Змеёныш

Получив летом от Альбуса Дамблдора письмо с предложением преподавать в Хогвартсе, я был горд и счастлив. Горд тем, что я понадобился такому великому человеку, тем, что он оценил мои достижения и признал меня магом, достойным быть преподавателем в школе под его управлением; счастлив вернуться в то место, где прошли лучшие годы моей жизни... После разговора с директором я был крайне взволнован и с трудом сдерживал раздражение. Еще пять лет назад я, как и многие другие, предупреждал Альбуса, что решение отдать сына Джеймса и Лили Поттеров на воспитание в дом к ее сестре было ошибкой.

Я как сейчас помню, что Минерва долгое время сокрушалась, вспоминая об увиденном в доме этих Дирслев* (*Ремус просто не помнит точной фамилии этих людей). Я просил отдать мальчика на воспитание мне. Тогда еще была жива моя мама, и мы вполне могли обеспечить защиту ребенка во время полнолуния. Свою кандидатуру в качестве опекунов предлагали многие магические семьи, начиная от Уизли и заканчивая Малфоями, причем последние вспомнили об отдаленном родстве между Нарциссой Блэк и Поттерами. Одним словом, для ребенка можно было выбрать вполне достойную приемную семью, в которой его могли бы навещать друзья родителей или дальняя родня.

Однако Альбус сумел убедить нас, что в доме тетки сын Лили будет в безопасности, что воспитание вдали от волшебного мира с его благоговением и почитанием «чудесного младенца» пойдет Гарри на пользу, что за ним присмотрят, что родственники не хотят лишних контактов с колдунами и ведьмами. И мы поверили. Как всегда, мы слепо поверили в непогрешимость авторитета Альбуса Дамблдора.

И вот теперь старик пригласил меня помочь разобраться с последствиями того давнего решения. Было обидно, что Альбус вспомнил обо мне не как о сильном и образованном маге, а как о друге покойного Джеймса, который был знаком со Снейпом. Снейпом — волею судеб ставшим опекуном Гарри Поттера.
Джеймс, наверное, в гробу перевернулся бы, узнав о том, кто воспитывает его наследника. Конечно же, я был настроен крайне решительно. Я был готов спасти мальчика от «судьбы, которая хуже смерти» или что-то в этом роде, не дать погубить его нежную душу пристрастием к темной магии и злым поступкам...

Зная Северуса Снейпа с первого класса и помня историю наших взаимоотношений, я не сомневался, что без скандала дело не обойдется. И устроенная Снейпом сцена только подтвердила мои подозрения. Оказалось, что он успел оформить документы об опеке — не без помощи своих дружков-Пожирателей — и что Гарри провел лето вместе с семьей Малфоев. Я, конечно, понимал, что их сын ровесник Гарри, но все равно это было крайне неприятно и подозрительно.

Однако дальнейшие наблюдения за отношениями Снейпа и Гарри меня озадачили и приятно удивили. В чем-то они были похожи. Оба темноволосые, оба не привыкшие к семейному теплу и проявлению своих чувств. Позже мне самому стали смешны подозрения, что Сопливус покупает привязанность мальчика. Он изо всех сил старался удерживать Гарри на расстоянии, изображал холодную отстраненность — а мальчишка пользовался любым случаем, чтобы вызвать ревность и напроситься на ласку. Я видел, как на лице Снейпа, обычно имевшем в моем присутствии каменное выражение, проглядывали эмоции. Что это было — нежность, гордость или радость — я и сам не мог точно сказать до полнолуния. И, честно говоря, мне было больно и обидно ощущать себя лишним в комнате рядом с ними. Я смотрел на их семью и думал, что вот так же Гарри мог бы сидеть у моего камина. А в глубине мерзкий голосок нашептывал, что рядом с ними могла бы быть и Лили, не выбери она Джеймса. Вообще, знакомство со Снейпом в приватной обстановке, когда он не был напряжен от постоянного ожидания удара или оскорбления, что-то разбередило в душе. Лицо его, все такое же худое, бледное или землистое от усталости, с большим хищным носом, в такие моменты смягчалось и расслаблялось. Особенно интересно было наблюдать за ним во время работы в лаборатории или во время чтения.

Первое время мы с ним почти не разговаривали. Снейп не увлекался квиддичем, обсуждать с ним темную магию или темных существ было неловко и неприятно, в зельях я был профаном, вспоминать же старые добрые школьные деньки мне категорически не рекомендовал здравый смысл. Приходилось ограничиваться ни к чему не обязывающими беседами о погоде, школьных сплетнях и Гарри.

Мне не нравилось, что большинство друзей Гарри — слизеринцы, хотя я и понимал, что иначе просто не может быть. Меня радовал интерес мальчика к полетам, и я был безумно благодарен тому студенту, который подарил сыну Джеймса детскую метлу — вещь слишком дорогую, чтобы Северус одобрил ее покупку. Увлечение Гарри зельями навевало воспоминания о Лили, а неугомонный интерес ко всему вокруг и неспособность сосредоточиться и выбрать самое интересное — о Джеймсе. Однако я благоразумно держал свои наблюдения при себе, чтобы не злить Снейпа. Я очень привязался к мальчику и не хотел давать его опекуну повод запретить нам видеться. Я также прекрасно понимал, что завоевать симпатию Гарри, оскорбляя или обижая его отца, невозможно. Да, к сожалению, мальчик воспринимал Сопливуса именно как отца. Бедный Джеймс!

Итак, я старался найти подход к ним обоим.

~oOo~

Обращаться по именам к своим бывшим профессорам, а ныне коллегам, было странно — но ещё более странно было обращаться по имени к Сопливусу. Я мог ещё (лучше «еще мог») выдавить из себя «профессор Снейп», но имя «Северус» застревало в горле. И все же я старался. О, у меня богатый опыт по переламыванию себя! То, что я оборотень, не должно влиять на мою человеческую натуру. Не быть агрессивным, заметным, не выглядеть опасным... В этом наставлял меня отец, эти качества поощряли мои профессора в Хогвартсе. Животные инстинктивно чувствуют оборотней и боятся их. Скорее всего, я бы никогда не смог сдать экзамены по уходу, если бы не советы «Хагрида и профессора Кеттлберна. И сейчас я использовал свои навыки приручения животных при общении с Гарри и Снейпом. Причем Снейпа это, кажется, весьма забавляло.

Я старался, очень старался быть объективным по отношению к старому недругу. Ради Гарри. За несколько месяцев я понял, что Северус относится к со странной смесью собственнических чувств и привязанности с оттенком щемящей тоски.
Он принял Гарри — пусть даже сам этого до конца не понял. Мои попытки рассказать мальчугану о его жизни с родителями или об их детстве и юности — мне казалось, что все дети любят рассказы о том времени, когда они были совсем малышами или их еще и на свете не было — постоянно прерывались колкими комментариями. Послушать его, так мы были просто какими-то бандитами! Он высмеивал и очернял всё, от названия нашей компании до смешных шалостей. И только Лили не стремился опорочить. Всё это наводило на размышления о том, почему же они так странно рассорились. Уж не любил ли он её?

Постепенно моя тактика начала приносить свои плоды. Снейп, пусть и неохотно, но позволял мне оставаться в его покоях в отсутствие его самого. Случалось и так, что я подолгу задерживался в комнате Гарри, помогая ему в занятиях. Мы оба стремились привить мальчику любовь к чтению. Снейп — задавая ему определенный объём страниц, которые нужно было прочитать и суметь пересказать к назначенному сроку, а я — постоянно выискивая в библиотеке и в книжных лавках какие-нибудь книги, интересные шестилетнему малышу. В комнате Гарри лежал том «Истории Хогвартса» с закладкой на 7 странице. За две с половиной недели закладка так и не покинула своего места. А мои книжки он читал с удовольствием: волшебные и бытовые сказки о богах, героях, великих волшебниках и об обычных колдунах.

Как-то, в середине сентября, Снейп был занят весь день и Гарри решил осуществить некие грандиозные планы — с моей помощью, поскольку отец бы их не одобрил. Я прекрасно понимал, что мальчишка сел мне на шею и вьет из меня веревки, но умоляющий взгляд зеленых глаз, нарочито тяжелый вздох — и я сдавался. Я давно уже не ходил столько, сколько в тот день и порядком устал — что же тогда говорить о ребенке… Естественно, обратно в замок я нес сладко посапывающего мальчика на руках. Уложив Гарри в постель, я хотел уже уйти, когда тот завозился под одеялом, обиженно засопел и затих, стоило ему ощутить мою руку на плече. Мне пришлось некоторое время просидеть рядом со спящим мальчиком. Выйдя из спальни, я обнаружил Снейпа, увлеченно читающего какую-то книгу и время от времени раздраженно хмыкающего.

— Чушь, — наконец воскликнул он и, захлопнув её, взял со стола другой раскрытый фолиант.

— Что ты читаешь, Северус? — я обратился к нему с вопросом в привычно-мягкой манере.

— Да так, ерунда всякая, — я просто не поверил своим глазам: Снейп смутился и слегка покраснел! Этой эмоции мне у него видеть не доводилось, вот злость, ярость, шок и жгучий стыд — это я видел не раз, но такое… милое, смущенное выражение лица было для меня чем-то новым.

— И все же? Неужели ты так горячо возмущался тому, что в ерунде написана «чушь»? — я не смог сдержать улыбки. Северус явно успокоился и со своей кривой усмешкой ответил:

— Дело в том, что по данному вопросу исписаны груды книг и свитков, однако большинство из них писалось дилетантами, прикидывающимися адептами, а та часть, которая написана истинными мастерами — зашифрована. Вот и приходится перелопачивать горы книг, от магических до маггловских, в надежде отыскать ключ.

— К шифру? — я заинтересованно шагнул ближе, с интересом рассматривая нашего зельевара. Конечно же, он говорил о зельях: только когда речь заходила о них, его глаза так горели и сияли. Мой взгляд упал на отложенный том: Фома Аквинский «Об искусстве алхимии». Я внимательно просмотрел названия и авторов книг: Н.Фламель «Книга прачек», Т.Парацельс «Химическая псалтырь или философское руководство», Джабир ибн Хайян Абу Мусса «Итог совершенство магистерия», Авиценна, Альбер Великий, Роджер Бэкон — и воскликнул изумленно:

— Ты хочешь сделать философский камень?!

Снейп только досадливо махнул рукой.

— Хочу попробовать...

Я с интересом разглядывал книги и спросил, пытался ли он связаться с Фламелем, ведь Альбус, кажется, дружен с ним и мог бы помочь… Снейп, мерзко ухмыляясь, открыл одну из книг:

— «Я не представляю себе возможности написать это понятным латинским языком, так как Бог тотчас покарал бы меня», — зачитал Северус и, захлопнув книгу, пояснил цитату: — Explications des Figurus de Nicolas Flamel.

Мне только и оставалось, что хлопать глазами. Снейп, явно испытывая жалость к моей умственной неполноценности, пояснил.

— Он родился в 1330 году. Чего ты от него хочешь?

— Но…

Снейп отмахнулся от моих попыток заговорить:

— Читать надо арабов или ранних дохристианских ученых. Знаешь, крайне интересными для меня являются три обстоятельства. Первое — все признанные авторитеты, большинство из которых было магами, упоминают о необходимости учиться у природы, советуют заглянуть в себя. Второе — подготовив состав и заключив Яйцо в атанор, все авторы рекомендуют ничего не предпринимать, только регулировать температуру. Объясняют важность изменения цветовой гаммы, но… — Снейп что-то пробормотал себе под нос, углубившись в размышления.

— Что ты сказал?

Он посмотрел на меня и объявил торжественно:

— Третье — трансфигурация связана с изменением структуры вещества посредством чар, а зельеварение или алхимия воздействуют на материю с помощью зелий. И все же высшее достижение алхимии происходит через… трансмутацию.

— Однако, если ты примешь во внимание труды…

— Люпин, — невежливо перебил меня он, — ты читаешь на древнеегипетском-храмовом?

Вот так мы и нашли общий язык.

~oOo~


Я довольно часто помогал ему в теоретических разработках — работая в библиотеке. Пару раз даже был удостоен скупой похвалы: «Если хочешь, можешь быть нормальным человеком» и «Ты, оказывается, не настолько глуп, как я думал» А я… Я не обижался. Я с удивлением обнаруживал, что Северус чем-то похож на Сириуса. Вспоминать о последнем было больно, но не вспоминать — невозможно. Ведь каждый уголок, коридор или лестница напоминали мне моих школьных друзей. Бесшабашного, бескомпромиссного, упертого в дружбе и во вражде Сириуса. Похожего на него во всем, но более сильного духом Джеймса, ранимого и опекаемого нами Питера. Я стремился избежать воспоминаний, но буквально все пробуждало их. Может быть поэтому циничный сарказм Снейпа был для меня подобен целительному зелью, отвлекающему от мыслей о прошлом.

Накануне Хэллоуина я совершил хуже чем преступление — я совершил ошибку. Дело в том, что я обнаружил сделанную нами еще в школьные времена карту Хогвартса и увидел на ней… Совершенно живого Питера. Я был в растерянности и недоумении. Если Питер жив, то почему он скрывается в образе крысы? Помощь и поддержка Альбуса были для меня в этот момент крайне необходимы и помогли мне пережить все, что я испытывал в тот момент. Я пребывал в совершенно растрепанных чувствах. Во время посещения Лондона, необходимого чтобы вытащить оказавшегося невиновным Сириуса из тюрьмы, я, от нечего делать, читал маггловскую прессу и смотрел телевизор в отеле. Главной темой всех заголовков был судебный процесс над педофилом-извращенцем, насиловавшим своих родных и приемных детей при молчаливой поддержке супруги. Честно говоря, раньше я о таких вещах даже не слышал. Я был потрясен и полон отвращения.

И вот я увидел Снейпа и Гарри в одной кровати. Мальчик был несчастен, бормотал что-то протестующее во сне, но стоило ладони слизеринского декана коснуться его плеча, как он замолкал и сжимался в комочек. Эта сцена и воспоминания об услышанном, о том, что взрослые, заметившие странности в поведении извращенца, замалчивали свои сомнения… Я поговорил с Гарри. Из этой беседы я понял, что… ничего я не понял, но сомнений моих она не рассеяла. Я наблюдал, вспоминал намеки Сириуса, что Снейп — извращенец, и, наконец, обратился к директору.

Слава Творцу, я оказался неправ. Но отношения с Северусом и Гарри были испорчены, и мне ещё долго пришлось добиваться их прощения. В том, что Гарри меня простил, я был уверен — его дракончик перестал преследовать меня с намерением укусить или подпалить мантию, а вот Снейп снова замкнулся, до странности напоминая самого себя накануне выпуска.

Тогда он сильно изменился. Замкнулся в себе, ходил в гордом одиночестве — или высокомерно задрав свой носище, или уткнув его в учебники. Джейс, который в это время начал встречаться с Лили, распорядился оставить Сопливуса, в покое. У Питера вроде бы тоже появилась какая-то девушка — он постоянно где-то пропадал, но при этом с таким отчаянным смущением отпирался, что нам не удалось выяснить, кто же она. Даже Сириус махнул на Снейпа рукой. Он в это время посвятил себя попыткам устроить мою личную жизнь. Помню, как он, пытаясь подбодрить меня весёлым трёпом ни о чём, сказал: «Если будешь вести себя так, все решат, что ты такой же извращенец, как Сопливус». Я ничего не понял, и Сириус милостиво разъяснил мне, что Сопливуса никто и никогда не видел с девушкой, если не считать Лили Эванс, а она не в счет — так как она гриффиндорка и встречается с Джеймсом. Значит, Сопливус — гомик, торжествуя, сделал вывод Сириус, всем своим видом выражающий презрение к «гомикам». Но, видя моё полное непонимание темы разговора, объяснил, кто такие гомики и чем они увлекаются. Я же был не столько шокирован, сколько заинтересован. Новая информация давала мне возможность познать мир чувственной любви, о котором друзья прожжужали мне все уши. Я невольно посмотрел на Снейпа с интересоми понял, что Сириусу этот взгляд не понравился.


— Эй, Луни, даже и не думай, я познакомлю тебя с такой шикарной девчонкой с шестого курса Хаффлпаффа, буфера — во! — или с пятикурсницей с Рэйвенкло, если тебя интересуют тощие зубрилы.

И я, не выдержав, заговорил о давно наболевшем.

— Сириус, как ты думаешь, зрелище ежемесячной трансформации оборотня вдохновляет?

— Нет, но…

— Как ты полагаешь, трансформация болезненна?

— Да, но…

— Неужели ты думаешь, что я хочу кому-нибудь подобной судьбы? — мы оба, не сговариваясь, посмотрели на Снейпа, сидящего довольно далеко на поваленной березе и погруженного в книжку.

— Нет, но…

— Тогда почему ты считаешь, что я захочу иметь семью: жену и детей, которых могу подвергнуть опасности заразиться моей…

— Болезнью?

— Моим проклятием.

— И причем здесь Снейп?! — со злым блеском в глазах отчаянно закричал Сириус. Снейп тоже поднял голову, посмотрел на нас пустым равнодушным взглядом, встал и направился в другую сторону парка.

— При том, что он не сможет забеременеть, он сильный маг и хорош в Защите, а значит, может меня не бояться в… критические дни. И он один из немногих, кто знает мою тайну и о ком нам известно, что он «гомик». Идеальная кандидатура.

После этого разговора Сириус как с цепи сорвался, пытаясь не допустить ни малейшей возможности для моего сближения со Снейпом и постоянно упоминая о знакомых юношах. Казалось, что отныне его совершенно не шокируют подобные отношения. Как-то он после шутливого разбора достоинств и недостатков парней с шестого курса Рэйвенкло перешел сперва на Питера, а потом и на себя.

— Смотри, мы с Питером подходим почти по всем критериям. Мы знаем тебя, твою беду и любим тебя, несмотря ни на что, так?

— Ну так.

— Дальше, мы достаточно сильные маги, верно?

— Ты — точно.

— Я не имею постоянной подружки и не стремлюсь немедленно связать себя узами брака. А значит — я почти свободен. Так?

Мне стало скучно от игры в угадайку, и я прямо спросил:

— Мягколап, что ты хочешь сказать?

Он посмотрел на меня синими, искрящимися безумием глазами и спокойно ответил:

— Я предлагаю тебе стать моим любовником.

И вот теперь я, взрослый и разумный человек, спрашиваю себя, сколько же правды было в словах Сириуса о Северусе Снейпе? И почему я, глядя на его маленькую семью, отчаянно хочу оказаться ее членом?


~oOo~

И я, и Северус видели недостаток Гарри в его непоседливости и неумении сосредоточиться. Снейп злился, а я относился к этому философски — все-таки малышу только шесть лет, и было бы странным, если бы он предпочитал скучные уроки прогулкам и играм. Упрямство мальчик явно унаследовал от Джеймса, а при малейшем намеке на тайну старался докопаться до ее разгадки. Я не раз пользовался этими его качествами, чтобы заставить прочитать полезные книги. Этот прием, к моему удовлетворению, неизменно срабатывал — до тех пор, пока он не захотел подняться со мной на Астрономическую башню в полнолуние. Мой поспешный отказ и запрет Снейпа только привлекли излишнее внимание мальчика.
Гарри горел желанием встретить Рождество в поместье Малфоев. Я не очень-то хорошо относился к этой идее, но, помня характер Джеймса, и не надеялся, что мальчугана можно отговорить от его затеи. Мне казалось, что Северус также не в восторге от этой поездки. По крайней мере, накануне Рождества он был чем-то крайне озабочен. Я же был полностью погружен в мысли о заключительном слушании по делу Сириуса и Питера.

~oOo~

Волнуясь, я ждал встречи с Сириусом на берегу залива. Здесь же были директор, группа журналистов и недавно избранный министром Корнелиус Фадж. Последний явно желал обставить для общественности исправление судебного произвола как рождественскую сказку со счастливым концом. Фадж явно волновался: наложив заклинание от подслушивания, он яростно спорил о чем-то со своим пресс-атташе. Неподалеку группа репортеров грелась с помощью бутылки «Старого Огдена»: ветер с залива веял зябкой сыростью и все замерзли.
Глядя на свинцовую воду я вспоминал, как во время следствия мы с Альбусом и надежными людьми из аврората навещали Блэка в Азбакане — проводили новые допросы, уточняли подробности. Никто не хотел безосновательно обнадеживать узника, поэтому Сириус ни о чём не знал до момента очной ставки с Питером. Тогда он чуть было не остался в тюрьме — кинулся убивать мерзавца голыми руками. Мягколапа — худого и сильно ослабевшего — с трудом скрутили двое крепких и рослых охранников. И вот свершилось: Питер Петигрю приговорен к Поцелую дементора. Наверное, сейчас приговор приводят в исполнение, но я не желаю присутствовать на казни человека, который долгое время был моим другом и память о котором я бережно хранил все эти годы. Пусть он так и останется в моих воспоминаниях малышом Питером, Хвостом, который постоянно таскался с нами, глядя влюбленными преданными глазами на Джеймса и Сириуса. Я не могу и не хочу видеть то, чем он стал.

Наконец лодка пристала к причалу и из нее степенно, с достоинством вышел Сириус. Слегка сонный, прищуренный взгляд на бледном лице, плавные, заторможенные движения — я оглянулся на директора в недоумении, что это за человек прикинулся Мягколапом. Альбус, ласково улыбаясь, беззвучно сказал: «Пять лет в Азбакане».
Эти слова словно снесли запруду в моем сознании. Наверное, по распоряжению министра его несколько дней приводили в порядок, отпаивая зельями, чтобы убрать землистый цвет лица и придать сил. Однако Сириус был из семьи «неистовых Блэков», известных своей непредсказуемостью и эмоциональностью, а значит во избежание неприятных неожиданностей сегодня ему досталась изрядная доза успокоительного зелья. Министерские чинуши, понимая, что пресса не упустит эту сенсацию, постарались привести узника в порядок. Он был чисто выбрит и вымыт. Тщательно расчесанные и забранные в хвост волосы ещё не вернули свой прежний блеск, но тоже сияли чистотой. Новая, хотя и не слишком дорогая, мантия была вполне приличной.

Я, не выдержав, кинулся к Сириусу и стиснул его в объятиях. Господи, как же он исхудал! По тому, как он вцепился в меня, было понятно, что вся эта шумиха его раздражает и пугает. Он явно отвык от открытого пространства и больших скоплений народа. Едва мы закончили обниматься, к нам подошел Фадж. Он что-то сказал, пожал руки мне и Сириусу и, наконец, протянул длинный узкий футляр. Новая палочка, сделанная на заказ вместо сломанной… Вокруг беспрерывно щелкали затворы фотоаппаратов, глаза болели и слезились от фотовспышек. Сириус озвучил свою радость по поводу освобождения и того, что настоящий преступник наконец понес наказание. На вопрос о своих планах он ответил, что хочет посвятить себя воспитанию крестника — сына погибших друзей. Этот ответ вызвал вполне ожидаемую реакцию: на Сириуса, Альбуса и Фаджа посыпался град вопросов о Мальчике-который-выжил. Альбус, лукаво улыбаясь, принял этот шквал на себя и, поглаживая бороду, ответил, что мальчик счастлив, живет в приемной семье, что о нем заботятся и относятся к нему с любовью, что его родственники настаивают на анонимности.

Первыми словами, с которыми обратился ко мне Сириус, были слова благодарности. Он стискивал мою руку и шептал: «Спасибо, Луни! Ты молодец, Луни! Молодчина, спасибо, приятель». Однако после того, как разговор коснулся Гарри, Сириус, устало улыбаясь, шепнул мне, что хочет поскорее убраться от этих гиен, чтобы наконец-то увидеться со своим крестником. Я попытался как-то поумерить его энтузиазм, уточнив, не собирается же он прямо отсюда сразу отправляться к Гарри? Сириус, посмотрев на меня, воскликнул: «Луни, ты гений! Конечно же, мы сперва устроим набег на магазины в Диагон-аллее, чтобы не приходить к ребенку с пустыми руками — без подарков». Я вспомнил, что, когда Сириус загорается идеей, его невозможно остановить или заставить притормозить. А ведь я еще не сказал ему о том, в чьей семье живет Гарри...

Наведавшись в Гринготтс и набив карманы галлеонами, Сириус Блэк устроил поход по лавкам в Косом переулке, надолго запомнившийся его обитателям. И это учитывая, что поход состоялся в Сочельник, когда с прилавков сметалось буквально всё! Лавки и лавочки были так переполнены, что приходилось ожидать возможности если не войти, то пробиться к прилавку. Чтобы утешить сынишку Артура и Молли Уизли после утраты фамильяра, Сириус купил ему чудесного черного филина и немедленно решил, что Гарри тоже необходима сова. Я с трудом уверил его, что шестилетнему малышу сова совершенно не нужна. Но Сириус не успокоился, пока не купил крестнику прелестную сиамскую кошку по имени Фея. Я тактично умолчал, что кошка до удивления напоминает мне Нарциссу Малфой: так же грациозна, изящна и брезглива — последнее обстоятельство мы выяснили, уронив Фею в грязную глубокую лужу. Сириус посмеивался, представляя, как они с Гарри будут дразнить кошку, брызгая на нее водой.

Потом он попытался скупить половину увиденных сладостей: доверху набил немаленькую корзину шоколадушками и желейными червяками, кислыми шипучками и банановыми чипсами, сливочными тянучками, сахарными свистульками и прочим, что попалось на глаза, бормоча что-то о детях, которые любят сладкое. Под моим недоуменным взглядом он купил безумно дорогую и откровенно девчоночью куклу. Потом я еле-еле уговорил Сириуса не покупать новейшую модель спортивной метлы. Он неохотно согласился — в шесть лет в квиддич играть еще рановато — но радостно уверил меня, что теперь знает, какой подарок купить Гарри на семилетие. Когда Сириус обнаружил, что выбор игрушек для мальчиков крайне мал — большинство новых и интересных уже раскупили, — возмущению его не было предела. Сперва он хотел скупить махом всё, что было в наличии. Но меня подобная щедрость вовсе не радовала. Я слишком уважал и одобрял тот подход к воспитанию, которым руководствовался Северус, считающий, что ребенок должен иметь все необходимое, но при этом знать слово «нельзя». Он, как и я, полагал, что подарки должны приносить радость, которая пропадет, если заваливать детей игрушками, приучая воспринимать очередной подарок как само собой разумеющееся явление. Поэтому я ненавязчиво подтолкнул мысли Мягколапа в нужном направлении.

Мне не пришлось напрягать память, вспоминая, какой подарок выпрашивал Гарри на Рождество. Северус солдатиков не одобрял, равно как и жутко дорогих, бесполезных, с его точки зрения, фигурок знаменитых квиддичных игроков. Естественно, был куплен целый набор солдатиков с замком и даже фигурками драконов и кентавров. Немного поколебавшись, я предложил также купить детскую подзорную трубу, которая могла с помощью простого трансфигурационного заклинания превращаться в телескоп. Проходя мимо магазина мадам Малкин, Сириус загорелся идеей купить Гарри какую-нибудь «прикольную» одежду, но, к счастью, выяснилось, что мадам уже закрывает ателье и не намерена откладывать подготовку к празднику даже ради клиента, готового сорить деньгами.

Если в начале посещения Косого переулка Сириус чувствовал себя неуютно в окружении множества людей, то чуть позже его захватила и закружила атмосфера праздника. На нас смотрели с весёлыми улыбками — двое до одури довольных мужчин, нагруженных корзинами и свертками, с филином в клетке и кошкой на плече. Мы поминутно слышали оклики: «Веселого Рождества!» Многие успели прочитать в утреннем выпуске «Пророка» статью об освобождении Сириуса и подходили поздравить его. Сириус, улыбаясь, неизменно извинялся, что не может поговорить дольше — он торопится к крестнику. После этого люди смотрели на него с еще большей доброжелательностью. А вот мне после каждого такого разговора становилось все хуже. Я понимал, что просто обязан сказать другу правду, ведь чем большие планы и чаяния будут у Сириуса в отношении Гарри, тем большее потрясение его ожидает, но говорить о мальчике на переполненной людьми улице не решался. Сириус с детской радостью подвел меня к полкам во «Флориш и Блотс» и, указав на них широким жестом, отдал их мне «на поругание и разграбление». Я, ощущая всё большую вину, купил безумно дорогую энциклопедию Зосимы из Понополиса «О началах Алхимии», на которую с таким вожделением смотрел Северус. Потом Сириус купил кучу подарков Андромеде, Тэду и их детям, приговаривая, что малышка Нимфадора наверняка не осталась одинокой.
Наконец мой друг не выдержал. Всё-таки этот день был для него слишком полон потрясений и волнений. Вернувшаяся было порывистость движений исчезла, сменившись усталой заторможенностью. Он, многозначительно улыбаясь, предложил отправиться к Андромеде.

— Но Сириус… — я мучился, не зная, как начать неприятный разговор, и был бы безумно рад возможности его отложить. — Хорошо, если ты передумал…

— Что? — реакция у Сириуса была просто феноменальная. Он сразу посерьёзнел и напрягся. Я с трудом подавил внутренний голос, с очень знакомыми язвительными нотками произнесший: «Собачий нюх», и почти беззвучно сказал:
— Его там нет.

Сириус чуть не сошел с ума от ярости. Он сперва побледнел, как покойник, потом покраснел так, что я испугался, как бы его не хватил удар, и, не дав мне опомнится, схватил меня за руку и аппарировал со мной в какой-то заброшенный парк. Уронив покупки под ноги, он изливал свою ярость, вцепившись в ворот моей мантии. Как я позволил отдать Гарри в дом Нарциссы?! Это же Малфои!!.. Сперва я обалдел. Как он узнал? Потом у меня немного прояснилось в голове, и я постарался успокоить взбешенного приятеля, осторожно подбирая слова и моля всех известных мне богов не допустить визита Сириуса в дом Малфоев в этом состоянии.

— Сириус, никто их твоих родственников не имеет отношения к опеке… Ты меня понимаешь? — Блэк, всё ещё выглядевший так, будто готов все же совершить убийство, медленно кивнул.

— Уизли? — неуверенно спросил он. Я прекрасно понимал его неуверенность. Уизли неплохие люди, к тому же абсолютно преданные Альбусу, но они совершенно чужие и Гарри, и Блэкам. И, что хуже всего, они никогда не отдадут Сириусу «своего» ребенка.

Я выдавил жалкую улыбку в попытке его приободрить:

— Нет, не… — договорить я не успел: меня снова, как на пирсе, стиснули в восторженных объятьях.

— Луни, ты самый лучший! Как тебе удалось провернуть это дельце? Ты хотел сделать сюрприз старине Мягколапу? — Он самодовольно ухмыльнулся и радостно зачастил: — Ну прости, что я испортил твою шалость! Ты ведь профессор в Хогварсе? Бог мой, «профессор Луни»! Значит, Гарри там... Боже, как стыдно, — он смотрит на груду рассыпанных пакетов под ногами, — я же ничего не купил ни Альбусу, ни профессору МакГонагалл! Ну да ничего, еще успеется, — он заулыбался. — Я так хочу увидеть нашего мальчугана…

С каждым произнесенный им словом я ощущал себя все более и более погано. Будь я волком, я бы, скуля, прятал морду между передними лапами и поджимал хвост. О Мерлин, почему сегодня не полнолуние!
~oOo~


По пути из Хогсмита я молча слушал его радостную болтовню. Мы были уже не просто увешаны пакетами с покупками: они парили в воздухе, следуя за нами. Хогсмитские лавки пережили не менее сокрушительный набег, чем магазины Диагон-аллеи. Неимоверно нелепый колпак — для Альбуса; удивительно теплый, мягкий и уютный халат с черт знает каким количеством полезных чар на нем — для Минервы; какие-то семена для Помоны; мягкие тапочки для Поппи; невообразимого назначения недоуздок для тестралов Кеттлберна; бутылка «Старого Огдена» пятидесятилетней выдержки для Хагрида; ваза с наложенными на неё чарами, сохраняющая цветы свежими целый месяц — для профессора Вектор, которую он знает только с моих слов; коробочка с благовониями для профессора Трелони… он купил даже миску для кошки Филча. И только Снейпу, несмотря на мои более чем прозрачные намеки, Сириус не купил ничего. Пренебрежительно махнув рукой, он с царственным видом произнес:

— Пусть Сопливус изойдет соплями от зависти! Тоже мне, профессор… — и засмеялся счастливым, радостным детским смехом, предвкушая зрелище разочарованного лица Снейпа. Я, понадежнее перехватив драгоценный фолиант, вздохнул. Главным было доставить Сириуса в Хогвартс, откуда невозможно аппарировать. И где есть мудрый Альбус, который всегда может найти слова, чтобы успокоить и убедить. Посмотрев на лицо приятеля, я снова вздохнул. Ну, почти всегда. Найти слова для того, чтобы в свое время остановить Си… нашу компанию директор так и не смог.

...В кабинете нас, кроме Альбуса, ожидали взволнованная Минерва и торжественно-озадаченный Хмури. Профессор МакГонагалл сперва поджимала губы, глядя на нас, как на набедокуривших первоклашек, по чьей вине ее Дом лишился не менее сотни баллов, а потом, всхлипнув, кинулась обнимать Сириуса. Она была так растрогана и так искренне за него радовалась, что буквально не давала ему раскрыть рта. Немного смущаясь, Минерва признала, что не ожидала от нас таких успехов по своему предмету. Сириус, не ожидавший такой похвалы, неловко переступил с ноги на ногу, и, наконец спохватившись, вручил бывшему декану свой подарок. Минерва смутилась еще больше и, пытаясь спрятать подозрительно поблёскивающие глаза, растерянно принялась его благодарить: «Я очень признательна, но, право же, не стоило, мой мальчик!».

Злорадно ухмыляясь, (интересно, сколько лет он мечтал увидеть директора в подобном головном уборе?) Блэк протянул подарок Альбусу, который примерил полученный колпак с кажущейся совершенно искренней детской радостью. А Хмури Сириус предложил… пакетик всевкусных орешков — получив в ответ привычно подозрительный взгляд. Минерва неожиданно спохватилась и начала собираться:

— Извини, Сириус, Северуса сейчас нет в замке, и мне приходится приглядывать и за его студентами, а… — она попыталась незаметно шмыгнуть носом. Хотя, кажется, этого кроме меня и Хмури никто не заметил.

— Уверен, что у вас, дорогая профессор МакГонагалл, это получается не в пример лучше, чем у старины Сопливуса! — заметил Сириус.
Минерва, остановившись в дверях, по привычке строго выговорила, особо подчеркивая интонацией первые слова:

— Профессор Снейп, мистер Блэк. Профессор прекрасный педагог, хороший декан и превосходный отец, — и, прежде чем закрыть дверь, взглянула на Сириуса и немного мягче добавила: — Гарри в нем души не чает.

~oOo~

После пущенной Минервой по незнанию парфянской стрелы мы втроем еле-еле сумели скрутить Сириуса. Он обвинял во всех смертных грехах меня, директора, Минерву и, в первую очередь, Снейпа. Он рвался спасать Гарри. Самым неприятным в этой ситуации было не спокойное, с долей скорбной печали лицо директора, а удовлетворенное выражение на лице Хмури. Если пятнадцать минут назад Аластор был для Блэка напоминанием о суде и об Азбакане, то сейчас они явно заключили молчаливый союз против общего противника представленного Северусом, Альбусом и мною. Жаль, что Сириус пока не понял, что этот союз направлен в первую очередь против Гарри.

Наконец мой друг сумел успокоиться настолько, чтобы выслушать историю взаимоотношений Гарри и Северуса. Услышав о Дурслях, он снова взорвался, но уже не настолько яростно. Что ж, Сириус Блэк, как и я, был знаком с Петунией — они познакомились на свадьбе Джеймса и Лили. Впрочем, в отличие от меня, он явно не собирался вспоминать о том, как подшутил над родственниками невесты. Тихим, звенящим от сдерживаемого бешенства голосом Сириус поинтересовался, почему Гарри был передан на воспитание в семью сестры Лили, а не в дом Андромеды Тонкс? Альбус начал рассказывать о защите крови, о том, что хотел вырастить ребенка подальше от слепого преклонения, о том, что семейство Петунии — наиболее близкие родственники по крови, что их сын ровесник Гарри и они вполне состоятельны, чтобы… И в этот момент Сириус не выдержал. Он встал с кресла и, выпрямившись во весь рост, всё тем же обманчиво-спокойным голосом вопросил, а известно ли уважаемому господину директору о содержании последней воли родителей мальчика? В эту минуту им нельзя было не залюбоваться: что бы кто не говорил, но он истинный Блэк — есть в нем что-то мрачное, темное и… величественное.

Альбус медленно кивнул, глядя из-под кустистых бровей. Он, как и я, слишком хорошо знал своего бывшего студента и ожидал нового взрыва его темперамента.

— Мистер Блэк, я прошу вас сесть и успокоиться, — произнес директор не повышая голоса, но с такой интонацией, что бедняга Мягколап просто упал в кресло. — Если вы помните законы... — четко выверенная пауза дала всем возможность вспомнить, что Сириус просто не может не знать законов и в силу происхождения, и в силу профессии, но не дала возможности перебить говорящего. — Итак, по закону вы являетесь опекуном Гарри Поттера, но, поскольку до недавнего времени ваши права и свободы были ограничены по приговору суда, право опеки перешло к ближайшим кровным родственникам. Позволь мы судебное разбирательство на тему того, кто из родственников более достоин воспитывать вашего подопечного — победил был Люциус Малфой. Потому что только его супруга и сын являются наследниками крови Блэков.

— Но Андро…

— Андромеда ваша родственница, это верно, но в глазах закона и обычая вы не являетесь кровными родственниками Джеймса Поттера. Вы с кузиной отреклись от крови и имени. Помните? И при назначении опекунов суду пришлось бы выбирать между родственницей осужденного преступника, виновного в смерти родителей малыша — простите, мистер Блэк, — маггловской родней по матери и дальней родней со стороны отца по линии Блэков. Вы бы этого хотели?

Сириус неожиданно успокоился и начал весело улыбаться. Как всегда, этот признак того, что его голову посетила очередная идея, вселил в меня тревогу.

— Значит, теперь я могу предъявить свои права…

— Всё не так просто. Профессор Снейп и юный Гарри связаны магией: через нерушимую клятву и ритуал опекунства, а также официально — Министерством. — Я растерянно моргнул, когда в спрятанных в тени кустистых бровей глазах Альбуса мелькнул отблеск солнца. — Однако, если Гарри пожелает, он сможет освободить Северуса от своего крайне обременительного присутствия. Но только по доброй воле!

Хмури встал и, прохромав к Сириусу, положил руку ему на плечо со словами:

— Я верю в тебя, мальчуган. Ты сможешь пробиться к сердцу Поттера. — А вот от следующих слов мне захотелось зажмуриться, съежиться и вообще провалиться сквозь пол. — Ты всяко лучше этого извращенца-педофила.

Конечно, после этой фразы успокоить Сириуса стало почти нереально. И то, что Альбусу это удалось, — самое настоящее чудо, более удивительное, чем вся магия Хогвартса и его окрестностей.
Я задумчиво глотал чай, размышляя, что в него добавлено. А то, что без какого-то успокоительного зелья тут не обошлось, мне стало ясно очень быстро. Уже после нескольких больших глотков предложенного Дамблдором напитка мои мысли в ставшей совершенно темной и мутной голове потекли вяло и неторопливо, напоминая мне толстых и откормленных карпов. Таких же неподвижных, холодных и ленивых. Возможно, Дамблдор был прав — все присутствующие явно нуждались в том, чтобы им помогли избавиться от лишних эмоций. Мне по-прежнему было больно видеть страдания Сириуса, мучительно думать о том, что почувствует Северус, и страшно даже представить, чем может кончиться их встреча, но теперь все эти чувства как-то притупились, словно действие зелья отгородило меня от самого себя. Единственной, хотя и тоже не слишком яркой, радостью было отсутствие Снейпа в замке и понимание того, что вернется он ещё не скоро.

Надо полагать, я сглазил ситуацию. Потому что стоило мне о нем подумать, как дверь распахнулась, и он влетел в комнату...
~oOo~
После того, как Снейп выдвинул свой ультиматум, мы с Альбусом с трудом сумели договориться о том, на каких условиях Северус позволит Сириусу общаться с Гарри. Настроение у всех было подавленное, всё предчувствие наступающего праздника вымылось усталостью и раздражением на двух упрямцев. Хотя временами мне казалось, что Снейп наслаждался тем, что может диктовать условия и торговаться.

Несмотря на убежденность Сириуса, что Гарри необходимо поскорее спасти, вырвав из грязных рук Сопливуса, я знал, что Северус был для Гарри хорошим наставником. Он не был навязчиво-заботлив и приторно-нежен — скорее строг и суров, но его забота и нежность к мальчику проявлялись в поступках. Надо было только захотеть это увидеть.

Вечером мы с Блэком отправились ко мне в покои и немного выпили в честь двойного праздника: Рождества и освобождения Сириуса. Даже меня после тяжелого и утомительного дня, да ещё и почти на пустой желудок, заметно развезло. А уж Сириус начал клевать носом уже после третьего глотка. Когда я увидел это и вспомнил, что раньше Сириус мог перепить любого, почти не захмелев, у меня на глаза навернулись слезы... Отчаянно зевая, Мягколап отправился к себе, бормоча что-то о том, что нужно будет еще раз поговорить с Минервой и передать младшему Уизли филина.

К завтраку ни Северус, ни Сириус не явились. Желая дать приятелю отоспаться и свести конфликт к приемлемому уровню, я отправился в подземелья. К своему огромному удивлению, я встретил Снейпа в коридоре. Он почти бежал в направлении кабинета Зелий, был встрепан и явно не в себе. Оказывается, Северус забыл о каникулах, решив, что проспал урок! Все мои попытки его успокоить приводили только к ещё большему раздражению. Там, в кабинете, и состоялся крайне неприятный разговор, во время которого Снейп посоветовал мне «купить Блэку строгий ошейник и поводок», если я не могу заставить его соблюдать хотя бы видимость приличий. Крайне встревоженный этим заявлением, а также отсутствием Сириуса на завтраке, я обнаружил друга у мадам Помфри. Медсестра возвращала ему человеческий облик — сводила хвост и приводила в порядок лицо. Судить об успешности процесса было трудно, потому что Сириус рычал и весьма устрашающе скрипел зубами, которым позавидовала бы и акула. Пять лет спустя Северус признался, что всё ещё пытается добиться повторения этого эффекта, но пока безрезультатно...

Никто из участников ночного инцидента не захотел делиться со мной подробностями, а от Гарри я узнал только то, что крестный ему не нравится, потому что «обижает папу». Все мои мягкие попытки рассказать мальчугану о том, как сильно Сириус его любит, натыкались на стену упрямого отчуждения. В полнейшем отчаянии я попытался обсудить эту проблему с единственным, кто мог дать мне непредвзятый совет — я отправился к портрету художника. Не знаю, то ли мне так повезло, то ли Гарри тоже решил прибегнуть к помощи независимого советчика, но, поднимаясь по лестнице, я услышал негромкие голоса:

— То есть они терпеть друг друга не могут, но оба относятся к тебе хорошо?

— Ну… Я не знаю! — голос Гарри выдавал отчаяние. — Понимаешь, они готовы разорвать меня, лишь бы… Раньше Северус постоянно говорил, что всё зависит от меня, потом смирился с тем, что он мой отец. Мне кажется, ему было неуютно и…

— Неловко?

— Да, неловко. Он старался, но… я не знаю!

— Наверное, у него было не слишком много опыта общения с маленькими детьми, — в голосе были явно слышны лукавые интонации.

Тишина. Слышно сосредоточенное сопение Гарри.

— Я не маленький!

— Тогда веди себя соответственно. Заставь остальных видеть себя. Свои желания, надежды и цели. Обращай внимание на детали. Что ему важно: ты сам или его преставление о том, как он будет о тебе заботиться, невзирая на твои желания и нужды?

Тяжелый вздох и шуршание.
Гарри слезает с подоконника? Я осторожно повернулся и постарался незаметно исчезнуть. О ком они говорили в конце — о Снейпе или о Сириусе?

Январь и февраль прошли в осторожном маневрировании нескольких взрослых вокруг Гарри, который пытался ускользнуть от их навязчивого внимания. Я, ощущая себя полным предателем, окончательно выбрал сторону в середине февраля. И это была сторона Гарри. Портрет мудрого художника был прав. Надо видеть детали и охватывать перспективу. Альбус стремится к тому, чтобы обрести влияние на Гарри и, очевидно, на Снейпа, и для этого, не стесняясь, использует чувства Сириуса; Минерва преданно поддерживает все начинания директора и искренне хочет помочь своему бывшему студенту; Сириусу нужен Гарри, потому что только этот ребенок, которого он любил всем сердцем, мог заменить ему семью и помочь почувствовать себя снова живым после тюрьмы. К тому же, Мягколап ненавидел Снейпа и был слишком уверен в своей способности заменить ребенку настоящего отца. Все они искренне желают добра этому ребенку — в соответствии с собственными понятиями о добре и благе — но не утруждают себя при этом размышлениями о его чувствах и желаниях. Как это ни странно, но о самом Гарри думает только Северус. А может, и не странно... Он же дал клятву и провел ритуал опеки, теперь он при всем желании не может навредить воспитаннику. Хотя остальные, кажется, стараются не задумываться над этим.

С каждым днем всё ближе весна, всё ярче светит солнце, вот уже в проталинах на пригорках видны первоцветы: крокусы, подснежники, мать-и-мачеха… И чем ярче светит солнце, чем теплее на улице, тем мрачнее и холоднее наши отношения с Сириусом. Его бесит буквально всё: то, что я всё ещё свободно вхож к Снейпу, а он всё ещё нет, то, что глаза Гарри, так похожие на глаза Лили, сияют от радости при взгляде на Северуса и становятся совершенно пустыми при взгляде на него. Он бесится при виде Гарри, смеющегося в компании слизеринцев, и при взгляде на Снейпа, занимающегося с… сыном. Это ревность, но мой бедный друг никогда не был ревнив и просто не может понять этого чувства. Он не верит, что возможно кого-то ревновать к Сопливусу. Подарки для Гарри так и лежат нераспакованными в комнате домика, который Сириус снимает в Хогсмиде. Комнате, предназначенной под детскую. Она очень уютная, светлая и обставлена с любовью. Вот только Гарри так ни разу и не согласился не то что переночевать там, а даже просто зайти в гости. Мне больно смотреть на то, как Сириус пытается взять штурмом крепость под названием Сердце Гарри Поттера. Он слишком торопится, суетится и дергается.

В Снейпе Сириуса бесило абсолютно все: прическа, форма носа, ядовитый язык, то, что он сумел добиться успеха и уважения директора. Узнав, что в начале учебного года Северус варил мне антиликантропное зелье, а потом отказался, он чуть было не отправился убивать слизеринца. И, не задумываясь, предложил мне «вспомнить детство», сопровождая меня в анимагической форме в ночи полной луны и облегчая мои страдания. Я видел, как Сириус сдерживает свою неприязнь к «Сопливусу» ради Гарри. Он, который всегда горел слишком ярко и сильно: ненависть — так от всего сердца, дружба — так от всей души, любовь — так до гроба, — пытался найти компромисс с человеком, которого ненавидел и презирал каждой клеточкой своего существа.

Гарри получил приглашение посетить Малфоев на Пасхальных каникулах. Собственно, я узнал об этом, услышав, как он обсуждает с Митчелами подарки хозяевам. А вот Сириусу это стало известно уже после отбытия Северуса и Гарри. И он усмотрел в этом свой шанс.

~oOo~

Сириус сорвался сперва в Лондон, а потом и в поместье Люциуса. Несмотря на крайне холодное, если не сказать отрицательное, отношение к Нарциссе, ее мужу и (уже заранее) их сыну, он потратил немало времени, сил и галеонов, чтобы приобрести им подарки. Я был против этой затеи. Не говоря уж о том, что, порвав с семьёй, Сириус не мог претендовать на родство с Нарциссой, он мог вдобавок разоблачить Гарри. В том, что Северус свято блюдёт тайну происхождения своего «сына», я был уверен. Сириус поклялся мне, что будет паинькой, что он никому и никогда не сболтнет лишнего, однако я понимал, что Снейп не сможет удержаться от соблазна и обязательно попытается насовать ему под хвост колючек. А зная, что запас этих колючек под языком слизеринского декана неистощим, мне становилось просто страшно за моего бедного приятеля. Но отговорить Сириуса Блэка от идеи примириться с семьёй ни я, ни Минерва, ни Альбус так и не смогли.