Северус, сидя в библиотеке рядом с Гермионой, старался не думать о том, что она касается его бедра своим. Рон и Джинни расположились напротив, и нежный цветочный аромат Гермионы и пристальный взгляд темных глаз Джинни смущали его одинаково сильно.
Он порылся в памяти Гарри и нашел воспоминания о мисс Уизли. Ему открылась многолетняя страстная влюбленность Джинни, граничащая, по мнению Северуса, с одержимостью. «Вот же пакость», – подумал Снейп, закипая ужасающей злобой. Только шестнадцатилетней девчонки с нелегким прошлым и зацикленностью на своем герое-спасителе ему недоставало.
Гермиона шевельнулась и вздохнула, переворачивая страницу. Этот вздох заставил вообразить как наяву ее, распростертую на кровати, и собственные руки, ласкающие обнаженное девичье тело. С губ сорвался стон, вызванный вовсе не домашним заданием по Арифмантике. Северус был потрясен силой своей реакции. Определенные части его организма потребовали внимания, и он мысленно клял все на свете, усиленно изображая глубочайший интерес к спасительной домашней работе.
Очередной клоун, ничем не отличающийся от своих предшественников, задал написать доклад об истории возникновения какого-то проклятия, и Северус, отвлекшись от мыслей о сидящей рядом девушке, задумался над тем, что за непреходящая мировая несправедливость не позволила ему стать преподавателем ЗОТИ и в этом году. Затмевающая разум горечь – вкус навязчивого желания получить эту должность и уважение, которого он так страстно жаждал, – помогла справиться с проблемой. Северус облегченно выдохнул. Даже образ мадам Пинс в нижнем белье уже не спасал от мыслей о мисс Гермионе Грейнджер.
Снейп глянул на нее искоса и обратил внимание на темные круги вокруг ее глаз. Девчонка явно не высыпается. Ей не до размышлений о нем. Это идея Альбуса как пить дать: заставить Грейнджер заниматься анимагией; в результате она теперь постоянно занята и так устает, что не обращает внимания на странное поведение своих друзей. Ну а Рон с головой погрузился в квиддич, и Северус серьезно сомневался, способен ли тот вообще думать о чем-либо другом.
– Сегодня вечером собрание АД, у тебя уже есть план занятия? – шепотом спросила Гермиона, и Северус озадаченно моргнул. Собрание? Какое еще собрание? Воспоминания Гарри смешались с его собственными, и ситуация прояснилась. То есть, дети все еще посещают свой клуб?
Он кивнул Гермионе, лихорадочно соображая. Гарри Поттер преподает Защиту группе учеников. Сердце подпрыгнуло от восторга, когда Северус осознал, что все-таки сможет стать преподавателем ЗОТИ, пусть даже ненадолго и для маленькой кучки студентов.
Он поглядел на Рона, затем опять на Гермиону: вот те, кто будет на передовой, хоть и ужасно думать о подростках как о солдатах. Раз они последуют за Поттером на линию огня, куда он непременно бросится, то должны знать все, чему только бывший Пожиратель может их научить.
– Я думаю увеличить время тренировок, насколько возможно, и у меня появилась парочка отличных новых идей для сегодняшнего собрания, – прошептал он в ответ, понимая, что абсолютно доволен тем, как все сложилось. Вполне возможно, из этой идиотской ситуации и получится в конце концов хоть что-то хорошее. Теперь можно будет обучать тому, от чего Альбус хотел оградить учеников. Теперь можно будет обучить их выживать в любых условиях. И Северус чувствовал особенную необходимость защитить именно Гермиону. Он не мог допустить, чтобы она погибла лишь потому, что не знала контрзаклятий, которым Альбус опасался обучать.
– Ты готов к игре на следующих выходных? – неожиданно осведомился Рон, озабоченный, видимо, его задумчивостью, и Северус кивнул с очевидной неохотой.
– Драко, может, и идиот, но он нефиговый ловец, и тебе надо будет сделать его.
Рон нервно взлохматил волосы.
– Я готов, Рон, – вздохнул в ответ Северус.
Гриффиндор играл со Слизерином, и Северус чувствовал себя предателем. Ему бы хотелось, чтобы Слизерин выиграл, но он ведь теперь Гарри, а Гарри – лучший ловец. Он не мог провалить игру; это было бы слишком подозрительно. Но выходить на поле, чтобы нанести поражение собственному факультету?
– Рон, мы тут учиться пытаемся, – устало проговорила Гермиона, и Снейп спросил себя, а спала ли она вообще этой ночью. Как учитель он отвечал за хорошее самочувствие своих учеников. В Слизерине он мог контролировать детей, приглядывать за их режимом питания и отдыха, но играя роль, отведенную ему в этом маскараде, изображая Гарри Поттера, он был лишен такой возможности.
Сейчас змееныши пребывали на попечении мадам Хуч, но Снейп беспокоился о них и нервничал. Ужасно было находиться вдали от них – им снились кошмары, а он не мог их успокоить, не мог уберечь их от предвзятости учеников других факультетов и от несправедливости преподавателей. Теперь он ощущал настойчивую необходимость защищать гриффиндорцев, и Гермиону с Роном в особенности. Рон вчера заявил, что он стал навязчивей Молли Уизли.
– Я совсем забыл… сейчас вернусь, – быстро пробормотал Снейп, сильно удивив остальных членов троицы. На него свалилось слишком многое, но даже этого было недостаточно, чтобы заставить не думать о работе. Он сгреб книги в сумку, поднялся и покинул библиотеку. Ему нужно было повидаться с Хуч.
Она, как обычно, была на квиддичном поле, наблюдала за тренировкой запасных игроков. Снейп склонился к ней, изо всех сил стараясь вести себя как подросток, а не как глава дома Слизерин.
– Мадам Хуч, – обратился к ней Северус и получил в ответ пронзительный взгляд желтых глаз.
– Добрый день, Гарри, – ответила Хуч.
Они присели рядышком на скамейку, и Снейп облокотился о сумку с книгами, пытаясь выглядеть настолько похожим на подростка, насколько возможно.
– Как там мои? – спросил он вполголоса.
Хуч едва заметно усмехнулась.
– Вы прямо как старая бабка, Снейп.
Она отвернулась, скрывая презрительную или снисходительную улыбку. Снейп едва сдержался, чтобы не смерить светловолосую женщину раздраженным взглядом.
– Вы не ответили на мой вопрос, – в голосе проскользнуло недовольство, и Северусу пришлось сделать глубокий вдох, чтобы успокоиться. Роланда всегда бесила его больше других преподавателей.
– Да в порядке они, Снейп. Младшие просятся домой и ноют, старшие плетут интриги и заговоры… все, как всегда.
Она пожала плечами, а Северус считал до десяти, напоминая себе, что сверлить ее взглядом бесполезно.
– Мисс Минтедж снились кошмары; они не прекратились?
Он решил, что более конкретные вопросы приведут к более конкретным ответам.
– Нет, она по-прежнему не задергивает занавески над кроватью, – равнодушно отозвалась Хуч.
– Так, и что вы предпринимаете в связи с этим? – осведомился он, разозленный ее безразличием.
– Предпринимаю? Тут нечего предпринимать, она должна сама с этим справиться.
Хуч снова пожала плечами, и Северус задохнулся от бессильной ярости.
– Ей одиннадцать, ее старшего брата запытали до смерти прямо на ее глазах, когда ей было девять. Отец – конченый алкоголик и бьет ее, а мать превратилась в жалкое подобие женщины и постоянно плачет. Девочку надо жалеть и утешать, а не предоставлять самой себе и уходить от проблемы, – прошипел Снейп сквозь зубы, в бешеной ярости желая только одного: убить кого-нибудь и предпочтительно Хуч.
– Я не знаю, что делать.
Пока он говорил, с лица Хуч сбежала последняя краска, мадам явно испугалась, и это помогло Снейпу справиться с обуревающими его кровожадными порывами.
– Вся информация об учениках хранится в их личных делах. Может, стоит обратить на них внимание? – в глубоком возмущении рыкнул он, вскочив, махнул рукой и зашагал прочь, борясь с побуждением отправиться прямиком к директору.
Как же он ненавидел лентяев! Свою работу надо выполнять добросовестно, а работа декана факультета заключается в заботе о факультете.
Выпрямившись, он услышал какой-то шум и решил, раз уж он все равно здесь, нужно выяснить, что это такое. Снейп покинул тропинку и пробрался к подножию холма. Там, спрятавшись за возвышением, сидела зареванная малявка с Хаффлпаффа.
– Что случилось? – спросил Северус, усаживаясь рядом с ней и вручая девочке носовой платок.
Она подняла голову и вытаращилась, осознав, кто сидит рядом.
– Гарри Поттер! – пискнула она. – Ничего такого не случилось.
На ее личике появилось смущение.
– Будь это неважно, ты бы не плакала.
Девочка вытерла глаза и высморкалась.
– Я скучаю по родителям и переживаю за них. Я магглорожденная, их некому защитить.
Она посмотрела на Северуса – то есть на Гарри – с таким безграничным доверием, будто ждала, что вот сейчас он встанет, пойдет, шлепнет Волдеморта и вернется как раз к обеду. Впервые он в полной мере ощутил весь груз той ответственности, которую окружающие возлагали на этого мальчишку.
– Ну конечно, они под защитой, – возразил он с легкой улыбкой. – Министерство отрядило людей на охрану семей магглорожденных. За их домами ведется наблюдение, установлены сигнальные чары, и в случае чего авроры прибудут немедленно.
О том, что, скорее всего, это будут члены Ордена, Снейп умолчал; хотя Фадж и обеспокоился возвращением Волдеморта и пытался показать, что предпринятые им меры защиты эффективны, почти всю работу проделали орденцы. Иными словами, Фадж как был клиническим дебилом, так им и остался.
– Правда?
Девочка просияла, ее вера в Гарри Поттера была так велика, что она легко поверила и в защиту Министерства, и во всемогущество Ордена. Снейп молча кивнул, понимая, что лишь немного облегчил терзания и что ее чувство безопасности весьма зыбко.
***
Вечером они с Роном и Гермионой отправились к Хагриду. Северус ждал этого с нетерпением. Ему никогда не удавалось проводить в обществе полувеликана столько времени, сколько хотелось бы.
Если даже домыслы о том, как часто профессор Снейп принимает душ, стали общешкольной байкой, то его взаимоотношения с Хагридом, скорее всего, вызвали бы общешкольный обморок. Северус сбился со счета, сколько раз Хагрид приносил его, измученного и израненного после очередной сходки Пожирателей, в Больничное крыло. Одна только мысль, что, в порядке он или искорежен болью, Хагрид всегда терпеливо будет ждать его в точке аппарации, давала силы преодолеть многие испытания.
Все трое весело болтали по дороге к круглой однокомнатной хижине.
– А я даже имени ее не спросил.
Северус рассказал им о той девочке с Хаффлпаффа и о том, как за нее беспокоится.
– Кейт Смит, – ответила Гермиона, и он поразился, с какой невероятной скоростью она вытащила из своей памяти нужную информацию.
– Спасибо, Гермиона.
Он одарил ее теплой улыбкой, и легкая краска признательности на ее лице пробудила в нем новое, не известное чувство. Снейп отвернулся и заметил странное выражение на лице Рона, которое, впрочем, исчезло, едва Хагрид открыл дверь.
– Гарри, Рон, Гермиона!
Вид Хагрида, как всегда огромного и внушительного, его всегдашняя улыбка, которую Северус помнил еще со школьных лет, вселили в него спокойствие и умиротворение. Вряд ли он мог считать Хагрида другом; скорее опорой, но разговаривали они редко. Хагрид был незыблемой скалой в мире Северуса, но он осознавал, что почти не воспринимает лесничего как живого человека.
– Привет, Хагрид!
Он улыбнулся при виде сияющих глаз и спутанных волос полувеликана, его нечесаной бородищи и странного плаща, карманы которого были наполнены самыми разными необычными и, порой, пугающими вещами. Снейп очутился в медвежьих объятиях, дыхание сперло, и что-то хрустнуло в спине. На миг он испугался, что под внешностью Хагрида может скрываться убийца, выпивший Оборотное, но затем расслабился.
Гермиона и Рон тоже подверглись удушающе радушному приветствию и ничего, не жаловались, из чего Северус заключил, что это обычный ритуал и что пока от этого никто не умер.
Хижина Хагрида ничуть не изменилась за все те годы, что Северус провел в Хогвартсе. Все такая же тесная и неряшливая, по-прежнему с минимумом обстановки, захламленная. Северус опустился в гигантское кресло с чувством, похожим на удовольствие. Он наблюдал, как суетится Гермиона, помогая Хагриду накрыть на стол, как Рон без умолку болтает о своих планах на Кубок Квиддича, и думал: а был ли в его собственной жизни такой момент?
Он помнил кровь и слезы, вину, боль, страдания и редкие проблески счастья. Он помнил себя пятилетнего, наблюдающего, как гробы с телами родителей опускаются в землю. Помнил серое небо и стоящего рядом клерка, который смотрел на него, как на кучку мусора.
Он вспомнил дом своей престарелой тетки с его могильным покоем и белоснежными накрахмаленными салфетками на всех поверхностях; ужасающую горечь одиночества во время пребывания там, худосочного гувернера и, наконец, письмо, которое позволяло ему каждый год надолго покидать тот дом.
– О чем задумался? У тебя такой печальный вид…
Голос Гермионы разрушил сентиментальное забытье, в которое он впал, устроившись у камина.
– Я просто подумал, есть ли на свете место лучше этого, и решил, что нету, – ответил он с кривой полуулыбкой.
– А почему тогда ты такой грустный?
Она присела на ручку кресла так же, как недавно в факультетской гостиной.
– Потому что не могу остаться здесь навсегда, – отозвался Северус, и это была горькая правда.
Он смотрел снизу вверх в теплые, ласковые карие глаза и надеялся, что Гермиона улыбается ему искренне.
