Миллионы счастливых людей

По сугробам на полях шляпы Гермионы и на волосах Рона Снейп догадывается, что скоро Рождество. На Рождество в квартирке станет тихо – Уизли уедут в Нору вместе с вернувшимися из Хогвартса детьми, или же вместе с Грейнджерами отправятся кататься на лыжах. В любом случае в доме будет пусто.

И, хотя праздновать дома они так ни разу и не решались, Гермиона каждый год приносит целых ворох блестящих ярких украшений и еловые ветки. Украшения она начинает развешивать по дому, но скоро остывает к этому занятию, и часть игрушек и венков остается валяться на туалетном столике до самого отъезда в Нору, куда их и забирает Рон.

Гермиона стряхивает снег со шляпы прямо на пол и аккуратно достает из сумки две веточки омелы. Одну она с порога левитирует в спальню, а другую цепляет над Снейпом.

– Вот зачем тут, а? – недовольно бормочет Рон, с неприязнью разглядывая портрет.

– Да ладно тебе, – улыбается Гермиона. – Это же мечта всех студентов – целоваться прямо при профессоре Снейпе, и чтобы при этом он не мог снять баллы! Иди сюда!

Она тащит мужа под омелу и крепко обнимает за шею.

– Ну? – с упреком спрашивает она и лукаво косится на Снейпа.

Рон хмурится, но целует её в губы одним легким касанием.

– Не так, – злится Грейнджер. Глаза её становятся обиженными, она щурится и кривит губы.

– Не то место, – коротко отвечает Рон, мягко освобождаясь от её объятий. Он раздевается и вешает плащ на вешалку. – Я жду тебя у второй омелы! – кричит он уже из коридора.

Гермиона кусает губы и смотрит ему вслед.

– Не то место? – ухмыляется Снейп и, понизив голос, добавляет. – Или не те губы, да?

– А вам бы хотелось, правда? – теперь злость Гермионы направлена на портрет. – Вы только и надеетесь на что-то более пикантное, чем поцелуи супругов, да?

***

– Что это было, Поттер? – Снейп всё-таки не выдерживает первым.

– Что именно, профессор Снейп? – переспрашивает Гарри, не отрываясь от книги.

– Вы знаете, – рычит Снейп, теряя терпение.

– Вероятно, – кротко соглашается Гарри. – Но можете уточнить?

Снейп глубоко вдыхает и медленно выдыхает. Не хватало еще, чтобы от злости краска потрескалась.

– Я говорю о том случае, когда вы меня поцеловали, – с нажимом произносит он.

– Ах да, – Гарри откладывает книгу, глаза его блестят под очками. – Этот тот случай, когда вы резво отшатнулись в сторону, верно?

Он встает из-за стола и подходит к портрету.

Снейп совершенно неожиданно для себя понимает, что мальчик давно вырос и сейчас его ровесник, если не старше. И вечно ноющий Драко, и Рон, и Джинни, и злюка Гермиона – они все его ровесники, а вовсе не дети, с которыми можно играть и которых нужно учить.

– Я подумал, что это может сделать более живым, – тихо говорит Гарри и проводит пальцем по нарисованной щеке Снейпа. Снейп не чувствует этого прикосновения, но отчего-то вздрагивает.

– Кого, меня или вас, Поттер? – также шепотом произносит он.

***

– Может, семейное счастье – это куча детей? – размышляет вслух Драко. – Пока обсуждаешь, где набедокурил один, где отличился второй, что случилось у третьего – и вечер проходит, и поговорить есть о чем. И жена уже не столько жена, сколько мать детей. И звучит красиво, и выглядит… А не важно как выглядит, зато дом всегда полон, и пить некогда наверняка.

Снейп молчит. В его собственной семье даже один ребенок был лишним.

– С другой стороны, Астория такая тоненькая, нежная, почти прозрачная, – вздыхает Драко. – Мне иногда кажется, даже рождение Скорпи – небывалое чудо. Да и поместье у нас всего одно, делить его на кучу детей – такая же ерунда, как у Уизли получится.

– Может, просто больше романтики – и любовь сама нахлынет? Нет, профессор, молчите и не отвечайте, я сейчас не вас спросил. Я понимаю, что мы женаты уже пятнадцать лет, и что если что-то и нахлынет, то вряд ли любовь. Но почему бы мне не подарить ей что-нибудь? – Драко хлопает в ладоши и, строго сдвинув брови, говорит появившемуся домовику: – Пятнадцать самых свежих роз в спальню молодой хозяйки.

– У вас разве сегодня годовщина? – не может удержаться Снейп.

– Да какая разница, – машет Драко. – Сколько раз за год вспомню, столько и поздравлю. Лучше ведь больше, чем меньше, верно? Я ужасный муж и совсем её не ценю, так пусть хоть розы на столике у кровати будут свежие.

***

В Рождество квартирка пустует, и Снейп дремлет на картине, наслаждаясь одиночеством. Поэтому его застает врасплох щелчок замка.

Гермиона вваливается в прихожую в объятиях какого-то типа. Это совершенно точно не Рон – Снейп скашивает глаза, чтобы получше разглядеть парочку, благо они не могут оторваться друг от друга.

С затылка мужчина похож на Крама, но Снейп слишком давно не видел болгарина, чтобы быть уверенным. Шляпа Гермионы летит в сторону, как и её плащ, но она лишь мотает головой, теряя заколки, отчего её пышная шевелюра оказывается на свободе и облепляет целующихся, словно водоросли.

Незнакомец тут же запускает руку в её волосы, гладит их и накручивает пряди на кисть, сильнее прижимая женщину к себе.

– На кухню или в гостиную, – хрипло шепчет Гермиона, на мгновение разрывая поцелуй. Губы у неё алые и распухшие. Последние лет десять Снейп ни разу не видел её с такими губами. – Не в спальню.

Снейп хочет что-нибудь сказать по поводу этих церемоний, но слова застревают у него в горле, когда он видит, что «не в спальню» воспринимается Крамом – по крайней мере, Снейпу нравится думать, что это именно Крам, – более прямолинейно.

Гермиона сдавленно охает, оказываясь буквально пришпиленной к стене его телом. Она не смотрит на Снейпа, вновь вовлеченная в поцелуй, она, кажется, не замечает жадных рук, задирающих длинную юбку. По полу катится маленькая черная пуговка от её пиджака, который уже расстегнут и висит на локтях.

Крам спускается губами по шее, оставляя едва заметные следы поцелуев, треск материи заставляет Снейпа стыдливо уставиться на пол, куда падает кусок белой ткани, только что бывший трусиками.

Гермиона снова вздыхает, приподнимаясь на цыпочках и одновременно сгибая ноги в коленях…

– Профессор, вы слышите меня? – Гермиона всё еще стоит в плаще и сапогах, и снег у её ног не стаял до конца. – Я говорю, те губы, понятно вам? Те. И не спите с открытыми глазами, когда с вами разговаривают.

Снейп моргает и видит на вешалке мокрый плащ Рона.

***

Гарри целует Снейпа. Его губы касаются шершавой неровной поверхности холста в том месте, где у зельевара изображена его саркастическая ухмылка. Или нет, там, где изображена его кривая улыбка. Он целует туда, где у Снейпа изображены губы.

Снейп ничего не чувствует, когда Гарри касается губами холста, но он вздрагивает, когда мужчина при этом смотрит ему прямо в глаза.

Поттер заставляет его думать о жизни. О том, что могло бы быть, но не было. О том, что быть живым больно.

Гари целует его каждый вечер, он больше не краснеет и не мнется при разговоре. И Снейп ненавидит его за это. Он знает, что однажды не выдержит и потянется, чтобы встретить поцелуй. И тогда действительно пожалеет, что он портрет.

Гарри Поттер ничего не знает о терзаниях бездушного профессора Снейпа, он просто целует портрет, раздвигая границы своей жизни. Он целует портрет и идет в спальню к жене, и кошмары не беспокоят его в объятиях Джинни. Он целует его и больше не спит на софе в кабинете. Наверное, это никак не связано, так, по крайней мере, думает Снейп.

***

– Как дела, профессор? – Драко не ждет ответа, и Снейп не спешит сказать «умер, как видите». Это просто вежливость. Малфои умеют быть вежливыми, но не тактичными, нет. – Как там Грейнджер?

– Ужасно, – неожиданно для себя честно отвечает Снейп. – Виделась мне на днях в несколько… пикантных обстоятельствах, которые, похоже, не имели места быть.

– Эротические сны с Грейнджер, – расшифровывает Драко, и, глубокомысленно наморщив лоб, кивает. – Понимаю. Папенька мне еще в мои школьные годы разъяснил, что это нормально. Грейнджер представляет собой тип суровой девы-воительницы, которую все хотят покорить. Главное, как и по сей день утверждает папа, – не поддаться этому желанию наяву и не жениться на валькирии. Впрочем, никто и не спорит, что Уизли не получил должного воспитания.

– Я не хочу покорить Грейнджер, – возмущается Снейп. – Я вообще уже никого не хочу.

– Не спорьте, – строго возражает Драко. – Грейнджер хотят все, потому что она стерва. И Джинни Поттер хотят все, потому что это нормально – хотеть то, что есть у Поттера. Не выбивайтесь из мужского коллектива.

– Я уже выбился, – горько ухмыляется Снейп, тыкая пальцем в раму картины. – Мои поползновения заканчиваются здесь.

– И слава Мерлину, – неожиданно соглашается Драко. – Профессор, если бы во времена моих особенно пикантных, как вы выражаетесь, снов с Грейнджер она сама подошла ко мне с неприличным предложением, я бы отбивался всеми известными заклинаниями, а еще скорее бы убежал с дикими криками.

– Но…

– Все хотят мечтать о Грейнджер и никто не хочет воплотить эти мечты, – назидательно произносит Драко. – Это нормально, профессор. Такова жизнь.

Снейп забывает, что он хотел сказать. Может, и правда, такова жизнь? А ему непонятно, потому что он… умер.