Поймал как-то Рон золотую рыбку и пожелал, чтобы самые красивые девушки Хогвартса давали бы ему без лишних разговоров. Желание исполнилось, и теперь самые красивые девушки Хога без лишних разговоров дают Рону по физиономии.
Драббл для Кошка aka koshka_kat Жанр: джен, но заказчик уверяет, что это пре-слэш)))
Пейринг: НЛ/СС
Рейтинг: G
Жанр: драма
* * *
... Невилл нервничает, и палочка слегка подрагивает в его пальцах. Слабый огонёк Люмоса едва рассеивает тьму, дробится в стёклах флаконов, заполняющих полки. Он пришёл в кабинет Зельеварения ночью, тайно - за Костеростом и Умиротворяющим: в Больничное крыло теперь соваться бессмысленно, Помфри запрещено оказывать помощь студентам, которых подвергли взысканию. Запасы зелий в аптеке постоянно проверяет Алекто Кэрроу, и старая целительница один раз уже нарвалась на Круцио. Именно тогда Невилл решил впервые навестить кабинет Слагхорна, в надежде на то, что исчезновение оттуда нескольких зелий не будет предано огласке. Так и случилось – старый морж либо не заметил пропажи, либо – что вероятнее – просто не стал сообщать о ней: ежевечерние вопли из комнаты в подземельях, куда отводят провинившихся, явно ему не по вкусу. В последнее время Лонгботтом не раз замечал, что от преподавателя Зельеварения разит выпивкой почище, чем когда-то от Трелони… Он тянется к верхней полке, торопливо перебирает флаконы – не то, не то, не то… Мерлин, кому в этой проклятой школе сейчас нужна Амортенция? Невилл раздражённо пихает узкогорлый сосуд обратно и слышит за спиной:
- Что вы здесь делаете?
Руки мгновенно сводит, словно он окунул их в прорубь, в желудок плюхается тяжеленный камень, рот полнится горечью. Невилл резко оборачивается назад, его Люмос меркнет, но в тот же момент в лицо ударяет свет чужой палочки – яркий и беспощадный.
Снейп.
Новый директор внимательно смотрит на Лонгботтома, тонкие губы кривятся презрительно и привычно.
- Лонгботтом? Что привело вас сюда в такое время? Решили немного улучшить свои знания? Боюсь, это бессмысленно.
Невилл спрыгивает с табурета и, сутулясь, останавливается перед самым ненавистным ему человеком. Он глядит в худое, болезненно-жёлтое лицо и внезапно осознаёт удивительную вещь – страха больше нет.
Он совсем не боится Снейпа.
Страх выбит из него зуботычинами Крэбба и Гойла, которые, по старой памяти, не могут пропустить в школьном коридоре ни одного гриффиндорца. Выдавлен рвотными спазмами, выжимающими желудок, как мокрую тряпку – он плохо переносит подвешивания вниз головой,так любимые Филчем. Выжжен пламенем Круциатусов Кэрроу. Сегодня Невилл Лонгботтом впервые смотрит в лицо Снейпа с почти издевательской усмешкой.
- Так что вы здесь делаете, Лонгботтом? – вновь спрашивает директор, брезгливо оглядывая его помятую мантию.
- Ворую зелья. Сэр. - с вызовом отвечает тот.
- С какой целью?
Невилл понимает, что Снейп прекрасно знает ответ на собственный вопрос. Он молчит.
- И что же вам потребовалось?
- Костерост и Умиротворяющий Бальзам.
- Плохо спите?
Издевательский тон не прошибает Лонгботтома. Он смотрит в стену и ждёт, что сейчас сальный ублюдок вызовет Филча… Снейп вдруг дёргается, проходит мимо него к полкам и, возвратившись назад, суёт в руку Невилла два флакона. Невилл с изумлением смотрит на зелья и переводит взгляд на тощее лицо, которое в тот же миг искажается гримасой сильнейшей неприязни.
- Когда в следующий раз вам что-то потребуется, вы должны появиться здесь ровно в полночь. Ясно?
- Да… сэр.
- Вон.
… Невилл крадётся по коридорам, привычно выискивая тёмные уголки и напряжённо думает о случившемся. Он ни на грош не верит в жалость Снейпа – наверняка мерзавец просто подготавливает себе лазейку на случай смерти своего хозяина. Но флаконы с зельями оттягивают карман, Невилл на секунду представляет себе, как разгладится лицо Шеймуса, измученного ночными кошмарами – и решает воспользоваться помощью Снейпа снова – а там что Мерлин даст. Если эта мразь решила поиграть в добряка – он согласен поддерживать эту иллюзию ради друзей.
Так всё и начинается. Каждую неделю, а иногда и по два раза, Лонгботтом пробирается в кабинет, и директор вручает ему флаконы, сухо инструктируя, как их надо применять – он знает обо всех взысканиях, налагаемых на учеников, и представляет, какого рода помощь может потребоваться. Невилл не благодарит, просто молча берёт зелья и уходит. Они почти не разговаривают, не смотрят друг другу в глаза. Принимая из ненавистных рук драгоценные сосуды, Невилл старается даже не коснуться тонких бледных пальцев. И он ни с кем не говорит о том, как попадают к нему лекарства – даже с самим собой.
... В самом конце октября, глухой ночью Невилл привычно проскальзывает в кабинет и замирает на месте – Снейпа там нет. Он почти растерянно оглядывается вокруг и внезапно замечает в углу что-то странное – словно большую кучу грязных чёрных тряпок, из которой доносятся непонятные хриплые звуки. Только несколько секунд спустя Лонгботтом понимает, что это директор.
Снейп сидит у стены, подтянув к груди колени, и мерно раскачивается. Неяркий свет Люмоса выхватывает из тьмы заострившийся клювообразный нос и огромные чёрные глаза, блестящие, как мокрое стекло. Невилла передёргивает – сейчас директор Хогвартса до отвращения похож на огромную ворону, облитую помоями – и хриплый, почти птичий клёкот дыхания, вырывающийся из тощей груди, только удваивает это сходство. Брезгливость, охватившая Лонгботтома, приправлена изрядной долей злости – вот, скотина, и тебя пробило наконец-то, думает он, непроизвольно шагая в сторону убийцы Дамблдора. Мразь, тварь, да неужели ты понял, что сотворил, пойди же, прыгни с Астрономички, и окажешься прямёхонько в аду, где тебе самое место… Он подходит почти вплотную к Снейпу, и в это момент директор медленно поднимает трясущуюся голову и невидящими глазами смотрит прямо ему в лицо.
Невилл замирает. Он никогда не думал, что человеческий взгляд может вмещать в себя столько отчаяния – чаши зрачков, в чёрной глубине которых подрагивают красноватые огоньки, просто переполнены болью – такое ощущение, что она сейчас выплеснется наружу и стечёт по худым щекам тонкими струйками крови. Это взгляд страдающего животного, пустой, измученный, вязкий, как кислота. Кислота эта растворяет всё – злость, отвращение, неприязнь – и Лонгботтом, сам не зная, зачем, поднимает руку и осторожно прикасается к сальным волосам.
В движениях его пальцев нет ни унции чувственности – он гладит Снейпа по голове, как гладил бы любимца бабушки – древнего облезлого книззла, или уродливую морщинистую макушку саженца мандрагоры. Снейп закрывает глаза и накрывает его ладонь своей – липко-влажной от ледяного пота. Это длится всего пару секунд – именно столько требуется Снейпу, чтобы прийти в себя и отшвырнуть Невилла прочь резким толчком и змеиным шипением. Потом он вскакивает на ноги, судорожно роется в мантии и, впихнув в широкие ладони Лонгботтома несколько разнокалиберных флаконов, выбегает в коридор. Невилл не смотрит ему вслед. Он рассовывает зелья по карманам и тоже уходит – Майклу сегодня досталось по полной, надо спешить. Когда спустя два дня он вновь появляется в кабинете, Снейп ждёт его там и ни словом, ни взглядом не напоминает о случившемся. Но с того дня где-то внутри Невилла поселяется неясное беспокойство: он часто вспоминает тонкие холодные пальцы, прильнувшие к его кисти, и испытывает странное чувство – тянущее, горькое, похожее на зубную боль, только в сердце. И Лонгботтом старается не думать о том, что оно называется состраданием.
* * *
... Когда четыре года спустя он сидит у постели Ханны, это странное чувство впервые оформляется в слова. Жена лежит, утопая в подушках, и смотрит на него ласковым взглядом – почти таким же, как на резную колыбель, в которой негромко кряхтит просыпающийся Лонгботтом-младший. Невилл склоняется к нежной женской щеке, осторожно целует уголок искусанных губ и говорит:
- Детка, я хотел тебя попросить. Давай назовём его…
- Фрэнком, - улыбнувшись, радостно заканчивает Ханна.
Невилл вздрагивает и недоумённо смотрит на неё. Так и непроизнесённое имя, чуть было не сорвавшееся с языка, копошится во рту, бурлит, обжигает губы. Ханна, до предела вымотанная восьмичасовыми схватками, не замечает этого, устало продолжая:
- Видишь, как хорошо я тебя понимаю, милый? Просто с полуслова.
- Да, - собравшись, отвечает Невилл, - спасибо, родная.
Он обнимает жену, поглаживает рассыпавшиеся по подушке светлые пряди и старается изгнать из памяти ощущение сальных волос под ладонью – неожиданно тёплых и мягких, как у ребёнка. Будущий Фрэнк басовито вякает, информируя родителей о том, что он проголодался, Невилл смеётся, подаёт младенца Ханне и думает о том, что у него просто обычная блажь, которая пройдёт, и пусть мёртвое прошлое хоронит своих мертвецов.
Но через несколько лет он впервые в жизни страшно завидует Гарри.
