В Малфой-меноре в спальне хозяина дома на роскошной растерзанной вдрызг кровати вальяжно расположились полностью обнаженные Люциус Малфой и Северус Снейп. Они с удовольствием пили превосходный, столетней выдержки коньяк и, с не меньшим удовольствием, после каждого глотка сладко целовались.
- А что бы ты предпринял, Северус, - растягивая гласные манерно потянул маг-аристократ, - если бы о нас вдруг узнала моя жена? Если бы она, например, нас с тобой неожиданно застала... в столь компрометирующей ситуации?
Снейп, картинно вскидывая бровь, зловеще усмехнулся.
- Что бы я предпринял... Люциус, ты меня удивляешь. Я же лучший зельевар Европы. Есть у меня парочка замечательных ядов, без цвета, без вкуса, без запаха... Ты мог бы скоропостижно овдоветь, мой дорогой друг.
- О, Северус! Какая жалость... - томно вздохнул его любовник.
"Вот уж нет... Не дождетесь! - нервно подумала Нарцисса Малфой, на цыпочках удаляясь прочь по коридору. - Я еще целую неделю в Париже!"
Драббл для slaviyaO Бета: hvost
Пейринг: ГП/ДМ
Фраза: "Ради тебя я готов на всё".
Рейтинг: NC-17
Жанр: ангст, драма.
Предупреждение: бдсм, упоминание смерти второстепенного персонажа.
* * *
... Ты смотришь на меня пристально, неотрывно, а я не могу отвести взгляд, погружаясь в густую тьму твоих расширенных зрачков. Каминный огонь наполняет полутёмную спальню мягким теплом. От обилия запахов – острый свежий пот, смолянистый аромат пролитого коньяка, сладковатый душок горелого воска – щиплет ноздри, и голова наливается тяжкой мутью. Желтоватое пламя свечи похоже на большую медовую каплю - кажется, оно вот-вот стечёт по бугристому матовому столбику и расплывётся лужицей у основания серебряного шандала.
- Сделай это. Пожалуйста.
- Нет. Достаточно. Это переходит всякие границы.
- По-жа-луй-ста… Я прошу тебя.
- Ты же знаешь – ради тебя я готов на всё. Но это уже чересчур. Тебе надо пойти к колдопсихологу. У вас же есть…
-Нет. – Словно кулаком в лицо, бешено, зло. – Никогда.
Ты отталкиваешь меня и приподнимаешься, чтобы встать и уйти. И я понимаю – ты будешь искать то, что тебе нужно, где-нибудь в притоне… или, что ещё хуже, попытаешься сделать это самостоятельно. Я не могу допустить такого. И тяну тебя назад.
И покорно тяну тебя назад.
- Хорошо. Последний раз, слышишь?
О, это оживление в блестящих глазах, оно пугает меня почище твоей ярости. Ты опускаешься обратно на подушки и обхватываешь руками мою шею. Губы – обветренные, тёплые – мягко прижимаются к моим, колени расходятся в стороны, пальцы зарываются в волосы, нежно скользят по затылку. Сейчас, между смятым хлопком простыни и моей кожей, твоё тело так открыто, так жаждуще, ты нуждаешься во мне так откровенно и бесстыдно, что я не могу противиться этому желанию.
... В моём сознании происходит странное раздвоение. Одна половина отвечает на твои ласки и медленно, как та свеча на столике у кровати, плавится от уже давно знакомого, но не менее сладкого восторга. Вторая же напряжённо ждёт – когда? Вот ты проводишь языком по моему плечу, твои твёрдые ладони спускаются к моим ягодицам, осторожно поглаживают их, и ты подталкиваешь меня наверх. Я встаю на колени и невольно охаю, почувствовав влажный жар твоего рта. И всё время, пока ты сосёшь, я по-прежнему разрываюсь надвое – наслаждение мешается с сознанием того, что ты делаешь это не потому, что хочешь, а потому, что должен. Так больно… но я закрываю глаза и, вцепившись в тонкие резные прутья кроватной спинки, трахаю тебя в рот так, словно ничего не изменилось, и я по-прежнему просто твой любовник, а вовсе не то странное существо, которое ты делаешь из меня весь последний месяц.
Ты выпускаешь член изо рта, вновь притягиваешь меня к себе, целуешь. Потом подсовываешь себе под ягодицы подушку и медленно поднимаешь колени к животу. Я беру со столика палочку. Очищающее… Смазка липнет к ладони, расплывается по нежной коже твоей промежности. Когда первый палец проскальзывает в тебя, на твоих губах появляется смущённая и одновременно похотливая улыбка. Когда внутри оказывается член, смущение исчезает напрочь.
Ты подаёшься мне навстречу, коротко стонешь, поглаживая ступнями мои бёдра. А я двигаюсь в знакомом ритме, по привычке вглядываясь в твоё лицо. Мне до безумия, до боли в висках хочется увидеть знакомый румянец и дрожь удовольствия, когда я задену нужное место… но вместо этого в твоих глазах появляется хитрый блеск и, не прекращая подмахивать мне, ты заводишь руку за голову и вытягиваешь из-под подушки длинную полосу блестящей ткани.
Я застываю и опускаю голову. Я смотрю вниз – туда, где наши тела по-прежнему соединены между собой. Я хочу видеть это…и не хочу видеть грусть и вызов в твоих глазах, пока неловкими от смущения пальцами ты затягиваешь на своей шее змею шёлкового шарфа.
- Ну же… по-жа-луй-ста… - вот оно снова – то, чему я не могу противостоять, горячий приказ и жалкая мольба, так не идущая тебе, слитые в одном дрожащем слове. Я вновь начинаю двигаться и, оперевшись на локти по бокам от твоей головы, осторожно тяну в стороны скользкие края проклятой тряпки.
Сначала шарф просто обнимает твою шею, нежно льнёт к коже, потом впивается, вгрызается в мягкую плоть, превращаясь в удавку. Рывок… ещё один… резкий толчок бёдрами… ты заходишься хриплым кашлем, мечешься, ловя губами воздух, твоё лицо заливается тусклым багрянцем удушья. Дыхание клокочет в груди, как чёртово зелье в котле, ты бьёшься, едва не сбрасывая меня, но я всем телом придавливаю тебя к постели. Ты выгибаешься. Глаза лезут из орбит, на лоснящейся глади белков проступает сеть тончайших линий – словно трещинки на старинной китайской вазе. Только цвет другой - алый… Я знаю, что потом мне придётся удалять кровоизлияния лечебными заклятиями, но я привык. Я уже давно привык.
Через несколько секунд тебе на живот выплёскивается сперма, мутная, как белок протухшего яйца. В то же мгновение я поддеваю шарф пальцами и срываю его с твоей шеи. Страшная тишина… и воздух с шумом врывается в твоё горло. Багровое лицо сведено мученической гримасой, рот полуоткрыт, и в его тёмной глубине, слабо, как какой-то диковинный моллюск, копошится искусанный язык. Ты вздрагиваешь и обмякаешь, дыша глубоко и полно. Твои слабые вялые руки притягивают меня к горячему телу, и оно начинает сотрясаться от рыданий.
- Прости… прости… - слов не слышно, твои связки ещё не способны родить ни звука, но я читаю это в твоих опухших губах, блестящих от слёз глазах. Я обнимаю тебя и глажу по голове.
- Всё хорошо. Хорошо. Как ты?
Ты с трудом киваешь. Всё в порядке. Меня бьёт нервная дрожь. Стараясь не смотреть на тускло-красный ошейник странгуляционной борозды, который остался на твоей коже, я тянусь к столику и подношу к твоим губам стакан с водой.
- Один глоток. Пожалуйста. Для меня.
Основная масса жидкости вытекает из уголков твоего рта, но кое-что всё же проскальзывает в глотку. Сонное зелье работает безупречно, слава Мерлину – спустя пять минут ты уже спишь глубоким, ровным сном. Я осторожно перекладываю тебя на бок, очищаю заклинаниями, укрываю и соскальзываю с постели.
* * *
Бархат халата покалывает раздражённую кожу подобно грубой дерюге. Я спускаюсь на кухню и без сил падаю прямо на пол у камина. Мы доиграемся. Когда-нибудь мы точно доиграемся.
… Как это началось? Случайность. Обычная работа на объекте – твой напарник был молод и глуп, он не рассчитал дозу Оборотного Зелья, и личина слетела с него прямо во время покупки тёмного артефакта. В ту же секунду он получил два Удушающих заклятия разом – от продавца и от его охранника. А ты, бросившийся на помощь, заработал только банальный Петрификус – мерзавцы спешили убраться прочь. Тебе повезло: ты просто упал у стены, рядом со своим идиотом-коллегой. Позднее колдомедики не обнаружили никаких серьёзных физических травм, только небольшая гематома на затылке, да обычные в таких случаях последствия в виде умеренных мышечных болей...
Но авроратские датчики среагировали на Тёмное заклятие с опозданием, и до прибытия ОБР прошло пятнадцать минут. Все эти пятнадцать минут ты пролежал там, обездвиженный и беспомощный, лицом к лицу со своим напарником.
Ты видел, как он умирает.
... Неделю спустя ты впервые предложил мне попробовать игры с дыханием.
* * *
Треск горящего дерева в очаге вырывает меня из оцепенения. Я хлопаю в ладоши, и рядом почти неслышно появляется домовик. Он робко кланяется, всем своим видом выражая готовность услужить, и страх в круглых блестящих глазах внезапно отзывается внутри глухой, надрывной болью.
- Принеси мне выпить, - говорю я так мягко, как только могу.
- Да, господин, - шепчет он и исчезает.
Через минуту я уже сижу за кухонным столом, в компании бутылки огневиски, стакана и фиала с Отрезвляющим зельем. Знакомый горьковатый вкус обжигает язык, растекается по нёбу. Я наливаю ещё и закуриваю. У меня есть примерно час. За это время я как раз успею напиться и протрезветь.
Домовик неподалёку негромко бренчит чайной посудой, звякает крышкой сахарницы. Потом тихонько подходит ближе и нерешительно спрашивает.
