У вопроса «где ночью быстрее всего добыть сытной горячей еды на вынос?» существовало не так много ответов, и всё же Северус со сделанным выбором никак не желал примириться. Даже после полуночи в аляповато раскрашенной круглосуточной забегаловке толклись люди, которым не нашлось иных дел, кроме как таращиться на возмущённого столь пристальным вниманием незнакомца и обсуждать его нелюбезное поведение и торчащую из кармана рясы бутылку. Это мантия, а не ряса, о сборище первостатейных идиотов!
Но вихрастый мальчишка за стойкой упорно продолжал улыбаться и называть его «падре».
– Могу я предложить вам десерт, падре?
Северус выдохнул сквозь зубы. Терпение – великая добродетель, не уча других жизни – быстрее добьёшься успеха в своей, проголодавшийся Поттер прячется ото всех неизвестно где, возможно, подвергая жизнь опасности. Последнее соображение придало сил закончить разговор поживей.
– Да, пирог, сладкий и жирный. – Подумав, что в отношении еды «его не видели больше восьми часов», скорее всего, означает «только позавтракав», Северус уточнил заказ: – Заверните двойную порцию. – Попытку узнать «с вишней, клубникой, шоколадными крошками», он пресёк на корню: – С чем угодно! Давайте быстрей, я спешу. И не забудьте приборы – ложку, вилку, что там у вас есть.
– А что вы будете пить?
– Больше ничего не нужно, – оборвал он чрезмерно болтливого продавца. – Сколько с меня?
Быстрый пересчёт в галлеоны озвученной в фунтах стерлингах суммы подсказал, что в «Трёх мётлах», к примеру, за те же деньги можно было бы несколько раз по-настоящему хорошо пообедать. У Розмерты отлично получалась запеканка с почками, а превосходный вкус бараньих отбивных запоминали с первого раза и навсегда... Эх! Отдавать такие деньги за булки, напичканные химикатами, жареную панировку с начинкой из курицы и взбитые сливки, сделанные из кукурузы, – настоящее преступление.
– Живей, – купюры полетели на стол.
Забрав сдачу до последнего пенса и объёмистый пакет с кучей коробок, Северус наконец выбрался на улицу, ярко освещённую огнями фонарей, подсветкой зданий и мигающей рекламой. Тёмных подворотен вокруг не наблюдалось, но он всё-таки нашёл откуда аппарировать в настоящую ночь – наполненную далёкой от городского шума тишиной, светом луны и звёзд, таинственными шорохами и плеском воды.
Местность, куда привело его сердечное чувство, на первый взгляд показалась незнакомой. На многие мили вокруг – ни души, за исключением одной, тоскующей на камнях с той стороны небольшого лесного озера.
Северус, чьё появление, очевидно, осталось незамеченным, не спешил пока себя обнаруживать. Вся ночь впереди, поругаться и выяснить отношения и так успеется, сейчас лучше спокойно понаблюдать за Поттером, сидящим у самой воды, так что подошвы кроссовок почти касаются мерцающей отражённым светом поверхности.
Руки обнимают подтянутые к груди колени, лицо прячется в тени, так что отсюда видна только растрёпанная темноволосая макушка. Тонкий чёрный свитер и летние джинсы, ни следа чар, способных согреть волшебника даже в лютый холод – а ночи в конце августа тёплыми не назовёшь.
М-да, грустное зрелище. А ведь это морозящее зад на голых камнях воплощение отверженности и печали – всеми любимый герой, которому, только спроси, любое магическое семейство с радостью предоставит ужин и кров. Скандалы, раздутые газетными писаками – ерунда, англичане так скоро спасителей не забывают.
Ночное бдение в лесу тем более странно, если вспомнить, с каким терпением Поттер уговаривал не шуметь разбушевавшихся у дверей суда Уизли, его попытки сдержать свой нрав и во время заседания, и после него. Если ему удалось пройти те суровые и для более крепких нервов испытания, то что оказалось непреодолимым?
Теперь очевидно, что упомянутая Персивалем Уизли вспыльчивость его сестры – «несколько большая, чем позволяли приличия» – изрядное преуменьшение проблемы. Провести больше восьми часов в холоде, голоде и в глуши чрезмерно даже для эмоционального Поттера. Наверняка его обида глубока – настоящая рана, случившееся не просто ссора влюблённых, о которой скоро забудут.
Разрыв с девчонкой Уизли – слабость Поттера, его уязвимость, а значит, реальный шанс всё перевернуть. Упускать его глупо.
Так нужен он или нет? Думай!
Пакет в руке зашуршал, напомнил о неожиданно возникшем неодолимом желании взять с собой еды. Северус хмыкнул: похоже, ещё до того, как аппарировать сюда, он уже всё решил. Поттер – далеко не воплощённое счастье, он чрезмерно эмоционален, в поступках безрассуден и внезапен, горд и упрям, даже не как гиппогриф, а как стадо гиппогрифов, и по этим причинам дьявольски раздражает. Но он же и молод, красив, честен, откровенен. В постели будет хорош, если его приручить и как следует объездить. Плюс развод с ним приведёт к новому разбирательству и – почти гарантированно – к пути навсегда в Азкабан.
Так какое решение должен принять человек, считающий себя разумным?
Ясно, что победу в их обстоятельствах никто за просто так не подарит, но и попытка, как известно, не пытка.
Вид будущей добычи – страдающей, раненной, слабой – только подстегнул проснувшийся в душе азарт: хватай, пока не сбежала.
Чем ближе Северус подходил к избраннику, тем больше хмурился. Яркий свет луны позволил рассмотреть блеск капель воды и тёмные пятна впитавшейся влаги на кроссовках, лихорадочную дрожь не по погоде одетого тела. Пришлось напомнить себе, что начинать разговор с ругани – не самая лучшая идея. И всё же, возможно, не худшая – когда других нет.
– Вы хотите заболеть? – спросил он у подчёркнуто не обращающего внимания на его появление Поттера, но тот не ответил, только ссутулился ещё больше, пряча в коленях лицо.
Красивый жест – снять мантию, накрыть озябшие плечи, притянуть напряженное тело к себе... Северус мгновение полюбовался нарисованной воображением картиной и вытащил волшебную палочку – высушивающие и согревающие чары справятся куда лучше объятий. Да и зачем лишний раз злить, когда заранее ясно, что любые его прикосновения будут сходу отвергнуты.
Произнести заклинание он не успел – так резко вскинул голову и вскочил с камня Поттер. Под тычущей в лицо волшебной палочкой пришлось медленно опустить свою и отступить.
– А вам дело?! Вечно все без спросу лезут в мою жизнь!
Только идиот за извилистыми размышлениями и построением амбициозных планов мог позабыть, чем закончилась дневная встреча и какой ненавистью до сих пор пылает мальчишка. Для него-то ничего не изменилось!
Хотя нет, изменилось. Всё стало только хуже, когда Уизли ещё больше вывели его из себя.
Пятясь назад под крик и шум ломающихся под ногами веток, Северус надеялся, что выдержки и великодушия Поттеру всё-таки хватит. Применить силу против него, конечно, можно, но совершенно не с руки, когда необходимо найти пути к примирению. Сложная задача, когда распалённый противник жаждет драки.
Глаза Поттера прятались за стёклами круглых очков – мутно-белых, отражающих лунный свет, в напряжённой линии челюсти и ходящих желваках читалось бешенство.
– Захочу – заболею! Захочу – сдохну! Не ваше дело! Я больше никому не позволю хоть что-то решать за себя!
Отвечать и за себя, и за ту дуру Северуса совершенно не устраивало.
– Я и не собирался решать что-то за вас! – рявкнул он.
– Ага! Как же! Вы и в суде сегодня не собирались меня зельем насильно поить. И жизнь ломать не собирались, когда согласились жениться! Что вы вмешиваетесь? Что вы лезете? И сюда примчались, хотя никто вас не звал! Видеть вас не хочу! Не нужна мне такая забота!
Северус остановился, будто щит, подняв перед собой пакет из Макдоналдса. Шуршание полиэтилена в лесной тишине показалось оглушительным.
– Но поесть предложить-то вам можно? Предложить! Связывать вас и пихать еду в рот я не буду.
Этого хватило, чтобы Поттер перестал походить на готовящегося к превращению вервольфа. Его напряжённые плечи чуть-чуть расправились, голос стал звучать значительно тише.
– Это миссис Уизли послала вас? – спросил он, а разглядев знакомую всем эмблему, недоуменно нахмурился. – Нет, она никогда бы... Она вечно говорит: гамбургеры и бигмаки – такая гадость, что есть нельзя.
«Замечательно! Ещё и не угодил! – Северус едва не швырнул пакет в озеро. – Всё-таки надо было не валять дурака, а переложить остатки жаркого в контейнер. Да съел бы он всё за милую душу, такой голодный не стал бы думать, что его хотят отравить... пусть мясо по-мексикански и вправду горчит из-за избытка приправ».
– А мне нравится, – признался вдруг Поттер. – Мы иногда ходили в Макдоналдс. Рону полюбились наггетсы, а Джинни – мягкое мороженное с шоколадной крошкой. Она... ей...
Он замялся, подыскивая слова, замахал руками – и ближайший куст осыпало целым снопом красных искр.
– Ой.
Северус молча покачал головой: какой же Поттер ещё, по сути, ребёнок. И настроение так быстро меняется: только что кричал, а вот уже заглядывает в глаза и осторожно выспрашивает о тех, кто его интересует. Опасно с ним связываться, опасно... Но и такой он всё-таки нужен.
Может, ещё удастся его приручить?
Кнут в руке – выбить дурь – представился с лёгкостью, а вот блюдо с медовыми пряниками – нет, не получилось.
– М-м-м, так это от Джинни, да? – забормотал Поттер едва слышно. – Это она вам для меня передала?
Сказать, что нет, что это он сам отстоял получасовую очередь в маггловской забегаловке, чтобы купить (Молли совершенно права) несъедобную ерунду, у Северуса язык не повернулся. Врать, соглашаясь с версией Поттера, он не стал, но и открещиваться – тоже. Молчание – неплохой ответ на большинство неудобных вопросов, а спорить, что «нет-нет, это именно я сделал доброе дело» – увольте. Тем более, а вдруг ещё откажется есть?
Поттер сунул волшебную палочку в карман, постоял, покачиваясь-перекатываясь с пятки на носок, а потом буркнул:
– Я не возьму. От неё... От них мне ничего не нужно.
Даже так...
Северус смотрел на упрямо поджатые губы – серые в неверном свете луны – и пытался подобрать такие слова, чтобы ненароком не обидеть мальчишку, чтобы он ему хоть немного поверил. Оскорбления находились и с лёгкостью, а вот доброе-разумное – нет. Он не умел утешать, уж точно не словами, а обнять себя, как тоскующего по дому одиннадцатилетку, Поттер бы не позволил.
– Так ей и передайте.
М-да. Тяжёлый случай. Значит, придётся «говорить сердцем», как Альбус советовал, вечно забывая, что или сердце есть не у всех, или его язык не всегда благозвучен.
– Я похож на посыльного? Или на сову? Говорящего попугая? – Дождавшись хоть какого-то отклика в глазах Поттера, Северус продолжил: – Вы можете представить свою невесту, нагружающую меня пакетами и благословляющую на путь к вам? Или меня, будто мальчика на побегушках, отправляющегося назад к ней, сообщить, что поднесённые дары не приняты? Да или нет?
– Нет, не представляю.
Успокоившимся Поттер совершенно не выглядел, но какие утешения – таков и результат.
Северус начал злиться. Любой справился бы с этой ролью лучше него, а ведь впереди такие грандиозные планы! И как, скажите на милость, он выполнит их?
– Меня попросили узнать, что с вами, уговорить вернуться, – злое фырканье он проигнорировал. – Не что-то относить, приносить, а только узнать и передать несколько слов. Но я бы не стал этого делать, если бы не захотел сам убедиться, что вы в порядке.
– Я в порядке.
– Ну да, конечно. Замёрзший, голодный и злой – очевидно, вы в полном порядке. – Северус потряс шуршащим пакетом. – Начнём с самого простого: это вам. Я, я, а не кто-то другой, купил это меньше получаса назад. Показать вам чек или поверите на слово?
Поттер потребовал чек. Неожиданно, да.
Северус бросил пакет наземь, начал рыться в карманах мантии, потом сюртука. Наконец смятый клочок бумаги нашёлся.
– Спасибо.
Неизвестно, что при таком свете удавалось разобрать, но Поттер вглядывался в чек со всем старанием и на скрестившего руки на груди Северуса внимания не обращал.
– Я верну вам деньги чуть позже. Разменяю утром в Гринготтсбанке и тут же верну.
– Это совершенно не обязательно...
– Я не собираюсь быть вам должен за кусок хлеба! Не хочу, чтобы когда-нибудь вы им меня попрекнули!
Мерлин! Северус никогда не бил женщин, но сегодня ему захотелось. Не впервые, конечно, общение с Бэллатрикс редко кто мог вынести дольше десяти секунд. С другой стороны, сравнивать Уизли и Блэков раньше повода не находилось.
Пакет Поттер поднял с земли сам, отряхнул и зашагал обратно к камням...
– И долго вы собираетесь жить в лесу? – спросил Северус, улучив момент между доеденным Биг Маком и готовящейся к открытию упаковкой МакНаггетсов.
Поттер махнул рукой.
– Я и не думал здесь оставаться. – Его щёки заметно потемнели. – Это не бегство...
– А выглядит очень похоже, – сначала сказал, а потом понял, что сказал, Северус и едва вслух не проклял себя. Привычка – вторая натура. Вовсе ни к чему Поттера злить, вон, даже жевать перестал, сверлит метающим громы и молнии взглядом из-за стёкол круглых очков.
Пришлось сглаживать впечатление от резких слов.
– Я имел в виду, что в подобных обстоятельствах многие бы пожелали побыть наедине, разобраться в себе и других, подумать.
Скептическая ухмылка на лице сопляка заставила вертеться, будто уж на сковороде, в поисках приемлемого выхода. В его присутствии в голову лезли одни колкости, а придумывать заковыристые обороты, чтобы подать тот же жареный гнев, только под соусом поблагозвучнее – бесполезно. Завуалированным хамством отношения не вылечить.
Ну почему он не может мягко улыбнуться и пробормотать, не затрагивая ни сердце, ни душу, что-то наподобие: «Не расстраивайся так, мой мальчик»? А даже если сделает это – какой идиот ему поверит?
Дамблдор мог читать истинные чувства и под беспристрастной маской, и в подобном звериному рычании. У Поттера таких умений нет. Так же как нет и желания искать отклик в человеке, скрестившем руки на груди, смотрящем сверху вниз. А значит, придётся открываться первым, унижаться демонстрацией собственных слабостей, раз уж решил доказать, что способен сопереживать чужим чувствам.
– Считаете себя таким уж уникумом?
М-да, отвратительное начало. Или вперёд уже, или отступай и уходи, побеждённый страхом принизить себя даже в малом.
– Нечего волком смотреть. – Северус сдался, сказал прямо, наплевав на то, как жалко смотрелись его признания: – Или думаете, только вам довелось проходить через непонимания и конфликты, в которых вроде бы и не виноват, а не оправдаешься? Когда в ответ на презрительные и ненавидящие взгляды хочется пойти и выложить всё, как есть, а нельзя? Когда заведомо знаешь, что этого не будет, но всё же надеешься, что хоть у кого-то хватит ума и сердца предположить, что раз долгие годы считали человеком, то и сегодня, не разобравшись, не стоит присуждать звание изверга?
Неприятную улыбку с лица Поттера удалось стереть, но, Мерлин мой, какой ценой!
Он словно оправдывался перед мальчишкой, больше чем позволил приблизиться – потащил за собой и ткнул носом куда всем путь заказан. Потому он и терпеть не мог все эти разговоры по душам, когда, чтобы выразиться ясно, надо выворачивать себя наизнанку, предельной откровенностью спасаться от лжи. И что, разве недоумение и растерянность в чужих глазах стоят этого унижения?
Смотря с кем делить искренность – в Поттере он не ошибся.
– Мне сегодня именно так и досталось: объяснить не могу, на слово не верит, кричит: «Если не хочешь говорить, значит, мне не доверяешь». В общем, теперь я и извращенец, и обманщик, и зря такую змею на сердце пригрели, в дом пустили, за одним столом пригласили сесть... – Поттер говорил негромко и быстро, проглатывая окончания слов, будто торопился сказать всё, пока не передумал. – И ни одной мысли, что я за это утро не стал другим, что если вчера она верила, то и сегодня нечего во мне сомневаться. А она... Словно я для неё – чужак, которого не сама она выбрала, а ей навязали. Всё, мне страшно надоело оправдываться.
Последние слова могли означать конец разговора, но нет, он продолжил:
– Выдумки эти, придирки, словно не знает меня, не видит, что за человек. А может, так и есть – придумала себе героя и каждый раз в крик, когда выясняется, что между её Гарри и мной есть разница. А я хочу, чтобы видели меня, а не победителя Волдеморта! Чтобы любили меня, а не грёбанного принца на белом коне! – он распалялся всё больше и больше, а потом вдруг резко остыл: – Вы-то меня понимаете. Сами ходите в точно таком же наряде, только раскрашенном в чёрный цвет.
Он смотрел на Северуса так, будто впервые увидел. Нахмурившись, вынес вердикт:
– Вы сделали всё, чтобы замазаться с ног до головы.
– Так вы тоже постарались обелиться. Даже, как я читал, воскресли из мёртвых на глазах изумлённой публики. – Северус хмыкнул. – И теперь надеетесь, что к вам будут относиться, как к обычному человеку?
– Вы говорите, как Гермиона!
– Это комплимент?
Несмотря на полученный в ответ неопределённый взмах рукой, он даже не сомневался. Голову кружил успех. Поттер, освободившийся от якоря Уизли, на всех парусах плыл прямо в руки, ясно указывая, будто машущий флажками сигнальщик, на свои желания и цели. Если цена близости – откровенность, Северус подарит её мальчишке. Всё равно после тех признаний в суде мало найдётся более унизительных и стыдных моментов.
– Мы отвлеклись, – заметил он, наблюдая за планомерным истреблением кусочков курицы из коробки, – и вы не ответили. Так что же собираетесь делать дальше?
Поттер буркнул:
– Это не от меня одного зависит, – потом поискал что-то в пакете, спросил: – Вы не покупали колы или воды?
– Держите. – Чары пока не успели развеяться, и вытащенная из кармана бутылка всё ещё хранила тепло. – Там глинтвейн на домашнем эльфийском вине. Он согреет и не даст вам простыть.
Под полным подозрений взглядом Северус трансфигурировал из камней два стакана, наполнил оба. Свой он выпил залпом, предоставив Поттеру право решать самому.
Разочаровываться не пришлось.
– Вкусно.
Откровенное восхищение в голосе польстило самолюбию, заставив в который раз задуматься об излишней эмоциональности собственных реакций.
– Вы сделали его для меня?
– Когда Персиваль Уизли ворвался в мой дом с требованиями вас найти, вино уже было готово. Я подумал, что не помешает его взять с собой. Вы разочарованы таким ответом?
– Конечно нет! Оно вкусное, и вы не лжёте. Если б сказали, что принялись варить его для меня, то я б ни в жизнь не поверил. Вы не способны...
Северус смотрел на Поттера, вздёрнув бровь и скрестив руки на груди. Честно, если тот сейчас ляпнет что-нибудь об извечной ненависти и отсутствии заботы – не будет иного выхода, как уйти. Терпеть эмоциональные взрывы – это одно, но не откровенную же глупость!
И он опять оказался не разочарован.
– Я не то сказал, извините. Привык видеть в вас врага. Знаете, так проще, чем признать неправым себя или того, кого уважаешь и любишь... Сегодня странный день.
– Уже давно ночь, а вы до сих пор в каком-то Мерлином забытом лесу.
Поттер взлохматил и так растрёпанную чёлку.
– Так вы не узнали это место? – сделав большой глоток, он указал на отражающуюся в озере луну. – Там я нашёл меч Гриффиндора.
Взглядом Северус отыскал деревья, где когда-то стоял, скрытый заклинанием невидимости, готовый броситься в ледяную воду вслед за героем и проклинающий себя за излишнюю жестокость, пусть и «ценится только то, что достаётся с боем». Неудачные попытки поднять со дна меч следовали одна за другой, и нельзя было открыто придти на помощь, показать себя. А затем появился Уизли, и...
– Почему вы сюда пришли? – спросил он, отметая воспоминания.
– Дамблдор посоветовал.
Северус вскинул голову, и парень ответил на невысказанный вопрос:
– Я был у него сегодня.
Поттер замолчал, в два глотка прикончил стакан с глинтвейном, налил себе ещё.
– Он поговорил с вами?
– Он не хотел говорить при МакГонагалл, а та не хотела уходить, боялась, наверное, за сохранность портрета. Вы ведь знаете, когда мне что-то нужно, то меня не остановить?
– О да.
– В этот раз мне было очень нужно.
Северус подумал и вылил остатки глинтвейна себе в стакан.
– Что он сказал?
– Что я забыл о войне, и предложил мне хорошенько всё вспомнить. Вот я и вспоминаю. Был на кладбище, теперь сижу здесь.
– И что надумали?
Чётко проговаривая каждое слово, Поттер сказал:
– Что я никогда никому больше не позволю хоть что-то решать за себя, – и, не удовольствовавшись этим, швырнул пустой стакан в озеро, прямо в покачивающуюся на волнах луну. Фонтан брызг и круги на воде дополнили картину поставленного восклицательного знака.
У выпитого Северусом вина оказался горький привкус.
Поттер беспокойно заходил по маленькому пяточку между камней.
– Но и за других решать не стану, – наконец сказал он. – Так вы ещё хотите развод? Понимаете все последствия?
– Поттер, я...
– Не прерывайте меня! МакКинли мне всё объяснил, а я проверил – он не соврал. Часы стоят, когда я один или рядом с другими людьми, не вами и не Джинни. С вами – вот, смотрите, – он вытянул вперёд руку. На запястье темнели часы, – они идут правильно, а с ней – движутся в обратную сторону. Сейчас они показывают три месяца, один час, и пятьдесят... нет, уже тридцать минут. Представляете, сколько времени нам с вами придётся провести нос к носу?! Пройдет не три месяца, больше, много больше, ведь нам нужно спать, ходить на работу, встречаться с другими людьми! И пусть я могу пообещать, что буду стараться, но нет никаких гарантий, что не захочу однажды убить вас. А вы, долго ли вы выдержите общение со мной?
Северус не хотел добавлять в бурлящий котёл чувств Поттера негативных эмоций, но не мог не заметить:
– Я всё это знаю и так, я тоже подписывал документы у секретаря. Да и о порядках их знал заранее. Это обычная практика при разводах. Именно по этой причине я просил вас надавить на Министерство, заставить развести нас в минимальные сроки. Надо обратиться к Шеклболту, он...
Поттер не стал ждать продолжения, заговорил полным ярости голосом:
– Думаете, один вы такой умный? Когда МакКинли мне всё рассказал про часы, я сразу же бросился к Кингсли, заставил его оторвать задницу от стула и хоть что-то сделать, чтобы нам помочь... Вы знаете, кстати, что внучатая племянница судьи Абрахаса – эта дура Амбридж? Я вот тоже не знал, но довелось – она открыла нам дверь его дома. Кингсли просил уменьшить срок, старик – ни в какую. Я умолял – он даже не захотел меня слушать... Да если б я заранее знал, что потом наговорит мне Джинни – не стал бы так унижаться!
Северус ждал продолжения, не говоря ни слова.
– Итак, наши перспективы: постоянное тесное общение, потом – развод. Или никакого общения, а значит, и развода, и, следовательно, для меня – возможности законно жениться, а для вас – риска последующего тюремного заключения. Я говорил с Кингсли, он не может гарантировать, что Визенгамот не поднимет ваше дело, даже если он сам пообещает не вмешиваться.
– И вы готовы поставить крест на своих планах, если я скажу «нет»? Вы ведь понимаете, что попасть в Азкабан не хочется никому? Да и о женитьбе я, в отличие от вас, совсем не мечтаю. И зная это, вы отдаёте мне право решать за двоих?
Поттер взмахнул руками.
– Я не предлагал бы, если б не отвечал за свои слова. Так что решайте, но не за двоих, а за себя! Я не собираюсь уговаривать вас!
В уговорах Северус не нуждался. Время, данное ему на раздумья, он потратил на то, чтобы вдосталь налюбоваться на собственного мужа – которого, после столь впечатляющего выступления, ни за что, никогда, ни к кому не собирался отпускать. А когда терпение Поттера лопнуло, и он потребовал ответ, то всё, что осталось сказать, чтобы захлопнуть ловушку:
– Да, Поттер, да. Ну конечно же я хочу развестись.
