-Северус,мой мальчик, как ты думаешь у Невилла могут быть хоть какие-то шансы против Волдеморта?
-Ну если устроить соревнование зельеваров,заперев их в одном помещении...
Не всё получается так как придумал,
Но разве за это должно быть стыдно?!
Lumen
Ночь была жаркой и для начала июня непривычно темной. Небо затянули черные тучи – надвигалась гроза. Окно было распахнуто, но свежий воздух не проникал в комнату – снаружи стояла невыносимая духота.
Драко сидел на подоконнике в кабинете отца. Он почти поселился здесь, вернувшись домой. Он проводил в кабинете целые дни, а иногда и ночи - когда не мог уснуть: бессонница мучила его все чаще и чаще.
Драко уже не надеялся на возвращение отца и все же почему-то не мог не ждать его.
До сих пор с ужасом вспоминал Драко взгляд Темного Лорда, когда тот узнал, что Дамблдора убил не он, а Снейп, - в ярко-алых глазах горело презрение.
- Жаль. Я переоценил тебя, Драко, - холодно произнес тогда Темный Лорд.
- Обстоятельства вынудили меня взять это на себя, повелитель, - вмешался декан. – Нужно было действовать быстро.
- О, что бы я делал без тебя, Северус! – губы Темного Лорда изогнулись в подобии улыбки. – Драко должен благодарить тебя за это. Останься старик жив, я бы не был сейчас так снисходителен к юному Малфою. И впредь не буду. Твой очередной промах будет стоить тебе очень дорого, Драко. Ты понял?
Взгляд красных змеиных глаз теперь снова был обращен на него. Этот взгляд словно обжигал.
- Да, мой Лорд, - склонил голову Драко.
- А теперь иди, - Темный Лорд махнул рукой, отпуская его.
Драко, действительно, был благодарен профессору Снейпу. Только вот радости от того, что ему удалось избежать гнева Темного Лорда, было мало.
Да, Темный Лорд оставил его в живых и даже не подверг пыткам, но Драко не выполнил порученное ему задание, а значит, не мог рассчитывать на освобождение отца. От мыслей об этом на душе становилось скверно.
Декан потом не раз убеждал Драко в том, что Темный Лорд освободит отца в любом случае – чтобы выиграть эту войну, ему понадобятся все сторонники. Он говорил, что нельзя отчаиваться, что надо лишь подождать. Вслух Драко с ним соглашался, но душа его была полна сомнений и дурных предчувствий.
Эти предчувствия не отпускали его ни на минуту, не давали спокойно спать по ночам. Вот и теперь, пролежав почти час без сна в своей постели, Драко пришел в кабинет отца, уселся на подоконник и сидел, вглядываясь в темную летнюю ночь, вдыхая приторный аромат сирени, растущей под окном, и думал о том, как было бы здорово, как нереально прекрасно, если бы дверь вдруг открылась и вошел отец – так, будто и не было никакого Азкабана, будто не прошел этот ужасный, мучительный год. Пустые мечты…
Сильный порыв ветра внезапно ворвался в комнату, всколыхнул занавески. Спустя мгновение хлынул дождь. Сначала крупные капли застучали по подоконнику, захлопали по листьям деревьев, потом с неба до земли повисла плотная пелена водяных струй.
Драко спрыгнул с подоконника, взмахнул палочкой, закрывая раму.
Вдалеке раздались раскаты грома. Среди них Драко различил странный звук, похожий на хлопок аппарации, но решил, что ему все же послышалось.
Он стоял у окна, вслушиваясь в мерный стук капель по стеклу, и не заметил, как через несколько минут дверь кабинета тихо отворилась.
- Драко… - услышал он за своей спиной знакомый голос и вздрогнул от неожиданности.
Драко обернулся. В дверях стоял отец. Его мантия была грязной, а капли воды, падающие с мокрых волос, блестели в свете единственной свечи, стоящей в бронзовом подсвечнике на столе.
- Отец… - прошептал Драко, не веря своим глазам. – Ты… Ты вернулся!
Опьяненный радостью, он бросился отцу на шею, обнял так крепко, как только мог, потом чуть отстранился и взглянул в его осунувшееся, усталое лицо.
Под глазами отца обозначились темные круги. Он был небрит, и, наверное, поэтому казался очень постаревшим. А может быть, такое впечатление складывалось оттого, что каждая морщинка на его лице, как показалось Драко, стала теперь резче и глубже. И все же это было такое родное, любимое лицо, самое прекрасное лицо на свете!
Сердце Драко то билось непривычно быстро, то вдруг замирало.
- Я поверить не могу, что вижу тебя! – произнес он, ласково проводя кончиками пальцев по колючей щеке отца.
- Темный Лорд решил, что мы еще пригодимся ему, вот и вытащил, - сказал отец, попытавшись улыбнуться, но улыбка вышла какой-то вымученной и грустной.
«Как же он, должно быть, устал!», - подумал Драко.
– Я ведь тоже и не надеялся, что увижу тебя раньше чем через двенадцать лет. А сейчас… Мерлин!.. Как же я скучал по тебе, Драко! – с этими словами отец снова прижал его к своей груди.
У Драко перехватило дыхание. Он обнял отца в ответ, зарываясь лицом в его мокрые волосы, потом спохватился:
- Ты, наверное, замерз… Дождь… Ты весь промок. И вообще… Тебе нужна теплая ванна, а я тут… - Драко вдруг стало стыдно, что он стоит, изо всех сил вцепившись в отца – так, словно тот в любую секунду может исчезнуть, и он разжал объятия.
- Да, наверное, ты прав, - кивнул отец и вышел из кабинета.
Драко слышал, как он поднялся по лестнице, как наверху негромко хлопнула дверь.
Он до сих пор не мог прийти в себя и полностью осознать случившееся. Отец теперь дома. Все самое страшное позади. Не надо больше бояться за него. Не будет больше этой безграничной тоски и невыносимой боли, не будет кошмарных снов. Отец снова здесь, рядом с ним. Можно вздохнуть свободно. Драко не мог до конца поверить в это, и все же с его души будто свалился тяжелый камень. Он чувствовал, что почти счастлив. Он мог бы быть счастлив абсолютно, если бы не одна мысль, что давно уже не давала ему покоя…
Когда через несколько минут Драко поднялся наверх, в спальне отца горел свет – тонкая полоска его пробивалась из-под двери.
Постучав, Драко открыл дверь и робко застыл на пороге.
Отец, видимо, только что лег и как раз собирался погасить свечу. Увидев Драко, он вопросительно взглянул на него.
- Я зашел пожелать тебе спокойной ночи, - произнес Драко, продолжая стоять у двери.
Отец приветливо улыбнулся.
- Проходи, сынок. Посиди со мной немного, - эти слова, которые Драко слышал так редко, приятно грели душу.
Он с нежностью взглянул на отца.
Теперь, когда отец привел себя в порядок, он уже не казался таким постаревшим и усталым – он выглядел почти как раньше, до Азкабана. И все же, подойдя ближе, Драко смог различить несколько седых прядей, на первый взгляд почти незаметных в его серебристых волосах. Заострившиеся, ставшие чуть более резкими черты лица придавали облику отца какую-то строгую и печальную красоту.
Драко присел на кровать и взял отца за руку.
- Знаешь, папа, за все это время не было ни дня, чтобы я не вспоминал о тебе, - прошептал он, глядя ему в глаза.
Сердце Драко сжималось от нежности, а в груди разливалось тепло. До этого момента он не мог даже представить, что один лишь факт присутствия отца рядом с ним может сделать его счастье таким безграничным. Самый дорогой для него, самый любимый человек сейчас рядом, он держит его руку в своей, смотрит в его глаза – что еще может быть нужно?
Когда отец притянул его к себе и обнял, Драко почувствовал, что все его тело – все мышцы, кости и нервы – словно вот-вот расплавятся, растают, превратятся в невесомый эфир от окутавшей его ласки и теплоты. Он вздохнул и закрыл глаза.
Отец легко коснулся губами его виска и произнес:
- Я тоже всегда помнил о тебе, Драко. Останься со мной сегодня. Не уходи.
Драко показалось, что он ослышался. В голосе отца звучала просьба – не требование, не упрек, не указание. Таким тоном отец говорил с ним, наверное, лишь второй раз в жизни.
Драко прильнул к нему всем телом и ответил:
- Нет, конечно. Я никуда не уйду.
Они лежали рядом, обнимая друг друга. Драко устроил голову на плече отца, положив одну руку ему на грудь, а из другой не выпуская его руки. Никогда ему еще не было так спокойно и в то же время радостно, никогда он не ощущал такого умиротворения, как сейчас. В душе Драко словно настал штиль: водная гладь без единой волны, ровная, будто зеркало, отражала безоблачное синее небо, и не было больше ни бурь, ни холодного шквального ветра, ни тяжелых черных туч, прорезаемых вспышками молний.
Драко был совершенно счастлив, даже несмотря на то, что так и не задал отцу уже давно мучивший его вопрос. Почему-то когда отец поцеловал его в висок и попросил не уходить, ему подумалось, что все вопросы сейчас будут лишними и ненужными. Как отец может его не любить – ведь он смотрит на него с такой нежностью, он счастлив оттого, что они снова вместе, не меньше, чем сам Драко. Так зачем эти глупые вопросы, эти лишние слова, если можно просто уткнуться лицом ему в плечо, прижаться к нему крепко-крепко и уснуть, не выпуская его из объятий?
В эту ночь Драко не мучили ни кошмары, ни что-то другое – он спал без снов.
***
Люциус был в бешенстве. Его дом, родовое гнездо, в котором Малфои поколение за поколением жили на протяжении многих веков, превратился черт знает во что.
Люциус ни на сотую долю не верил словам Темного Лорда о стратегической необходимости перенести штаб Упивающихся Смертью из особняка Лестрейнджей в Малфой-Мэнор. Он был уверен, что дело вовсе не в том, что защитные чары здесь более надежны, а в желании повелителя доставить ему неудобства, унизить, наказать за неудачу в Отделе тайн. Будто ему недостаточно было тех оскорбительных слов, что бросил ему Темный Лорд, едва только вернул его из Азкабана, и нескольких Круциатусов! Повелителю, должно быть, было недостаточно.
Собрания проходили теперь чуть ни не каждый вечер. Товарищи по оружию шныряли по дому туда-сюда, постоянно притаскивали узников, заполнив ими практически все подземелье, выносили обезображенные трупы магглов. Любимица Темного Лорда, Нагайна, ползала везде, где ей вздумается, и Люциус часто вздрагивал от неожиданности, внезапно услышав ее зловещее шипение. Из-за нее Нарцисса, вернувшаяся в Малфой-Мэнор по просьбе Драко, почти не выходила из своей комнаты – она всегда боялась змей. Люциусу вся эта омерзительная атмосфера тоже радости не прибавляла. Одно лишь присутствие здесь повелителя заставляло его чувствовать себя в собственном доме неуютно. Когда-то прекрасный, наполненный светом особняк теперь превратился в темное, мрачное подобие кишащего всевозможными ужасами замка из дурных готических романов.
Темный Лорд оккупировал его дом, но этого повелителю, видимо, показалось мало: он заявил, что ему нужна палочка Люциуса – и ведь пришлось отдать, другого выхода просто не было. И что теперь? Люциус прекрасно знал, что волшебник без палочки – ноль, пустое место. Он почти равен теперь ничтожным магглам, трупы которых повелитель скармливает своей змее. При воспоминании об этом Люциуса передернуло от отвращения. Перед глазами, как сейчас, возникло выражение всепоглощающего ужаса в глазах Нарциссы и побледневшее до зелени лицо Драко в тот миг, когда они, как и все присутствующие на собраниях, были вынуждены наблюдать это чудовищное представление.
Мерлин великий! Он и представить не мог, что в его доме когда-нибудь будет твориться такое! Нет, убийства магглов, пытки и прочие развлечения Темного Лорда никогда его особенно не трогали, не возмущали, не ужасали. Но его дом предназначен не для этого! Почему бы не заниматься всем этим где-нибудь в другом месте.
Повелитель определенно заметил раздражение Люциуса из-за того, что он теперь не чувствует себя хозяином в собственном доме, и наверняка был доволен своим изощренным наказанием. Он добился, чего хотел – с каждым днем Люциус чувствовал себя все более жалким и униженным.
Но больше всего Люциуса ввергало в отчаяние то, что даже его сын, его наследник, был теперь слугой Темного Лорда, одним из них – отмеченных смертным знаком.
Когда Люциус узнал от Драко о принятии метки, о задании, что поручил сыну Темный Лорд, то сразу понял, на что рассчитывал повелитель. Темный Лорд несомненно был уверен в том, что Драко не отважится на убийство, что Дамблдор останется жив, а за неповиновение приказу Драко расплатится собственной жизнью. Смерть единственного сына, наследника рода, станет как нельзя более подходящим для него, Люциуса, наказанием за тот провал в Министерстве – изощренным, жестоким и бесчеловечным, как и все, что совершал повелитель. Так бы все и случилось, если бы не Северус. Драко, глупый мальчик… Неужели он не понимал, во что ввязывается, когда загорелся идеей примкнуть к Темному Лорду?
- Я знаю, я не должен был принимать метку сейчас, но я хотел, чтобы ты вернулся! Чтобы он вернул тебя! – сказал Люциусу Драко.
- Неужели ты думаешь, что Темный Лорд оставил бы тебя в покое, даже если б ты не пришел к нему сам? Не будь таким наивным, Драко! Он прекрасно знал, чем стала бы для меня твоя смерть. Через тебя он хотел напомнить мне о своей власти над всеми нами – над теми, кто служит ему, - горько усмехнулся Люциус. – Ты сам ничего не решал – он все уже давно решил за тебя. А я только ускорил твое вступление в наши ряды – из-за моей ошибки… Только из-за этого… - он оборвал себя на середине фразы.
Только из-за своего промаха он вынужден теперь видеть на нежной бледной коже Драко этот страшный знак – свидетельство того, что сын разделил его судьбу, нелегкую, опасную, не несущую в себе ничего, кроме вечного страха. Как же был прав Северус, когда назвал их служение Темному лорду ошибкой молодости! Это, действительно было ошибкой. Ошибкой, за которую расплачиваются всю жизнь…
А ведь когда-то Люциус еще мечтал о возвращении повелителя, грезил о власти над магическим миром, которую тот рано или поздно обретет, о том, как сам он, верный сторонник Темного Лорда, тоже отхватит от этой безграничной власти свой кусок. Теперь повелитель вернулся – и что же Люциус получил? Метку для сына, унижение для себя и постоянный, неотступный страх…
С каждым днем Люциус все глубже погружался в отчаяние и безысходность. От них не спасали ни редкие сочувственные слова ставшей вдруг такой непривычно тихой Нарциссы, ни виски, что Люциус пил теперь в количествах, куда больших, чем следовало, ни то, что самый главный в его жизни человек, Драко, был теперь рядом с ним.
Холод и апатия, что проникли в душу Люциуса еще в Азкабане, теперь почти не отпускали его. Он не мог избавиться от этого холода – липкого, омерзительного. Он тонул в нем, словно в трясине. Лишь в редкие моменты холод отступал – когда Люциус был с Драко.
Впервые он пришел в комнату к сыну в ночь после одного из собраний Упивающихся, что состоялось в Малфой-Мэноре как в новом штабе Темного Лорда. Он тогда долго сидел в своем кабинете и пил в одиночестве. После третьего бокала он понял, что ни сон, ни покой к нему сегодня не придут.
Люциус поднялся в спальню к Драко – хотелось взглянуть на него. Просто взглянуть на спящего сына и уйти. Но Драко еще не спал.
- Отец? – тревожным шепотом произнес он, зажигая на конце палочки огонек Люмоса.
- Хотел пожелать тебе спокойной ночи, сынок, - Люциус подошел к кровати, склонился над сыном и поцеловал его в лоб.
Он хотел было уже уйти, но Драко вдруг обхватил его за шею.
- Останься, отец! Я не могу уснуть, - голос Драко дрожал; должно быть, ему было страшно, что было неудивительно: вряд ли его радовало то, что Темный Лорд, которого, как Люциус давно заметил, сын боялся до ужаса, теперь обосновался в их доме.
- Хорошо. Я останусь, если ты хочешь.
Драко разжал объятия и откинул край одеяла. Люциус разделся и лег рядом с ним. Сын тут же снова обнял его, прижавшись так сильно, что Люциус мог ощутить, как колотится его сердце.
- Я сошел бы здесь с ума, если бы не ты, - прошептал Драко ему в плечо, и сквозь ткань рубашки Люциус почувствовал его горячие слезы.
Ему хотелось утешить, успокоить сына, но он сам чувствовал себя не лучше, сам нуждался в успокоении.
- Драко, мальчик мой, не плачь. Все будет хорошо, - произнес он, но в голосе его не было уверенности.
Тем не менее Драко верил каждому его слову.
- Да, все будет хорошо. Главное – ты со мной! - в порыве нежности сын прижался губами к его губам.
Поцелуй Драко был таким теплым, и Люциусу на миг показалось, что этот поцелуй способен прогнать холод, затопивший его душу. Он приоткрыл губы, впуская в свой рот язык Драко, он отвечал на его поцелуй с такой неистовой жаждой, какой, казалось, не испытывал еще никогда.
Люциус прижимал Драко к себе с каждой секундой все крепче. Все его тело била дрожь, и он сам не мог понять, от чего – от холода или от желания. Мысли о том, чтобы оставить в прошлом противоестественную страсть к сыну, были забыты в одно мгновение.
Была забыта и ночь, когда он вернулся из Азкабана, - ночь, которую они с Драко провели вместе, просто заснув в объятиях друг друга, ночь, когда он чувствовал невыразимое счастье, лишь оттого что его сын, самый дорогой ему человек на свете, сейчас рядом с ним, и не нужно было больше ничего – ни жарких поцелуев, ни откровенных ласк. Хотелось обнимать его хрупкие плечи, слушать его ровное сонное дыхание, чувствовать тепло его тела – все эти простые вещи дарили ни с чем несравнимое блаженство, мир и покой.
Сегодня все было не так. Чувство, захватившее Люциуса, не было похоже на нежность, которую он испытывал в ту ночь. Это, скорее, было жаждой обладания.
Руки Люциуса скользили по спине Драко – кожа была гладкой, словно шелк, и такой восхитительно теплой. К ней хотелось прикасаться бесконечно – гладить, целовать, слегка прикусывать, оставляя темные отметины как знаки того, что Драко принадлежит только ему и никому больше. Мальчик сам сказал ему когда-то эти слова: «Я хочу быть твоим». Так почему не сегодня? Почему не сейчас?
Неожиданно для себя Люциус почувствовал, как отступает сжимавший его душу железными тисками холод. Ему было так тепло рядом с Драко, в его объятиях. Как было бы ему тепло – нет, жарко! – внутри него… Одна лишь мысль об этом кружила голову.
Той ночью, когда Драко признался ему в своих чувствах, они зашли так далеко… Они пошли бы до конца, если бы не тот вызов к Темному Лорду. А сейчас… Сейчас все может быть по-другому, им ничто не помешает…
Опьяненный этой мыслью, Люциус стянул с сына рубашку, приникая губами к бледной коже груди, к выступающим ребрам.
- Отец, ты… - выдохнул Драко, голос его звучал слегка озадаченно.
- Драко, мальчик мой… - Люциус поднял на него взгляд. – Там, в Азкабане каждую минуту я думал о тебе. Каждую минуту… Только воспоминания о тебе согревали меня, - признался он. – Ты знаешь, там дьявольски холодно. Мне до сих пор холодно…
Люциус заметил, как вздрогнул Драко, услышав эти слова. Тень испуга мелькнула в глазах сына – или ему это только показалось?
Он нежно провел кончиками пальцев по груди Драко, но тот вдруг остановил его, схватив за руку и крепко сжав ее в своей. Люциус не хотел понимать, что мог значить этот жест.
- Драко, скажи мне… - произнес он. – Ты ведь все так же любишь меня? Все осталось как раньше?
- Да, отец… Нет… Я не знаю… - смешался Драко.
Несколько мгновений сын смотрел на него растерянно, потом отпустил его руку, обнял за плечи и притянул к себе еще ближе.
- Разве я могу… не любить тебя? – наконец проговорил он, зарываясь лицом Люциусу в волосы.
- Вот и я тоже… Я ведь с ума по тебе схожу, Драко. Уже давно, так давно…
Люциус поцеловал сына в шею, рука его потянулась к резинке пижамных брюк Драко.
От своей одежды Люциус избавился еще быстрее, чем раздел мальчика. Все снова было, как той ночью: горячие поцелуи, пальцы, погружающиеся в жаркую тесноту, тихие стоны… Драко больше никак не пытался останавливать его.
Совершенно некстати в сознании Люциуса мелькнула мысль о том, что он делает что-то неправильное, непоправимое.
- Драко, я когда-то обещал, что это больше не повторится, но… - прошептал он, на миг оторвавшись от губ сына, таких нежных и сладких.
- Я возвращаю тебе твое обещание, отец, - голос Драко звучал глухо.
В этот момент Люциус понял, что страсть, которую испытывает мальчик, не менее сильна, чем его собственная. Последние сомнения были отброшены.
- Когда-то я обещал тебе, что буду поступать так, как ты скажешь, - продолжал Драко. – Так скажи – как я должен поступать?
В глазах сына, в его голосе была такая покорность – и внезапно Люциус осознал, что это возбуждает не меньше любого афродизиака.
- Скажу, - кивнул он. – Я помню, ты говорил, что хочешь быть моим… Значит, ты должен быть моим. Вот и все.
Люциус снова приник к губам сына, целуя его уже не нежно, а грубо, со всей страстью, которую сдерживал в себе так долго.
Да, когда-то он хотел держать себя в руках, но теперь… Теперь понял, что не может.
Эта ночь была волшебной, пьянящей, восхитительной… Подобного Люциус не испытывал ни с кем, никогда. Драко принадлежал ему теперь целиком и полностью. Только ему одному
И потом, каждый раз, приходя среди ночи с комнату к сыну, растворяясь в ласках, в нежности и тепле, что дарил ему Драко, Люциус ощущал, что холод, мрак и безысходность, преследовавшие его, отступают. Только в эти моменты он чувствовал, что все еще жив. Доводы разума заглушались всплеском не изведанных ранее ощущений.
Временами в глубине души Люциуса царапалось что-то, что, должно быть, называлось совестью, но потом обычно тонуло в очередном бокале виски.
***
Отец изменился. Изменился настолько, что Драко было больно смотреть на него. Гордость, чувство собственного достоинства, граничащее с высокомерием, холодное пренебрежение ко всему, что не заслуживает его внимания, - все это ушло. Все те штрихи, из которых складывался идеальный образ Малфоя, словно смазались, уступив место затравленному взгляду, равнодушному выражению лица, унынию и апатии. Он уже не был таким, каким был до Азкабана, - словно что-то сломалось в нем. С губ его стерлась неизменная саркастичная усмешка. Молчаливый и отстраненный, он сидел на собраниях Упивающихся и заговаривал лишь тогда, когда к нему обращались с вопросом, отвечая по большей части односложно. Почти все остальное время он проводил в кабинете. Что он там делал, Драко не знал. Может быть, пил. Отец вообще стал пить куда больше, чем раньше. Больше, чем следовало бы.
Драко предполагал, в чем причина того, что отец дошел до такого состояния: год в Азкабане не прошел бесследно, отец попал в немилость к Темному Лорду. Драко все видел и все понимал – но ничего не мог сделать, ничем не мог помочь. Изменить сложившиеся обстоятельства он был не в силах, а любые слова поддержки, которые он мог бы придумать, показались бы пустыми и лживыми.
Единственное, что он мог дать отцу, - это позволить делать с ним все, что тот захочет. Молчаливо соглашаться. Не приставать с расспросами. Не пытаться распутать эту липкую сеть странных чувств, в которой они трепыхаются вдвоем, словно попавшие в паутину мухи.
Да и зачем распутывать? Все и так понятно. Ясно, как день. Драко хотелось плакать от этой чертовой ясности. Но все слезы, казалось, вытекли из его глаз в ту ночь, когда отец впервые сам пришел к нему в спальню. Дурацкие, глупые слезы, вызванные не столько неизбежной физической болью, сколько осознанием того, что совсем не этого он хотел. Чего-то совсем другого, но не этого. Не об этом он мечтал – чтобы отец приходил к нему по ночам, чтобы целовал, обдавая дыханием, пропитанным запахом виски, чтобы грубо вбивался в его тело…
Драко хотел его любви – и только. Но отцу, должно быть, было нужно от него другое. «Что ж, если ему это нужно, я не могу ему отказать. Ни в чем. Если я откажусь, он совсем сломается», - думал Драко.
Этот взгляд отца в ту, самую первую ночь – когда он сказал, что ему до сих пор холодно… Совсем как в том кошмарном сне… Этот взгляд – умоляющий и в то же время требовательный, непреклонный... Драко знал, что никогда его не забудет.
Когда отец в ту ночь спросил, любит ли он его, осталось ли все как раньше, Драко не знал, что ответить. Да, он любил его, несомненно – не мог не любить. Но разве – «так же»? Разве было это правильным – то, как его тянуло к отцу? Да и было ли это ему так уж необходимо – все эти запретные ласки, эти «эксперименты»? Драко не знал, не мог понять, чего он хочет от отца – того, чего между отцом и сыном быть не должно, или только простого человеческого тепла его любви, того счастья и умиротворения, которые он испытал, засыпая в объятиях отца в ночь его возвращения из Азкабана.
А вот чего от него хотел отец, стало понятно сразу, и Драко не оставалось ничего, кроме как вернуть ему все его обещания. Развязать ему руки. Позволить делать с собой что угодно.
Только вот он не мог и представить себе, что все будет так - что вместо счастья от наконец-то сбывшихся снов он почувствует лишь опустошение. Что-то разрушилось между ними в ту ночь и продолжало разрушаться в последующие. Что-то хрупкое, невесомое, неуловимо важное. Чем дальше, тем все становилось более обыденным, входило в систему, как когда-то, несколько лет назад, вошли в систему его ночные появления в спальне отца, робки ласки и долгие поцелуи – сладкие, невинные игры - по сравнению с тем, что происходило теперь.
Иногда Драко думал о том, что обладай он способностью предвидеть будущее, вряд ли бы он попросил отца остаться с ним той ночью, вряд ли бы вернул ему обещание – скорее уж ухватился бы за это обещание, как утопающий за соломинку.
А иногда, когда уже после всего они лежали рядом, и отец говорил ему, как сильно он его любит, и губы отца касались его виска – так нежно, трепетно, как когда-то в детстве, - Драко думал о том, что эти несколько мгновений – они стоят того, чтобы потерпеть.
Он думал о том, что если есть еще хоть что-то, связывающее отца с этой жизнью, он не в праве лишать его этой малости, пусть даже ему и больно оттого, что на самом деле, как оказалось, его отец – всего лишь порочный, беспринципный человек, который «всегда любил эксперименты», одним из которых для него стала связь с собственным сыном. Как бы то ни было, больше всех на свете Драко любил этого человека.
***
- Ты хочешь сказать, что выгоняешь меня, Люциус?
- Я хочу сказать, что тебе лучше вернуться во Францию ради твоего же блага.
Нарцисса прижала пальцы к вискам – голова снова раскалывалась. Она уже жалела, что вообще начала этот разговор. Вместо того чтобы просто ответить на ее вопрос, действительно ли их шансы на победу в этой войне так высоки, как разглагольствовал на сегодняшнем собрании Темный Лорд, Люциус принялся уговаривать ее уехать.
- Ради моего же блага мне следует остаться, - твердо сказала она. – Мое благо – это Драко. И… ты…
Люциус даже не взглянул на нее, продолжая созерцать виски в бокале.
- Я не могу оставить вас, зная, что может случиться что угодно!
- Воля твоя, - равнодушно пожал плечами Люциус и сделал очередной глоток. – Но тебя в отличие от нас с Драко ничто не держит – ни долг, ни метка, - усмехнулся он.
- Есть вещи, которые держат сильнее этой чертовой метки, - тихо произнесла Нарцисса и вышла из кабинета.
Нет, она никуда не уедет, что бы ни говорил ей Люциус, как бы настойчиво ни советовал ей Северус покинуть Англию.
Безусловно, Нарциссе хотелось оказаться как можно дальше от всех этих ужасов, оказаться там, где слышен шум моря, где цветут каштаны, где тетя Милен варит варенье из лепестков роз – старушка в угоду своей странной причуде никогда не поручала это домовым эльфам, а всегда делала сама. Но какой бы безоблачной и умиротворяющей ни была жизнь в Марселе, разве будет сердце Нарциссы спокойно, когда она будет знать, что в любую минуту с кем-нибудь из двоих самых дорогих ей людей может случиться что-то плохое, что кто-то из них может погибнуть?
Северусу легко рассуждать – он всегда был один, он не знает, что такое семья. Нарцисса не тешила себя иллюзией, что их можно назвать семьей в полном смысле этого слова, но как бы там ни было, Люциус и Драко – это все, что у нее есть.
Сын, наоборот, не раз просил ее ни за что не уезжать, остаться здесь, с ними. Он так и остался в глубине души все таким же беззащитным маленьким мальчиком, несмотря на то что ему уже семнадцать, думала Нарцисса.
Однажды утром Драко зашел к ней в комнату, какой-то грустный и совершенно потерянный
- Ты который день не выходишь к завтраку, мама. Прячешься?
- Эта змея… - передернулась Нарцисса. – Ты знаешь, я их не выношу.
- Непростительно для выпускницы Слизерина, правда? – усмехнулся Драко, опустившись на пол рядом с ее креслом и положив голову ей на колени.
- Возможно, - пожала плечами Нарцисса.
- Ты, наверное, хочешь уехать от нас? – спросил сын.
Нарцисса молчала, не зная, что ответить.
- Не уезжай, - Драко поднял на нее взгляд – такими глазами он смотрел на нее в детстве, прося купить очередную игрушку.
- Хорошо, - кивнула она и погладила его по голове. – Не знаю, правда, что на это скажет твой отец…
- Ему, наверно, все равно, - тихо и печально произнес Драко и глубоко вздохнул.
- Что-то не так? – обеспокоенно спросила Нарцисса. – Что-то случилось? Вы поругались?
- Нет. Хотя, может быть, так было бы лучше… - Драко взглянул на нее как-то странно, но ничего больше не сказал.
- Так в чем же дело?
- Ни в чем, мама. Ни в чем, - Драко поднялся и вышел из комнаты, оставив Нарциссу в недоумении.
Нарцисса не могла понять, что за кошка пробежала между Драко и Люциусом. Иногда они даже не смотрели друг на друга, будто действительно были в ссоре. Иногда - обменивались такими взглядами, что ей казалось, что все, чего она давно боялась, уже случилось. Своими опасениями Нарцисса не делилась ни с кем, даже с Северусом – она прекрасно помнила, каким бредом он счел тогда ее предположения. Она старалась выбросить из головы все эти нелепые подозрения – она не верила в это, не хотела верить.
Это жизнь в постоянном страхе доводит ее до паранойи, решила Нарцисса. Этот треклятый Темный Лорд и его маниакальные идеи…
Все они живут в этом страхе, все боятся – она не могла этого не видеть. И Драко, бедный мальчик… И Люциус…
На Люциуса нельзя было смотреть без жалости. «Мерлин! Во что он превратился!» - вздыхала про себя Нарцисса, замечая, что Люциус – уже давно не тот прекрасный принц с длинными серебристыми волосами и холодным взглядом, что галантно поцеловал ей руку, когда она вернула ему потерявшегося жмыра. Нет, теперь это был почти спившийся, опустившийся, стареющий человек. «Но самое странное, - думала она, - я до сих пор люблю его».
