следующий миг снова стал несчастным.
― Кристиан... ― от волнения он даже не говорил, шептал. ― А если.. если он меня... если я ему просто стал не нужен?
― Такого быть не может! ― сказал герцог твёрдо. ― Тут что-то другое. Ведь недаром ты ничего не помнишь, малыш.
Он снова обнял мальчишку, целуя в макушку.
― А зачем помнить такое? ― горько сказал волчонок.
― Увы, как бы ни хотели, мы редко можем забыть о горестях. Но ты ведь помнишь и ласковые руки отца? Он тебя любил, я уверен.
― А если он умер?.. ― прошептал Лени, заходясь ужасом от того, что на миг предпочёл бы, чтобы незнакомый отец был мёртв, а не отказался от него.
― На все воля Творца, ― тихо сказал Кристиан. ― Не думай об этом, малыш. Сейчас не думай. Мы всё узнаем. Найдем его. И он сам нам объяснит, что случилось с ним и с тобой.
Он с трудом успокоил мальчика, взял с него обещание, что тот постарается заснуть, да у Лени от слёз и переживаний и так глаза слипались.
Наконец Кристиан вышел в кабинет, вытирая пот со лба. В кресле у стола сидел Барток. При виде господина он встал.
― Старика устроили на ночлег, ― доложил он. ― Со старой дамой я побеседую на месте, когда провожу его домой.
Герцог махнул рукой.
― Садись.
Барток подумал, что он слишком часто стал сидеть в присутствии господина, но послушался.
― Слова обоих слуг должны быть записаны ― раз там рядом монастырь, то пусть настоятельница тоже скажет своё слово ― если она всё та же, да и новая должна помнить дочь сенешаля. Яромир завещания не оставил, но раз жив внук, то он наследник.
― Думаете, ваша светлость, Ленарду нужно это наследство? ― решился спросить Барток.
― Нужно ему оно или нет, неважно. Важно, что у него есть имя. И не последнее в герцогстве.
― Мы все еще не знаем его подлинного имени, ваша светлость, ― сказал Барток. ― Лишь имя его матери.
― Узнаем. Но и наследник Мондриана ― не последний человек в Вияме. ― Герцог задумался. ― Когда слуга рассказывал о калхедонце, ты явно о чём-то думал. Выкладывай.
Герцог встал у окна, скрестив руки.
― Да я просто вспоминал недавнюю историю Калхедонии, ваша светлость. Царь Саверий III умер, не оставив прямых наследников. В конце его царствования в стране случился мор, и его дети и внуки умерли. Остались только наследники третьей и четвёртой очереди. Ему должен был наследовать внучатый племянник, Нардин, но трон узурпировал двоюродный брат ― Фирмин. Нынешний царь Фирмин II. Нардин со своими сподвижниками поднял восстание ― сначала в провинции, и там у него оказалось много сторонников. Но когда его войско решило идти на штурм столицы, их предали. Правда при дворе у законного наследника оказался сторонник, который предупредил, что если они хотят сохранить силы и избежать жертв, лучше отступить. Поэтому главные заговорщики и бежали за границу. Они поддерживают сношения со сторонниками на родине и постепенно готовятся возобновить борьбу.
― Ты считаешь, отцом мальчика мог быть один из этих знатных заговорщиков? ― спросил Кристиан. ― Что ж... мы знаем, кто именно явился сюда от соседей? Имена, подробности?..
― Увы. В Вияме и Бранне они не прижились ― живут кто в Земерканде, кто в Карассе. В этом есть и смысл ― подальше от нашего Совета, чтоб не мешал.
― Кто-то должен был остаться, ― сказал Кристиан. ― Это... имение под Ахеном, куда сбежали голубки... В окрестностях Ахена пришлых нет ли?
― Ваша светлость, я, конечно, многое могу, но я не иларийское божество, чтобы ещё и в чужие герцогства заглядывать, ― усмехнулся Барток.
― Мне достаточно виямского, Барток, ― кивнул Кристиан. ― Но я понял. Поговорю с герцогом Белтраном.
― Сдаётся мне, вы что-то задумали, ваша светлость, ― улыбнулся Барток. ― Помимо того, чтобы отыскать отца волчонка.
Кристиан неопределенно покрутил пальцами.
― Вертится кое-что в голове, ― сказал он. Кивнул на карту, расстеленную на столе. ― У герцога Белтрана нет наследников, у нас нет выхода к морю.
― Насколько я понимаю, то, что вы задумали, ваша светлость, является государственным преступлением, ― сказал Барток без улыбки.
― Для государственного преступления нужно сперва иметь государство, ― холодно сказал Кристиан. ― У нас же лишь король, который на том свете даже не одной ногой, а уже двумя...
Он посмотрел на Бартока.
― Ты со мной?
― Могли бы не спрашивать! ― почти оскорбился телохранитель, подходя к столу и бросая на карту мимолётный взгляд.
― А знаешь, кто меня надоумил? ― усмехнулся Кристиан.
― Не младенец ли изрёк своими устами?
Герцог только засмеялся негромко.
― А что касается планов, есть у меня ещё одна идея, и тут мне потребуется твоя помощь…
― Наконец-то! ― Барток потёр руки в предвкушении.
―2―
«Почтеннейший господин Авуэн!
Вы напрасно гневаетесь и пеняете мне за задержку с очередным донесением. Смею уверить вашу милость, что без промедления извещаю вас обо всём, достойном внимания вашей милости и их светлостей членов королевского совета. Однако в Вияме ничего нового не происходит. Господин наш герцог блажит, впрочем, обязанности свои исполняет исправно, занимаясь подготовкой новобранцев и сбором налогов, каковые должны поступить в столичную казну без промедления, в обычный срок. Госпожа герцогиня неожиданно скончалась от укусов пчёл на охоте. Господин провел расследование, но злого умысла не обнаружил. Да и колдун подтвердил, что пчёлы либо слишком размножились, либо взбесились от жары, и должны успокоиться с началом дождей. Прошу прощения за пикантные подробности, ваша милость, но её покойная светлость была не без греха. Говорили о разном, но не буду занимать ваш слух не имеющими значения сплетнями. Однако господин приказал схватить капитана её личной охраны, очевидно, не без причины. После допроса тому удалось бежать, однако погони за ним не посылали. А его светлость и тут не обошёлся без причуд ― приблизил к себе уличного мальчишку, чей род занятий ни для кого в городе не секрет, как и то, что к блуду мальчишку принуждал отец-пьяница, избивая и моря голодом. В довершение мальчишка ― оборотень. По замку было пошла шутка, что герцог завел себе домашнего зверька, только намордника с поводком не достаёт, но после того, как по приказу его светлости одному из стражников отрезали язык, разговоры стихли. Зовут мальчишку Ленардом. Его светлость словно помешался на нём, отвёл ему спальню покойной герцогини, приставил учителей и наставников, словно тот благородной крови. Видимо, его светлость хочет сделать его таковым, для чего даже не постеснялся вытащить на свет божий дела знатных усопших, к примеру, сенешаля Мондриана. Старый слуга сенешаля доставлен в замок, герцог беседовал с ним наедине, посему передать суть беседы не представляется мне возможным.
С почтением остаюсь вашим преданным и почтительным слугой. С.».
―3―
Лени разбудило то, что кто-то гладил его по щеке. Он открыл глаза и увидел герцога, сидящего на кровати.
― И долго я спал? ― волчонок протёр глаза.
― Порядочно. До ужина осталось не так уж много времени.
― Ох, я же пропустил всё на свете, ― простонал Лени, садясь на постели.
― Твои учителя не умрут без тебя один день. Но мы можем заняться выездкой до ужина, если ты хочешь. Ты должен хорошо держаться в седле, если собрался сопровождать меня в поездках.
― Конечно, я ни за что не останусь тут без тебя один.
Волчонок придвинулся ближе и обнял Кристиана, почувствовал приятное волнение, что теперь это можно и что между ними установилась новая связь.
― Конечно, не останешься, ― улыбнулся герцог. ― Как же я без тебя справлюсь?
В его словах не было насмешки, даже доброй, снисходительной к глупостям влюблённого волчонка.
― Не справишься, ― убеждённо сказал Лени. Нехотя разжал руки. ― Пойдём к лошадям?
Кристиан чуть приподнял его голову и поцеловал в губы.
― Пойдём. Поучишься брать препятствия.
Лени ойкнул, но, обувшись, послушно, как хвост, поплёлся за герцогом.
Старший конюх встретил их на пороге, ненавязчиво подсунул волчонку яблоко, которое тот с удовольствием скормил своему коню. Кристиан наблюдал с улыбкой.
― Как будешь его звать? ― спросил он. ― Мы вроде согласились, что имя Молния ему не подходит.
― Блейт, ― рассмеялся волчонок. ― Подходящее имя для коня, принадлежащего оборотню?
― И будете вы два волка? ― Кристиан шлёпнул его по заднице. ― Полезай в седло!
― Волк на волке, ― фыркнул Лени. Конюх закончил седлать коня, подставил руку, чтобы помочь молодому господину, но волчонок и сам управился.
Конюх подвёл господину его осёдланного жеребца. Лихо вскочив в седло, герцог направил коня к выходу, а потом на двор за конюшнями, где обычно тренировались всадники.
― Препятствие, как видишь, невысокое. Я буду прыгать, а ты внимательно смотри и слушай, что конюх говорит.
Он уже учил волчонка, как правильно сидеть на лошади перед прыжком ― и, видать, не только он учил. Ну, про калхедонцев давно ходила молва, как о прекрасных всадниках, которые могли на скаку выделывать такие штуки, что дрожь пробирала.
Лени внимательно смотрел, слушал, вникал. Поохав скорее для порядка, когда герцог велел ему повторить, он сделал круг, а потом развернул коня и направил к препятствию. Прыгнув, он допустил ошибку, но усидел, а Кристиан, чуть только волчонок остановил коня, подъехал и сразу напустился на него:
― Вовремя опускайся! Колени крепче прижимай к седлу! ― закричал он. ― Враз через шею коня перелетишь! Ещё прыжок!
Так он гонял Лени, пока тот не сделал всё правильно пять раз подряд.
― Молодец! А теперь ― в баню.
С волчонка уже пот ручьём струился и колени подгибались.
Бани оставались в традициях тех народов, что побывали в составе некогда обширной Лиманской империи. В Гутруме в больших городах имелись общественные бани, принимавшие по расписанию жителей окрестных улиц. В замках знати устраивались частные бани ― где поскромнее, где пороскошнее. В зимнее время в бане хорошо было погреть кости, а летом в ней просто мылись и отдыхали. У Кристиана имелась и ванная, но в ней он просто наскоро смывал с себя пот и грязь, прежде чем упасть в постель. В бане же сначала отмокали в горячей воде, потом шли в другую комнатку, где намыливались, тёрлись губками, привозимыми с побережья, споласкивались, а потом уже по желанию ― кто-то окунался в прохладную воду, кто-то отдыхал на широких топчанах, пил, ел, курил трубку.
Кристиан помог волчонку спешиться, спросил у Тьерри, всё ли готово. Тот кивнул.
Лени в замковой бане уже бывал, и не раз ― уж после занятий верховой ездой, когда всё тело ныло, и пахло от него почти как от самого жеребца, отмывался он только там. Хотя с банями у него были связаны и не очень приятные воспоминания, он быстро смекнул, что хозяин с ним в бане только моется ―и ничего кроме. Они вполне невинно оттирали друг другу спины, окатывали из деревянных ведер. Надо сказать, что Кристиан вообще был не любителем банных утех ― всегда предпочитал или постель, или подходящие предметы мебели.
― Идём, малыш, ― Кристиан обнял парнишку за плечи, повёл в замок. ― Тебе вымыться надо, да и ноги размять хорошо бы, затекли ведь наверняка.
В бане уже всё подготовили. Раздевшись, они забрались в большую ванну, где воды было по самую грудь. Сверху банщик накрыл её простынёй, чтобы вода медленней остывала.
Лени откинулся на деревянную спинку, посмотрел на герцога устало.
― Ты молодец, ― искренне сказал Кристиан. ― Побольше уверенности, малыш, и всё получится.
Долго они не разлёживались: у волчонка глаза слипались, а Кристиан опять почувствовал себя вруном, словно намеренно гонял мальчишку до изнеможения на манеже, чтобы тот ни о чём больше не помышлял.
― Давай вылезать, ― сказал герцог, когда Лени чуть не съехал в воду.
Он выбрался сам, вытащил сонного волчонка. В соседнюю комнату Лени пришлось отнести, мальчик зевал так заразительно, что Кристиану и самому захотелось подремать. Он встряхнулся, взял губку, раствор мыльного корня, принялся аккуратно намыливать волчонка. Вот только мысли в голове крутились совсем не невинные, и бросало то в жар, то в холод. А уж когда спину принялся волчонку намыливать, то впору уже было просить его не оборачиваться, облить и отправить поскорее в соседнее помещение.
Кристиан так и сделал. А потом быстро вымылся и поспешил в бассейн окунуться. Прохладная вода должна была успокоить.
― Я скотина, ― пробормотал он, вцепившись в перекладину бронзовой лесенки и никак не решаясь вылезти.
Собравшись с духом, он выбрался из бассейна, обмотался тканью и пошёл искать волчонка, но в соседней комнате топчан оказался пуст. Кристиан не знал ― то ли вздохнуть облегчённо, то ли встревожиться и отправляться на поиски. Тут Лени и сам явился ― опять из мыльной ― и спокойно улёгся на топчан, подперев голову.
― Я же вижу, что ты боишься, ― сказал он.
Кристиан вздохнул, присел рядом.
― Да, ― сказал он честно. ― Боюсь.
Провел ласково ладонью по спине волчонка.
― Не поверишь, ― признался с каким-то облегчением, ― в первую брачную ночь так не боялся сделать что-нибудь не так...
Лени приподнялся, перехватил его руку, потёрся щекой о ладонь и поцеловал.
― А ты ляг и закрой глаза. Просто ляг на спину.
Кристиан покачал головой, но послушался. Было немного странно подчиняться волчонку, странно и возбуждающе.
Он слышал, как Лени пошевелился, потом его пальцы принялись разматывать ткань на его бёдрах. Кристиан с шумом втянул носом воздух и открыл глаза.
― Не подсматривай, ― рассмеялся волчонок.
Не подсматривать было трудно ― Кристиан заметил, как счастливо блестят у того глаза.
Лени уселся ему на бёдра и стал целовать. Руки герцога дёрнулись, чтобы обнять, и бессильно упали на топчан. При всех своих прежних любовных аппетитах он к особым ласкам в свой адрес не привык ― да и считал это лишним, женскими глупыми нежностями. Поцелуи, которыми Лени осыпал его лицо, ошеломили. Почувствовав губы мальчика на своих губах, он очнулся и, всё ещё не открывая глаз, обхватил крепко. Волчонок возмущённо простонал ему в рот, и герцог послушно убрал руки. Он готов был сыграть в эту непонятную игру. А Лени то, кажется, рассматривал его, принимаясь оглаживать, то опять целовал ― теперь уже и шею, и плечи, и ключицы ― целовал, как будто хотел распробовать. Кристиан не выдержал и охнул громко, когда губы обхватили его сосок ― его голос эхом отозвался от стен комнаты. Волчонок перебрался пониже, скользнув телом по его восставшей плоти, принялся целовать ему живот.
Запоздало Кристиан стал поглаживать Лени плечи, зарылся пальцами во влажные волосы. Он понимал, что волчонок собрался делать, и почему-то его это смущало донельзя. Это не было неприятно. Эта ласка не была для него новой. Но сейчас с волчонком Кристиан терялся, словно на самом первом своём свидании, подробностей которого уже почти и не помнил. Он открыл глаза и посмотрел вниз, отвёл упавшие светлые волосы волчонка, увидел, как его губы влажно блестят и плавно двигаются вдоль его плоти, от нахлынувшей крови ставшей в полумраке комнаты совсем тёмной. Кристиан глухо застонал и стиснул свободной рукой простыню ― пальцы со скрипом прошлись по чистой ткани.
― Я тебя хочу, ― пробормотал он.
Волчонок отпустил его, вскинул голову, бросил такой взгляд, что сердце зашлось. Он быстро передвинулся, пристроился сверху, зажмурился, придерживая и насаживаясь. Кристиан даже дышать перестал ― от необычайной тесноты и от страха, что мальчику больно. Лени задвигался, герцог ахнул, задышал судорожно, вцепившись ему в бёдра. А волчонок расстонался, то и дело облизывая пересохшие губы, и голову Кристиан потерял окончательно ― не смог бы сказать, в какой момент, но потерял её точно. Зарычал, притягивая парнишку к себе, придерживая за ягодицы, чтобы не соскользнул. Согнув ноги, он задвигался сам, вскидывая бёдра. Лени всхлипнул, тычась ему губами в ключицу и поглаживая себя. Какая-то частичка Кристиана требовала немедленно остановиться, вытереть мальчику слёзы, никогда не прикасаться к нему, но герцог её не слушал и не слышал. Ему повезло кончить первым, хорошо унесло ― до помутнения в глазах, до божбы сквозь стиснутые зубы, а Лени ещё продолжал двигаться и вдруг вскрикнул, выгнулся в пояснице. Кристиан испугаться не успел, как влажное стало брызгать ему на живот, и волчонок совершенно обмяк, застонав, соскользнул с него и улёгся сверху. Уверившись, что с ним всё в порядке, герцог потянул волчонка вверх и поцеловал, что тоже не особо раньше жаловал.
― Сокровище ты моё, ― шепнул он хрипло, ― спасибо.
Лени удивлённо взглянул на него. Вид у него был сонный, доверчивый и счастливый.
― И прости старого дурака, ― прибавил Кристиан.
Волчонок лукаво улыбнулся.
― Прощаю, ваша светлость, ― сказал он важно и рассмеялся, уткнувшись Кристиану в грудь.
― Спасибо, моя светлость, ― усмехнулся тот. ― Что же… освежиться, потом поужинать и отдыхать. Совсем я замучил тебя сегодня.
…Когда Тьерри подавал кушанья, он невольно посматривал то на господина, то на мальчика. Те переглядывались, улыбались то и дело, и оба выглядели такими довольными, что верный слуга сказал себе, что с переселением волчонка во вторую спальню можно уже не спешить. Разве что господа решат еще какое-то время притворяться. И ещё он думал, когда проходил по галерее мимо портрета покойной своей госпожи, что давно не видел её сына таким счастливым.
