И еще сотни и тысячи фраз, жалящих, горьких. Еще сотни и тысячи пустых слов, от которых веяло превосходством. И жалостью. Жалостью, от которой было не убежать, не спрятаться, не уйти... Она видела лица Гарри и Рона, их глаза. Немой укор. И сожаление о том, что все так вышло.
Они снились ей. Каждую ночь.
А просыпаясь утром, она была рада лишь тому, что они ничего не знают.
Ничего из того, что было у них под носом – казалось, достаточно только взглянуть на нее, чтобы узнать всё. Все те чувства, что приводили в беспорядок ее мысли и жизнь. Ей казалось, что достаточно одного взгляда. Но они не заметили, не увидели, не поняли.
Они не заметили, какой подавленной и опустошенной она вернулась из Хогсмида в тот день. Они не поняли, почему она так и не пришла на ужин, сославшись на головную боль. Они просто списали все это на ее плохое настроение, на ее частую нервозность. И на гаденыша-Малфоя, который никак не оставит ее в покое.
А Гермионе хотелось кричать. Громко, долго, надрывно, чтобы не было так тяжело на душе. И сердце. Чтобы не было так больно. Но теперь она знала, что эта боль не исчезнет, не пройдет, не растворится в слезах.
Эта боль – в ней. Не навсегда, нет. Она не настолько глупа, чтобы холить и лелеять ее всю жизнь.
Эта боль будет с ней до тех пор, пока Малфой не исчезнет из ее жизни.
И теперь... теперь ей просто нужно сделать как можно больше для того, чтобы не бередить старые раны.
Ей придется сделать очень многое.
Невозможное.
* * *
Да, Гермиона определенно вернулась в колею. В эту чертову рутину, череду из уроков, домашних заданий, обязанностей старосты, посиделок с Гарри, Роном и Джинни... По крайней мере, она заставляла себя думать, что вернулась. На самом деле ее сердце просто рвалось на части и истекало кровью. А ведь она просто-напросто взглянула на Малфоя, сидевшего за столом слизеринцев. Всего один короткий взгляд. И посмотрите на нее теперь – она ничтожна. Всего один взгляд.
Это так глупо – придавать значение какому-то дурацкому взгляду, - так Гермиона считала раньше. Но не теперь. Теперь она придавала значение каждой мелочи, которую замечала. Потому что именно мелочи имеют значение. Это было совершенно по-дурацки, но... Она уже давно научилась принимать себя такой, как есть. Ни больше, ни меньше. Это просто она. И все.
- Мерлин, Гермиона, - простонал Рон, глядя на книгу в ее руках. – Это же обед. Понимаешь? Ты могла бы не тащить этот учебник с собой. У меня пропадает аппетит, когда я просто смотрю на него.
Гермиона покачала головой и опустилась рядом с другом на скамью. Гарри хмыкнул, покосившись на Рона:
- Интересно. А что было бы, если бы ты еще и удосужился прочитать из него хоть что-то?
Рон придвинул к себе тарелку. Гарри наблюдал за ним, приподняв бровь.
- Такого не будет. Никогда, пока я жив.
Гарри довольно рассмеялся. Даже Гермиона не смогла сдержать улыбку, перелистывая страницу.
А что, все эти беззаботные шуточки почти помогли ей отвлечься. Почти... Почти в ее понимании никогда ничего не значило. А сейчас – особенно. Стоило ей взглянуть чуть левее, совсем чуть-чуть... как ее взгляд вновь натыкался на Малфоя. И тогда все опять возвращалось на свои места. На этот чертов, совершенно мучительный круг, который ей так и не удалось разорвать.
- Я вижу, тебе стало лучше, - заметил Гарри, облокотившись о стол. Гермиона подняла голову от книги и уставилась на него, нахмурившись. Ожидание затопило ее ледяной волной.
- Ты это о чем?
- Ну, знаешь... Ты все расстраивалась по поводу Малфоя, и тому подобное... – Гарри, смутившись, подбирал слова под ее тяжелым взглядом. А Гермиона не верила своим ушам. Что он, черт возьми, несет? Особенно сейчас, когда она больше всего на свете хочет забыть обо всей этой мерзости, которая с ней произошла. Забыть о Малфое. Но они не дают ей, постоянными напоминаниями нанося новые и новые удары. Прямо по ее истерзанному сердцу. Вновь и вновь. – Но теперь все нормально, правда?
- У меня все было нормально всегда, - через силу произнесла Гермиона. Врать так неприятно, так противно. Особенно врать тем, кто знает, как обстоят дела на самом деле. Как сейчас. Гермиона была сама не своя в последнее время. Все это прекрасно знают. А она пытается обмануть всех – Гарри, Рона, себя в конце концов.
У нее еще никогда не получалось обмануть себя. И Малфоя. Он всегда видел ее насквозь. И это пугало и настораживало ее...
Но раньше. Теперь она избавилась от этого чувства. И тут же приобрела новое, еще более мучительное.
Гарри неверяще взглянул на нее.
- Как скажешь.
«Он не поверил, - замирая, подумала она. – Не поверил... И никто не поверит. Я не умею врать. И на что я только надеялась?».
- В любом случае, Малфой перестанет быть для тебя проблемой. Наверняка уже перестал.
- Что? – Гермиона отложила книгу и повернулась к Рону. Неожиданно разговор принял интересный оборот. Кровь почему-то прилила к щекам. И опять это дурацкое ощущение того, что все в курсе. В курсе того, что произошло между ней и Малфоем. Она вмиг почувствовала себя испуганным и виноватым первокурсником, которого уличили в обмане. А это отнюдь не помогало ее здравомыслию. – О чем ты?
- Я о Пэнси Паркинсон. – Рон отставил тарелку в сторону и взял кубок с тыквенным соком. Он делал все так медленно... ей захотелось ударить его по затылку, чтобы он поторапливался... почему все кажется таким неторопливым, медлительным... неужели время остановилось... как раз тогда, когда она умирает от любопытства... и страха... и неизвестно, и непонятно, каким образом она еще спокойно сидит на месте... – Малфой, похоже, совершенно на ней одной зациклен. Не отходит от нее ни на минуту. Паркинсон сияет, как новый галлеон. – Рон скривился и бросил презрительный взгляд в сторону слизеринского стола. – Даже смотреть противно.
Противно смотреть? Ну и ладно, она и не собиралась. Ей и не нужно. Зачем, когда сердце уже давно болит от жалости к себе, а глаза – от непролившихся слез? Ей не нужно. Ей не нужно уже ничего на свете.
И пусть все катится к чертям.
- И как ты только не заметила? Я думал, об этом уже все знают, - пожал плечами Рон, не глядя на Гермиону. А Гарри глядел. Широко открытыми, недоуменными глазами. Как смотрят на непоправимое.
- Что с тобой, Гермиона? Ты странно выглядишь...
Закусив губу, она вскочила, едва не забыв подобрать раскрытую книгу. Захлопнула ее и повернулась к друзьям.
- Здесь так шумно, невозможно заниматься. Я пойду.
- Эй, да что такое...
Она бросилась вон, мимо всех, мимо беззаботно смеющихся учеников, мимо него. Прятать слезы, прятать огорчение.
Опять. Опять он сделал это.
Опять он заставил ее мучиться, заставил ее чувствовать себя беззащитной. Опять.
А ведь он даже не сказал ей ни слова...
Определенно, все опять возвращается на свои места.
