Микрофики

для mingus: морщиться, голос, пятна

В лицо – ветер. Счет уже – 150:30, и не в пользу Гриффиндора.
Капитан что-то орет, но ветер сносит слова, и не то чтобы Джеймс против.
Солнце щекочет лучами лицо, и если не смотреть вниз, на хлюпающее лужами поле, можно подумать, что лето уже наступило.
Смешно: на земле весна еще только-только наступила, а в небе – уже лето. Джеймс делает в воздухе мертвую петлю - просто так, от избытка чувств. Трибуны воют и стонут (160:30), взрываются аплодисментами, потрясают транспарантами, а ему просто хочется так и остаться – в воздухе, и чтобы все было так, как есть: и солнце, и ветер, и лето. Его личное лето - только в небе, только для него.
Он пролетает мимо трибун, выжимая все из своего «Чистомета» - просто чтобы насладиться ветром и небом.
Капитан что-то орет, в очередной раз, но ветер сносит его слова, а Джеймс чувствует, как восторг разливается по жилам. Плевать ему, с высокой колокольни плевать, и на игру, и на счет, и на Гриффиндор, и - особенно – на капитана. Это его небо. Его личное. Он не играет, он просто летает.
Яркими пятнами – транспаранты на трибунах, а Джеймс вдруг выхватывает взглядом чьи-то рыжие волосы. Мир – отдельными пятнами – невнятный, не имеющий никакого значения, и вдруг – четко, определенно, в подкорку – лицо. Смешливое, волосы – непослушными пружинками. Она не смотрит в небо, ей плевать и на него, и на ветер, и на игру, она болтает с каким-то сопливым жирноволосым ублюдком и это все так странно, так нелепо (она вторглась в его мир, вторглась и даже не заметила, не заметила – стуком сердца), что он едва не валится с метлы.
А потом он поднимает голову и ищет взглядом снитч: ветер, небо и личное лето еще зовут его, но он уже знает – существует что-то, что важнее даже чувства полета. Что-то, что нужно ему – только на земле.
Минуту спустя он морщится, принимая поздравления, и ищет взглядом рыжую макушку.
Он уже знает, как будут звать его жену.
Лили Эванс, определенно.