Уже позже вспоминая все, произошедшее в эти десять дней, Чарльз думал, что тогда его разум был слишком загружен. И в первую очередь – работой с его собственной силой.
И – возможно – его тогда слишком уж занесло.
Хоть и не так далеко, как хотелось. Умей ворон поднимать его физическое тело, Чарльз приказал бы птице унести его как можно дальше: прочь, прочь отсюда. Навстречу восходящему солнцу, обратно в Оксфорд... Как можно быстрее, как можно дальше... дальше от того, что произошло потом.
На следующий день после возвращения Шона Чарльз решил, что карта Ороро нуждается в небольшом дополнении. Внутренности Поместья: все комнаты и коридоры, лестничные пролеты и неожиданные повороты – и вдобавок подземные уровни – все это ему нужно было нанести на карту разума.
На это ушла неделя.
– Кто знает, может быть однажды я скопирую это на бумагу, – пробормотал Чарльз, удобнее устраиваясь под одеялами. – Так, как это делала Ороро…
Он сложил руки на груди, закрыл глаза и сосредоточился на своем дыхании. В последние дни ритуал пришлось немного изменить: у него больше не получалось дожидаться своего ворона, лежа неподвижно поверх одеял. Стало слишком холодно.
– А ведь это еще даже не ноябрь, – выдохнул он и еще долго смотрел, как лениво тают в воздухе белые клубы его дыхания. Огонь в камине должен был вот-вот погаснуть: сегодня в лесу Чарльз слишком глубоко погрузился в свои мысли и почти забыл про дрова. Даже Логан это заметил.
– Эй, мистер Икс? – неуверенный подзатыльник. – Есть кто дома? Нет, хотел сказать Чарльз, мой ворон сейчас летает да и сам я скоро уйду отсюда. Конечно же, вместе с Джин, конечно – и – черт почему бы и нет – и с Шоном. Мальчик умеет летать – в буквальном смысле – и, если все пойдет по самому плохому сценарию, он сумеет сбежать с Джин, пока Чарльз будет отвлекать преследователей. Они могут забрать всю нужную одежду из хранилища, они могут забрать мясо, которое Чарльз и Логан раздобыли через два дня после возвращения Шона.
Ворон Чарльза взмахнул крыльями и послал ему воспоминание:
– Ну, может конкретно эта медвежья охота не такая уж и эпическая... – это был четверг, и Логан сдвинул в сторону освежеванные туши. – Но с учетом этой метели все, пожалуй, не так уж и плохо. Вот я прямо предчувствовал, что они будут отсиживаться по норам.
Чарльз вздохнул: две сумчатые крысы (поссумы – так назвал их Логан, и он старательно занес американское слово в мысленный конспект), тощий кролик и скунс. С последним большой человек проделал прямо-таки ювелирную работу – и, слава богу, сумел извлечь пахучие железы неповрежденными, но:
– МакКой должен всех их проверить, – Чарльз поморщился, изучая разделанных крыс – поссумов. – И что-то у меня не вызывает энтузиазма перспектива поедания мусорщиков.
– Ну, ты же ел бы сома, – Логан пожал плечами. – Мясо это мясо, и нам придется жить на этом до февраля – как и всегда. Так что пусть МакКой делает свою работу, а потом мы сообразим замечательные копчености. У меня есть хорошее местечко для этого.
И Логан показал Чарльзу это место – разрушенный дом с непонятным образом уцелевшей половиной очага. Большой человек проверил дымоход, затем развесил мясо и соорудил под ним костер из зеленых веточек.
– Тут нужна сырая древесина... Ну, ты, наверное, в курсе... – Логан сам вызвался охранять коптильню от койотов – всю ночь. – Хотя, на самом деле, если они захотят присоединиться к вечеринке – я им не откажу.
Койоты не захотели. Жаль, подумал Чарльз. Ему бы пригодилось немного меха – утеплить капюшон. Воспоминание о хранилище, полном зимней одежды, вызвало короткую и ясную мысль, окутавшую его терпким ароматом нафталиновых шариков: побег побег побег.
И он предпочитал не вспоминать о хранилище, полном ножей. Нет, твердо сказал себе Чарльз. Он не собирается думать обо всем этом оружии. И без того, зима вот-вот приставит к горлу собственный ледяной нож: холод и снег. И Чарльз не знал, сколько времени у него осталось. Но каждый день, который он отводил на разработку своего плана, еще на один день приближал его к ледяной решетке его клетки – клетке, которая вот-вот захлопнется по меньшей мере на полгода.
В пятницу утром он решился. Вечером Шон не явился к ужину:
– В изоляторе, – пояснила Ангел не слишком огорченным тоном, и: – В ним все будет в порядке.
Чарльз воспользовался этой возможностью для долгого разговора с Джин. Тот, кто мог бы войти в кухню тем вечером, наверное, подумал бы, что они грезят наяву, но...
Его тело по-прежнему недвижно лежало на кровати, но мысленно Чарльз улыбнулся этому воспоминанию... теперь уже недельной давности. Его учителю было всего шесть, но Чарльз вовсе не чувствовал себя неловко. Нет, подумал он – вот только с какой стати он ждал так долго. Какого черта ему непременно нужно было увериться, что Фрост никогда не обнаружит его планы… От Фрост можно ускользнуть. С каждым можно справиться…
Особенно теперь, когда его силы росли день ото дня. Ворон, ворон… Всевидящая птица… она парила высоко над лесистыми холмами, которые окружали Поместье, она стрелой проносилась над аккуратными пометками Ороро... Чарльз направил ворона на северо-восток, прочь от выгнутого серпа ущербной луны. Сначала Сиракузы, подумал он. Затем… Олбани.
Если он сумеет добраться вместе с детьми до Олбани, то можно будет попробовать найти убежище там. Подкупить кого-то или – улыбка Чарльза превратилась в гримасу – найти агентов другого правительства. Свободный Запад? Ты что серьезно? – тревожно зашептал разум, но:
– На войне все средства хороши.
Он предоставит им информацию или... собственные возможности.
И он может использовать эти возможности, для… убеждения. Или для чего угодно еще.
Логан показал ему коптильню. На рисунке Ороро та была помечена как: дом с трубой: используется? Его ворон дал ему всю информацию касательно взаимного расположения коптильни и Поместья, едва только увидел их с высоты своего полета.
Все эти знания…
Подробное знание дома и окрестностей. Джин и Шон, которыми он сможет легко управлять... Фрост, с каждым днем казавшаяся все более тревожной и рассеянной, – теперь она все чаще оставляла его на попечение Логана и МакКоя. Это будет действительно просто – справиться с ними, запутать свои следы...
Когда еще у него будет такая возможность?
Теперь его ворон отправлялся в полет каждую ночь. Начиная с четверга, двадцать третьего октября, – и вплоть до этой ночи, тридцатого октября. Завтра, осознал вдруг Чарльз – завтра последний день октября. Хэллоуин. Хотя едва ли здесь его празднуют. Но, может быть, он расскажет Джин про Ночь Гая Фокса. Это должно ее порадовать – также, как она обрадовалась, когда он изумленно вскрикнул при виде ее подвесок... сделанных из огня.
Его ворон, паривший над огромными бетонными стенами стадиона – Корнелл, решил Чарльз, и четыре с половиной мили отсюда… его ворон каркнул и послал ему воспоминание: улыбку Джин, и –
Осторожнее, мистер Ксавье.
– Я – эммм, – Чарльз поморщился и вновь попытался протянуть руку. Сова испуганно ухнула на его плече: ее вытаращенные глаза уже приближались по размеру к обеденным тарелкам. – Кажется, Джин, я ей не нравлюсь.
Птица с огненными перьями презрительно посмотрела на него со своего дерева и издала резкий звук, больше всего похожий на шипение закипающего чайника. Может… Джин впилась молочными зубами в нижнюю губу. Может вам просто попросить ее еще раз?
– Будь осторожна, родная. Тебе не надо мучить себя только из-за того, что я не в состоянии очаровать феникса. Похоже, у твоей красавицы иммунитет к магии голубых глаз. Я просто – просто не понимаю почему вы ей не нравитесь.
– Ах, наконец-то ты это признала – Чарльз улыбнулся Джин сверху вниз. Девочка разрешила ему навестить ее разум. И похоже, ее тревожила перспектива учить его – учить самому делать амулеты для воспоминаний.
И Чарльзу было любопытно. Какими окажутся его амулеты? Будут ли они гореть огнем, как подвески Джин?
И он точно не ожидал от феникса такого поведения. Мало того, что птица наотрез отказалась сесть на его плечо, – вдобавок он получил удар острым как бритва клювом. Затем феникс взлетел обратно на ветку дерева и уже оттуда уставился на Чарльза немигающим взглядом горящих глаз.
Чарльз вздохнул.
– А я-то думал, что у меня есть подход к птицам, – сова негромко ухнула на его плече, и Джин улыбнулась. Все верно. Она просто – ну. Может она просто нервничает. Мы можем попробовать в другой раз…
– Хм, – он поправил перчатку. – Боюсь, мне нужно закрыть свои мысли от Леди Фрост – и как можно скорее. Почему?
Чарльз погладил свою сову по голове.
– Это… это сюрприз. И чем меньше ты будешь знать об этом, тем лучше. Это ваш план?
Его желудок болезненно сжался. Как она –
– О каком плане ты говоришь, Джин? Ваш план вернуть остальных – Ороро и Бобби, и Джона. Вы ведь уже вернули Шона!
Чарльз сосредоточился на воспоминании о том дне, когда дети исчезли… ох дерьмо. Он что, действительно сказал это?
Что же, еще раз спасибо оксфордским миссиям, научившим его быстро соображать и действовать по обстоятельствам.
– Ладно, Джин. Даже если речь действительно об этом, – он хитро посмотрел на нее, – ты и сама понимаешь, что лучше тебе будет ничего не знать. Только так Леди Фрост не сможет ничего обнаружить...
Джин улыбнулась, и Чарльз уже собрался ответить на эту улыбку, когда феникс на дереве зашипел.
– О господи. Простите ее. Девочка пожала плечами. Возможно, она будет рада видеть вас в следующий раз.
– Возможно, – неужели эта чертова тварь могла каким-то образом чувствовать, что Чарльз… чуть-чуть, совсем чуточку недоговаривал. Он и сам слышал фальшь неправды внутри мелодии собственного голоса… но не похоже было, что и Джин это заметила. Неужто феникс разбирался в музыке?
А если учесть, что провал его плана побега был чреват смертельной опасностью для Джин, то сварливая птица могла бы быть благодарна ему за этот крошечный обман.
Чарльз вперил в феникса ответный раздраженный взгляд. Но мистер Ксавье. Я могу просто показать вам, как я их делаю.
– Это было бы здорово.
Если не считать шороха, доносившегося со стороны феникса, здесь, на пороге разума Джин было очень тихо. Легкий ветерок чуть шевелил перья его совы. Чарльз давно положил свои меч и щит на траву – и только внимательно смотрел, как девочка перехватила планировавший с дерева лист и сжала его в ладошках вместе с пучком травы. Найдите частички вашей силы, которые лучше всего подходят для этого. Я использую траву, потому что она растет вверх, и листья потому что они меняют цвет. Когда я складываю их вместе – Джин сделала это, и у Чарльза вдруг закололо в затылке. Рыжий лист ослепительно вспыхнул золотом в руках девочки, и это золото каплями потекло по травинке – и вытянулось в тонкую цепочку. Когда я складываю их вместе, у меня получается прекрасная оправа для одного из ее перьев.
– А что делают перья? – спросил Чарльз. Они делают то, что она умеет делать, мистер Ксавье. Она –
– Вспыхивает и горит, пока не превратится в пепел. А потом восстает из пепла – живой. Верно? Улыбка. Верно.
– Это действительно прекрасная история. Есть еще несколько русских сказок из До – о Жар-Птице, но там несколько другая идея. А вообще, сама концепция воскрешения – Мистер Ксавье?
– Да?
…Вам следует быть внимательным.
– Ох, родная, – Чарльз грустно улыбнулся. – Да, конечно. Ты права. Продолжай.
Джин улыбнулась ему в ответ, но ее детское лицо тут же посерьезнело. Затем, когда она дает мне перо, я кладу его в лист и – я вижу горящую часть. Это как смотреть на солнце.
– Мммм. И я приказываю перу и листу сгореть – и вернуться.
– И если надеть это человеку на шею... он или она сможет контролировать это сгорание и... – Чарльз поискал верное слово, мимоходом отбросив прочь “воскрешение”. – И возрождение? Да.
– И можно будет включить в этот цикл... воспоминание? Да.
Множество вопросов уже толкалось на кончике его языка, но Джин снова посмотрела на него – внимательно и серьезно. Смотрите.
И он посмотрел вверх, куда показывала Джин. Феникс подлетел ближе – бесшумно, с дрожью понял Чарльз – и теперь сидел в траве, прислушиваясь к их разговору. Пылающие глаза птицы все также свирепо смотрели на него. Пожалуйста? нерешительно попросила Джин, и феникс выронил перо из своих крыльев и вновь взлетел обратно на дерево. Я правда не знаю, что с ней такое. Вот – смотрите.
Девочка завернула перо в лист. И – Чарльз на мгновение зажмурился. Действительно... как смотреть на солнце.
Джин застенчиво улыбнулась и протянула ему подвеску. Вы можете ее взять – забрать в ваш разум и посмотреть, как она работает.
– Спасибо, – даже сквозь латную перчатку он чувствовал жар, волнами исходивший от украшения. Ему вдруг стало любопытно. – А каким ты видишь мой разум, Джин? Тут... – он провел рукой вокруг себя, – я вижу дерево, и еще целый лес – дальше. Я видел городок, в котором жила Ангел, и... – Чарльз осекся, – я видел и другие вещи. Горы, реки… один раз даже настоящий замок.
Джин посмотрела на него. У Леди Фрост дворец.
Чарльз замер.
– Правда? Да. Он – он в воздухе, прямо на облаках. И я не могу забираться туда без ее помощи.
– Ах. И он сделан изо льда.
– Конечно, – он рефлекторно стиснул челюсти. Он сможет вытянуть больше информации из Джин – потом. Но сейчас... сейчас ему было любопытно… Но вы никогда не приглашали меня в свой разум, мистер Ксавье.
– Ох – ну да, конечно, я всегда буду рад тебя видеть, – Чарльз подумал и добавил с мимолетным уколом совести. – Только, пожалуйста, предупреди меня перед тем как соберешься в гости. И у меня будет достаточно времени – спрятать то, о чем ей не нужно знать. Спасибо. Улыбка. Но я не уверена, что смогу пробраться через все ваши занавески.
– …Занавески? Они сияют. Словно простыни на солнце. Листья дерева затрепетали – и Чарльз задохнулся, поймав внезапный образ: рыжеволосая женщина с изрезанным морщинами лицом развешивает чистые простыни на бельевые веревки... ее губы складываются в улыбку...
– Кто это, Джин? Я не совсем уверена. Но это точно хорошее воспоминание. Одно из моих любимых.
Было похоже, что боль каким-то образом перетекла из горла Чарльза в его глаза. Впрочем, может все дело было в жаре, исходившем от феникса – строптивая птица вновь опустилась на траву, словно загораживая Джин от него. Феникс зашипел.
– Кажется, мне пора уходить, – Чарльз закашлялся. – Завтра нас обоих ждет тяжелый день.
Хотя график их работы теперь был совершенно непредсказуемым, Фрост продолжала использовать Искатель. Правда Джин теперь работала исключительно над картинками-раскрасками. И Чарльз был уверен, что завтрашний день не принесет изменений.
– Я буду ждать тебя в гости в моем разуме – в любой день на твой выбор. Устроим вечернее чаепитие, договорились?
Нетерпеливая улыбка. Спасибо. До встречи.
Чарльз помахал Джин на прощание и схватился за подвеску. Вокруг медленно сгущалась темнота –
– и Чарльз лихорадочно заморгал, увидев Джин, улыбавшуюся ему с другой стороны кухонного стола. Это было весело, мистер Ксавье – но в следующее мгновение в кухню вошла Ангел:
– Студентам пора спать...
Порыв ветра подхватил его ворона. Давай же, прикрикнул Чарльз, лети быстро – еще быстрее… ночь была ясной и холодной – и на горизонте уже виднелись Сиракузы. Чарльз, закрыв глаза, лежал на своей кровати – и видел крошечные огоньки и чувствовал ветер на своем лице. Быстрее, дальше, приказал он, и ворон летел все быстрее и быстрее, и Чарльз улыбнулся той радости, что током пронзила его перья.
Ворон послал ему ответный крик и еще дал воспоминание:
В тот же вечер – вечер пятницы – Чарльз мысленно взял подвеску Джин. Это было странное и непривычное ощущение – эхо настоящего движения внутри его разума... он видел блеск доспеха и кулон, сиявший огнем на конце золотой цепочки… и одновременно острые кости своего запястья и обтрепанный манжет синего свитера.
Ему пришлось долго отстирывать шерстяную ткань – вместе с покрытыми пятнами простынями – но Чарльз сделал это. Правда, свитер теперь выглядел совсем изношенным.
… Но не в его мыслях.
Чарльз сосредоточился на разделении двух плоскостей этого осознанного сновидения: одно из любимых развлечений его юности. Те же сновидения, что он вызывал, отправляя в полет своего ворона... а теперь, что же здесь, внутри его собственного разума?
Он понял, что он сидит. Затем прищурился – и разглядел радужные разводы окутывавших его вуалей, их свет отражался от граней и выступов доспехов. Это было странно – он был в полном боевом снаряжении... но сидеть было удобно. Впрочем, все это происходило внутри его разума, ведь так? Чарльз улыбнулся.
Комната замерцала вокруг него, размытые очертания с каждым мгновением обретали четкость... что же, это было предсказуемо.
Он сидел в читальном зале.
Чарльз шумно выдохнул. Если уж быть совсем точным – в читальном зале Бодлианской Библиотеки в Оксфорде. Он узнал эти обшитые деревом потолки и длинные столы, висячие галереи, запах позолоты и пергамента… Намного красивее, удовлетворенно подумал он, чем – чем библиотека человека. Намного красивее.
Через массивные окна за его спиной лился теплый золотистый свет – и этот свет отражался от подвески в его руке. Не задумываясь, Чарльз надел ее на шею –
Он почувствовал, как язычок огня лизнул его горло. Ничего общего с холодным прикосновением металла. В этом крохотном мерцании была настоящая сила – Чарльз чувствовал эта. Сила, которую Джин подарила ему.
Чарльз стиснул подвеску пальцами одной руки и позвал воспоминание. Одно из тех, которые Фрост не стоило видеть. Никогда.
– Просто попрактиковаться, – напомнил он себе.
Воспоминание о поцелуе.
Он, Чарльз, провел пальцами по скулам человека, и тот вздрогнул и отступил. Это было странно: думать о… человеке… как о том, кто может отступить. Так, словно он... испугался.
И, пожалуй, он оказался не слишком-то понятливым. Чарльз самодовольно улыбнулся, вспоминая, как широко распахнутые зеленые глаза уставились на его рот, затем человек посмотрел Чарльзу в глаза, затем снова в рот... Сильные челюсти крепко сжались... и Чарльзу удалось поймать человека в свои сети...
И поцелуй…
Чарльз провел по чужим губам языком, и стальные плечи человека на мгновение расслабились, и он еще попытался ответить – но по сравнению с тем, что было дальше –
Чарльз притронулся металлическим пальцем к своим губам. Одна-единственная насмешка – и робость человека в мгновение ока сменилась бесстрашием. И он лизал язык Чарльза, и его зубы – и едва ли не его миндалины – и отчаянно задыхался от жара, наполнившего их обоих изнутри –
– Кхм, – его голос прозвучал неестественно-грубо. – Это воспоминание. Все верно. Я приказываю тебе, – он обратился к подвеске, – заставить это воспоминание исчезнуть – и появиться только после того, как я скажу слово... ммм... Kuss.
«Поцелуй» по-немецки. Чарльз нахмурился. Какого черта он выбрал это слово?
Разве что дело было в Климте, которого так любила его мать – Der Kuss – переплетенные в многоцветном объятии любовники…
– Kuss, – повторил он, проверяя. И там – короткая вспышка в книжном шкафу справа от него.
– Ах-ха, – усмехнувшись, Чарльз подошел к шкафу и достал книгу в темно-зеленой обложке, открыл, и – ох – там было воспоминание. Он растерянно моргнул.
Он уже почти забыл это – пальцы человека, зарывшиеся в его волосы, – и эти пальцы стискивались и вновь расслаблялись, глубже вжимаясь в кожу головы, точно как горячий язык человека скользил –
Вниз по спине побежали мурашки, и Чарльз резким движением захлопнул книгу. Повторил:
– Kuss, – и открыл ее… – Изумительно.
Страницы были совершенно чистыми.
Чарльз присмотрелся внимательнее. Темно-зеленая кожаная обложка теперь как будто потускнела.
– Итак. Если я хочу внести изменения в свою память и использую силу, – он притронулся к подвеске, – чтобы укрыть все это – ммм... Встречу? Свидание? Стычку? – предложил разум, и затем лукаво добавил: …переплетение?
– Все это, – твердо сказал Чарльз. – Спрячь это и открой снова, когда я скажу «Küsse». И…
Кожаные обложки всех книг на верхней полке пошли рябью и помутнели. Чарльз захлопнул приоткрывшийся от изумления рот и попробовал снова:
– Küsse. Как интересно – теперь кожа всех обложек светилась и сияла, словно кто-то отполировал все книги в одно мгновение... от темно-зеленых слева – и до конца полки, где переплеты один за одним медленно наливались... красным… и ярко-багряная обложка в дальнем конце справа –
И Чарльз знал, что этого было достаточно.
Он подошел к окну и провел рукой по спинке богато украшенного кресла, затем дотронулся до тяжелой шторы. Подумал. Как ему сделать что-то похожее на амулеты Джин? В этой комнате так много самых разных вещей.
И наверняка было все для починки книг – клей, иголка и нить...
Он инстинктивно обернулся. И – абсолютно точно – на одном из столов лежали его старые инструменты. Чарльз, улыбаясь, подошел к столу и сел. Банка клея, острые ножницы, иголка и нить – тонкая серебряная нить – и квадратные листки бумаги: больше, чем у него когда-либо было в Болдеане. И эта бумага была совсем другой – дорогой и плотной, великолепного кремового оттенка. Тоже просто попрактиковаться.
– Хм, – он разрезал один из листков на несколько одинаковых квадратиков и аккуратно сложил уголки в центр, создав что-то вроде маленького бриллианта.
Джин говорила о силе, которую он должен использовать… Части вашей силы, которые лучше всего подходят для этого, вспомнил он.
– Ладно, – и его слова громким эхом разнеслись в тишине читального зала. – Значит, мне нужен ты.
Он еще не закончил фразу, а ворон уже влетел через огромное окно. Взметнулись шторы. Ворон сел на отделанную позолотой спинку и чуть наклонил голову. Золотой трон и иссиня-черный ворон – картинка как для гербового щита.
– Впечатляет, – засмеялся Чарльз. Ворон заклекотал и перелетел на его плечо.
– Видишь? – Чарльз показал сложенную бумагу, и птица хрипло каркнула. – Я хочу попробовать поместить туда твое перо, тогда в этом амулете будет твоя скорость, твой ум, твое… ну. Я не знаю.
Маленькое черное перо заскользило вниз по воздуху, но в следующее мгновение ворон нанес чувствительный удар клювом по уху Чарльза.
– Да нет же, дело не в том, что у тебя маловато способностей, – раздраженно сказал Чарльз. – Просто я не знаю, что этот талисман будет делать, с твоим пером внутри.
Он нахмурился.
– Я хочу, чтобы он прятал воспоминания и мысли. Я хочу, чтобы он накрывал вуалью то, что не следует видеть… Ох.
Он отдаленно услышал стук сердца, как будто ускорившийся в его груди – поднялся и подошел к одной из мерцающих серебряных штор. Осторожно потянул – он и сам не понимал, почему боится использовать ножницы, – и изумленно выдохнул, когда крохотный лоскут вуалей отделился от ткани и затрепетал в его ладони словно серебристый мотылек. Я надеюсь, это сработает. Чарльз вернулся к столу. Он закутал черное перо в радужный обрывок вуали, завернул все в бумагу, смазал края клеем и запечатал. Затем добавил пару стежков – для верности, и протянул нить в шнурок. Ворон хрипло каркнул, и Чарльз вдруг понял, что пока он шил, его губы шептали: забудь… забудь… забудь…
– Крупица забвения с каждым стежком? Ладно, – он поднял квадратный амулет. – Посмотрим – ох –
Бумага в его пальцах вспыхнула.
Амулет почти мгновенно налился тяжестью. Теперь он ярко светился – словно опал с обсидиановыми пятнами в самой глубине. Нить превратилась в гибкую петлю – не металла, слава богам. Это было что-то вроде эластичной серебристой ткани. Чарльз недоверчиво притронулся к петле – и едва не задохнулся от изумления.
– Твоя скорость, твой ум, – сказал он ворону. – Твоя сила. И поверх всего этого… «забудь». Забудь, и… и он вдруг вспомнил свою первую прогулку по Поместью: маленький и черный – ты не можешь видеть меня в ночи – и как его мысли стремились к Рейвен с верхушки башни... И теперь, два месяца спустя, у него было это.
Амулет очаровывал одним своим видом. Лившийся из окон золотистый свет отражался от его граней и посылал радужные пятна на темную ореховую гладкость стола.
– Ох, мне действительно нужно знать, работает ли оно, – Чарльз выдохнул. – Но сейчас…
Ворон в ответ только взъерошил свои перья. Но это не имело значения. Чарльз придумал план еще до того, как спрятал амулет в свою перчатку.
И этот план… сработал.
Чарльз вздохнул в своей кровати. План сработал. Он сделал это. Но теперь он не был уверен, что ему стоило делать это.
Но: это была ночь тридцатого октября – и приближалось утро тридцать первого. Ворон Чарльза хрипло крикнул, он летел на восток – все дальше и дальше, все быстрее… Ночь тридцатого октября. Он проверил талисман утром двадцать пятого. И в тот же день, вечером...
Ладно. У Шона было целых пять дней, и вся сила и гибкость юности для восстановления его разума. Еще один хриплый крик и к Чарльзу пришло воспоминание:
Суббота началась не лучше и не хуже любого другого дня. Джин задерживалась наверху, и Чарльз спустился в кухню и автоматически приступил к завариванию чая. Он уже приучил себя не вздрагивать от вида металлической коробки.
А потом он услышал тихий плач.
Чарльз медленно повернулся. Шон сидел за столом, опустив голову на скрещенные руки. Его плечи судорожно тряслись.
– Шон?.. – Чарльз аккуратно опустил кружки на стойку. – Что случилось?
– Н-ничего, – сглотнул мальчик, и Чарльз вспомнил о пари, которое он заключил с Логаном в своем воображении. Первая ставка: Шон расскажет все уже через несколько дней – ха – Чарльз нахмурился. Это было цинично.
– Шон, – мягко сказал он, и сел рядом с мальчиком, но уже не так тихо, чтобы не испугать того неожиданным прикосновением. Это срабатывало раньше, с его студентами... и еще этот чертов холод... Чарльз осторожно положил руку на плечи Шона.
– Тише. Тсс. Все в порядке.
– Нет, не в порядке, – прорыдал Шон, но:
– Тсс. Тсс-сс-сс… – Чарльз не отстранился, когда мальчик ткнулся зареванным лицом в его свитер. – Что такое, Шон?
Рыдание.
– Я не – не могу сказать вам.
– Не можешь? Или не должен?
Шон судорожно икнул.
– Не скажу.
– Ладно, – пробормотал Чарльз. – Все хорошо.
Он просто продолжал обнимать плачущего Шона. Джин вошла в комнату, и Чарльз аккуратно приложил палец к своим губам. На этот раз девочка обошлась без мысленных образов – только на цыпочках подошла к леднику, выудила оттуда полузасохшее яблоко и выскользнула из кухни, тихонько прикрыв за собой дверь. Чарльз протянул ниточку мысли и понял, что Джин обосновалась за дверью. Хорошо, значит, она сможет остановить Алекса, когда тот вернется. Чарльз послал ей короткий импульс поддержки и вновь посмотрел на Шона.
– Как я могу помочь тебе, Шон? – очень мягко спросил он. – Хоть чем-нибудь?
Как же давно я не делал этого, подумал Чарльз, пронизывая свои интонации золотыми: верь мне верь мне скажи мне… И теперь это золото светилось так ярко... Он почти слышал тоненький звон своих слов, накрывших мысли Шона золотым верь мне…
– Я очень... очень скверно все получилось в Далласе, мистер Ксавье. Я… – Шон сглотнул. – Я упал. И вчера меня возили в Олбани, к доктору –
Чарльз издал невнятное, но воодушевляющее мычание.
– Им-пришлось-вправлять-мою-ногу, – торопливо сказал мальчик. – И теперь она правда, правда болит… – его лицо вновь сморщилось от слез, и Чарльз вздохнул.
– Ох, Шон. Мне так жаль.
Он помолчал, размышляя… это могло сработать. И это действительно могло помочь.
– Шон? – он вновь пустил золотую нить верь мне верь мне через свои интонации…
– Ты знаешь, я телепат. Может, ты мне позволишь заглянуть в твой разум? Я попробую снять остроту некоторых твоих воспоминаний. Сделаю их менее яркими. Ты мне позволишь?
Несколько секунд Шон сосредоточенно сопел.
– Это будет больно?
– Нет, – Чарльз покачал головой. – Ни капельки не больно.
Голос Шона теперь больше всего походил на мышиный писк.
– Окей.
– Окей, - спокойно согласился Чарльз. – Окей…
Он рассеянно подумал, что на самом деле никогда не понимал смысла этого выражения, и послал своего ворона прямо в разум Шона. Тот только хрипло каркнул – все ясно, подумал Чарльз, и шагнул в разум мальчика. Да, так лучше всего: повторять детские слова в особо эмоциональные моменты. Детей это успокаивает.
– Ты будешь в порядке, Шон, – прошептал он и провел своими закованными в броню пальцами по стеклу аквариума. Аквариум – кто бы мог подумать? Огромное водное пространство с маленьким герметизированным отсеком в самом центре – очевидно, для обзора. И, к счастью, достаточно воздуха внутри...
– Удивительно…
Чарльз увидел их в первое же мгновение. Несколько шипохвостых скатов парили в мутной воде в верхней части аквариума.
– Достань их, – прошептал он его ворону – и едва сдержал ликующий смех, когда его птица... пролетела сквозь воду, стекло и воду, как будто это был просто воздух.
– Тогда почему пингвин не мог подняться по ступенькам? – задумался он. – Должно быть из-за того, что это была проекция через настоящее пространство – не через ментальное. – Чарльз остановился и покачал головой. – Или это просто упрямство.
Ворон пригнал стаю скатов к обзорному стеклу и в следующее мгновение они шлепнулись на бетонный пол к ногам Чарльза.
– Шон, – позвал он. – Ты можешь прийти сюда, пожалуйста?
Странный визг, затем крик – приглушенный слоем воды и стеклом… и там был Шон, летевший сквозь воду. Чарльз решил отложить все размышления о том, как мальчик делает это, на будущее. Он указал на скатов.
– Я просто хотел спросить прежде чем начать. Вот. Это твои воспоминания о посещении доктора.
И действительно… вся боль страх и множество острых и холодных углов медицинских приборов выступали узором на чешуе скатов.
– Я хочу притупить их. Совсем немного.
Короткое мерцание – и Шон шагнул на обзорную площадку прямо через стекло. Менее грациозно, чем ворон, – отметил Чарльз. Здесь, в разуме Шона, голос мальчика звучал резче и грубее, чем в настоящем мире.
– Окей.
– Окей, – согласился Чарльз и выдернул свой меч.
– Это не будет больно, – заверил он Шона –
– и методично удалил все жала и раздавил их ногой.
– Это должно помочь.
– Ох, – мальчик перевел на него изумленный взгляд. – Это было совсем не больно.
– Я же говорил тебе.
– Ага, – застенчивая улыбка. – Спасибо, мистер Ксавье.
– Без проблем, Шон. Ну и, – Чарльз кивнул ворону, и тот принялся клювом подпихивать скатов в сторону воды, – чем ты сегодня займешься?
– Буду тренироваться с Ангел, – автоматически ответил мальчик. Вдоль стекла над его головой скользнула ярко-оранжевая рыба. – А потом будем поднимать тяжести с Алексом, – теперь это была угрюмая камбала, и ее чешуя неприятно отливала алым – Вот эта, приказал Чарльз ворону, и тот быстро вытянул камбалу сквозь стекло и швырнул ее на бетон.
Это будет совершенно безобидно, лихорадочно подумал Чарльз. Один-единственный быстрый эксперимент – и ничего, что может причинить боль или обидит. Он проверил: воспоминание казалось совершенно несущественным. Алекс рычал Шону: Встречаемся в пять в гимнастическом зале – и прилепившаяся к камбале маленькая оранжевая минога подтвердила это: Шон прохрипел, обращаясь к Ангел: я собираюсь поднимать тяжести с Алексом завтра; я чувствую себя хорошо –
Лучше оставлять воспоминания о добрых взглядах. Чарльз быстро отцепил миногу от камбалы и швырнул оранжевую рыбешку обратно. Затем сжал камбалу и посмотрел Шону прямо в глаза.
– Шон, посмотри на меня, – глаза мальчика зачаровано расширились, и Чарльз добавил в свой голос повинуйся, – а теперь посмотри на это украшение.
Он вытащил опал из отворота перчатки.
– Продолжай смотреть на него и слушай меня. Ты забудешь о том, что Алекс назвал тебе время нашей встречи, – опал сверкнул, – и – что особенно важно – ты забудешь о том, что я приказал тебе сделать это. Ты понял?
– Да… – сказал мальчик. Он казался совершенно ошеломленным.
Повинуясь инстинкту, Чарльз прикоснулся амулетом к рыбе. Настоящий физический образ воспоминания, и возьми его возьми его, прошептал он черным перьям, сверкавшим в глубине опала... Яркая алая чешуя потускнела. Его ворон умел делать это – находить то, что было нужно Чарльзу, собирать информацию, видеть все, что только можно наблюдать с высоты... И сила пера скользнула в воспоминание Шона – Чарльз в изумлении прикусил губу, впитывая неразборчивое встмтисяревгимнасчесвомзатилевтьпя – а потом опал вспыхнул –
И Чарльз шагнул вперед, один крошечный шаг, и повесил амулет на шею Шона.
Мальчик задушено выдохнул – нить вокруг его шеи заискрилось… и серебро протянуло крошечные усики к коже Шона –
И украшение, и переливающаяся серебряная нить, на которой оно висело… исчезли.
– Брось рыбу обратно, – сказал Чарльз ворону.
Ответом ему был пронзительный крик – громкий и резкий, и –
– Ой, – вскрикнул Чарльз и едва увернулся от клюва, целившегося в его глаз. – Что, черт подери, с тобой не так?
В шуме крыльев он едва расслышал Шона:
– Ммм – все окей, мистер Ксавье?
На единственное мгновение Чарльза накрыло ощущением собственного всемогущества. Но, – осадил он себя, швыряя камбалу обратно в аквариум и попутно уворачиваясь от стремительной атаки ворона, что было довольно непросто в этом чрезвычайно замкнутом пространстве... Сейчас все обернулось фарсом. Как и всегда.
– Все нормально, Шон. Позволь мне просто... – он закрыл глаза и сосредоточился, – покинуть твой разум и вернуться в кухню –
Громкий щелчок – и перед его глазами вновь возник обеденный стол.
Чарльз посмотрел вниз на Шона, съежившегося под его рукой.
– Хей... – просипел мальчик и вдруг засмеялся: вначале недоверчиво и нерешительно, а затем по-настоящему: – Хей... хей, мистер Ксавье – а вы были правы! Я все помню... но теперь оно больше не болит по-настоящему. Ну или по крайней мере болит не так сильно.
– Рад был помочь, – выдавил Чарльз.
– Спасибо, – смущенно отозвался Шон.
И в следующее мгновение в кухню влетела Джин. Но сначала она аккуратно высыпала зернышки яблока в корзину для мусора под раковиной, и только потом подошла к Шону. Наверное, она отправила что-то вроде: Все в порядке? потому что мальчик улыбнулся ей в ответ и сказал:
– Да.
– Хорошо, – Чарльз приготовил три чашки чая, изо всех сил пытаясь отвлечься от внезапной и резкой головной боли. И, кроме того, его по-настоящему томило любопытство... и он не мог с этим справиться. В конце концов, он должен был узнать, работает ли его метод... Он осторожно направил разговор в нужное русло:
– Мы с Джин, – объяснил он Шону, – сейчас оба работаем с Леди Фрост.
Глаза Шона восхищенно распахнулись. И он, не колеблясь, ответил на вопрос Чарльза:
– Сегодня я буду тренироваться с Ангел.
– А потом? – нажал Чарльз.
Лоб Шона страдальчески сморщился.
– Потом... ох, да, конечно. Потом я должен поднимать тяжести вместе с Алексом.
– Правда? И в котором часу?
Мальчик задумался. Чарльз перестал дышать.
– Вы знаете... Кажется... Я. Хах... – недоуменное моргание. – Я не уверен...
– Тогда тебе лучше выяснить это до наступления вечера, – ответил Чарльз, не давая воодушевлению просочиться в интонации. Это сработало это сработало – я сделал это –
– Верно, – согласился Шон. – Спасибо вам за все, мистер Ксавье.
– Нет, – сказал Чарльз, улыбаясь. – Спасибо тебе. За все.
– Мне? – мальчик наклонил голову. – А я что сделал?
За его спиной хлопнула дверь.
– Никак не могу поверить, что твою задницу вернули обратно. А ну, кретин, двигайся, – Алекс выдернул из кармана две повязки. – Мистер Ксавье, Джин, – это для вас.
– Да, спасибо тебе, но –
и:
– Эй, Алекс, можно мне просто спросить тебя –
– Нет, тебе нельзя, – парень сердито посмотрел на Шона. – Сегодня все спешат, так что... – он обернул повязку вокруг головы Чарльза, – отправляйся на свое первое задание.
– Но я –
– И без всяких “но”, – отрезал Алекс. – Сейчас же.
Было похоже, что от и впрямь в отвратительном настроении. Знать бы еще, почему. Чарльз с беспокойством прислушался к грохоту шагов Шона. Конечно же, он был уверен, что тот спросит кого-нибудь еще...
Кроме того, сейчас ему нужно было думать о том, как одурачить Фрост.
Это воспоминание заставило его улыбнуться с холодной гордостью. Его ворон летел все дальше и дальше. Ему действительно удалось одурачить Фрост. Но Шон...
Яркость воспоминания, и звон силы, вибрировавшей внутри его ворона, который сейчас проносился над бледными огнями города... это стремительное движение на короткое мгновение дезориентировало Чарльза, но:
– Олбани, – прокричал он ворону, не обращая внимание на головокружение. – Ты сделал это! Молодец!
Птица издала триумфальный крик.
– Теперь, – заорал Чарльз, – лети на юг, на юг вдоль Гудзона, – внутри его разума обрушился водопад карт, глобусов, картинок из учебников и ответов его студентов: Гудзон течет на юг – он впадает в Верхний Нью-Йоркский залив – правда сейчас наши археологи не имеют возможности попасть на территорию, которую контролирует Братство, но, кто знает, может, в будущем –
– Давай, – выкрикнул он. – Давай же, вперед, найди его, лети!
Хотел бы он, чтобы Фрост видела его в это мгновение – Чарльза разобрал смех, и он едва услышал ответный ликующий крик птицы, когда она послала ему воспоминание:
– Вы – что?
В голосе Фрост была знакомая алмазная твердость. Казалось, протяни руку – и порежешься об острые грани. Ее брови – две безупречных платиновых дуги – взлетели на лоб.
– Я наведался в разум Шона, – Чарльз вызывающе поднял подбородок. – И я изменил некоторые его воспоминания.
Фрост смотрела на него сверху вниз: Чарльз все еще был привязан ремнями к Искателю. Он рассеянно наблюдал, как женщина поморщилась, услышав запах. Ее ноздри раздувались, и лицо было совершенно белым.
– Мистер Ксавье, – она всегда отдавала приказы с отрывистыми интонациями королевы. – Вы сейчас же скажете мне абсолютно точно, что вы сделали и почему вы это сделали. Немедленно.
Это был рассчитанный риск, напомнил себе Чарльз. Ему нужно было знать, работают ли его амулеты – прежде чем он приложит больше усилий для их создания. И единственный способ узнать сейчас был – обратиться к сильнейшему из известных ему телепатов. Кроме того, его почему-то смущала идея попросить о помощи Джин...
Но Фрост едва ли подозревала, что то, что он сейчас делал, было сродни прыжку в бассейн с акулой. Или даже скорее засовыванию головы в ее пасть. Укуси-ка посильнее, ладно? о да, это хорошая пасть –
– Я... – Чарльз облизал губы. – Шон сильно страдал этим утром. Из-за боли. И я извлек несколько самых болезненных воспоминаний – это были шипохвостые скаты... и удалил их шипы. По моим оценкам, это уменьшило интенсивность воспоминания на... где-то семьдесят пять процентов, – он сглотнул. На этот раз ему не нужно было делать вид, что он нервничает. Глаза Фрост были совершенно ледяными, – Это все.
Повисла длинная пауза.
– Ах, – в голосе Фрост по-прежнему был холод, но ледяная ярость, которую Чарльз слышал еще несколько мгновений назад, исчезла. – Я понимаю.
– И я подумал – ну... Я подумал, что мне следует сказать вам об этом, потому что я не хочу –
– Чтобы я сама обнаружила ваше вмешательство и наказала вас... да, я понимаю, – ее голос медленно и вязко сочился в холодном воздухе комнаты, и Чарльз содрогнулся.
– Одной цепи вполне достаточно.
– Или... – она на мгновение задержала на нем взгляд, – вы таким образом пытаетесь продемонстрировать свою – благонадежность.
Чарльз до боли сжал челюсти. Затем выдохнул.
– Возможно, – спокойно сказал он. – Теперь я могу встать, пожалуйста?
Фрост скользнула взглядом по листу пластика и поджала губы.
– Конечно. Сейчас кто-нибудь проводит вас в душевые, – она наклонилась и сама расстегнула ремни на его запястьях. – А пока подождите здесь.
Чарльз сел и принялся массировать затекшие мышцы шеи. Его била крупная дрожь. Фрост улыбнулась.
– Я проверю разум Шона, мистер Ксавье. И если я обнаружу что-то еще, кроме того, о чем вы мне сказали – хоть что-то... ну, – еще одна холодная улыбка. – Вас действительно накажут. Самым серьезным образом.
Она вышла, и Чарльз осталось только покорно дожидаться, пока его отведут в душевые. Четверть часа спустя он, одетый, сидел в кабинете Фрост. С его волос капала вода.
Телепат не возвращалась.
Волна восторга хлынула в его сознание – вуаль вуаль вуаль – он понял: Фрост не нашла опал. Не нашла воспоминание, которое он стер. Он одурачил ее. Только не начинай стулья ломать, пожалуйста, – быстро пробормотал его разум, и:
– Леди Фрост? – произнес он со всей возможной вежливостью.
– Так и быть, мистер Ксавье, – Фрост со вздохом опустилась в кресло перед своим столом. Чарльз на мгновение нахмурился. Она казалась уставшей. И очевидно, она заметила его взгляд: ссутуленная спина тут же распрямилась.
– Похоже, вы сказали мне правду, – насмешливая улыбка. – Как это мило с вашей стороны.
Он едва заметно усмехнулся в ответ, но тут же обратился в слух. Фрост продолжала:
– Безвредное вмешательство – и довольно эффективное. Но – неумелое. Будь у вас высший уровень, вы могли бы заставить ската изменить форму. Стать просто окном смотровой площадки. До тех пор, пока вы не измените содержание воспоминания, его перемещение внутри разума – и я даже не говорю о текстуре – не даст полного эффекта. Через какое-то время боль вернется на прежний уровень, – она сделала паузу, – и скаты снова вырастут.
– Я не знал этого, – признался Чарльз.
– Конечно же нет, – Фрост улыбнулась – она действительно улыбнулась. – Откуда вам было это знать?
– Действительно, откуда?
Он подумал.
– Хотя можно было почерпнуть эту идею из “Государства” Платона –
– Ох, только не Платон, – Фрост едва заметно вздрогнула. – Я нахожу его совершенно невыносимым.
– Да.
Молчание затягивалось. После некоторого колебания Чарльз все-таки спросил:
– ...Изменение формы?
Фрост посмотрела на него, и он решился
– Вы не могли бы – научить меня, как это делать?
– Могла бы, – в ее улыбке вновь появилась ледяная острота. – Но я не сделаю этого, мистер Ксавье – на данный момент вы и без того отлично справляетесь с вашими обязанностями.
Короткая иллюзия товарищества – какой бы невероятной она не была – рухнула с грохотом. Чарльз вновь ощутил кислый вкус рвоты – а ведь в душе он прополоскал рот по крайней мере дюжину раз.
– Как скажете, – огрызнулся он.
– Ах, – Фрост жестом приказала ему подняться. – Уважение во всем, Ксавье – вот чего действительно сейчас не хватает студентам. Может быть, дело в погоде... – она остановила взгляд на его лице. – И при всей вашей глупости, ваше влияние на детей кажется мне весьма полезным. Так что поработайте с Шоном вечером. Жаль, но некоторые боли нельзя излечить одним мысленным щелчком пальцев.
Чарльз не понял ее, и не хотел даже пытаться понять. На обратном пути к кухне он по-настоящему кипел, очень стараясь не сорваться, а потом техник снял повязку с его глаз –
– и Чарльз остановился как вкопанный.
Джин казалась очень грустной. А Шон... Шон щеголял огромным фингалом.
– Что? – его рот открылся и тут же закрылся. Как камбала, рассеянно подумал он. – Что за черт?
– Алекс, – пожал плечами Шон и с хлюпаньем втянул воду. Вода в стакане порозовела, и мальчик поставил его на стол.
– Что он сделал?
– Я вроде как забыл, когда мы с ним должны были встретиться в гимнастическом зале. А больше никто не знал, – мальчик не то всхлипнул, не то усмехнулся. – Вот он и треснул меня разок.
– Ох, Шон... – Чарльз рухнул на скамейку. – Мне так жаль.
– Чего? Все окей, – Шон улыбнулся Чарльзу. – Жаль, вы не видели Ангел. Кажется, здесь вышло некоторое недопонимание, Алекс, – и она стукнула его кулаком. Это было круто. И теперь они оба будут отрабатывать у Логана. Ха-ха.
Чарльз продолжал изводить себя в течение всего ужина, и еще потом – когда поднимался в свою спальню. Ночь субботы казалась еще холоднее пятничной, и он потуже завернулся в одеяла и позвал своего ворона.
Тот летел непривычно медленно, и каждое размеренное движение крыльев почти закрывало огонь, понемногу затухавший в его камине. Выходит, Логан был занят, разбираясь с Алексом и Ангел, – что же, по крайней мере, это объясняло то, что сегодня они обошлись без сбора дров... Просто дополнительное наказание.
Ворон издал укоризненное карррр.
– Я знаю, что не должен был делать это с Шоном, – прошептал Чарльз. – Мне так жаль. Я – я просто не подумал об этом. Даже малейшее изменение...
Ворон наклонил голову. Будь он человеком, он, наверное, дополнил бы это движение печальным вздохом – но он был птицей, и только взлетел на закованное в доспех плечо Чарльза. Кажется, я засыпаю...
– Сосредоточимся на нашем полете, – сказал он ворону. – Оставим пока амулеты в покое. Но, может, позже... – ворон ущипнул его за ухо, – ладно. Договорились: может быть и нет.... а теперь – полет...
Ворон расправил крылья.
– Да, – Чарльз улыбнулся. – Сиракузы.
Это была ночь двадцать пятого числа. И каждую следующую ночь его ворон летал – и летал все дальше и дальше...
И вот... Чарльз неподвижно лежал на его кровати, его дыхание было глубоким и ровным. Сначала Сиракузы, затем Олбани. И теперь его ворон летел на юг – черный гладкий камешек, выпущенный из пращи. Так быстро... так далеко...
Сны и воспоминания... скорость и сила ворона... все это теснилось и толкалось в голове Чарльза. Это мешало. Он почувствовал, как его глаза открылись и вновь закрылись в темноте комнаты... но глаза ворона ощущали только холодный ветер, когда он смотрел вперед, когда он искал...
Суббота, двадцать шестое число. В тот день он тренировался вместе с Логаном – и в компании необыкновенно угрюмых Алекса и Ангел. Круг за кругом и еще за кругом – они то и дело проваливались в снег по колени. А потом они перешли на шаг – когда дорогу к Поместью им перекрыл грузовик.
В разуме Чарльза мелькнуло нечеткое воспоминание... Он не видел грузовиков уже давно: в Британии выдача топлива была строго лимитирована, а потом он оказался в плену в Поместье –
– Йоу! – крикнул Логан водителю. – Китти, будь ты проклята, прибавь ходу!
– Только дай мне точку опоры – и я прибавлю ходу твоей заднице, мудило! – проревел водитель сквозь шум мотора.
Логан засмеялся.
– Я скучал! Давай-ка, Китти, поменяемся: я сяду за руль, а ты прибавишь ходу задницам этих неудачников.
– С удовольствием, – и растрепанная женщина выпрыгнула из кабины, даже не заглушив мотор. Логан выматерился и бросился к водительскому сиденью. Женщина – Китти? – захохотала, затем повернулась к ним.
– А ну-ка пошли! – и она легко поднялась в воздух и стремительно полетела вперед. И это, пожалуй, было не совсем честно. Судя по всему, Ангел была согласна с этой мыслью: затейливая испанская брань сопровождала их всю дорогу до дверей Поместья.
– Я могла бы улететь, – она плюнула в Логана. Тот ухмыльнулся.
– А я мог бы не не загонять этот грузовик в сугроб. Но я этого не сделал.
Издалека донесся яростный крик Китти, и Чарльз усмехнулся.
Ворон продолжал свой полет. Воспоминания срывались с его крыльев и неслись к Чарльзу, словно частицы солнечного ветра...
Понедельник, двадцать седьмое. Вторник, среда – все эти дни он подпитывал Искатель своей силой. Привычная хватка ремней на локтях и лодыжках, несвежий запах его собственного пота и неизменный вкус тошноты у задней стенки горла. В среду он случайно прикусил язык – и вкус крови, стекавшей в его горло, поднял из глубины его сознания воспоминание – и он не мог помешать этому, он закричал, и пока они срывали электроды с его висков, панель загорелась.
С каждым днем глаза Фрост блестели все ярче, и когда он пришел в себя – в ту среду – треск и хруст ломающихся проводов, и еще запах дыма – первое что он увидел, был жадный блеск в этих глазах.
Потом остался только запах спирта и ее далекий голос.
– Перезапустите здесь все, я хочу попробовать другой фарватер, – и, – Денвер, услышал он гул чужих сознаний – сознаний мутантов, собравшихся в этой комнате – Денвер Денвер –
Когда они притащили его обратно в общежитие, все, что он чувствовал, было облегчение от того, что ему не придется сидеть в кухне. Кажется, его бросили на кровать, и Алекс застегнул его оковы – но Чарльз едва это заметил. Парень хранил мрачное молчание – но это легко объяснялось. Также как и то облегчение, которое испытал он сам, когда узнал, что пропустил ужин.
Там, в кухне Чарльз увидел бы на лице Шона новые синяки.
Было похоже, что Логан не слишком-то преуспел в воспитании молодежи: Чарльз заметил свежие порезы на костяшках Алекса, пока тот тащил его за плечи в комнату. Их размеры и расположение не оставляли сомнений – это были следы детских зубов. Бедный Шон.
Сон, который навалился на него этой ночью был больше похож на смерть. И в четверг Фрост не стала отправлять его в Искатель – и даже позволила ему поспать подольше. Ангел только принесла хлеба и быстро расковала его, так что он смог вымыться в душе, поменять одежду... и вновь отрубиться. Это было прекрасно.
И это подарило ему хороший отдых – и придало свежие силы его ворону. Это воспоминание вдруг вернуло Чарльза в реальность – его ворон только что пролетел через все события этой недели, но лишь сейчас он привлек внимание Чарльза к чему-то действительно важному. Птица внимательно смотрела на него своими блестящими глазами – черными всевидящими. Есть еще кое-что. Кое-что, чего ты не заметил.
Что-то очень важное.
Ворон летел так быстро и так высоко, что Чарльз почувствовал слабость. Ниже, попросил он – и ворон был так далеко – но он сложил крылья и нырнул вниз, высматривая, ища... В каждую из этих восьми ночей, возвращаясь к нему, ворон замедлял свой полет и делал несколько последних осторожных взмахов крыльев у самой двери – прежде чем раствориться в разуме Чарльза...
Человек не вернулся. И это хорошо – вновь отвлекся разум Чарльза, очень хорошо – просто удивительно. Больше никакого Чудовища, больше никаких проблем с воспоминаниями, если не считать тот приступ в Искателе, и он продвинулся так далеко вперед с этими амулетами... с полетами... он все лучше управляет своей силой – и его ворон, летающий везде... Единственной по-настоящему серьезной проблемой было жестокое противостояние между Шоном и Алексом. Как же быстро выходят из-под контроля детские конфликты...
Его ворон летел вниз по спирали.
Чарльз восстановил дыхание. Птица теперь неслась сквозь облака. Воспоминания, мысли, его сила – все вертелось и дробилось как стекляшки в калейдоскопе – и Чарльз, совсем еще мальчик, помогал стричь овец рядом с поместьем его родителей, и это, это вновь происходило – и тень его ворона была словно острое лезвие, рассекающее влажную шерсть...
Облака расступились, и Чарльз увидел море.
И это было не просто какое-то море, нет. Он нашел его. Чарльз знал это: его сила, окружившая ворона золотистым сиянием, могла это чувствовать – шепоты воды далеко внизу...
А затем из мрака выступил... Ох...
Чарльз резко выдохнул в холоде своей комнаты, ощущая тысячи иголочек, впившихся в каждый дюйм его кожи. Сквозь туман тускло серебрились полуразрушенные башни... некоторые из них все еще рвались в небо. Они были достаточно высокими, чтобы обозначить провалившиеся каньоны пустынных улиц и достаточно гордыми, чтобы стоять на страже, словно защищая стальные брусья и балки, железные столбы и мотки проволоки – все ржавое и скрутившееся до неразрывности. Высокие и гордые, но столь пустые, что даже он, Чарльз, видевший руины Лондона и Парижа...
Городов, где он он спал, где он мечтал, где он плакал.
Улицы Нью-Йорка уже давно были затоплены. Чарльз не знал, остался ли здесь кто-то из людей – после радиоактивных осадков, голода и наводнения. Ворон легко и плавно заскользил вниз и полетел над водой. По лицу Чарльза текли слезы – и, кажется, они заливались в его уши, потому что там было горячо. Он видел отраженный свет луны на поверхности волн, и он видел свой собственный свет – свет своей силы... Облака низко и темно лежали на горизонте, и его птица не видела и не слышала никого в этом потерянном городе – вокруг были лишь руины и тишина.
И все-таки он нашел его. Нью-Йорк.
– Ты нашел его, – прошептал он ворону. – Я так горжусь тобой...
Птица каркнула, и Чарльз услышал лишь размытое и одинокое эхо этого звука. Слишком далеко...
Голова плыла. Неужели он забрался слишком далеко? Нет, послал он ворону, и:
– Ты можешь вернуться. Из Итаки в Олбани, из Олбани в Нью-Йорк. Треугольник замкнулся. А теперь возвращайся по прямой.
Чарльз услышал возмущенный удар крыльев и улыбнулся. Затем он отправил ворону всю силу, до которой мог дотянуться – птица была слишком далеко, но:
– Ты сможешь это сделать.
Он сможет это сделать.
– Лети... – прошептал Чарльз. – Возвращайся ко мне...
И ворон полетел к нему. Ворон устал, и Чарльз глубоко дышал на своей кровати, периодически проваливаясь в сон, – но теперь часть его разума горела негасимым и ярким огнем. Маяк, который должен был указать его ворону путь домой.
Ворон вернется – пролетит через все коридоры, проверит, не вернулась ли тень – вначале за дверью, затем у очага – и беззвучно опустится в его разум. Чарльз знал, что птица будет уставшей. Но утром в Хэллоуин, когда он проснется, он сторицей воздаст ворону всю благодарность и уверенность. Он поздравит его с тем, что им удалось избавиться от человека, – умный ход... И он наконец-то поймет, что именно всю неделю скрывалось под самым его носом. Что-то важное.
Но даже что-то очень важное могло подождать двадцать четыре часа.
Чарльз проверил сигнальный огонь своего маяка. Этот свет словно заставлял светиться его каменную клетку – и в этом свете не было места темноте, кошмарам... и – Чудовище определенно не сможет вернуться.
Чарльз дождался своего ворона, и окончательно заснул лишь когда черная птица угнездилась среди его мыслей, вздохнула... и превратилась в ничто. Но Чарльз знал, что ворон вернется – едва только он позовет его...
Одно лишь слово – и его ворон вернется.
