Джордж жалуется Рону, что у него болит шея. Тот спрашивает почему, может побили?
- Да никто не побил. Я простудился, а Фред решил меня спиртом растереть...
- Ну а шея-то тут причем?
- А ты пробовал когда-нибудь спирт со спины слизывать?
Уверен, они восхищаются мной.
Как ты думаешь,
они должны мной восхищаться? Клайв Баркер, «Книга Крови VI. Жизнь Смерти»
(перевод В. Шитикова)
Он кончил, выдохнув девушке прямо в губы.
И разум Гермионы снова был ей подвластен. Девушка закрыла глаза, будто стараясь абстрагироваться от реальности. Силы ее буквально таяли на глазах.
Малфой наконец восстановил свое дыхание и приподнялся над гриффиндоркой, все еще оставаясь в ней; та уже была на грани сна и яви.
— Зачем ты все усложняешь, а, Грейнджер? — голос его был тих.
Юноша, едва касаясь, провел подушечками пальцев по девичьей щеке, задержав руку на подбородке, видя, как затрепетали ресницы пленницы. Он хмыкнул, улыбнувшись уголками губ.
Гермиона уже погружалась в свои сновидения — она не видела, даже не чувствовала Пожирателя, который все еще продолжал лежать на ней. Там, во сне, мужчина спросил ее, прокричал через поле, усеянное черепами: зачем же?
— Разве? — сквозь дремоту ответила девушка человеку из ее сна.
Драко нахмурился.
Он понимал, что грязнокровка больше не услышит, не разберет его слов. Но должен был сказать:
— У меня нет выбора, ты знаешь.
В груди у Преемника Темного Лорда что-то отпустило. И не важно, что она не знала. Конечно же, это было естественно. Откуда ей было что-то знать?
Однако скоро ей расскажут. И тогда Грейнджер все поймет.
Когда придет время.
— Я приду завтра. В семь, — Малфой убрал руку от лица уже спящей девушки и встал с кровати. Подтянув брюки, он неспешно подошел к двери, где наклонился и поднял сначала рубашку, а затем и свою мантию. Накинув на плечи только последнюю, юноша щелкнул пальцами и кинул появившемуся домовику смятую сорочку и пояс, который не стал вставлять обратно в шлевки штанов. Потом указал на серое полотенце, валявшееся у кровати.
— Как проснется, покорми ее. Хлеб, вода, сыр, мясо. И вина красного — это нужно для крови, так и передашь Лорду, если он спросит. Все понял?
Эльф лихорадочно закивал, сложив лапки у груди: Темный Лорд — не единственный, кого Донки страшился. Иногда домовику казалось, что больше следует бояться Преемника.
Волшебник отпер дверь и вышел, снова запечатал ту заклинанием. Мало ли, что могло произойти. Сегодняшний вечер показал ему, что грязнокровка достаточно сильна и безрассудна, раз решилась завладеть его волшебной палочкой.
Нужно быть начеку.
* * *
«У меня нет выбора, ты знаешь…»
Голос был иным. Это определенно не тот мужчина, что звал ее раньше. Но он успокаивал, убаюкивал, и Гермионе он нравился больше.
Нет выбора?
«О чем ты?» — хотелось кричать ей, но губы не шевелились; она не издала ни звука. Стало страшно.
«Я приду завтра… В семь…»
Медленно, словно на зажеванной пленке, прогремели слова, смешиваясь с громыханиями начинавшейся грозы.
Резко похолодало, поднялся сильный ветер — и в его завываниях приятный голос окончательно потух.
* * *
Она видела сны: яркие, красочные — почти что осязаемые.
И уже тот, знакомый ей мужчина, звал ее. Он всегда звал ее, просил поделиться с ним жизнью, отдать ему часть себя.
Гриффиндорку и тянуло к нему, и нет — она сама не знала. Теперь этот голос не казался ей таким сладостным, таким упоительным. Она слышала другой — гораздо сладостнее. Гораздо упоительнее.
Но шла, словно зачарованная, к нему навстречу.
* * *
Пробуждение было резким — ее буквально выбросило из царства Морфея в реальность. Только теперь — увы, слишком поздно — Гермиона поняла: возвращение в настоящий мир было ошибкой.
Он снова изнасиловал ее, применив Империус.
Мерлин…
И слабая пульсация внизу живота оживила воспоминания — и о ее предыдущем падении, и о том, что было несколько часов назад. Часы показывали пять.
Гребаных пять утра.
Девушка шумно вздохнула, силясь подняться с кровати. Пришло время, решила она, растоптать эти бредни и разом покончить со всеми этими ублюдками. Она ведь была из тех, кто никогда не забывал одолжений — как сделанных, так и принятых.
Пленница села, придерживая у груди одеяло. Живот скрутило, но боль была терпимой.
Внезапное появление домового эльфа заставило Гермиону вздрогнуть.
Она было хотела обратиться к несчастному созданию, но замерла на полуслове — эльфу ведь запрещено разговаривать с ней. Не дай Мерлин, еще попадет под руку Вольдеморту по ее вине.
Тем временем Донки выполнял свое поручение — на постели, прямо на одеяле, рядом с девушкой появился потертый поднос. Холодное мясо, толстые ломти мягкого хлеба, сыр, нарезанный кусочками. Стакан с водой. Бокал с вином.
Надо же! Это мало походило на ее предыдущую кормежку.
Пленница недоверчиво покосилась на эльфа. Но, в принципе, причем здесь эльф? Он лишь выполнял приказы своих хозяев.
— Мисс должна есть. Затем мисс должна спать, — испуганно пропищал Донки, комкая край своей наволочки. А потом исчез с характерным хлопком.
Отличные распоряжения, твою мать!
В приступе гнева Гермиона замахнулась, намериваясь отшвырнуть поднос куда подальше, но очередной спазм в животе заставил ее передумать.
Еда насытила ее не настолько, чтобы не опьянеть от бокала вина — волшебницу повело. Она выпила ровно половину, когда снова поднесла бокал к губам. Но не выпила. Дрожа, гриффиндорка опустила бокал на поднос, но тот опрокинулся, и вино, разлившись по постельному белью, потекло на пол.
Сквозь усиливающийся сумбур в голове, девушка услышала хлопок — снова появился Донки.
Эльф щелкнул пальцами, и пятно с одеяла исчезло.
Гермиона кивнула и откинулась обратно на подушки. Нестерпимо хотелось спать.
* * *
Тигр.
Она слышала его мягкую поступь, он приближался к ней. Там, в коридоре. Оставалось совсем немного — и он подойдет к двери ее комнаты.
Звук тихого рычания будил странные мысли. Девушка откинула одеяло и поднялась с кровати, становясь ногами на холодный деревянный пол. Нетвердой походкой она подошла к двери.
Нужно было открыть ее, повернуть ручку. Хотя бы ударить по гладко отполированной поверхности — показать, что она здесь, внутри этой темницы.
Пленница опешила и моментально отдернула руку, прижав ту к груди, словно обжегшись.
Может, это безумие?
В душе росла паника.
С той стороны тигр заскребся в дверь. Головная боль едва не ослепляла гриффиндорку, и, запинаясь, ничего не видя перед собой, она на ощупь опустилась на пол.
* * *
Гермиона открыла глаза — часы показывали десять.
Только чего, утра или вечера? Сколько она проспала? Кажется, целую вечность: все тело ломило, виски будто сдавило тисками.
«Гермиона…» — отчетливо прошептал голос в ее голове.
Но она же не спит. Не спит!
Да что происходит?!
Закрыв лицо ладонями, девушка повернулась на бок, поджимая под себя ноги. Слезы потекли по ее щекам.
«Гермиона…» — снова раздалось в мозгу.
— Это все иллюзия. Иллюзия, — твердила себе она, лихорадочно шепча сквозь рыдания.
