Как-то мадам Помфри уехала, и замещать её в больничном крыле оставили профессора Снейпа. Он быстро разобрался, как кого лечить с помощью зелий, и записал:
Приходит слизеринец - дать микстуру от простуды. У них общая гостиная под землей: холодно, сыро.
Приходит хаффлпафец - дать зелье от проблем с желудком. У них общая гостиная возле кухни, трудно избежать соблазна сбегать перекусить лишний раз.
Приходит рэйвенкловец - дать Бодрящее зелье. Ну, потому что эти могут неправильно ответить на вопрос статуи у входа в общую гостиную и заночевать в коридоре, в итоге - недосып.
Приходит гриффиндорец... А вот тут уже интересно: гостиная у них удачно расположена, никаких проблем со входом-выходом... Дать какое-нибудь плохо изученное и потенциально опасное зелье, чтоб узнал, симулянт, что такое проблемы со здоровьем!
Чтобы попасть в Отдел Тайн, нужен допуск. А чтобы незаметно зайти в тамошний сортир — ловкость и быстрота. Слава Мерлину, в этот поздний час на этаже почти никого — Невыразимцы были бы изрядно удивлены, завидев мистера Малфоя, который со всем возможным достоинством шмыгает за облезлую дверь с вечной табличкой «Туалет в ремонте». Что может быть забавнее этого? Да ничего.
Разве что визит в тот же сортир Главного Аврора.
— Соскучился?
— Меньше слов, больше дела, Поттер.
Ритуал давным-давно отработан до автоматизма. Пока один накладывает Запирающие чары, второй занимается Заглушкой. Алая мантия падает на каменный пол, синяя аккуратно виснет на крючке. Писсуары беззвучно ухмыляются жёлтыми выщербленными ртами, ржавые краны кряхтят, под потолком перемигиваются пыльные лампы. Зеркала молчат. За долгую жизнь они навидались всякого — к тому же знают, что от этих посетителей можно заработать что-то посерьёзнее, чем пара новых трещин.
— Снимай штаны, Малфой.
— С радостью.
Драко слегка потряхивает. На Рождество отец, бывало, говаривал, глядя на мнущегося у дверей гостиной наследника: «Ожидание праздника — тоже праздник, мой мальчик». Чёрта с два. Люциусу Малфою вряд ли когда-нибудь доводилось стоять с голой жопой в грязном министерском сортире. А если доводилось — о чём его сын надеется никогда не узнать — он должен понимать, как это мучительно: смотреть на неподвижную фигуру поодаль, ёжиться от покалывающего зад сквознячка. И жадно, остро желать того момента, когда на поясницу опустятся ладони.
— Повернись. Возьмись за раковину. Расставь ноги.
Поттер немногословен. За него говорят звуки — лязг металла, скрип кожи, шорох сукна. И жесты — неторопливые, уверенные. Драко видит в зеркале напряжённое смуглое лицо — и в сотый раз жалеет, что у него нет глаз на затылке. Страшно хочется посмотреть, как трётся о ягодицы член Поттера — настойчивый, налитый густой, обжигающей кровью. Впрочем, ощутить его в себе хочется ещё сильнее.
— Давай, — говорит — уже почти стонет Драко. — Давай же…
Поттер жесток. Умолять его бесполезно, оскорблять — бессмысленно, угрожать — рискованно. Однажды Драко уже остался в гордом одиночестве со спущенными штанами и растянутой дыркой. Пустой, разумеется — эта пустота терзала его неделю, а ночные попытки заполнить её собственными пальцами или согретым чарами дилдо оставляли лишь боль и злость. С тех пор Драко ведёт себя смирно. Слишком хорошо понимает, что сила не на его стороне. Терпит, кусая губы, пока Поттер вылизывает его шею, пока задирает рубашку и грубо дрочит член. Нет, это хорошо… но нужно больше.
— Поттер… ну же…
Мерзавец каждый раз умудряется разнообразить трах какой-нибудь новой деталью. То до боли прикусит шею, то с размаху шлёпнет по заднице, то скрутит сосок. А сегодня опускается на колени, и после привычного холодка Очищающего Драко чувствует, как к анусу прикасаются влажные губы. Не то чтобы с ним не делали этого раньше — но Малфой замирает. Его ягодицы раздвинуты, руки подрагивают от нетерпения, а дырке хозяйничает язык Поттера — лижет, щекочет, нагло лезет внутрь. Потом в задницу проникают два пальца — и вот тогда Драко начинает чуть слышно стонать. Зад одновременно жжёт боль и холодит поттеровская слюна. Потрясающий дуэт. Поттер хмыкает и встаёт на ноги. Драко облегчённо вздыхает. Сейчас. Сейчас всё будет.
Край раковины впивается в живот, а пальцы бессильно скользят по волнистому фаянсу. Запах дешёвого моющего зелья, мелкие трещинки, проржавевшая воронка слива… В любой другой ситуации Драко Малфой и не прикоснулся бы к такому убожеству. Сейчас — плевать. Главное — чтобы ему вставили.
Поттер ниже почти на полголовы. Драко приходится приседать, сгибая колени, и в этой идиотской, унизительной, похабной позе он чувствует себя лучше, чем где-либо. Член толкается внутрь — поначалу неглубоко, только для того чтобы окончательно растревожить жаждущую дырку, доведя Драко до позорного всхлипывания и ёрзанья, а потом — когда сладкий зуд становится непереносим — на всю длину. Немаленькую длину. Самую подходящую, самую необходимую, самую… идеальную.
— Ох! — Он никогда не может удержаться от этого. Ритмичное трение внутри так прекрасно, так горячо. Поттер упирается лбом в спину Драко, водит ладонями по его животу, натягивает на член до самого основания. От каждого толчка в промежности разливается жар, наполняет всё тело дрожащей, сладкой болью.
О… кажется.. уже. Мокрые шлепки кожи о кожу и давление в заднице подводят Драко на самую грань. Пальцы ног сводит, как на морозе, в паху горит, из пересохшего рта рвётся жалкий скулёж. Драко поднимает голову и видит себя в тусклом сортирном зеркале — полумрак стёр прожитые годы, разгладил морщины на лбу, наполнил черты почти юношеской нежностью. Похотливая гримаса похожа на страдальческую, и в неверном свете лампы не разберёшь, что за влага покрывает щёки — пот ли это, или слёзы?.. Драко с трудом поднимает руки. Впивается ногтями в грудь — туда, где слабой тенью белеют уже почти невидимые шрамы.
— Сектумсемпра-а-а… — хрипит он сквозь прикушенные пальцы, насаживаясь на член Поттера так, что кажется, дырка вот-вот лопнет по швам. И кончает. И Поттер кончает тоже.
