Гермиона входит в квартиру одна. Она снимает плащ, отряхивает с него капли воды, так, что они разлетаются по всей прихожей. Снейп заинтригован. Женщина снимает обувь и шлепает мимо картины к зеркалу. Мокрое неряшливое пятно от сапог в центре чистой прихожей дополняет картину и делает любопытство Снейпа почти невыносимым.
– Рон сегодня у Молли, – поясняет Гермиона. – Отличный повод напиться и буянить всю ночь.
– То есть, выпить несколько литров дрянного чая в обнимку с диссертацией или наперсток огневиски и завалиться спать? – прежде, чем успевает себя остановить, произносит Снейп.
Гермиона пристально смотрит на портрет, на котором Северус Снейп с самым непроницаемым лицом и сжатыми в тонкую линию губами клянет себя на чем свет стоит. Меньше всего ему хочется, чтобы Грейнджер узнала, как хорошо он осведомлен о её привычках.
Гермиона любит говорить у портрета о том, что вот-вот напьется, но даже ему, висящему в прихожей, известно, что она не пьет даже сливочного пива, чтобы не расслабляться в погоне за новыми высотами. И лишь по пятницам, к неудовольствию мужа, неделю за неделей лелеющего надежду провести этот день вместе с женой, она выпивает крошечный стаканчик огневиски, что помогает ей заснуть практически мгновенно.
– Как мило, – наконец говорит Гермиона. – Хотите присоединиться, профессор?
***
– У меня не болит шрам, – вздыхает Поттер, кусая губы.
– Очень рад, – отвечает Снейп сварливо. – Вы считаете, эта информация предназначается именно мне, а не колдомедику?
– У меня не болит шрам, – не слушает его Гарри. – Но кошмары продолжают сниться.
– Это война, – неохотно отвечает Снейп. Ему больше нравится подначивать Гарри, чем говорить с ним серьезно. – Шрам болел от Волдеморта, его больше нет.
– Войны тоже нет, – возражает Гарри Поттер.
– Если ты участвовал в войне, то война есть всегда, – Снейп прикладывает палец к груди, а затем ко лбу. – Здесь и здесь. До самой смерти. А иногда и дольше, – шепотом добавляет он. – Даже в маленьких детях, родившихся в войну, она будет всегда.
– Вы говорите ужасные вещи, – вздрагивает Гарри и мотает головой. – И я не верю. Джинни… в ней нет войны, она милая, добрая, любящая…
– Чувство вины мучает, Поттер? – ухмыляется Снейп. – В миссис Поттер, может, и нет войны. Потому что она сама та еще война.
– Я ведь её люблю? – скорее спрашивает, чем говорит Гарри.
Снейп не спрашивает, о ком говорит Поттер, и ничего не отвечает.
– Ведь люблю, да? – повышает голос Гарри.
– Такой вопрос даже не возникает, когда любишь, – отрывисто говорит Снейп и отворачивается.
***
– Мама никогда не перечила отцу, – размышляет вслух Драко, – и мне казалось, что наша семья идеальна. И они ведь правда очень любят друг друга. Но когда Астория мне не возражает, это уже не кажется мне таким идеальным. Может, она хочет что-то сказать, но боится? Или просто скрывает? Скрывает год, два, десять, двадцать, а потом бац – и мой хладный труп весь в крови находят в кабинете.
– Мистер Малфой, паранойю в вашем возрасте еще можно вылечить, – замечает Снейп. – Мисс Гринграсс всегда была малость неразговорчивой и анемичной девицей, как и мисс Нарцисса Блэк – вся дурная Блэковская кровь там ушла на старших сестричек.
– А Поттер? – возражает Драко. – Был такой гуманный и правильный, а потом как с цепи сорвался и давай направо-налево темными заклятиями глушить. Когда он меня чуть не убил, помните?
Снейп помнил. Это его собственное заклятие чуть не убило Малфоя, но напоминать об этом было бессмысленно.
– И это не паранойя, – продолжает Драко. – Я с детства наверняка уяснил одно– все тихие и спокойные без всякой логики могут озвереть. Как Грейнджер на меня набросилась тогда, на третьем курсе!
– Ты смеялся над Хагридом и его гиппогрифом, – устало произнес Снейп.
– Вот я и говорю, что совершенно без повода, – кивает Драко. – Я и сейчас в Министерстве её обхожу. Ну кто её знает, в самом деле. Может, она только выглядит такой спокойной и сосредоточенной на работе, а на самом деле вынашивает жестокие планы.
Снейп чувствует, что еще немного – и его голову посетят фантомные боли как воспоминания тех мигреней, к которым приводило долгое общение с любым представителем семейства Малфоев.
***
Не дожидаясь ответа, Гермиона подходит к портрету, встает на цыпочки и снимает его. Тяжелая картина разом съезжает ниже, и её падение тормозит только вовремя выставленное колено. Вот так, зажав раму между подбородком и коленом, Гермиона ковыляет в спальню.
– Вообще-то пролевитировать проще, – голос Снейпа звучит глухо. – Нормальная ведьма так бы и сделала.
– Разумеется, – Гермиона останавливается, чтобы перевести дух. – Но тогда у меня не было бы повода прижать вас к груди, профессор.
Снейп что-то бормочет, но из-за пресловутой груди его не слышно. Впервые за свое посмертное существование он действительно растерян и не знает, как реагировать на маячащее прямо перед глазами декольте. Наконец странная пытка женскими прелестями закончена, и портрет водружается на прикроватную тумбочку.
Гермиона скрывается за приоткрытыми створками шкафа.
– Совершенно нечего надеть, – жалуется она вслух, пока её чулки, платье и трусики с бюстгальтером по очереди взлетают на дверцу шкафа. – Пижама – как-то уж очень приземлено, а все миленькие сорочки мне подарил Рон, не могу же я показаться в них перед чужим мужчиной! И вообще, у меня в них попа толстая…
– Повезло Уизли, – смеется Снейп, скрывая за смехом, что раздосадован. Всё, что у него осталось в этом новом закартинной мире – это любопытство. И теперь оно разжигается бормотанием женщины. – Он может быть уверен в своей жене на все сто.
– Что? – Гермиона высунулась из-за дверцы ровно по ту линию декольте, которую Снейп уже видел.
– Я говорю, с таким настроем вы, госпожа Уизли, никогда не сможете изменить мужу, – поясняет Снейп. – Даже если захотите. Представьте, приходит такой любовник к вам домой, а вы начинаете про то, что у вас все сорочки муж подарил и что у вас… эм… не всё в порядке с фигурой.
– Да? – Гермиона наконец выбирается из шкафа в широкой полосатой майке и фривольно коротких шортиках. – Вы так переживаете за моего гипотетического любовника или хотите быть на его месте?
Снейп молчит.
***
– Вы опять расстроили Гарри, – Джинни сдвигает рыжие брови, хмурится и вертит в руках палочку. Снейп застигнут врасплох – она еще ни разу не аппарировала домой в обеденный перерыв и не была с ним в доме один на один. – Знаете, сколько проклятий я могу наложить на портрет, чтобы доставить его обитателю максимум страданий?
Против своей воли Снейп кивает. Здесь, на Гриммо, совсем не так, как в современной квартирке Грейнджер. Здесь очень много магических портретов, некоторые из которых, включая миссис Блэк в прихожей, неожиданно замолчали навеки.
– Зачем вы мучаете его, – уже спокойнее вопрошает миссис Поттер и сдувает со лба челку. – Он и так уже измучен.
– Я не мучаю его, – Снейп пытается откашляться, чтобы придать голосу твердость и не выглядеть так, словно он оправдывается перед девчонкой. – Не я виноват, что он вас больше не любит.
Джинни прищуривается.
– У вас большой опыт в любви, профессор? – цедит она сквозь зубы. – Вы о ней всё знаете, правда?
Снейп морщится и пытается мысленно призвать Поттера.
– Я знаю, что такое любовь, – наконец произносит он.
– Миссис Лили Поттер, верно? – нехорошо улыбается Джинни. – На расстоянии любить хорошо, профессор. Мучительно, больно и сладко. А попробуйте любить каждый день, проводя все время рядом. Попробуйте любить эти прекрасные рыжие волосы, когда они остаются в расческе, попробуйте любить её белозубую улыбку, если она день за днем пачкает пастой зеркало в ванной. Не отвечайте, профессор. Просто подумайте. И отцепитесь от Гарри.
Она громко хлопает дверью кабинета, а Снейп еще долго смотрит на то место, где она стояла.
***
– Кстати, а как там Поттер? – хитро говорит Драко и замолкает. Снейп даже начинает озираться, чтобы понять – к чему кстати? Сегодня Драко не пьет вина, он в хорошем настроении после чтения письма от сына из Хогвартса. – Кстати, потому что Скорпи пишет в письме про Альбуса, – правильно расшифровывает взгляд бывшего декана Драко. – Я не могу, я каждый раз веселюсь, когда слышу его имя. Альбус Северус! Вы польщены, профессор, правда?
– Невероятно, – в который уже раз кисло отвечает Снейп. Тема имени младшего сына Поттера его раздражает почти так же как все эти маленькие отпрыски Уизли и Поттеров. К счастью, с поступлением в школу они почти перестали бывать дома, на каникулах всей шумной толпой навещая Нору.
– Так как там Поттер? – повторяет Драко, слишком трезвый, чтобы забыть, о чем они говорят. – Вы будете его соблазнять, или миссис Поттер уже что-то почуяла и встала на страже его целомудрия?
– Можно и так сказать, – уклончиво отвечает Снейп. – Но это было бы любопытно.
– Вы стали совершенно бессовестным типом, – восхищенно замечает Драко. – Или всегда были таким, просто я был слишком мал, чтобы это понимать.
– Я был и умер очень глупым человеком, – жестко отвечает Снейп. – Связанным по рукам и ногам обещаниями, принципами и чувством вины. Всё это умерло. Остался я, – он обвел рукой вокруг себя, приглашая понять, что он имеет в виду. – И мое любопытство. Напишите свой магический портрет у хорошего художника, мистер Драко. Когда вы умрете, он оживет ровно настолько же, и мы сможем поговорить.
Драко вздрагивает и бледнеет. Вопрос смерти пугает его не достаточно сильно, чтобы пытаться стать бессмертным, но достаточно, чтобы избегать его.
– Я пойду, покажу письмо жене, – бормочет он и покидает комнату.
