Отсюда в вечность

Ночь подкралась к небольшой ирландской деревушке Лисьи Норы незаметно, словно ловкий вор.
Местные жители давно уже спали, и тихие улочки были пустынны и безмолвны, если не считать тренькавшей в каком-то дальнем дворе гитары да одиноко торчавшего в чьём-то огороде пугала, которого на первый взгляд можно было принять за человека.
Однако всадника, шагом ехавшего по главной деревенской улице, совершенно безлюдной в столь поздний час, царившие вокруг спокойствие и тишина нисколько не смущали. Его конь, чья ослепительная белизна выделялась даже во мраке, немного боязливо ступал по земле и периодически недовольно фыркал, встряхивая длинной гривой. Седока эти капризы не трогали: он уверенно направлял лошадь твёрдой рукой и, казалось, прекрасно ориентировался в темноте.
Если бы хоть один из местных встретился с ним сейчас, он был бы очень удивлён не только неестественной мастью коня, но и внешним видом его хозяина – мужчины с бледным лицом и длинными волосами, одетым в старомодную одежду. Никто в Лисьих Норах никогда не видел этого человека, больше похожего на призрака из старинных ирландских легенд. Снегг сам не знал, что за блажь нашла на него, но в этот раз, вопреки всякой осторожности, он решил проехать по деревне. Конечно, он понимал, что слишком заметен на своём белом коне, однако рассудил, что в такой час его всё равно никто не увидит, а если какой-нибудь припозднившийся маггл на свою беду попадётся ему на пути, то он быстро решит эту проблему при помощи Мнемонического заклятья.
Куда больше его волновали Хлодвиг (с тех пор, как мерин стал волшебным конём, он почти разучился ходить по земле) и сама цель его внезапного отъезда из Хогвартса, причиной которого послужило письмо от дядюшки–вампира.
Как только Снегг подлетел к раскинувшейся на пути к замку Серциуса деревне, он спустился на землю и сразу перешёл на шаг, не обращая внимания на недовольство раззадоренного полётом животного. Прикинув, что, двигаясь по земле, доберётся до места не раньше, чем через тридцать–сорок минут, маг погрузился в размышления.
По правде говоря, он попросту не торопился прибыть туда, где его ждали. Это место не нравилось ему, да и время для визита было явно не подходящее.
Несколько часов назад Снегг получил от дяди короткое письмо с настоятельной просьбой как можно скорее явиться в Ронденн «в связи с обстоятельствами чрезвычайной важности» и теперь ломал голову, что такого экстраординарного могло случиться, раз старый вампир был столь категоричен. Посланец Серциуса – нежить мужского пола, прибывший к воротам Хогвартса в повозке с муэртегом, какие–либо объяснения давать отказался, сказав лишь: «Его сиятельство очень ждёт вас, сэр».
«Какого чёрта ему надо? – озадаченно думал Снегг, внимательно глядя на дорогу. – Напустил туману!»
Выехав на луг, расстилавшийся за Лисьими Норами, он пустил коня галопом. Вдалеке смутно виднелся холм, поросший густым лесом: к нему–то и направил Снегг своего буцефала. Очертания холма едва угадывались в ночной мгле, но нынешнему директору Хогвартса темнота не мешала.
Бешеная скачка вымела из головы все тревожные мысли, и Снегг почти успокоился, когда достиг намеченной цели.
Верховая езда доставляла ему ни с чем несравнимое удовольствие, неважно, летел ли он по воздуху или скакал по земле. Полёты, несомненно, были намного приятнее и комфортнее, но иногда Снегг для разнообразия использовал Хлодвига как обычную лошадь. Для них обоих это был своего рода экстремальный спорт.
Круто осадив коня у подножия холма, маг ласково потрепал взмыленного скакуна по разгорячённой шее. С губ лошади падала пена, бока её тяжело вздымались от напряжения.
Снегг дал ей и себе время отдышаться.
– Вверх! – скомандовал он, когда счёл, что Хлодвиг немного отдохнул после утомительной наземной скачки.
Конь ответил благодарным ржанием и, оттолкнувшись от земли, стремительно взмыл в воздух. Вскоре он стоял на вершине холма.
Там за каменной стеной высился старинный замок.
– Кто идёт? – раздался грубый, мало напоминавший человеческий, голос.
– Северус Снегг! Открывай, Крэнк, дядя ждёт меня!
Тролль-охранник распахнул ворота, и Снегг, въехав во двор, проворно соскочил на землю.
Он уже несколько раз бывал у воскресшего из мёртвых дяди, внезапно возникшего в его жизни в прошлом году, и успел освоиться в его жутковатом жилище. Хлодвиг тоже худо-бедно попривык к троллю Крэнку, а главное, его устрашающего вида псу – гигантскому трёхголовому монстру, развалившемуся сейчас посреди двора. Лениво приоткрыв один глаз на крайней слева голове, собака неохотно, для проформы, гавкнула и тут же, от души зевнув, успокоилась. Хлодвиг испуганно всхрапнул, но не тронулся с места.
– Спокойно, Антарес, – проворчал тролль. – Приветствую вас, сэр.
– Хлодвигу воды и свежего овса, – распорядился Снегг, небрежно кивнув в ответ. – И пусть его почистят. А где Франц?
Старик–дворецкий уже спешил навстречу.
– Следуйте за мной, сэр, – прошелестел он, кланяясь.
Снегг не заставил просить себя дважды.
Серциус ждал его в кабинете, как обычно, безукоризненно одетый (на сей раз по викторианской моде) и элегантный до кончиков ногтей.
– Северус! – сверкая белозубой улыбкой, он шагнул к гостю, одновременно повелительным жестом отпуская слугу. – Хорошо, что ты приехал так быстро.
– Здравствуйте, дядя, – сухо сказал Снегг, коротко кивнув в ответ. – Давайте ближе к делу. Что за срочность? – Я бы не стал тревожить тебя по пустякам, – казалось, Серциуса ничуть не смущала холодность племянника. – Знаю, с этого года у тебя прибавилось забот, и потом, ты всё ещё скорбишь…
– Сколько предисловий! Буду очень признателен, если вы перестанете тратить моё время и объясните, что случилось. Зачем вы хотели меня видеть?
Вампир посерьёзнел.
– Не я. Твоя мать хочет видеть тебя.
– Горгонта?!
– Ты мог бы сказать: матушка, – наставительно произнёс Серциус.
– Вы издеваетесь? – Снегг и не думал скрывать негодования. – Так это из-за неё я мчался сюда, загнал коня? Да какое мне до неё дело! С этой старухой…
– Горгонта при смерти, – прервал вампир этот поток возмущения. – Я знаю, у вас плохие отношения, но ты же не откажешь матери в последней милости?
Снегг сразу сник. На лице его промелькнуло растерянное выражение.
– Да... это меняет дело. Где она?
– Пойдём, провожу. Только сначала выпей Обеззараживающее зелье. Не помешает.
Снегг повиновался. Взяв стоявший на маленьком столике кубок с питьём, он молча выпил всё до капли.
Сразу после этого хозяин замка вышел из кабинета, и гостю ничего не оставалось, как последовать за ним.
Слегка оглушённый, Снегг шёл за дядей по мрачным коридорам Ронденна, тщетно пытаясь справиться с захлестнувшими его эмоциями.
Новость, только что поведанная Серциусом, не то чтобы огорчила его, но сильно озадачила. Мать давно уже не вызывала у него никаких чувств, кроме негативных, но сейчас ему живо вспомнилась их последняя встреча, когда она явно хотела сказать что-то важное.
Кроме любопытства, он ощущал и нечто вроде угрызений совести. Серциус прав: как-никак, Горгонта дала ему жизнь. И было странно и дико сознавать, что мысль о её скорой смерти не трогает его ещё не полностью окаменевшего сердца.
В довершение всего его томило предчувствие тяжёлого и неприятного разговора.
И не зря!..
Едва они с Серциусом вошли в комнату, где на широкой кровати в белой ночной рубашке лежала Горгонта, как Снегг сразу понял, что его худшие опасения сбываются.
Старуха вперила в сына недобрый взгляд.
– Явился наконец! – сказала она вместо приветствия.
У Снегга пропало всякое желание разговаривать с ней. На умирающую мать была не похожа.
– В чём дело? – сердито спросил он, поворачиваясь к дяде. – По-вашему, это смешно? Какого чёрта она здесь делает?
Но вампир был непривычно серьёзен.
– Она умирает, Северус. У неё туберкулёз, и очень запущенный. Я держу её на стимуляторах, поэтому она такая… гм… возбуждённая.
В подтверждение его слов старуха разразилась надрывным кашлем, поднеся к губам скомканный носовой платок.
Она всё никак не могла остановиться, и Снегг поневоле смягчился.
– Сейчас не девятнадцатый век, – заметил он, сочувственно глядя на женщину, – эта болезнь излечима. Почему вы говорите, что она умирает?
– Это правда, – прохрипела Горгонта и отшвырнула захарканный кровью платок.
– К сожалению, туберкулёз – не единственный недуг твоей матери. У неё ещё целый букет болезней, и половина из них хронические, – подойдя к постели сестры, Серциус подал ей свой носовой платок. – Всё куда хуже, чем кажется на первый взгляд.
Чуть помедлив, Снегг тоже приблизился к кровати.
– Поэтому вы и послали за мной? – обратился он к матери, не замечая, как мягко звучит его голос.
– Я вас оставлю, – вмешался Серциус. – Думаю, вам есть о чём поговорить.
И тут же вышел, неслышно прикрыв за собой дверь.
Мать и сын остались одни.
Снегг смотрел на эту обессилевшую, измученную болезнями и нуждой чужую женщину и с горечью сознавал, что не испытывает никаких особых чувств, кроме разве что вполне естественной жалости, которую обычно вызывает вид немощной старости. Сейчас он и сам видел, что Горгонта действительно очень плоха.
Она вся высохла, глаза её под покрасневшими сморщенными веками слезились, дышала она тяжёло и прерывисто, сопровождая каждый вздох неприятным хрипом. Руки, все в старческих пятнах, выглядели исхудалыми и напоминали куриные лапы. Но особенно отвратителен был исходивший от неё запах – запах болезни и давно немытого тела.
Однако благодаря дядиным заботам Горгонта, по-видимому, чувствовала себя сносно. Во всяком случае, выражение её лица было осмысленным и спокойным.
– Сядь, – велела она, сделав неопределённый жест рукой, вытянутой поверх одеяла.
Снегг повиновался. Взяв стоявший у стены стул, вместе с кроватью и тумбочкой составлявший всю мебельную обстановку комнаты, он придвинул его к постели умирающей.
– Я вас внимательно слушаю, мадам.
На губах старухи мелькнула желчная улыбка, так похожая на привычную для студентов Хогвартса презрительную усмешку самого Снегга. Холодный тон сына её нисколько не удивил.
– Всё-таки выкроил для меня время, Северус? Нашёл «окно» в своём директорском графике? – в её голосе слышались издёвка и признательность одновременно. – Добро, сынок.
– Зачем вы хотели меня видеть?
Старуха сосредоточенно сдвинула брови, словно ей стоило определённых усилий собраться с мыслями.
– Признаю, мы с тобой никогда не были образцовыми матерью и сыном. Сделанного не воротишь, Северус, но всё-таки ты моё единственное дитя, и я считаю своим долгом перед смертью дать тебе моё материнское благословение.
– Что это вы вдруг решили благословить меня? – настороженно спросил Снегг, слегка удивлённый этими пафосными речами.
Подобная велеречивость была не в характере Горгонты.
Ведьма внимательно посмотрела на сына.
– А то не понимаешь?
– Нет.
Про себя Снегг подумал, что всё это сильно смахивает на разговор двух идиотов, каждый из которых понятия не имеет, о чём говорит собеседник.
Горгонте, очевидно, пришла в голову та же мысль.
– Погоди-ка! – сказала она подозрительно. – Серциус ничего не говорил тебе?
– А должен был?
– Старый висельник, кола на него нету! Но вы же виделись после того, как я отдала ему шкатулку Карла Иберийского?
Снегг промолчал.
Он прекрасно помнил ту встречу с дядей. Ещё бы! Серциус выдвинул тогда совершенно нелепое требование: привести девушку, якобы для того, чтобы можно было как следует рассмотреть волшебную шкатулку, которую без опаски могла взять в руки только женщина. Притом было совершенно очевидно: у старого упыря имеются куда более весомые основания для вздорного каприза.
Откровенно говоря, он был не в обиде на плута-дядю – в конце концов, злосчастный крестраж был получен, а покойный Дамблдор его благополучно уничтожил. Да и вообще, вся эта история с Грейнджер… Снегг сосредоточился, закрывая сознание, и заставил себя не думать о юной гриффиндорке и тех неповторимых минутах, что она подарила ему в Хогвартсе. Усилием воли прогнал некстати вынырнувшее из глубин памяти дивное воспоминание. Не хватало ещё, чтобы мать обо всём догадалась!
– Так виделись или нет? – настойчиво повторила Горгонта.
– Да, – заговорил Снегг с самым невозмутимым видом, тщательно взвешивая каждое слово, – я виделся с дядей, чтобы получить эту проклятую шкатулку, которую вы украли у Тёмного Лорда. Не понимаю, правда, почему он устроил из этого целый спектакль. Но не припомню, чтобы он... хотя нет… дядя говорил, что вы тогда согласились отдать её просто так. А услугу, о которой вы собирались попросить меня в обмен на этот предмет, он уговорил вас включить в завещание, как непременное условие. Я прав?
Старуха кивнула.
– Да. Ты получишь наследство, которое я тебе оставлю, только при одном условии.
Снеггу всё меньше нравился этот разговор. Дело принимало скверный оборот.
– Я так понимаю, мадам, вы хотите изъявить мне свою последнюю волю?
– Ты правильно понимаешь.
– Я слушаю.
Приподнявшись на локтях, ведьма испытующе посмотрела на сына.
– Я хочу, чтобы ты женился, Северус.
Снегг онемел.
«Совсем из ума выжила, старая карга?!»
– Как всегда, любезен, – усмехнулась Горгонта, без труда прочтя его мысли. – Не обольщайся, ум мой ясен, как никогда.
Снегг не нашёлся, что сказать, и только в замешательстве смотрел на мать.
– Уважь матушку, – казалось, старуху забавляло его смущение. – Женись, сынок.
– Я? – наконец выдавил маг. – Но зачем?..
– Потому что я так хочу, – последовал безапелляционный ответ.
Это наглое заявление сразу привело чародея в чувство. Снегг ощутил, как злость вновь неудержимо наполняет душу, в то время как сострадание стремительно испаряется.
– А больше вы ничего не хотите? – огрызнулся он. – Как вам вообще такое в голову пришло?
– Разве с тобой что-то не так? – парировала ведьма. – Вряд ли. По-моему, ты такой же кобель, как мой ненаглядный братец. И как твой собственный папаша.
– Да заткнитесь вы, старая дура!
– Не смей повышать на меня голос! – рявкнула в ответ старуха. – Нос не дорос!
Снегг сердито покосился на мать и решил переменить тактику.
Ругаться с ней, очевидно, бесполезно – может, прибегнуть к увещеваниям?
Но, несмотря на похвальные намерения, удержаться от ядовитого замечания не смог.
– Вижу, мадам, всё намного хуже, чем я думал. Дядя пощадил меня, не сказав, что вы впали в маразм и страдаете слабоумием. Впрочем, особого ума у вас никогда и не было.
– Как ты… – договорить Горгонта не смогла – её тщедушное тело сотряс новый приступ жестокого кашля. Она так долго кряхтела и харкала, уткнувшись лицом в платок, что Снегг успел прийти в себя.
Глядя на старуху, он вдруг понял, что даже не знает возраста собственной матери.
Сколько ей? Шестьдесят? Семьдесят? Честно говоря, он дал бы ей все сто – так плохо она выглядела.
Терпеливо дождавшись, когда мать прокашляется, Снегг наколдовал стакан воды и подал ей.
– Пейте, – велел он. – Вам полегчает.
Старуха хотела что-то сказать, но вместо этого выхаркала в безнадёжно загаженный платок большой сгусток крови. Снегг пересел на кровать и помог ей пить, придерживая стакан снизу, а когда она закончила, вытер ей рот своим платком.
– Что за нелепая прихоть? – спросил он укоризненно и в то же время мягко, словно говорил с неразумным ребёнком. – Зачем вы хотите женить меня? Мне и одному неплохо.
– Врёшь, – голос Горгонты неожиданно окреп. Глаза её, такие же чёрные и глубокие, как у сына, упрямо сверкнули из-под седых бровей. – Одному тяжёло, уж я-то знаю. Но дело даже не в этом.
Ты последний в нашем роду.
– Так вот откуда ветер дует, – процедил Снегг сквозь зубы.
«Мог бы и сам догадаться».
От его восстановившегося было душевного равновесия не осталось и следа. А интуиция подсказывала, что худшее впереди.
– Кроме тебя и Серциуса у меня никого нет. Но мой брат бесплоден, я знала об этом ещё в детстве. Поэтому только ты можешь продолжить наш род.
– Я вам племенной бык что ли? Или вы думаете, что сможете вертеть мною, как покойным мужем? А не много ли вы о себе возомнили, мадам?
Горгонта пропустила эту язвительную тираду мимо ушей.
– Мне нужны гарантии, Северус, – заявила она. – Ты хитрая бестия, и с тебя станется нанять какую-нибудь аферистку, которая просто поставит подпись на брачном свидетельстве. Но такой примитивный развод меня не устроит. Ты должен обзавестись настоящей семьёй, а твоя будущая жена должна родить тебе как минимум одного ребёнка.
Снегг стиснул зубы, сдерживая готовый сорваться с языка поток ругательств.
«Да что задумала эта старая сука?! Из какого дурдома её выпустили?»
Он поднялся и с самым брезгливым видом отошёл в сторону, не имея ни малейшего желания продолжать разговор.
Однако мать явно ждала ответа.
Молчание затягивалось.
– Никогда, – чётко произнёс колдун наконец. – Я никогда не женюсь. Тем более в угоду вам.
А ведь подобные мысли, неожиданно подумалось ему, и впрямь ни разу не посещали его с тех пор, как умерла Пенелопа… никогда больше…
– Северус...
– Я сказал: нет! – отрезал Снегг, сопровождая отказ неприязненным взглядом. – Не знаю, что за дьявол вбил в вашу безмозглую голову эту идиотскую мысль, но я не собираюсь портить жизнь какой-нибудь несчастной из-за вашей прихоти. Много чести для такой паршивой мамаши, как вы!
Горгонта, не мигая, смотрела на сына.
– Это твоё последнее слово? – спокойно осведомилась она.
– Другого не дождётесь.
– Но тогда ты лишишься наследства, которое я намерена тебе оставить.
– Да ради бога, – отозвался Снегг с презрительной миной, – я не претендую. Как вы совершенно справедливо заметили, вы никогда не были хорошей матерью, так что нас уже давно ничего не связывает, кроме формального родства. И что бы вы ни предложили, я всё равно откажусь – не желаю иметь с вами ничего общего. Я ничего от вас не приму.
Горгонта коварно улыбнулась.
– Даже Книгу Перемен? – спросила она вкрадчиво.
В первый момент Снегг решил, что ослышался.
Поражённый, он снова опустился на стул и недоверчиво уставился на мать.
Старуха победоносно улыбалась.
– Что вы сказали? – пробормотал маг в нелепой надежде, что всё это какой-то дурацкий розыгрыш. – Вы ведь шутите?
Но он прекрасно знал, что чувство юмора, равно как и материнская любовь, у Горгонты отсутствует напрочь.
– Ты слышал, что я сказала, сын, и это не шутки. Что, уже не такой гордый?
Снегг не ответил. Множество мыслей металось у него в голове.
Книга Перемен… легендарный талисман, способный влиять на судьбу... Откуда?! Откуда он у его старухи?.. Да неважно, главное, он сможет изменить злой рок... Никто ничего не слышал о Книге долгие годы… она считалась утерянной ещё в позапрошлом веке... А теперь... дьявол!..
– Если только вы не лжёте, – заговорил он, опомнившись, – ради всего святого, скажите, как она попала к вам?
– Я выиграла её в карты, когда жила в Африке, – отозвалась Горгонта с лёгким самодовольством в голосе, – у одного князька в Свазиленде. Он, конечно, не знал о её ценности. Для безмозглого черномазого это была просто старая книга.
– А почему вы сами не воспользовались ею?
– Потому что это не волшебная лампа из арабских сказок. Книга не выполняет всё, что пожелаешь. Есть ряд ограничений. Можно попытаться изменить судьбу, вернее, выбор, который ты делаешь однажды. Но единственное, что мне действительно стоило изменить – никогда не подпускать к себе этого мерзавца Фрэнка. Даже близко. Но тогда бы не было тебя, Северус, моего сына и наследника, которому я хочу передать этот могущественный предмет.
В продолжение этой несколько пафосной речи Снегг внимательно наблюдал за матерью, втайне надеясь, что у неё и впрямь помутился рассудок. Но Горгонта выглядела вменяемой и говорила на полном серьёзе. Едва ли она лгала сейчас.
– Я отказываюсь верить, – заявил обескураженный чародей, когда ведьма умолкла. – Почему вы не продали её, когда нуждались, а решили сберечь для меня? Не похоже на вас. Либо вы лжёте, либо… не знаю… какой-нибудь подвох.
Старуха презрительно хмыкнула.
– Делать мне больше нечего, – проворчала она. – Пораскинь мозгами, сынок. Как, по-твоему, я должна была поступить? Такое сокровище на дороге не валяется, и раз уж я заполучила его, то хочу владеть им. И я не допущу, чтобы оно ушло из семьи даже после мой смерти. А моя семья – это ты.
– Поздновато вы об этом вспомнили, мадам, – съязвил Снегг.
В душе, однако, он вынужден был признать, что мать поступила в полном соответствии со своим характером, проявив присущие ей жадность, упёртость и спесь.
– Лучше поздно, чем никогда, – парировала Горгонта. – Книга уже почти твоя, Северус, только выполни мои условия.
– Но вы же требуете чёрт знает что! – воскликнул Снегг в смятении. – Сами-то понимаете?
– Прекрасно понимаю, – отрезала ведьма, – и не вижу в моей просьбе ничего особенного.
Зажав в кулаке смятый платок, она быстро поднесла его ко рту, не сводя с сына внимательного взгляда.
– Зачем вы это делаете? – спросил тот с несчастным видом.
– Мне будет грустно умирать, зная, что после меня ничего не останется.
Снегг чуть не застонал. Ну, как ещё говорить со старой маразматичкой?!
Никогда он не испытывал такого жестокого разочарования. Безумная надежда билась в его сердце раненой птицей с тех пор, как он услышал эти два завораживающих слова: Книга Перемен. А неумолимая судьба в лице его недостойной матери словно в насмешку решила обрезать ей крылья. Навсегда.
– Прошу вас, – в его голосе послышалось непривычное смирение, – не требуйте от меня невозможного!
Но его слова возымели прямо противоположное действие.
– Я знала, что ты будешь упорствовать, – заявила старуха с таким апломбом, что непонятно было, злорадствует она или гордится своей проницательностью и знанием сыновнего характера. – Нужен был мощный стимул, чтобы заставить тебя выполнить моё желание. И этим стимулом стала Книга. Уверена, ты во что бы то ни стало захочешь получить её.– А моё мнение вас не интересует? – тихо спросил Снегг.
– Какое такое твоё мнение, неблагодарный пёс? А чем ты раньше думал, раз до сих пор не обзавёлся семьёй? И кто, кроме меня, теперь устроит твою жизнь?
Снегг больше не мог это слушать. Резко встав, он с грохотом отшвырнул к стене ни в чём не повинный стул и заходил взад-вперёд по комнате. Гнев и возмущение переполняли его.
– Заставить, заставить! Только на это вы и способны! Всегда одно насилие!
– А по-хорошему люди не понимают, – зловеще сказала ведьма. – Не раз в этом убеждалась.
– Да как вы... – начал было Снегг и осёкся, встретившись с ней взглядом.
Холодные неумолимые глаза и плотно сжатые бесцветные губы матери сказали ему куда больше любых слов.
Бесполезно, понял он. Старуха не отступит. Тем более завещание уже составлено.
А если действовать её методами? Попытаться каким-то образом надавить, так, чтобы она изменила завещание? Но что он может? Эта заплесневелая, пропахшая собственными испражнениями карга подыхает, ей терять нечего, а вот ему… а у него, как назло, ни одного, даже самого завалящего, козыря в рукаве!..
Снегг готов был взвыть от бессилия и бешенства. Гнев затуманивал разум, и он уже не думал, что говорит с умирающей, что на пороге смерти им с матерью следовало бы помириться или хотя бы попытаться простить друг друга вместо того, чтобы спорить по поводу наследства и выяснять отношения.
Но благие намерения испарились раньше, чем успели посетить его истерзанную душу.
– Я знаю, что для тебя лучше, – подлила масла в огонь Горгонта. – Потом сам будешь благодарить.
– Да неужели? – прошипел Снегг, останавливаясь и с ненавистью глядя на мать. – Поразительная забота, мадам! Да только я тут ни при чём! Сколько я помню, вы всегда думали только о себе, так что кончайте лицемерить!.. Признайтесь: вас мучает совесть, вернее, страх перед неведомым. Вы ведь убили своего мужа, не сумев заставить его полюбить вас!
– Не думаю, что ад намного страшнее той жизни, на которую меня обрёк Фрэнк.
– Вы сами себя обрекли! Почему вы не отпустили его к женщине, которую он любил? К Мюзидоре Джонс?
При упоминании имени соперницы Горгонта пришла в ярость.
– Как ты смеешь, щенок! – выплюнула она. – Не упоминай при мне эту шлюху!
Но Снегг не собирался молчать.
– И всё-таки отец был счастлив с ней, несмотря на все ваши ухищрения. Пусть она и была всего лишь шлюхой и происходила не из такой приличной волшебной семьи, как вы.
Однако он был несколько удивлён материнской реакцией. Почему-то на неё не произвёл никакого впечатления тот факт, что он знает о любовнице отца. Скорее всего, решил Снегг, это болтун-дядя рассказал мамаше о Доре и его жизни в банде… кола нет на проклятого упыря!..
– Ну, и где она сейчас? – фыркнула старуха. – Давно сгнила в земле!
– Это лучше, чем гнить при жизни, – парировал Снегг. – Но после неё осталась дочь, моя сестра.
– Она тебе не сестра, запомни, – отрезала Горгонта. – Жаль, мне не удалось прикончить это потаскушье отродье в зародыше! Но, по крайней мере, я извела её мать!
– Вы, очевидно, гордитесь этим?
– Да уж не жалею!
Снегг с отвращением смотрел в лицо матери, втайне надеясь найти там признаки раскаяния, раз уж не распознал соответствующих интонаций в её уверенном тоне.
Напрасно.
«Нет, она никогда не изменится».
На душе у него сделалось так тошно, как не было уже давно. Жестокость и упрямство Горгонты убивали.
Столько лет носить в себе ненависть, гордиться гнусным преступлением, да ещё жалеть, что не удалось убить невинного ребёнка!.. И ни малейшего сомнения, ни проблеска раскаяния, страха… Нет, не может быть, чтобы эта женщина была его матерью!
Горечь переполняла мага и властно гнала прочь от мерзкой старухи, но что-то удерживало его в пределах этой смрадной комнаты. Что-то, чего он не понимал.
Пока не понимал.
Глядя на мать, Снегг постепенно осознавал, что испытывает к ней жалость – настоящую глубокую жалость к пропащей душе, отравленной ненавистью и злобой с самого его рождения.
И ещё невесть откуда взявшееся желание помочь, хотя что он мог сделать? Разве что взять на себя её грехи… да нет, глупость. Тем более у него своих предостаточно.
Наверное, это были некстати (или, наоборот, вовремя?) пробудившиеся в его душе сыновние чувства. Чувства, которых эта скверная старуха никогда у него раньше не вызывала.
В конце концов, мать есть мать. И он просто не имеет права забывать об этом. Даже сейчас.
– Матушка… – обратился он к ведьме.
Горгонта подняла на него изумлённый взгляд. На лице её ясно читались настороженность и недоумение.
Ещё бы, мелькнула невесёлая мысль, ведь он много лет не называл её так.
– Матушка, неужели в вашем сердце не осталось ничего, кроме ненависти?
– Благодари за это отца, – выплюнула старуха, тут же придя в себя. – Он убил во мне всю любовь. Надеюсь, он горит в аду!
– Не говорите так, – мягко сказал Снегг. – Вы умираете, вам следует простить его.
– Никогда!
Горгонта произнесла это короткое слово с такой непоколебимой решимостью, что Снегг понял: дальше убеждать бессмысленно. Мать была непримирима – как всегда. Глупый порыв…
И всё-таки он решил сделать ещё одну попытку.
– Подумайте о себе. Неужели вы не хотите уйти с миром? Теперь все ваши обиды уже не важны, тем более что отца и Мюзидоры давно нет в живых. Простите их, не губите свою душу.
Снегг никогда не говорил так убеждённо и проникновенно… или ему это только казалось? И он просто удачно подражал отцу в его лучшие времена?
В глубине души он не верил, что мать раскается.
И точно: на Горгонту его слова не произвели никакого впечатления.
– С каких пор ты стал таким святошей, сынок? – спросила она с иронией. – Брось кривляться, Северус, тебе не идёт. Мы оба знаем, что это не твоя… ро-о… ль…
Её последние слова потонули в кровавом кашле, ещё более сильном, чем раньше. Старуха в изнеможении откинулась на подушки, что есть силы вцепившись костлявыми пальцами в край постели. Похоже было, что её, ко всему прочему, скрутила жестокая судорога.
Движимый состраданием, а больше того опасаясь, как бы умирающая не захлебнулась собственной мокротой, Снегг подсел к матери, приподнял её, придав вертикальное положение, и поддерживал до тех пор, пока свирепый кашель сотрясал тщедушное высохшее тело.
Его удручала её непримиримость, но сейчас он думал о другом и с тревогой ждал, когда приступ пройдёт.
– Северус… – прохрипела Горгонта, цепляясь за него, – не надо… не пытайся вести со мной душеспасительные разговоры…. Слишком поздно… Я никогда не прощу Фрэнка и его шлюху. Даже если б хотела… я не могу…
– Матушка…
– Не перебивай… мне тяжело дышать… Я жалею не о муже-маггле, а о тебе...
Она снова выплюнула сгусток крови.
– Жалеете, что я вообще родился? – угрюмо предположил Снегг, вытирая ей рот. – Не вы одна, поверьте.
– Нет... – голос ведьмы, когда она снова заговорила, звучал совсем тихо. Силы стремительно покидали её, она задыхалась. – Нет, сынок... Я жалею, что не была тебе хорошей матерью... Ты так напоминал мне Фрэнка... тот же взгляд, те же повадки... и я… не смогла пересилить себя… хотя ты… ни в чём… не был... виноват...
Она умолкла, привалившись к сыну растрёпанной головой.
А Снегг с горечью думал о том, что это запоздалое признание едва трогает его. Этих слов он вроде бы ждал всю жизнь, но теперь, когда они наконец были произнесены, они оказались для него всего лишь пустым звуком. Как это, если подумать, закономерно. И в то же время безумно, невыносимо, трагически грустно. И неправильно.
Внезапно он осознал, что полуживая женщина у него на руках не шевелится.
– Мама! – затряс он старуху, безвольно прижавшуюся к нему. – Мама, очнись! Прошу тебя!
Горгонта встрепенулась и, с трудом приподняв голову, оторвалась от него.
– Я так виновата перед тобой, Северус… – произнесла она чуть слышно, повернувшись к сыну, который отодвинулся, чтобы она могла лучше видеть его. – Я хочу загладить свою вину. Книга... я знаю… ты захочешь получить её... потому... я и придумала это... условие... Я просто... хочу, чтобы ты был... счастлив...
Снегг не решался прервать её.
«Уж конечно, ты всегда знала, что для меня лучше».
Мать, словно боясь, что он перебьёт её, подняла руку.
– Прости...
Закончить она не успела. Взгляд её внезапно остановился и словно остекленел, она замерла, открыв рот, как будто внутри её что-то сдавило и ей стало нечем дышать, и почти тотчас рухнула на спину. Тело её конвульсивно дёрнулось, руки неестественно вытянулись поверх одеяла. Старуха страшно захрипела, и у неё пошла кровь горлом.
– Чёрт! – Снегг вскочил на ноги и крикнул что есть силы: – Дядя!
Серциус влетел в дверь в тот же миг, словно только и ждал, когда его позовут. При виде сестры глаза его полыхнули странным огнём, он плотоядно облизнул губы, но тут же совладал с собой.
– Слишком поздно...
Горгонта издала жуткий гортанный всхлип и затихла.
Снегг и Серциус молча смотрели на её бездыханное тело.
– Пойдём, Северус, – первым нарушил тишину вампир. – Я пришлю слуг, они подготовят её к погребению.
Снегг механически кивнул, и они вышли из комнаты.
Когда дядя с племянником вернулись в кабинет, на маленьком столике рядом с книжными шкафами их ждали два старинных кубка серебряной чеканки. Один из них до краёв был наполнен свежей кровью.
Едва переступив порог, Серциус с неприличной поспешностью бросился к угощению.
– Да упокоится душа её с миром, – с чувством произнёс он, спохватившись.
И тут же, не дожидаясь, пока спутник присоединится, несколькими жадными глотками осушил свой кубок. Снегг к приготовленному для него напитку даже не притронулся.
Стоя посреди кабинета, он не сводил с дяди-вампира обвиняющего взгляда.
– Вы знали, – угрюмо сказал он, дождавшись пока тот утолит свою страшную жажду. – Вы всё знали, чёрт бы вас побрал!
– Ты о Книге? – небрежно осведомился Серциус, с сожалением заглядывая в пустой кубок. – Но ты бы всё равно не получил её раньше…
– Не прикидывайтесь божьей коровой! – вспылил маг. – Вы прекрасно знаете, о чём речь! Эта её безумная затея с моей женитьбой...
– Знаешь, мне она вовсе не кажется безумной, – живо возразил вампир. – По-моему, Горгонта хорошо придумала.
– Да неужели! Может, вы её надоумили?
– Нет, но я одобряю решение моей сестры. Тебе давно пора жениться, ведь ты последний в нашем роду.
– И вы туда же!
Снегг зло смотрел на дядю, но тот с самым невозмутимым видом любовался перстнями на пальцах.
– Откровенно говоря, не понимаю, чем ты недоволен, Северус. Семейная жизнь имеет свою прелесть, уж мне ты можешь поверить.
– Правда? Что вы говорите! А скажите, дядя, все ваши жёны умерли от естественных причин?
Серциус оторвался от созерцания драгоценностей и несколько принуждённо рассмеялся. Вид у него при этом был на редкость благодушный.
– Две, – с улыбкой пояснил он. – С двумя другими я развёлся, а ещё одна стала вампиршей из любви ко мне, хотя к тому времени я уже охладел к ней. Впрочем, – прибавил вампир многозначительно, – это всё равно, как если бы она умерла от естественных причин.
– Как зловеще, – пробурчал Снегг, досадуя, что его сарказм пропал даром.
– Не переводи стрелки. Скажи лучше, почему у тебя самого никогда не было не то что жены, но даже постоянной подружки?
– Не ваше дело, – отрезал колдун.
– Разумеется. Ну, а всё-таки?
«Настырный упырь!» – с неудовольствием подумал Снегг, недружелюбно глядя на дядю.
Но ответить надо было, а то старый пройдоха, чего доброго, ещё пустится в ненужные разглагольствования, и неизвестно, как далеко может зайти его дурацкое красноречие.
– А вам не приходило в голову, что не все мужчины такие, как вы?
– Не все, но многие, – парировал вампир, – хотя мало у кого есть мой размах. И ты не исключение, не обольщайся.
– Думайте что хотите! – огрызнулся Снегг.
Серциус пожал плечами и молча прошествовал к письменному столу.
Воспользовавшись тем, что дядя углубился (или сделал вид, что углубился) в какие-то счета, на время оставив его в покое, Снегг наконец взял приготовленный для него кубок, наполовину заполненный Огненным виски, и отпил пару глотков.
Смерть матери его не то чтобы расстроила или удивила, но как-то обескуражила. Он не чувствовал себя осиротевшим, скорее, это печальное событие было для него чем-то обыденным и не стоящим особого внимания, как если бы он просто прочёл некролог в газете о совершенно постороннем человеке. Но предсмертное признание Горгонты разбередило ему душу, а её нежданный дар (впрочем, едва ли это можно было назвать даром) вновь заставил кровоточить старые раны. Сколько бы он успел сделать в этой жизни, если бы…
Взгляд чародея помимо воли всё время упирался в один из книжных шкафов, где на третьей снизу полке перед корешками старинных фолиантов лежал свиток с гербовой печатью.
Завещание…
Снегг медлил подойти и взять его, прекрасно зная: стоит развернуть роковой документ, как последняя жалкая надежда будет разбита вдребезги. Уж матушка об этом позаботилась…
Так стоит ли торопиться прочесть свой смертный приговор?
– Может, всё-таки объяснишь, что тебя так расстроило? – подал голос Серциус.
Занимаясь бумагами, он в то же время исподволь наблюдал за племянником.
– Сами знаете, – последовал безучастный ответ.
– Знаю, но не понимаю, – заметил вампир. – Я только вижу, что ты в бешенстве из-за последней воли твоей матери.
– Как вы проницательны, дядюшка.
Серциус покачал головой и встал из-за стола.
– Северус, – заговорил он, подходя к магу, – не ёрничай. Я действительно в полном недоумении. Разве Книга не стоит этой маленькой жертвы? Я бы ещё мог понять, если б ты предпочитал мужчин, но ведь это не так?
– Рад слышать, что вы не равняете меня с собой, – желчно отозвался Снегг, – ибо мне, к счастью, далеко до ваших подвигов. И вообще, вы первый, кому пришёл в голову подобный вздор.
– Тогда в чём проблема? Нет никого на примете? Ну, в этом я мог бы тебе помочь.
– Сам бы справился, – процедил колдун. – Может, хватит уже мусолить эту дурацкую тему?
Но отделаться от Серциуса было не так-то просто.
– Почему ты упорствуешь? – допытывался он, полностью игнорируя сердитые взгляды племянника и его недружелюбный тон. – Боишься надеть супружеское ярмо? Или загнуться с тоски? Брось, всегда можно найти утешение на стороне, а уж девочки Флорибунды и вовсе примут тебя, как родного. Женщин много не бывает. А если жена совсем надоест, можно и развестись.
– Да заткнитесь вы! – выплюнул Снегг, которого матримониальные планы его старших родственников за сегодняшнюю ночь уже порядком достали. – Какой, к дьяволу, развод? Не будет его… в любом случае.
И тут же пожалел о своей несдержанности.
– Что это значит? – насторожился вампир. – Как это: «в любом случае?» Хочешь сказать, ты бы просто убил её? Как поступила твоя мать с Фрэнком? Сделай одолжение, объясни старому дураку.
Снегг страдальчески возвёл глаза к высокому расписному потолку, чувствуя, что уже не хочет даже ругаться.
Это невыносимо. Старый хрен не отстанет, будет продолжать измываться, даже если он крайне жёстко пошлёт его сейчас. Может, рассказать ему?
В первый момент эта мысль показалась ему безумной, но Снегг почти сразу напомнил себе, что уже рассказал Серциусу о встрече с Дорой. Стоило ли утаивать остальное?
Почему нет? Что он потеряет, если пойдёт в своей откровенности чуть дальше? Дядя хотя бы выслушает. Да, он вампир, живой труп и… и что? Следовало наконец признать, что, как бы он ни открещивался от столь сомнительного родства, Серциус Принц не перестал от этого быть его дядей. И, что важнее, в настоящий момент он был его единственным близким другом. Да и при жизни тоже. Как ни прискорбно, но этот старый упырь, развратник и проходимец, был ему куда ближе женщины, чьи останки находились сейчас в одной из комнат роскошного замка-склепа.
Снегг больше не колебался.
– Не нужна мне никакая жена, – с силой проговорил он. – Ни старая, ни молодая, ни, тем более, выбранная вами. По одной простой причине: она у меня уже была. И если бы я мог воспользоваться Книгой Перемен, я вернул бы её. Я не позволил бы ей умереть.
– Гм… но это меняет дело, – озадаченный, Серциус смотрел на собеседника с жадным любопытством. – Я мог бы и догадаться. Скажешь, кто она? Или я и так узнал слишком много?
– Да... теперь это уже неважно. Я встретил её на четвёртом году моего преподавания в Хогвартсе. Тогда меня как раз назначили деканом Слизерина. Она была моей ученицей (Серциус удивлённо приподнял брови при этих словах, словно говоря: «Не ожидал от тебя»), и лучше студентки у меня с тех пор не было, если вам это интересно.
– Мне интересно всё, что ты захочешь рассказать мне о ней, – подтвердил вампир.
Снегг подавил тяжёлый вздох.
– Нечего тут рассказывать, – хмуро сказал он, снова отпивая виски из своего кубка. – Как видите, я всю жизнь живу один. И всё потому, что проявил малодушие там, где нужна была твёрдость. Если бы я не был таким идиотом, я бы не отпустил её к этой старой карге...
– Какой карге? Разве кто-то мог отнять у тебя жену?
– Увы, – проглотив остатки спиртного, Снегг поморщился и поставил кубок обратно на столик. – Вечно проклятые старухи портят мне жизнь.
– Ну-ну, Северус, не надо так зло, – урезонил его дядя. – Не стоит тревожить души мертвецов.
– Кто бы говорил! Вы забыли, какое условие выдвинула мать? Неужели вы не понимаете, что тем самым она умудрилась вконец испоганить мою и без того поганую жизнь?
– Да нет, – произнёс Серциус задумчиво, небрежно теребя прядь своих длинных волос, – кажется, понимаю. Но Горгонта хотела как лучше, поверь.
– Верю, – процедил Снегг со злостью. – Охотно верю, что дорога из благих намерений ведёт сами знаете куда.
– Северус… – вампир предостерегающе поднял руку.
– Ладно, умолкаю. Из уважения к вам, дядя, я не буду больше говорить о матери. Пощажу ваши братские чувства, хоть и не вижу для них никаких оснований. Но, видимо, сестра из неё вышла лучше, чем мать.
– Кстати о сёстрах, – оживился Серциус. – А что насчёт Доры? Ты мог бы зайти с другой стороны, не думал?
– Думал, – признался Снегг после паузы. – Я сразу подумал о Пен и Кэтти, о них обеих. Понимаю, к чему вы ведёте, но… нет.
– Что так?
– Если бы я изменил судьбу Пенелопы…
– Твоей жены, – вставил вампир.
– Она не была мне женой… к сожалению. Просто я привык думать, что она моя… да так оно и было, официальный статус ничего бы не добавил. Так вот, изменив её судьбу, я изменил бы и собственную. И судьбу Кэтти заодно. Может, мы бы вообще с ней не встретились, и я бы даже не узнал о ней. Может, так было бы лучше.
– Убить двух зайцев одним выстрелом мало кому удаётся. И я не вижу в твоих словах ни малейшего резона. Неужели ты добровольно отказался бы от такой женщины, как Дора?
– Перестаньте! – Снегг уже жалел, что завёл этот разговор. – Имейте уважение к её памяти!
– Но ты был так несчастен, когда она умерла, – напомнил вампир, проницательно глядя на собеседника. – Так обычно убиваются по возлюбленной, но уж никак не по сестре. Будешь отрицать?
– Вы не хуже меня знаете, – медленно произнёс маг, с трудом сохраняя самообладание, – что это большой грех – вожделеть собственную сестру. И у меня лишь одно оправдание – я не знал, кто она.
– А разве что-то изменилось, когда узнал? – тут же возразил Серциус. – Хочешь сказать, после её признания ты сразу разлюбил её? Брось, Северус, сердце не обманешь. А меня тем более. Да и твои подружки – Догмара с Грацией мне кое-что рассказали.
– Мне всё равно, что они вам рассказали, – заявил Снегг неприязненно. Отойдя от дяди, он уселся в одно из кресел как раз напротив письменного стола. – Готов спорить, что половина их россказней – чистейший вздор.
– ?
– Я вам одно скажу: для Кэт было бы лучше никогда не встречать меня.
– Лжёшь.
– Тогда бы её не убили! Так подло…
– Может быть, но…
– Дядя, – перебил Снегг, которого этот разговор очень угнетал, – можно мне ещё выпить?
– Сколько угодно, – вампир щёлкнул пальцами и произнёс в пустоту: – Виски Северусу!
Пока слуга-нежить, тотчас же бесшумно просочившийся из-за двери, наполнял кубок Снегга по новой, Серциус, по-прежнему не сводя с племянника пристального взгляда, продолжил:
– А тебе не приходило в голову, что ты просто сделаешь доброе дело, спася сестру?
Маг вздохнул, уже не таясь.
– И для этого вы предлагаете мне выполнить материнскую волю? Испортить жизнь какой-нибудь женщине?
– Да почему же непременно испортить?
– Боюсь, вам этого не понять, – проронил Снегг, принимая из рук слуги новую порцию Огненного виски.
Серциус отпустил нежить и снова уселся за письменный стол. Поднеся к лицу сложенные шпилем пальцы, он устремил на сумрачного родственника насмешливый взгляд.
– Да где уж мне, – с иронией произнёс он. – Но я всё понимаю насчёт Доры, не волнуйся.
– Что вы понимаете? – спросил Снегг, раздражаясь.
Он пил виски маленькими глоточками и больше всего хотел сейчас оказаться где-нибудь далеко.
Разговор с дядей всё сильнее тяготил его.
– Ну… воскресить такую, как она, и не воспользоваться плодами сего великого деяния… игра не стоит свеч, согласен.
– Может, хватит глумиться? Ваши идиотские намёки мне осточертели. Уразумейте наконец своей ширинкой – или чем вы там обычно думаете? – как женщина Кэтти в любом случае была для меня потеряна. Я смирился с этим ещё в банде.
Серциуса эта резкая отповедь ничуть не смутила.
– Я и не думал глумиться. Но ты вдруг заделался таким моралистом, что я просто не мог отказать себе в удовольствии подразнить тебя.
– Вы циник, Серциус, – устало сказал Снегг, ставя пустой кубок на пол. – Но я признателен вам за попытку встряхнуть меня.
– Гм. Это не совсем так, – возразил вампир. – Я просто просчитываю возможные варианты, в частности, с Дорой. И я прекрасно вижу, что в отношении неё ты всего лишь эгоистичная свинья. И нечего на меня так смотреть! Я же сказал, что понимаю тебя. Жениться на другой, а потом вернуть любимую сестрёнку с помощью Книги – ты бы сильно осложнил прежде всего свою жизнь. Какой смысл иметь рядом Дикую Кошку, если испытываешь затруднения всякий раз, когда хочется погладить её?
– Для глухих распутников повторяю, – сказал колдун сдержанным тоном – дядины подковырки его изрядно раздражали, но он не хотел ссориться с вампиром: – мы с Кэтти – брат и сестра… были до недавнего времени. Поэтому ваши инсинуации как минимум оскорбительны, а моё терпение, имейте в виду, не безгранично.
– Она же тебе не родная, – никакие предостережения и увещевания не действовали на старого ловеласа. – Я готов прозакладывать всё своё могущество, что ты бы недолго продержался, живя с ней под одной крышей…
– Может, заткнётесь уже?
– …а уж она бы тебя не отвергла.
– Довольно, – Снегг резко встал, негодующе глядя на бестактного собеседника. – Ещё хоть слово…
Вампир жестом остановил его.
– Прости, Северус, не хотел задеть твоих чувств, – сказал он примирительно. – Просто я считаю, что инцест далеко не такой страшный грех, как нам вдалбливают с детства.
– Ваши взгляды… – начал было Снегг и осёкся.
Он вдруг вспомнил, что Дора рассказывала о Серциусе.
– Дядя! Ответьте мне на один вопрос.
– Да?
– Вы же знали Кэтти… давно ещё. Скажите…
– Нет, – с неожиданной твёрдостью перебил Серциус, для пущей убедительности коротко рубанув воздух рукой, – даже мысли такой не было. Я всегда знал о связи Фрэнка с Мюзидорой и о побочной дочери моего зятя тоже. А когда Кэтти сама начала работать в «Замке», меня там и близко не было – я тогда жил в Швейцарии и сюда выбирался нечасто. Но, поверь на слово, я бы в любом случае её не тронул – для меня это было бы всё равно, что заниматься сексом с собственной дочерью. Знаю, ты невысокого мнения о моих… гм… моральных принципах, но в данном случае я с тобой солидарен.
У Снегга словно камень с души свалился.
– Я рад, – сказал он с облегчением (ему и в голову не пришло усомниться в дядиной искренности), – я очень рад слышать это, дядя.
– Можно узнать, почему? – полюбопытствовал тот.
– Нет… не знаю. Мне приятно сознавать, что вы… не прикасались к ней.
Вампир лукаво улыбнулся и слегка вытянул вперёд правую руку с растопыренными пальцами.
– Понимаю, – многозначительно произнёс он, любуясь игрой света в бриллиантовом перстне.
– Ни черта вы не понимаете! – рассердился Снегг. Нервы его больше не могли выдерживать бесконечные дядины подначки, усталость и отвратительное ощущение полного краха. – Вы уже битый час издеваетесь надо мной! Чего вы добиваетесь всеми этими «если бы да кабы»? Зачем травите душу? Одна мертва, вторая тоже, и я ничего не могу с этим поделать, потому что мамаша полностью перекрыла мне кислород своей вздорной прихотью! Где это проклятое завещание?! Пора взглянуть на него. Акцио свиток!
Дверцы шкафа распахнулись, и злополучный документ, вылетев из него, опустился в руки Снегга.
Сорвав печать, маг развернул свиток, быстро пробежал его глазами и, шагнув к вампиру, в сердцах швырнул завещание на стол.
– Вот, полюбуйтесь! Как я и думал, скреплено печатью Витовта Справедливого, что автоматически означает неукоснительное соблюдение всех изложенных здесь условий до последней запятой! А ваша чёртова сестра пожелала, чтобы я не просто женился, но чтобы у меня родился как минимум один ребёнок! Вы хоть понимаете, что это значит?
– Конечно, – кивнул Серциус, – Горгонта позаботилась о продолжении нашего рода.
– Вы что, полный идиот? – прошипел Снегг. – Забыли, зачем мне нужна Книга? Как я смогу вернуть Пенелопе жизнь, если к тому времени у меня будет другая семья? Куда я их дену? Не говоря уже о такой «мелочи», что будет весьма проблематично найти женщину в здравом уме, которая согласится выйти за меня.
– Но если ты изменишь прошлое, – возразил вампир, – то изменишь и будущее. И другой семьи в этой изменённой Книгой реальности у тебя просто не будет. Ты даже не будешь их знать, насколько я понимаю.
Снегг горько усмехнулся.
– Вы потрясающий человек, простите, нелюдь, конечно. По–вашему, я смогу это сделать? Да кто я такой, чтобы вот так, играючи, распоряжаться чужими судьбами? Разве я бог, чтобы по своему желанию просто перечеркнуть сразу две жизни? Подумайте, ведь мне придётся… стереть из бытия собственного ребёнка!.. Да, в изменённой реальности у меня его вообще не будет, но ведь пойду я на этот шаг сознательно! Точнее, я никогда на него не пойду.
– А я бы пошёл, – заявил Серциус. – Если бы это был единственный шанс вернуть любимую женщину, я бы использовал его, не задумываясь.
– Вы глупец. Или, что вероятнее, ничего не смыслите в чёрной магии. Вы хоть что-нибудь слышали про Книгу Перемен?
– По чести сказать, мало. Просвети меня.
– Это опасный и непредсказуемый артефакт. Примерно как Маховик времени, с той лишь разницей, что последний – достижение нашей современной магии, а Книге, говорят, больше двух тысяч лет. Никто не знает, какая сила заключена в ней, поэтому обращаться с этим предметом следует крайне осторожно. Нельзя просто пожертвовать чужой жизнью для исполнения своего желания. Не говоря уже о полной аморальности подобного поступка, это, чтоб вы знали, весьма рискованно. За такую дерзость придётся заплатить. Даром ничто не даётся, судьба жертв искупительных просит. И, как правило, забирает взамен другую жизнь… самую дорогую. И учтите, что я собираюсь… собирался вырвать мою любимую из лап смерти. А смерть не любит, когда отнимают её добычу. Это дополнительный риск, хотя и не такой сильный. И я бы пошёл на него, если бы был свободен. Но мать отняла у меня даже этот призрачный шанс.
Серциус внимательно слушал, озабоченно сдвинув брови.
– Ты очень умный волшебник, Северус, – сказал он, едва чародей умолк. – Ты что-нибудь придумаешь. Должен быть выход.
– Но его нет! – вскричал Снегг, с силой ударив руками по столу. Опершись ладонями на деревянную лакированную поверхность, он наклонился к дяде, приблизив к нему перекошенное лицо. – Неужели до вас до сих пор не дошло? Я не могу получить Книгу, не выполнив волю матери, а если получу, то не смогу использовать её, как мне хочется! Вот что меня убивает – у меня нет выбора, я должен отказаться от этой возможности, даже не попытавшись!
Вампир отодвинулся назад вместе со стулом, ошеломлённый этой волной агрессии и отчаяния, но Снегг, видя, какое впечатление произвели его слова, тотчас взял себя в руки. Выпрямившись, он устало склонил голову, признавая своё поражение. Лицо его, только что полыхавшее эмоциями, застыло, словно маска.
– Северус! А никак нельзя снять чары с завещания?
– Я же сказал вам, – раздался в ответ безжизненный голос, – мать скрепила его печатью Витовта Справедливого. Никакие изменения невозможны.
– Знаю, – отозвался Серциус, снова придвигаясь к столу. – Я надеялся, что, может, появилась лазейка в магическом законодательстве с тех пор, как я умер.
– Зря надеялись.
Воцарилось молчание.
Снегг прошёл обратно к своему креслу и, опустившись в него, отстранённо раздумывал над тем, вернуться ли ему в Хогвартс или заночевать у дяди. Время уже перевалило далеко за полночь, так что вопрос был не из праздных. Снегг склонялся ко второму варианту. Правда, ему ещё не приходилось оставаться в Ронденне на ночь: при всей своей помпезности замок был на редкость холодным и неуютным и производил крайне гнетущее впечатление – сложно было отделаться от неприятного ощущения, что находишься в богато убранной гробнице. Поэтому он старался не засиживаться у дяди подолгу.
Но сейчас он чувствовал себя настолько усталым и опустошённым, что перспектива провести одну ночь как бы погребённым заживо в месте, где не было ни единой живой души, казалась ему почти заманчивой. По крайней мере, она вполне отвечала его нынешнему настроению.
– Может, всё к лучшему? – заговорил Снегг спустя некоторое время, словно рассуждая сам с собой. – Говорят, Книга проклята, и мало кто мог извлечь пользу из обладания ею. Даже в редких удачных случаях, как я слышал, не обходилось без эксцессов.
– В самом деле? – поинтересовался Серциус, внимательно глядя на племянника.
Тот неопределённо пожал плечами.
– Говорят, – повторил он равнодушно. – По легенде, Книгу написал сам дьявол, так что делайте выводы. Я в это не верю, но согласен, что заигрывать с судьбой опасно в принципе. Последствия могут быть катастрофическими. Если верить Логусу Винчензони, а он один из самых уважаемых специалистов по истории развития и использованию чёрной магии, то последнее применение Книги запустило цепочку событий, которые, в конце концов, привели к страшной войне в мире магглов, затронувшей и наш мир тоже.
– Вторая Мировая, – подхватил вампир, – времена Грин-де-Вальда. Как же, как же, помню.
Снегг откинул голову назад и закрыл глаза.
– И всё же, – произнёс он после продолжительной паузы, – я бы рискнул. Если бы мог.
Серциус о чём-то сосредоточенно думал, уставившись в пустоту прямо перед собой, и, казалось, не расслышал этих слов. Да Снегг и не жаждал продолжать разговор.
Он медленно, но верно проваливался в спасительный сон. Как же хорошо…
– Северус! – голос дяди неприятно ударил в уши. – Послушай, я кое-что придумал!
– Ну?
– По закону, если ты не получишь наследство Горгонты, то права на него перейдут ко мне, как к следующему ближайшему родственнику. Конечно, будут некоторые сложности – ведь я вампир, но, в конце концов, Книга перейдёт ко мне.
– Ну, допустим, – с трудом разлепив глаза, Снегг устремил на дядю мутный взгляд. – И?
– Что, если я сам пожелаю вмешаться в судьбу этой девушки, как её там? – Пенелопы?
Снегг выдавил из себя подобие благодарной улыбки, плохо сочетавшейся с похоронным выражением лица. Заставив себя выпрямиться и расправить плечи, он твёрдо решил убраться отсюда как можно скорее.
Хватит с него. Если не сама эта обитель смерти, то дядя со своим неуместным оптимизмом точно доконают его этой ночью.
– Я ценю ваш благородный порыв, дядя, но, к сожалению, можно влиять только на свою судьбу. И вообще, вам не стоит использовать Книгу. А Пен… вы её даже не знали, так что не вам вмешиваться в её жизнь. Меня трогает ваше участие, но вы ничего не сможете для меня сделать.
Снова повисло молчание.
Снегг собирался с силами, чтобы встать и уйти, хоть и ощущал себя совершенно разбитым.
Но оставаться здесь ему больше не хотелось.
– Если бы я только знал, – удручённо произнёс вампир. – Я бы позвал тебя раньше и помог бы тебе убедить мать изменить завещание.
– Хватит разговоров в сослагательном наклонении, – сделав над собой усилие, Снегг наконец встал с кресла, несмотря на ощущение противной слабости во всём теле. – Забудем об этой проклятой Книге… а где она, кстати?
– Здесь в Ронденне. Хочешь взглянуть?
– Нет. Мне это ни к чему. Но, я надеюсь, вы хорошо её спрятали?
– Не сомневайся. Сам автор не найдёт, даже если захочет.
Снегг слегка улыбнулся в ответ на эту неуклюжую шутку.
– Мне пора, – сказал он. – Не могу здесь больше оставаться, уж извините. Одно расстройство, а у меня и так забот полон рот.
– Понимаю, – кивнул Серциус. – А что будешь делать с завещанием? Тут есть кое-что, помимо Книги. Взгляни.
Снегг поймал подлетевший к нему свиток и, развернув его, ещё раз внимательно просмотрел документ.
– Волшебная палочка, триста сиклей, пара явно дешёвых амулетов – мне это барахло не нужно, – заявил он, сворачивая завещание и пряча его во внутренний карман мантии. – Сделаем так: я напишу официальный отказ, и вы переоформите это грошовое наследство на себя.
– Не такое уж оно грошовое, – заметил Серциус. – Триста сиклей всё-таки деньги. Хватит на приличную шлюху.
Снегг устало усмехнулся в ответ. Что-то дядю пробило на неуместный юмор.
– Серциус, я вас умоляю!
– Ладно, ладно, шучу. Но деньги-то возьмёшь? Не помешают.
– Спасибо, – холодно сказал Снегг. – Я хорошо зарабатываю.
– Ну, как знаешь. Мне такая мелочь тоже ни к чему.
– Так раздайте нищим в Лютном переулке.
– Я, пожалуй, так и сделаю, – согласился вампир. – Пусть помолятся за её грешную душу.
– Аминь, – отозвался маг, закутываясь в мантию. – Подготовьте нужные документы и пришлите их мне. Покончим с этим поскорее.
– Хорошо. Я так понимаю, похороны Горгонты ты тоже поручаешь мне?
– Сделайте одолжение, дядя. Вы меня очень обяжете.
Вампир коротко кивнул, никак не выражая ни одобрения, ни порицания.
Снегг простился с ним и покинул кабинет.
Выбравшись на воздух, он немного взбодрился, хотя даже ночная прохлада и радостно заржавший при виде хозяина Хлодвиг не улучшили его настроения.
Отказавшись от помощи тролля, Снегг самостоятельно забрался в седло и, натянув поводья, направил коня вверх.
– Домой, – велел он.
Подняв лицо к звёздам, он уже приготовился насладиться полётом и свежим ветром, всецело положившись на благородное животное, когда почти у самого его уха раздалось:
– Северус…
Снегг резко дёрнулся, инстинктивно наклонившись вперёд, и сильно натянул поводья, на что Хлодвиг отреагировал обиженным ржанием.
– Тьфу, пропасть, откуда вы взялись, дядя? – недовольно спросил колдун у летевшего рядом вампира, неожиданно вынырнувшего из темноты. – Смерти моей хотите?
– Прости, если напугал, я не нарочно. Просто я кое о чём подумал – и не мог не поделиться с тобой.
– Ну что ещё?
– Северус, скажи, – Серциус так и впился в племянника горящим взглядом (в темноте его глаза светились, как у кошки), – та девушка, Гермиона...
– Что – Гермиона? – раздражённо спросил Снегг.
В этот момент он испытывал сильное желание врезать дяде по физиономии.
– Она ведь нравилась тебе?
– Что вы несёте? Эта чёртова Книга помутила ваш рассудок?
«Ей-богу, от души бы заехал!»
Но Серциус, к его изумлению, сказал совсем другое:
– Да плевать на Книгу! Забудь о прошлом, оставь мёртвых в покое. Я хочу сказать: почему бы тебе и впрямь не начать новую жизнь? Не ради меня или матери, а…
– Дядя, – прервал маг, – вы, видимо, хлебнули испорченной крови. Поэтому я буду снисходителен к вашим бредовым....
– Это не бред, – перебил вампир. – У тебя был шанс ещё тогда, на балу.
Снегг осатанел.
– Да заткнитесь вы, старый идиот! – рявкнул он. – Иначе я рассорюсь с вами раз и навсегда! Говорю один раз, повторять не стану: между мной и этой девчонкой ничего не было и быть не могло. Что у меня с ней общего? На кой чёрт я ей нужен? А если вам так приспичило иметь наследника, усыновите одного из ваших малолетних любовников, и дело с концом!
– Не кипятись.
– Не говоря уже о том, что я понятия не имею, где эта малолетка сейчас!
– А если б знал? – тут же ввернул Серциус.
Снегг метнул на него злобный взгляд.
– Будем считать, что этого разговора не было, – сухо сказал он. – Всего хорошего, дядя.
Видимо, он выглядел настолько взбешённым, что Серциус счёл за благо угомониться.
– Ну, как знаешь, – сказал он. – Прощай.
И тут же с невероятной быстротой скрылся из виду. Снегг и глазом моргнуть не успел.
– Как же меня достал этот старый хрен! – от души высказался колдун, переводя дух. – Нигде мне не будет покоя, только в могиле. Пошевеливайся, Хлод! Я ещё поспать сегодня надеюсь!
Он с силой вломил ни в чём не повинному коню шенкелей и, разъярённый, понёсся прочь от проклятого места, навевавшего на него смертельную тоску.
Прекрасно понимая, что заснуть ему сегодня уже не удастся.