Как исцелить душевные раны. Сто один волшебный совет» (или «Печальное происшествие с дорожным конусом и полицейским шлемом»)

Совет №1: Подавленный гнев отравляет душу. Напишите письмо тому, на кого злитесь или даже ненавидите. Используйте для этой цели любые средства выражения, какие только захотите, дайте выход своему гневу – помните, кроме вас этого никто не увидит! (из книги «Как исцелить душевные раны. Сто один волшебный совет» Мелузины Мидбрук).

Поттер, ты урод.
Д.Малфой

Довольный собственным остроумием, Драко присел на антикварный диван и снова принялся за чтение. Когда матери вздумалось купить ему это бесполезное пособие по психологии, он пошёл у неё на поводу. Решил, что оно того стоит, раз уж ей так спокойнее. Хотя у Драко всё прекрасно, честное слово. Даже если он иногда будит всех своими криками и просыпается в холодном поту от кошмаров, всё равно…

Драко нахмурился. Всё равно, черт побери, пусть не лезут не в своё дело. Но мать была не на шутку обеспокоена. Наверное, матери для того и существуют, чтобы волноваться. Он раздраженно отбросил упавшую на глаза прядь светлых волос. Надо бы подстричься, но будь он проклят, если подпустит кого-нибудь так близко. Он же не идиот, чтобы позволять посторонним орудовать палочкой у своего горла, а таланты матери, хоть и были многогранны, не включали в себя парикмахерское ремесло. Пусть растут.

Драко фыркнул и отбросил книгу. «Нелепая любительская психология для неудачников, – подумал он. – Малфои презирают подобный бред». Но, руководствуясь напутствием идиотки Мидбрук, он свернул пергамент, капнул красным воском, шлепнул малфоевскую печать и кинул это послание в корзину для мусора.

Бред. Абсурдный бред сумасшедшего.

***
На следующий день Драко испытывал странное, щемящее чувство. Он с беспокойством прислушался к себе, хоть от такого пристального внимания внутри всё переворачивалось. Он так давно не чувствовал ничего, кроме привычного глухого страха, что новое ощущение его заинтересовало. Драко сконцентрировался. Что это – чувство вины? Он безрадостно рассмеялся своей догадке. Испытывать угрызения совести после всего… До крови прикусив губу, он подавил надвигающийся приступ паники.

Всё из-за этого идиотского письма, из-за советов автора смехотворной, бессмысленной, совершенно бестолковой книжонки. Он полагал, что заявление «ты урод», обоснованное и в данном случае совершенно уместное (и, сказать по правде, неоднократно подтверждённое), не совсем то, что Мелузина Мидбрук – чтоб ей провалиться – имела в виду. К тому же, он обещал матери, что попытается. Мерлин свидетель, она достаточно для него делала, потакала всем капризам и раз за разом успокаивала его. Неужели он хотя бы не попытается сделать её счастливой, написав дурацкое письмо по дурацкой книжке? Он не слишком занят, торчит в этой дыре и ничего не делает, только гоняет мысли по кругу, и ненавидит, и мучается от страха, и… «Ладно, - решил Драко. – Может, мать и права.»

Не то, чтобы Драко желал работать. Как Малфой, он мог позволить себе проводить время в величественном, полезном и совершенно заслуженном безделье. Работают только оборванцы и всякие грязнокровки. Его семья – и их капиталы – вечны. Даже Вол… даже несчастья, которые произошли не по его – ещё раз: не по его – вине, не нанесли ущерба их фамильной чести, состоянию и положению в обществе. По крайней мере, так утверждает отец, хотя всё говорит об обратном… Ну вот, он снова рассердился, а мать всегда повторяла, что от этого на лбу появляются морщины, а морщины испортят его утонченный аристократический облик. Иногда Драко сам себя презирал.

«Поттер.
Полагаю, я должен был написать «дорогой Гарри», но ты никогда не был мне дорог, и мы, определённо, никогда не были друзьями, поэтому обойдёмся без формальностей. Можно с уверенностью сказать, что я всем сердцем и душой презираю тебя с того самого дня, когда мы познакомились, и ты отверг меня.»

Драко остановился и покраснел, когда понял, что именно пишет. «С тех пор, как ты отверг меня»? Что за вздор! Он создаёт послание ненависти, а не любовную песнь обиженного молокососа! Малфой никогда не станет переживать из-за того, что его отверг какой-то там Поттер, не умеющий выбирать друзей, грязный полукровка с самой нелепой причёской в мире. Драко перечеркнул раздражающие слова.

«Ты всегда смотрел на меня свысока, хамил, и не уважал ни меня, ни мою семью, ни друзей. С другой стороны, я никогда не испытывал уважения к твоим друзьям. А ещё не единожды пытался убить тебя, и помочь безумному психу завоевать мир…» – вероломная рука попыталась продолжить, но Драко остановился, посадив огромную чернильную кляксу, которая с ужасающей быстротой увеличивалась в размерах и испачкала его антиквариатный письменный стол из светлого дерева.

«Это из-за тебя моего отца посадили в Азкабан, где он претерпевал страшнейшие муки. Из-за тебя Волдеморт потерял к нему доверие, а мне было приказано убить Дамблдора, иначе убили бы мою семью. Семью, Поттер!
А боль от Тёмной метки… ты даже представить себе не можешь.»

Драко уронил перо и схватился за голову. Его била дрожь, он смутно ощущал, что лоб покрывается холодным потом. В легкой панике он решил, что для одного дня достаточно. Да, точно, на сегодня хватит.

«И напоследок, Поттер, я считаю тебя полностью ответственным за то, как повернулась моя жизнь. За то, что сейчас я, в сущности, заперт в доме, с которым связано слишком много отвратительных воспоминаний. Вряд ли я смогу вернуть своё прежнее место в обществе.
Д. Малфой»

«В общем, это будет получше, чем “ты урод”», – вяло решил Драко. У него жутко разболелась голова. Быстро запечатав письмо, он швырнул его мимо мусорной корзины. Оставалось надеяться, что теперь его перестанет мучить совесть. Он попробовал, но предложенный матерью чудесный курс лечения не сработал. Может, теперь она оставит его в покое.

***
После падения Волдеморта прошёл год, но Гарри Поттер обнаружил, что чем больше времени проходит, тем легче ему уснуть – и тем тяжелее проснуться. Он лежал в кровати совершенно без сил, пытаясь игнорировать металлический трезвон будильника, а кто-то грубо тряс его за плечи, пытаясь разбудить. Гарри плотнее закутался в одеяло и притворился мёртвым. Кто бы это ни был, ему придётся придумать что-то получше. Он спит, сегодня суббота, и…

– Эй! – Гарри возмущённо сел и близоруко прищурился на человека, который так нагло его разбудил. – Отстань, сегодня суббота!

В смутных очертаниях он узнал Рона, который запустил в него подушкой:
– Но ты же сам завёл будильник, тупица. И потом, я не могу ждать ни секунды, хочу узнать, что написал тебе этот болван.

Гарри нахмурился, на ощупь отыскал очки и пригладил взъерошенные волосы. Совсем оброс. Скоро станет похож на дикобраза. Рон без конца повторял, что это не производит приятного впечатления на девушек. Хотя в последнее время Гарри всё более равнодушно относился к тому, чтобы произвести приятное впечатление на кого бы то ни было. И поскольку с Джинни в настоящее время они были лишь лучшими друзьями, Гарри раздумывал о том, что, может быть, убийство Волдеморта каким-то образом отразилось на его состоянии. Он не озабочен де…

– Ну, открывай уже! – Рон нетерпеливо стукнул Гарри письмом по голове и плюхнулся рядом на кровать. – Открывай, пока я не запустил в тебя проклятием и не открыл сам!
Гарри ухмыльнулся, перевёл взгляд на письмо и разинул рот от удивления:
– Эта печать… разве это не…
– Да, да, она самая, – потирая руки, подтвердил Рон. – Надеюсь, он попал в неприятности, – выражение его лица стало мечтательным. – Может, он просит помощи. Помощи, в которой ты ему откажешь, и тогда мы раздавим его как клопа!

Гарри сломал красную печать и развернул пергамент. Он хмыкнул и бросил письмо Рону.
– Ты урод? Урод?! И на хрена это было писать? Тупо, трусливо и неостроумно, – Рон кипел от злости. – Давай организуем ему ватноножное проклятие на недельку.
– Звучит заманчиво, – спокойно ответил Гарри, – но малфоевские заскоки больше не моя проблема, – он сделал страшные глаза. – О, Мерлин, мне ещё надо доделать эссе по приёмам слежки в городских условиях. Двадцать дюймов к понедельнику!

– И ни одной Гермионы, чтобы помочь, – посочувствовал Рон. – Не повезло тебе, приятель. Я, конечно, в курсе, что вас там гоняют, но ведь ещё только первый семестр. Тебе не помешал бы выходной.
– Это ты мне говоришь? Просто не верится, что Гермиона не взяла нас с собой в Австралию, – пожаловался Гарри. – У её родителей не слишком большой дом, но она могла бы трансфигурировать нам какой-нибудь сарайчик в саду! – добавил он, усмехнувшись.
– Знаю, – Рон насупился.
– Извини, – Гарри стало неловко. – Ты, наверное, ужасно по ней скучаешь.
– Ага, – сказал Рон со вздохом. – И правда, я так скучаю по своей второй мамочке. Я ж прямо жить не могу без всяких изумительных фактов из «Истории Хогвартса».
Гарри рассмеялся и запустил в Рона подушкой.
– Ладно! Ладно! Не могу дождаться, когда она вернётся, – ухмыльнулся Рон. Он указал на письмо. – Ну, и что ты об этом думаешь?
– Типично для Малфоя, – кисло ответил Гарри. – Мы все через такое прошли, а он кретином был, кретином и остался. Не собираюсь вестись на его дешёвые подначки, – Гарри глянул на свиток, а потом запихнул его в сундук. Рон посмотрел на него с удивлением.
– Пригодится в качестве улики. Не дай бог, я его прибью, хоть будет доказательство, что меня спровоцировали, – пояснил Гарри.
Рон улыбнулся:
– Верно мыслишь, приятель. А теперь – завтракать. Кто первый добежит, тому больше достанется!

***
На следующий день Рон поднял его с утра пораньше, и Гарри решил, что малфоевские послания ему порядком надоели. Он так славно спал.

– Очередное хамское письмо? – сердито спросил он, пока Рон размахивал свитком. – Сегодня воскресенье! Хамить по воскресеньям – это возмутительно! – он нахмурился, опрокинув в поисках очков стакан с водой. – Что на этот раз, проклятия Беллы с того света? Любовная песнь Волдеморта? Совместное творчество Крэбба и Гойла?

– Оно от Малфоя, недоумок, – Рон ухмыльнулся. – Давай уже читай, пока я не сдох от любопытства, – Рон аккуратно пощупал письмо. – Сегодня оно потолще.
– Может, он пишет, что я дважды урод, – Гарри фыркнул. Он развернул письмо и начал просматривать его, двигая губами во время чтения. Сначала Гарри побледнел, затем покраснел. Рон вырвал свиток у него из рук.

– Вот ублюдок! – почти беззвучно промолвил наконец Рон. – Видал, какой ублюдок!
Гарри пожал плечами:
– Это Малфой, Рон. Забей.
Тот помахал свитком у Гарри перед носом:
– Чего он добивается, посылая тебе этот бред?
– Он прав, – пробормотал Гарри, не глядя Рону в глаза.

После десятиминутной тирады, Рон, наконец, успокоился.
– Тебя сейчас удар хватит, – отметил Гарри и пригнулся, потому что Рон снова стукнул его свитком. – Да, я не виноват, что Малфой несчастен, – признал Гарри, не обращая внимания на гневное «так ему и надо, мерзавцу!» Он пожал плечами. – Ну, не знаю. Мне его немного жаль. У него никогда не было таких хороших друзей, как у меня. Наверное, ему одиноко.

Рон изумился:
– Тебе жаль Малфоя? Гарри, тебя часом не заколдовали? – он с подозрением посмотрел на пергамент и отбросил его, побледнев. – А если свиток проклят? – хрипло спросил он. – Мерлин. Зачарован на сочувствие Малфою, – Рон содрогнулся. – Ну, хватит, забудем о нём. Может, мы притворимся, что он умер, а он поймёт намёк и скопытится, – весело предложил он.
Гарри рассмеялся. И всё равно, ему было немного жаль Малфоя.