Прощальные лучи солнца окрасили багрянцем старинный двухэтажный особняк из серого камня, столетние деревья, сбросившие листву, и каменную Горгулью в глубине сада. Земля готовилась к зиме. Первые заморозки превратили лужи в маленькие ледяные озера, а в волшебном фонтане на свету играла всеми цветами радуги никогда не замерзающая вода, заколдованная особым образом.
В самой маленькой комнате Малфой-Мэнора было нестерпимо душно, в огромном камине, украшенном лепниной с изображением герба семейства Малфой, ревело пламя. Оно отражалось в огромном зеркале с золотой оправой, инкрустированной бирюзой и изумрудами. Солнечные лучи, льющиеся в помещение через неплотно закрытые тёмно-зеленые ламбрекены, скользили по персидскому ковру ручной работы с изображением черного дракона, победоносно стоящего на убитом им тигре - подарку Абраксасу Малфою от хана Дивилу Аль Бальмези, восточного колдуна.
В своё время мистер Малфой вместе с ханом Бальмези занимались контрабандой крови единорогов, драконов и других редких ингредиентов в Англию. Стоит заметить, именно тогда состояние семейства Малфой увеличилось на треть, достигнув цифры с девятью нулями.
- Он здесь, - тихо прошипел Темный Лорд.
- Он? Мальчишка? Гарри Поттер?
- Нет. Закрой дверь и наложи заклятье неслышимости.
- Мой Лорд, в доме никого нет. Нарциссу, Родольфуса и Рабастана вы отправили за запрещенными ингредиентами к зелью, а домовым эльфам под страхом смерти запрещено появляться в доме – они на кухне.
- Это приказ, - отрезал Волдеморт, рассматривая в окне отражение женщины в черном длинном платье.
Послушно и исполнительно, парой взмахов волшебной палочки Беллатриса Лейстрейндж сотворила несколько сильнейших заклятий. Теперь никто не мог их подслушать.
- Мой Лорд, - начала Беллатриса, но Волдеморт, стоявщий к ней спиной и смотревший в неплотно зашторенное окно, жестом остановил её.
- Не надо формальностей Белла, сядь.
Заправив в прическу выбившуюся прядь тёмных волос, Беллатриса послушно опустилась в ближайшее кресло. Устало, и теперь уже без тени фанатизма, она смотрела в спину своему повелителю. Со спины казалось, он совсем не изменился. Таким он был - молодым Томом Марволо Реддлом, таким она знала его до первого падения, таким он стоит перед ней сейчас, её Господин. Её повелитель. Её Лорд Волдеморт.
- Мальчишка здесь. Он приехал. Об этом мне доложил Яксли, а Снейп подтвердил информацию.
- Мой Лорд, о ком вы?
- О твоем... моём… о нашем сыне, Белла. О мальчике, которого ты родила до брака с этим высокомерным идиотом Лейстрейнджем, и которого, чтобы не опозорить своё честное имя, ты так тщательно скрывала в Румынии всё это время.
- Константин, - почти беззвучно прошептала Беллатриса. Это единственное, что смогла произнести женщина. в глазах Пожирательницы Смерти стояли слезы, а комок в горле не дал бы ей ничего добавить к сказанному. Белла вцепилась в подлокотники кресла и, казалось, боялась упасть, если отпустит их.
Лорд повернулся к ней - она смотрела на свои колени. Она бы не посмела сейчас посмотреть на него. Он знал это и не винил её. Выжидая, когда Беллатриса сумеет взять себя в руки и к ней вернется дар речи, Лорд медленно прошёлся по комнате, рассматривая дорогие безделушки, расставленные на стеллажах вдоль стены. Коллекция Муреаны, прабабки Люциуса Малфоя, состояла из золотых и платиновых слонов, фарфоровых кукол и миниатюрных ваз с цветами, стебли которых были сделаны из золота или серебра, а лепестки из драгоценных камней.
По прошествии десяти минут молчания он не выдержал и заговорил с ней, невзирая на то, что женщина всё ещё плакала. Она не видела сына почти двадцать лет. Нет, больше двадцати: Лейстрейндж ведь не знал о том, что у Беллы есть сын.
- Следовало ожидать, что мальчик вырастет, и им станет сложнее управлять, да, Белла? – прошипел Волдеморт. - Ты была «очень хорошей» матерью. Скрывала беременность, пропустила целый год обучения в Хогвартсе, сославшись на сильные проблемы со здоровьем, родила в пятнадцать и отправила новорожденного мальчика, которому и месяц от роду не исполнилось, к дальней родне в Румынию. Молодец! Но, наверное, я должен быть благодарен тебе за то, что хотя бы знаю о его существовании.
- Меня заставили, - зарыдала в голос Беллатриса, - вырвали ребёнка из рук, избили. Они хотели его убить, пока он ещё не родился, они… - тут слова Беллы потонули в потоке всхлипываний и слез. Женщина ничего больше не могла сказать, но слова, чувства, боль рвались наружу. Она так долго об этом молчала…
Лорд сотворил стакан воды и, немного подумав, добавил в него успокаивающую настойку. Белла трясущейся рукой приняла стакан и залпом выпила его содержимое.
- Я влюбилась в тебя на первом курсе, ты учился на пятом. Красавец, отличник, потомок Слизерина, змееуст, о тебе мечтали все слизеринки от мала до велика, - начала свой рассказ захлёбывающаяся слезами женщина. - Не знаю, как именно мне удалось привлечь твоё внимание. Нет, ты не любил меня нисколько. Никогда. Тебе вообще чувство любви неведомо - я понимала это. И я знала, как знает каждая безответно влюбленная женщина, что её любви хватит на двоих. Тебя всегда интересовала только безграничная сила, безграничная власть, безграничные знания, безграничное подчинение себе других, а у меня была только безграничная любовь к тебе. Ты это видел. Ты знал, что чувствуют многие девочки на нашем и на других факультетах. Ты пользовался этим, все это понимали, но как мотыльки всё равно летели на огонек. А потом тебя заинтересовало то, что так интересует мальчиков в этом возрасте. Ты решил найти игрушку, чтобы поиграть, и выбрал меня. Салазар Слизерин свидетель, я была счастлива, что этой игрушкой оказалась я. Нет, я ни о чём не жалею. Будь у меня второй шанс - я поступила бы также. Я бы стала твоей игрушкой, глупой, наивной и безгранично любящей тебя. После Хогвартса ты устроился в магазин, и каждые выходные я бегала по тайным ходам из школы к тебе. Ты помнишь это? - Беллатриса подняла взгляд на Волдеморта, он смотрел ей в глаза.
- Да Белла, я помню, - ответил Лорд.
- Потом ты сказал, что нашел всё, в чём нуждался, и теперь тебя ничто здесь не держит. Ты ушел…
- Я, между прочим, говорил что вернусь, - заметил Волдеморт. - Хотя признаю, не стал уточнять, когда.
- Я осталась одна, плакала целыми ночами. Мне не помогали даже самые сильные успокоительные настои и снотворные зелья, а через пару недель я поняла, что жду ребенка от человека, которого я безгранично люблю. Мне пришлось рассказать об этом родителям. Они потребовали убить малыша, убить мою любовь к тебе. Они захотели уничтожить плод нашей, нет, моей любви к тебе. Они потребовали невозможного… Меня избивали, применяли непростительные заклятья, я всё терпела ради нашего малыша, тогда они использовали Империус… Нет, не в Азкабане, именно тогда, когда я носила ребёнка и сопротивлялась каждодневным Непростительным заклятьям, я и сошла с ума… Да, я безумна. Да, я фанатична, но такой они меня сделали… Нарцисса, моя милая сестра, если бы не её доброта, я бы погибла. Они держали меня впроголодь, и Нарцисса приносила тайком мне еды, она снимала Импереусы, она готовила мне общеукрепляющие зелья, она рисковала, и ей часто доставалось за доброту ко мне.
- Белла, давай ты не будешь строить из себя брошенную мамашу. Ты сама знала, на что шла, даже и второй раз поступила бы так же. За удовольствия надо платить, дорогая, - злобно прошипел Волдеморт.
Беллатриса не обратила внимания на его слова, достав из кармана белоснежный шелковый носовой платок с вышитыми инициалами Пожирательницы Смерти, женщина вытирала залитое слезами лицо.
- Когда я рожала, они не стали звать мне акушеров. Они расстроились, что я и малыш не умерли при родах. Я любила его. Мой милый мальчик. Я носила его на руках, спала с ним рядышком, кормила грудью, я была счастлива. Нарцисса помогала мне. Однажды они опоили нас каким-то сильным снотворным, когда мы проснулись, его не было. Я билась, умоляла вернуть его мне, грозила обратиться к мракоборцам и посадить их в Азкабан, обещала искать защиты у Дамблдора. Они заперли меня и потом объявили, что мальчик жив, он в Румынии, и он останется в живых, если я подчинюсь их воле и соглашусь на помолвку с Лейстрейнджем. Меня загнали в угол. Я приняла их условия. Я вышла замуж. Я ненавидела мужа. Меня трясло от ужаса и мерзкой брезгливости от одной лишь мысли о первой брачной ночи с ним, но мне пришлось это сделать. Пришлось, чтобы Константин жил. Но я пообещала себе больше никогда не рожать. Нет. Больше никогда.