Драбблы и мелочевка

фик написан на конкурс «Британской флаг», май 2010

Есть привычки, которые могут стоить жизни. В частности, привычка понимать под словом «борьба» глупое ребячество. Расписывать стены лозунгами и задавать Кэрроу оскорбительные вопросы – вот уж пользы от такой борьбы! Залезть в кабинет директора, и ладно бы ради дела, а то – за символом! Антиквариатом, истинная ценность которого в войне этим горе-бойцам и в страшном сне не привидится. Тьфу.
И не скажешь им, что от их выходок больше вреда, чем пользы.
– Мисс Уизли, вряд ли ваша матушка одобрит подобное поведение единственной дочери.
Картинка плачущей матери мелькает в глубине упрямых глаз, тут же сменяясь другой. «С днем рождения, Гарри»… Ну конечно, и здесь Поттер. Слова бесполезны. Куда уж словам проклятого упиванца против поцелуев героя.
– Мисс Лавгуд.
В прозрачных глазах равенкловки – отрешенная доброжелательность. Ты-то зачем с ними полезла? «друзья-друзья-друзья»… да, понимаю.
– И мистер Лонгботтом. Наш новый Главный Нарушитель.
Прошли те времена, когда один вид профессора Снейпа вгонял мальчишку в ступор. А жаль, право, жаль.
– Смотрите мне в глаза, мистер Лонгботтом. Или боитесь?
Да уж конечно – гриффиндорец. На «боитесь» все они ведутся, как телята. Впрочем, этот вряд ли имеет представление о легилименции. И об осторожности. И о том, из чего состоит настоящая борьба.
Та-ак, а это еще что? Свежее, яркое, поверх всех этих дурацких лозунгов и даже Годрикового меча – его, Снейпа, стол. Смятый лист пергамента… да вы, Лонгботтом, не иначе, имеете все же представление, куда нужно первым делом глядеть, оказавшись в кабинете врага в его отсутствие?
Спокойно, главное – спокойно.
– Мисс Лавгуд, мисс Уизли, можете идти. С мистером Лонгботтомом я поговорю отдельно.
И нечего голодным василиском зыркать. Сам виноват.
Хлопает дверь. Кажется, новый лидер школьного сопротивления думает, что его сейчас начнут на ингредиенты разделывать? Кстати, заманчивая мысль.
– Есть привычки, Лонгботтом, которые могут стоить жизни. В частности, привычка шарить в бумагах на чужом столе и оставлять за собой беспорядок.
Вздрогнул, оглянулся на стол.
– Не там ищете. Беспорядок, Лонгботтом, в ваших мозгах. Откуда любой, вы хорошо меня слышите, любой может достать картинку того, что вы видели. Хоть Кэрроу… хоть…
Он не договаривает намеренно. Так же, как намеренно не уточняет, кому именно могут стоить жизни некоторые привычки. Объяснять смысла нет: он все равно не может, не имеет права выпустить мальчишку из своего кабинета, не подправив опасные воспоминания. Ему просто хочется слить яд. Выговориться, раз уж подвернулся удобный случай. Лонгботтом все равно забудет, а ему станет легче. И, разумеется, он не ждет понимания. Но мальчишка вдруг кивает и спрашивает:
– Обливиейт?
И добавляет, пока Снейп ищет ответ позлее:
– Я понимаю, сэр, так надо.
Это «сэр» добивает директора окончательно, до темноты в глазах, до злого удушья. Надо. Мальчишка должен ненавидеть его как прежде, как всегда. Иначе…
– Обливиейт.
Мгновение дезориентации; растерянность; злость.
– О взыскании, мистер Лонгботтом, я сообщу дополнительно. Идите.
Хлопает дверь.
Невербальным акцио Снейп призывает смятый лист пергамента. Самое время повторить и себе: есть привычки, которые могут стоить жизни. В частности, привычка марать бумагу женскими профилями с инициалами. Или карикатурными гибридами змей и великих магов. Или кроками мест, где можно без чрезмерного риска вывести Поттера на меч.
– Инсендио.

Все идет как прежде, как всегда. Но теперь директор приглядывает за Лонгботтомом особо. Тем, кто замечает, не надо объяснять: разумеется, за мистером «наш новый Главный Нарушитель» нужен надзор. Правда, оба Кэрроу понимают происходящее по-своему, и Лонгботтому теперь совсем нет от них житья. Но тут уж сам виноват. Знал, куда лез. За некоторые привычки приходится расплачиваться.
И все же жаль, что любые попытки вложить в гриффиндорскую голову хоть каплю здравомыслия обречены на провал. Потому что сначала настает день, когда за глупость внука приходится расплачиваться старой Августе – и слава Мерлину, что мадам Лонгботтом не так уж беспомощна! А потом Кэрроу решают, что не всякая чистая кровь достойна того, чтобы ее беречь, и авторитета директора хватает лишь на отсрочку – и то ради допроса.
– Веритасерум, мистер Лонгботтом. Предполагается, что вы расскажете, где может скрываться ваша бабушка, нет ли у нее, у вас или, может, еще у кого-нибудь из ваших друзей, связи с Поттером, а также, кто в Хогвартсе нелоялен к новому руководству. Поименно, Лонгботтом.
Проводил склянку полным ужаса взглядом. Приятно осознавать, что хотя бы теорию предмета в него вбил.
– Но… почему, профессор? Сэр?
– Помните, мы с вами как-то говорили об опасных привычках? Впрочем, не помните. Так вот, Лонгботтом, есть привычки, которые могут стоить жизни. В частности, привычка не взвешивать степень риска, занимаясь подрывной деятельностью. Позволю себе добавить, что неплохо, прежде чем делать, соотнести риск и пользу и подумать, стоит ли результат труда. Иначе дело может кончиться… что там у вас за тема на следующем занятии у Кэрроу? Дементоры? Амикус, я слышал, любит использовать учеников в качестве наглядных пособий?
Сглотнул. Сжал кулаки. Хорошо держится. Да уж конечно – гриффиндорец.
А я предупреждал, Лонгботтом.
– Обливиейт.
Оставить ровно столько, чтобы мальчишка встревожился и удрал – ювелирная работа, и вероятность погрешности слишком высока. Оставить немного больше – риск уже для самого Снейпа. Для дела. Для той, уже настоящей, борьбы, о которой глупое школьное сопротивление все еще не знает. Но, вопреки здравому смыслу, мальчишка перевешивает.
Этой ночью Снейп спит плохо.
Утром Амикус в бешенстве, а за гриффиндорским столом на одно пустое место больше. Ну и слава Мерлину.
Вот только мысль о привычках, которые могут стоить жизни, становится навязчивой. Снейп все чаще исчеркивает пергамент профилями и змеями – это помогает собраться с мыслями. Марать бумагу – опасная привычка, но «Инсендио» решает проблему. Дни летят, ощущение скорого конца все отчетливей, сейчас нужна ясная голова. Риск оправдан.
Но однажды ночью на «Инсендио» не хватает времени. Снейп покидает Хогвартс, а на директорском столе остается смятый лист пергамента. Отчеркнутое волнистой линией: «не забыть» – девочка на качелях, лань, змея в защитной сфере. Трижды обведенное: «Где же ты, Поттер, мать твою?». А ниже: «Есть привычки, которые могут стоить жизни. В частности, привычка любить».

Потом этот пергамент найдет Поттер.
А Невилл так ничего и не вспомнит. Только иногда во сне ему будет чудиться голос Снейпа: «Есть привычки, Лонгботтом, которые могут стоить жизни». Ханна будет спрашивать: «Что, кошмар приснился?» и хмуриться на его: «Да ничего, ерунда». А потом и спрашивать перестанет: привыкнет.