Миллионы счастливых людей

В квартире Уизли портрет снова висит в прихожей. И хотя у профессора масса незаконченных дел, он не может перестать думать о той ночи в спальне Грейнджер. Гермиона разложила кучу свитков по всей кровати и всю ночь провозилась с ними, лишь иногда отхлебывая из большой чашки бурую жидкость, по-видимому, считавшуюся чаем. Она не обращала больше никакого внимания на портрет, да и ему не было до неё дела. Он смотрел в окно.

Только сейчас он мог своими глазами убедиться, что в Англию пришла осень. Мокрые плащи и даже разговоры о том, что творится на улице, значили немного, а вот самому видеть, пусть и при свете фонарей – это совсем иное.

В кабинетах Поттера и Малфоя тоже есть окна, но они всегда плотно задернуты шторами, и Снейп не хочет показывать слабости, прося их раздвинуть. В кабинете Драко шторы темно-зеленые с серебряными змеями. Похоже, на этих змей старается не смотреть и сам хозяин. У Поттера были темно-багровые, цвета запекшейся крови, как казалось Снейпу. Впрочем, он был уверен, что в магазине их предлагали под другим наименованием. Вряд ли Джиневра Поттер настолько сумасшедшая, чтобы осознанно покупать такие шторы.

Совсем другое дело спальня Рона и Гермионы. Там оказалось неожиданно светло и уютно.

– Бессонница не мучает? – не утерпел тогда Снейп, кивая на полупрозрачные шторы.

– Мы спим, когда уже больше нечем заняться или совсем нет сил, – пожимает плечами Гермиона. – Рон не жалуется, он может спать где угодно.

– И поэтому часто спит в детской?

Гермиона замолкает и углубляется в работу со свитками. Она больше не смотрит на Снейпа, а перед сном уносит портрет обратно в прихожую.

***

– Может, дело не в Джиневре, – замечает вдруг Снейп, когда Поттер в одиночестве работает в кабинете. Гарри вздрагивает, но не перестает писать. – Может, просто вы, Поттер, привыкли к приключениям с одиннадцати лет, а теперь всё обыденное кажется слишком пресным, несмотря на то, что именно об этом вы мечтали. Встряхните свою жизнь, и ваша рыжая война снова покажется вам самым прекрасным существом на свете.

– Вы снова предлагаете завести любовницу? – вздыхает Гарри.

– Это не я предлагаю, – возражает ему Снейп. – Это вы сами, Поттер. Любовницу… любовника… – перо Гарри замирает над пергаментом. – Встряхивать жизнь бравыми аврорскими выходками слишком опасно для отца троих детей, вы должны это понимать. Куда лучше небольшая интрижка.

– Которая разрушит всё наверняка, в отличие от выездов на задания, – фыркает Гарри, наклоняясь еще ниже, но острый взгляд Снейпа замечает выступивший у него на щеках румянец.

– Вам не нравятся мужчины? – спрашивает зельевар.

– Мне не нравятся новые люди, – быстрее, чем следовало, отвечает Гарри.

– О, – Снейп пару минут переваривает эту новость. – Я уверен, что с этим что-то можно сделать.

***

– Я тоже хочу разговаривать о работе, – снова жалуется Драко. Иногда Снейпу начинает казаться, что Малфою проще завести психоаналитика, чем ждать появления в портретном проеме своего бывшего декана. Но, вероятно, это вопрос скупости. Или Малфою тоже не нравятся новые люди. – Когда я вижу, как Уизли в ланч размахивает руками перед носом Грейнджер, я знаю, что он рассказывает о работе, а не травит байки о снежном человеке, который его задержал по дороге на обед. Им не скучно вместе. И Поттерам не скучно. Кстати, профессор, не знаете, верны слухи, что Джинни собирается вернуться в команду? Она, конечно, уже не такая худышка как до детей, но и просто красоткой с картинки её не назовешь. Сила чувствуется. Вот моя Астория – это сплошная эстетика и ни грамма жизни. Иногда я даже боюсь, что она вдруг сломается. Такая хрупкая, изящная. Статуэтка, а не женщина.

– Ну, это ей не мешает заботиться о тебе и Скорпиусе, – справедливости ради замечает Снейп. – При том, что вы такие нытики оба – проще просто перестать обращать внимание на обоих, чем добиться, чтобы вы были довольны.

– Вот вечно только придирки, – мгновенно обижается Драко.– Хотеть простого человеческого счастья – это слишком много для Малфоя, ведь я и так уже много чего получил, да?

– Вообще-то да, – неосторожно соглашается Снейп, за что вознаграждается молчанием и редкими горестными вздохами Малфоя.

***

Иногда Снейп жалеет, что он портрет. Он не может покинуть свою раму, не может последовать за Грейнджер, когда она входит такая, как сейчас: движения рваные, резкие, не оглядываясь проходит мимо зеркала в кухню прямо в сапогах и шляпе.

Снейп не может забежать вперед, чтобы увидеть её лицо. Зато он видит лицо Рона – упрямое, сжатые губы, наморщенный лоб. Снейп тысячи раз видел мальчишку Уизли таким на своих уроках. Недовольный и обозленный.

Рон проходит мимо вслед за женой, возвращается в прихожую, левитируя её сапоги, шляпу и пальто. Ловит на себе взгляд Снейпа и наконец с облегчением срывается на нем.

– Сколько можно пялиться?! – вопит он, швыряя шляпу Гермионы в портрет. Шляпа мягко ударяется рядом, не заставляя Снейпа даже моргнуть. – Как можно после смерти быть таким любопытным?

Снейп может сказать, что только после смерти и становишься действительно любопытным, но он предпочитает промолчать.

– Выкинуть бы… на свалку, – бормочет Рон. – Или хотя бы убрать в кладовку.

Это напрасные надежды, Грейнджер никогда не избавится от портрета своего профессора зельеварения, поэтому Снейп спокоен. Он лишь досадует, что Уизли недостаточно богат и недостаточно чванлив, чтобы завести дома еще хотя бы пару магических портретов. Сейчас Снейп был бы рад даже этому неугомонному Фреду.

***

– А вам, профессор Снейп, хочется чего-нибудь? – неожиданно спрашивает Гарри.

– В каком смысле? – Снейп оказывается застигнут врасплох и вопросом, и самим Гарри, стоящим почти вплотную к портрету в пижаме и близоруко щурящим глаза без очков.

– Ну… после смерти, – Гарри отводит взгляд. – Вот сейчас, когда вы портрет, вам чего-то хочется?

– Вы чудовищно безграмотны, Поттер, – сухо отвечает Снейп. – Я умер, как все нормальные люди – умер и всё. Никаких призраков, хоркруксов и прочих побегов от смерти. Магический портрет – это лишь крошечная часть меня, в ней нет даже мизерного кусочка души. Только память и… и любопытство.

– Так вы бездушны? – Гарри не замечает, как машинально облизывает губы. – И каково быть… без души?

– Прекрасно, – с сарказмом отвечает Снейп. – Нет чувства вины, долга, нет жалости, зависти, ничего нет.

– Нет любви, – тихо добавляет Гарри.

– Я любил вашу мать всю жизнь, – резко произносит Снейп. – Смерть избавила меня от этого чувства и от вины перед ней. Я свободен.

– Да? – Гарри усмехается и проводит пальцем по пыльной раме, заключая зельевара в некий квадрат. – Так вот она какая… свобода.

Снейп успевает отодвинуться в сторону, и губы Гарри касаются темного фона картины.

***

– Ты часто видишь Поттера в Министерстве? – как можно небрежнее спрашивает Снейп.

Эта небрежность обманет любого, но только не Малфоя. Драко удивленно задирает светлую бровь, против своей воли комично копируя своего декана.

– Часто, – наконец произносит он.– А что? Он не бывает дома? Он пьет с утра до вечера? Он убил Джинни? Хотя нет, Джинни я видел сегодня утром.

– Я просто хотел спросить, как он выглядит, – терпеливо поясняет Снейп, сдерживаясь, чтобы не сказать, что пьет с утра до вечера скорее сам Драко. Как минимум с вечера и до полуночи.

– Да нормально, – пожимает плечами Драко. – На мой вкус, слишком хорошо, но что этому Поттеру сделается.

Драко машинально касается своих ранних залысин, но тут же отдергивает руку, опасаясь насмешек.

– И ничего необычного? – продолжает допрос Снейп. – Никаких рассеянных взглядов и задумчивости?

– Да ладно вам, профессор, – пожимает плечами Драко. – У него всегда рассеянный взгляд, когда он никому ничего не внушает. Рассказывайте уже, что там у вас произошло. Он признался или разделся? Или разделся и признался?

– Вот тебе всё бы одно, – неожиданно взорвался Снейп. – Кто из нас бездушная скотина – я или ты?!

– Вы, профессор, – покорно согласился Драко. – Только не орите. Астория очень переживает, когда портреты вдруг орать начинают.

– Давай выпьем, Драко, – разом успокаивается Снейп. – За твою Асторию и выпьем.