Драббл для kenga_ Название: Я согласен Пейринг: Кингсли Шеклболт/Фабиан Прюэтт.
Жанр: драма.
Рейтинг: NC-17.
* * *
Рассветное солнце расплывается по паркету, словно кленовый сироп по румяным блинчикам. Кингсли открывает глаза — и в первый момент ему кажется, что он заблудился в диковинном подводном лесу: в полусонном мареве рыжие волосы того, кто лежит рядом, превращаются в путаницу золотисто-алых водорослей. Тонкие нити блестят, щекочут нос, скользят по щеке. Он глубоко втягивает ноздрями знакомый запах — влажный, земляной, со сладковатой медовой ноткой — и приникает грудью к чужой спине. Тело любовника ощущается так близко, словно оно стало продолжением его собственного, мерные вздохи-выдохи отдаются внутри, и Кингсли кажется, что они дышат в унисон.
Фабиан ерзает, устраиваясь поудобнее, вжимаясь задом в напряжённый член Шеклболта, и тихо хмыкает:
— Будем трахаться?
— Ты против? — Кингсли, не отрываясь от него, шарит свободной рукой под подушкой в поисках заветного тюбика.
— Всегда за.
Горячее, размягчённое сном тело легко принимает в себя скользкий член. Фаби откидывает голову на грудь Кингсли, разливая по шоколадной коже густую патоку рыжих прядей. Шеклболт проводит ладонью по его животу и ниже, заставляет приподнять ногу.
— Ли… — говорит Прюэтт шёпотом. И спустя несколько мгновений — уже стоном, выталкивает, выдавливает: — Ли-и-и…
Пальцы Кингсли сжимаются плотнее; Фабиан движется — то прижимаясь к паху любовника твёрдыми ягодицами, то вдавливаясь в его кулак — и Шеклболт чувствует, как перекатываются под кожей сильные мышцы. Потом ахает негромко — ладонь Кингсли словно окунают в тёплые сливки — и обмякает, утыкаясь в подушку. Ещё несколько толчков, замерший на полувздохе резкий стон… Отдышавшись, Шеклболт привычно обнимает Фаби, целует молочную кожу на острой лопатке.
— Дай палочку — я свою в мантии оставил.
— Опять? Я тебе раз сто говорил…
— Сам же меня вчера завалил — я и «ква» сказать не успел.
— Попробуй невербальным.
— После траха? Да ты шутник, Ли. Всё, кончай умничать — у меня из задницы течёт, а он тут в Шизоглаза играть вздумал. Куратор, блин.
— Ладно, ладно...
— Бля! Жжётся, зараза.
— Пора бы уж привыкнуть. Что, лучше?
— Спрашиваешь…
Фабиан лениво закидывает ногу на бедро Кингсли, тот машинально гладит его тёплое колено.
— Кстати. Я тут вспомнил — завтра «Коростели» играют. Сходим?
— Нет, Ли, завтра я не могу. Нам поручили наблюдать… короче, у нас дела.
— Опять ваш Орден? — бормочет Кингсли, уткнувшись лицом между лопаток любовника. — Блин, Фаби, зачем тебе нужны эти игры?
— Это не игры, — после паузы отвечает Фабиан. — Для нас — не игры.
— Игры, причём небезопасные, — резко говорит Кингсли. — Ты же профи, Фабиан, ты должен это понимать. Какого Мерлина надо организовывать клуб злоборцев-любителей, когда есть профессионалы, в чьи прямые обязанности входит охранять покой страны? Ты…
— Ли, отвяжись, — Прюэтт высвобождается из его рук и уходит в душ. Через минуту сквозь шорох воды доносится: — Этот разговор ни к чему не приведёт, ты же знаешь!
Кингсли знает. Знает, что после выезда на труп Доркас Медоуз Гидеон Прюэтт вынужден был больше месяца посещать авроратского колдопсихолога. Знает, что, едва завершив курс лечения, он лично явился к Альбусу Дамблдору. Знает, что Фабиан всегда был неразлучен с братом — не изменил он этому правилу и в тот раз. Знает, что на одного члена Ордена приходится почти двадцать Упивающихся…
Он не знает только одного: что он будет делать, если с Фаби что-то случится?
…Прюэтт выходит из ванной, словно веером обмахиваясь палочкой — под действием заклинания длинные тёмно-рыжие пряди мгновенно высыхают и завиваются кольцами. Натягивает форму, шнурует ботинки. Он старается не смотреть на Кингсли — чувствует, что любовник зол, но, уже одевшись, не выдерживает и садится на край кровати, исподлобья заглядывая в хмурое лицо Шеклболта.
— Ли. Прекрати, Ли.
— Я ничего не начинал.
— Ну вот. Опять бесишься. А я хотел тебе подарок сделать…
— Выйти к Мерлину из этой компании смертников? — намеренно жестоко спрашивает Кингсли. Фаби раздражённо хмыкает.
— Ты неисправим. На фига я с тобой связался, таким чистюлей?
— Ну так и вали к своим орденцам. Где выход, ты знаешь.
— Я не хочу уходить… так.
Тёплая рука ложится на плечо, мягко, почти робко гладит тёмную кожу. Шеклболт устало качает головой.
— Ладно, чёрт с тобой.
Фабиан тихо смеётся.
— Смотри, что у меня есть.
На широкой ладони поблескивает золотом довольно массивное кольцо. Кингсли с изумлением смотрит на любовника.
— Мерлин. Ты спятил, Фаби.
— Пока нет. Да не пугайся ты так, я не потащу тебя под венец, — хохочет Прюэтт, — серьга, это, Ли. Нравится?
— М-мм… никогда не носил ничего подобного. Как-то… странно.
— Ничего странного — а тебе хорошо будет. Можно…
— Ладно, — выдыхает Шеклболт, чувствуя внутри какую-то непонятную щекотку, — давай.
…Призванное Фаби маленькое зеркало отражает игру солнечных лучей в маленьком золотом обруче. Тёмно-карие глаза Кингсли теперь кажутся ещё ярче.
— Нравится?
— Здорово. Спасибо.
— Я рад, — Фабиан неожиданно целует любовника так крепко, что тот ощущает солоновато-медный привкус крови во рту. Потом легко поднимается с кровати.
— Всё, я пошёл. На «Коростелей», конечно, не выберемся, но воскресенье, надеюсь, будет свободное. Как пойдёт — может, этот Долохов завтра весь день у себя в конуре проторчит. Я тебе сову пришлю.
— Давай.
В дверях Фабиан оборачивается и улыбается Шеклболту. Утреннее солнце слепит глаза, и фигура Прюэтта — алые волосы, алая мантия, алые припухшие губы — расплывается перед глазами Кингсли ярким пятном. Кровавым пятном. Молодой аврор вздрагивает, приподнимается, но дверь за Фаби уже захлопнулась. Шеклболт медленно крутит пальцами золотой ободок серьги. Почему-то так лучше думается.
…Кингсли ещё не знает, что эта привычка останется с ним надолго: принимая важные решения, он всегда будет прикасаться пальцами к прохладному металлу. И изменит ей только однажды, шестнадцать лет спустя, сидя в кабинете директора Хогвартса. В тот день, когда Кингсли Шеклболт не раздумывая произнесёт:
— Я согласен, Альбус.
