Змеёныш

Гарри завтракал, старательно делая вид, какая вкусная овсянка сегодня — лишь бы к нему не приставали с разговорами взрослые. Нет ничего хуже, чем когда с тобой, почти взрослым 6-летним волшебником, сюсюкают, как c неразумным малолеткой. МакГонагалл своим холодно-отстраненным тоном поинтересовалась, как прошло у них лето, мадам Пинс спросила, понравилось ли ему в Дувре, директор с таким видом, будто обсуждает балладу «Смерть Мерлина», спросил Северуса, как понравились Гарри каникулы. Да ну их. Он слышал, как мадам Помфри с нежностью в голосе сказала профессору Флитвику, что отдых явно пошел на пользу Снейпу. Гарри чуть не фыркнул в стакан с молоком, вспоминая, как они с миссис Малфой отнимали у Северуса кофе. Правда, в госпитале Нанта отцу дали рецепт какого-то «простого, но малоизвестного за пределами страны зелья», и печень у него после этого пошла на поправку.

Сегодня утром Гарри все ещё был обижен тем, что ему не позволили провести остаток каникул с Митчеллами и Малфоями, но с другой стороны… Он вспоминал, как вел себя, и ему становилось стыдно. Решение испробовать на Снейпе действенность любимого метода Дадли оказалось глупым, некрасивым и не вызывало, ничего кроме стыда. Так что, когда Северус попросил его подумать и назвать ему причины, по которым Гарри не мог остаться с Малфоями без него, мальчик задумался.

— Ты же взрослый, попробуй применить голову для того, чтобы думать, а не есть в нее.

Гарри надулся и потер лоб.

«Итак, — думал он, рассматривая себя в зеркале, пока чистил зубы, — три причины. Они есть, надо просто найти их, как семь гномов, спрятавшихся на волшебной картинке. Первая причина: потому, что он не доверяет меня никому. Я «его мальчик». Он же клялся во время ритуала. Вторая причина… ой, клятва!»

А третьей причины Гарри так и не нашел. Он рассказал об этом Северусу, на что тот посоветовал подумать еще. Вот Гарри и думал за завтраком, когда в дверь вошел незнакомец. Взрослые оживились, все разом заговорили, приветствуя нового коллегу. Из услышанного Гарри понял, что нового профессора защиты зовут Ремус Люпин, он бывший студент МакГонагалл (мальчик поморщился), но самым важным было то, что отец испугался. Он открыто заявил, что этот дядька опасен для студентов, и что он не готов оставаться рядом с ним ни минуты.

Гарри сидел тихо, как мышонок, прислушиваясь к разгорающемуся скандалу. Сейчас для него самым главным было то, что Северус впервые назвал его сыном в Хогвартсе. Декан гриффов обвинила отца в злопамятности и неспособности забыть школьные обиды — мальчик был не уверен, но, кажется, мадам Помфри фыркнула и пробормотала что-то вроде: «Да такое и святой бы не забыл». Директор высказал предложение не пороть горячку, а пройти в его кабинет, выпить там чаю и спокойно все обсудить. Кто-то спросил, что имеет в виду зельевар, а ему ответили, что он, мол, сам хотел получить эту должность. Профессор Флитвик тихо произнес, обращаясь непонятно к кому:

— Ну не идиот же он!

Гарри забеспокоился и нахмурил брови. Он совершенно не доверял директору Дамблдору и доверял суждениям отца. Даже мистер Малфой весьма уважительно отзывался о познаниях и талантах профессора Снейпа. И если Северус сказал, что Люпин опасен, значит, это правда, и Гарри совсем не собирался оставлять его одного с двумя людьми, которые могли причинить ему вред. Мальчик поднес ко рту стакан с молоком и отпил, макнув верхнюю губу: от этого появлялись смешные усы, а напиток становился в два раза вкуснее.

Северус встал и велел Гарри идти собирать вещи для отъезда. МакГонагалл вскочила и начала говорить о контракте, а директор пригласил продолжить разговор в его кабинете. Гарри встал из-за стола, поблагодарив всех за приятно проведенное время, и сделал вид, что направляется в подземелья, а сам, ухмыляясь растерянному выражению на лице мадам Хуч, побежал в сторону кабинета директора.

Сердце колотилось где-то в горле, мешая дышать, но сейчас для него существовало только одно желание — добраться до каменной горгульи, охраняющей кабинет директора, как можно быстрее и незаметнее. Пока все шло удачно: казалось, лестницы сами вели его к цели. Но, подбежав к статуе, мальчик остановился в растерянности. Он не знал, как войти.

Сперва Гарри вежливо попросил статую открыть дверь, но та даже не шелохнулась. Потом он припомнил, что осенью кто-то из старшеклассников рассказывал о вызове к директору и упоминал, что пароль был какой-то смешной, вроде сахарной ваты. Он перебрал с десяток знакомых названий сластей, и маггловских, и магических, но так и не смог угадать. Время шло, и с лестницы послышались приближающиеся голоса. Мальчик огляделся и юркнул в нишу с рыцарскими доспехами, укрывшись за щитом.

Директор произнес пароль, но настолько тихо, что до Гарри донеслось только что-то вроде «…рия мунди». Раздалось скрежетание камня, потом шаги стихли, и снова раздался скрежет, с которым горгулья заняла свое место. Мальчик немедленно вылез из-за щита. К статуе он подбежал со словами: «Глория мунди». Проклятая штуковина нехорошо прищурилась.

— Так проходит слава мира, — попробовал схитрить Гарри, который от волнения забыл, как звучит фраза на латыни. Горгулья только недовольно дернула плечом. — Зит трансит глория мунди.

Ненавистная каменюка с интересом рассматривала топчущегося перед ней ребенка и внезапно проскрипела:

— У тебя еще две попытки, а потом я сообщу директору, что ты пытаешься проникнуть на вверенную моему попечению территорию.

Он же учил латынь. Он же понял фразу. Надо только собраться и успокоиться. Гарри закрыл глаза и произнес:

— Sic transit gloria mundi (Сик транзит глориа мунди).

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем раздался шум, и недовольный голос монстра проскрежетал:

— Повезло.

Мальчик только фыркнул, шагнул на винтовую лестницу и чуть не упал от неожиданности, когда ступени начали движение, поднимая его наподобие эскалатора в супермаркете. Рука невольно сжала в кармане мантии подаренную на день рождения волшебную палочку.

Лестница остановилась, вынеся его на небольшую площадку — холл с мягкими креслами, в дальнем конце находилась массивная дверь, к которой и кинулся мальчик. Внимательный осмотр выявил немаловажную деталь — замочной скважины в двери не было. Это было плохо. Гарри приложил ухо к щели между дверью и косяком, но почти ничего не услышал. Он слышал голоса Северуса, МакГонагалл и этого… Ремуса, были моменты, когда все молчали — очевидно, директор говорил совсем тихо — но так или иначе слов разобрать было нельзя. Мальчик уже совсем было решился немного приоткрыть дверь, чтобы лучше слышать, когда та сама распахнулась, и он плюхнулся на попу, потирая лоб рукой с зажатой в ней волшебной палочкой (7,5 дюймов, выточена из старой яблони).

~oOo~

Северус молчал всю дорогу до кабинета директора. Только хмыкнул, услышав пароль, да ответил на назойливую вежливость Минервы. Честно говоря, его просто трясло — от бешенства при виде старого школьного врага, надолго ставшего его боггартом, от стыда — при воспоминании о собственной слабости и трусости, от ненависти — при воспоминании о «благородстве» Поттера и «глупости» Блэка. Люпин был олицетворением почти всего плохого в его жизни — а плохого в ней хватало с избытком. Она вообще была нагромождением плохих и кошмарных воспоминаний с редкими проблесками светлых и радостных.

Наконец, все собравшиеся расселись и получили по чашке чая, чтобы заткнуть рты и занять руки. Северус осторожно понюхал, а потом и пригубил ароматный напиток, по привычке проверяя его на наличие постороннего зелья, но ощутил лишь чистый и свежий липовый вкус. Подняв взгляд от чашки, он встретился с понимающей улыбкой Альбуса, который заговорил на совершенно неожиданную тему:

— Северус, мальчик мой, как ты провел лето? — по глазам директора зельевар понял, что тот уже готов извлечь всю необходимую информацию, проникнув в его мысли. — Мне показалось, что вчера Гарри был чем-то недоволен.

— Спасибо, мы хорошо провели время вместе с…

— Малфоями, я знаю, — кивнул директор. — Я был крайне удивлен, узнав, что Малфой и Паркинсон стали свидетелями ритуала защиты — не меньше, чем Амалия Боунс, которая собиралась вместе с племянницей навестить вас по моей просьбе.

— Я… — голос мастера зелий чуть не сорвался, и ему пришлось начинать сначала, судорожно сглотнув. — Я был удивлен не менее вас, но Малфой атаковал самое слабое звено в обороне. Он предложил Гарри выбор: быть усыновленным им или мною. Мальчик выбрал меня. — Недоуменные взгляды МакГонагалл и Люпина говорили о том, что они не могут понять, о чем идет речь и, причем здесь они. Это обстоятельство почему-то ободрило его и придало сил. — Но раз уж так произошло, я об этом не жалею и принимаю на себя всю меру ответственности. — Голос звучал теперь холодно и твердо: — Я не могу позволить моему воспитаннику находиться в опасной близи от оборотня. Во время отдыха во Франции мы имели несчастье видеть последствия нападения перевертыша на магическую деревушку. На детей это произвело крайне тяжелое впечатление.

— Да, я читала в «Пророке» — это ужасно. — Вздохнула Минерва.

— Митчеллы были с вами?

Северус едва заметно моргнул и кивнул.

— Гарри любит тебя, — Альбус со вздохом снял и начал протирать очки. У близоруких людей обычно взгляд в такие моменты становится мягким и растерянным, но у директора была дальнозоркость. — Я, признаться честно, полагал, что мальчик заслуживает любящую семью, но поскольку он доволен, я согласен оставить всё, как есть. Однако он должен помнить и том, кто он такой, о своих родителях.

Минерва непонимающе переводила взгляд со Снейпа на директора.

— Я думала, что мальчик твой…

— Я рассказывал ему о родителях, — с легким раздражением произнес Северус одновременно с ней. — Извините, Минерва, разве вы не узнали? Это сын Поттеров.

— Гарри, — задохнулась ведьма.

— Да, — голос звучал уверенно и спокойно. — И поскольку я за него отвечаю, то не могу позволить ему находиться рядом с оборотнем.

— Но почему он называет тебя папой?! — сколько праведного возмущения было в слившихся воедино голосах заместителя директора и Люпина, что Северус едва сдержал смешок.

— Он… — мастер зелий вспомнил подслушанные им в слизеринской гостиной слова Гарри, — он меня «упапил», а потом я его усыновил.

Гвалт, поднявшийся после этих слов, смог успокоить только запевший Фоукс. Директор встал и, подойдя к двери, сообщил:

— Мне кажется, настало время пригласить мистера Поттера присоединиться к нашей беседе, — и распахнул дверь.

~oOo~

Гарри растянулся на полу и, потирая шишку, испуганно смотрел на взрослых в кабинете. В дверном проеме стоял директор, а за его спиной, перед письменным столом, сидели очень злая профессор МакГонагалл и Северус. Новый преподаватель стоял рядом с креслом Снейпа со стиснутыми кулаками и готовый вцепиться в его горло. Мальчик не раздумывал ни секунды. Он выхватил из кармана подаренную на день рождения волшебную палочку и, нацелив ее в лоб незнакомца, потребовал:

— Держитесь подальше от моего отца, сэр!

Мужчина отшатнулся и растерянно посмотрел сперва на Гарри, затем на директора. МакГонагалл казалась готовой взорваться от негодования. Она фыркнула и ожгла Северуса гневным взглядом:

— Откуда у ребенка волшебная палочка?!

Тот ответил, сохраняя спокойствие, и только блеск глаз говорил о его недовольстве:

— Это подарок.

Гарри, не отводя палочки от первого противника, покосился на Дамблдора. Тот стоял рядом и прямо таки лучился весельем. Он отвел взгляд от отца всего на пару секунд — и в следующий миг ощутил, как его за шиворот вздергивают с пола и ставят на ноги. А знакомый голос прошипел в ухо:

— Немедленно опусти палочку и не смей меня позорить. Где твои манеры?

За лето, проведенное вместе с Малфоями, мальчик узнал, что Северус никогда не станет одергивать его на людях. И, надо сказать, пользовался этим без зазрения совести. Вечерами, когда миссис Малфой читала вслух, он забирался на колени к Снейпу, или садился рядом, откровенно набиваясь на ласку. Первое время он чувствовал, что опекун держится скованно и неловко, однако к тому моменту, когда они возвратились в Англию, объятия стали непринужденными, хотя и сопровождались недовольными вздохами. Вот и теперь, ощущая неуверенность и потребность в поддержке, Гарри молча прижался к Северусу, обнимая его за талию. И тот не оттолкнул его, только, хмыкнув, сел в кресло и посадил к себе на колени.

Декан Гриффиндора упала в своё, как подкошенная, и только пристально смотрела на Гарри, сжимая и разжимая ладони. Чужак качнулся к ним, как будто хотел… кинуться, что ли, а потом остановился и прикрыл свои странные, медового оттенка глаза. Директор закрыл дверь и прошел к своему месту, сияя, как новенький кнат. Мальчик от волнения невольно начал дрожать, он был уверен, что Северус — сильный маг, который справится со всеми, кроме Дамблдора, который хотел вернуть его к родственникам или отдать другим людям. И веселые чёртики, скачущие в глазах старика, пугали. Снейп, очевидно почувствовав испуг Гарри, начал легонько поглаживать его плечо.

Директор пристально посмотрел на собравшихся и мягко обратился к Гарри. С печалью в искренне звучащем голосе он сказал ему, что все присутствующие знают о его тайне, и ещё раз извинился за свою ошибку в выборе его опекунов.

— Но пойми, мой мальчик, когда я говорил Северусу, что не желал бы видеть его на месте твоего опекуна, я думал о твоих интересах. — Старик вздохнул. — Тебе нужна полная семья, а профессор Снейп — человек с тяжелым характером и плохо сходится с незнакомыми людьми. Однако, как я вижу, вы неплохо ладите.

Гарри настороженно молчал, стараясь смотреть куда угодно, только не в мудрые голубые глаза под кустистыми белыми бровями. Он сделал вид, что пристально рассматривает странные устройства, стоящие на столе, — они крутились, мерцали, жужжали и, кажется, перемигивались в завораживающем ритме.

МакГонагалл, прижав руку к горлу, начала что-то говорить о родителях Гарри, о том какими они были красивыми, добрыми, умными и любящими, блестящими студентами, смелыми, истинными гриффиндорцами. Мальчик постарался сосредоточиться на ближайшем к нему жужжащем аппарате, но почувствовал, что у него заломило в висках и начало щипать глаза, и поспешно перевел взгляд на поднос с чайными принадлежностями.

— Спасибо, мэм, — пробормотал мальчик, с ужасом слыша, как глухо и невнятно звучит его голос. Он не станет плакать, не здесь, не перед чужими. Плакать перед всеми — значит показать свою слабость, этому он выучился в доме тети.

— Гарри, — голос директора был полон сочувствия и участия, — позволь представить тебе нашего нового преподавателя по Защите от темных сил, его зовут Ремус Люпин, и он был близким другом твоего отца, а также дружил с твоей мамой.

— Если ты захочешь поговорить о родителях, то всегда можешь прийти ко мне, — голос Люпина дрожал, а глаза горели так, что, казалось, сейчас прожгут в мальчике дырку. — Я надеюсь, что мы с тобой сумеем подружиться. Мы были очень близки с твоим отцом, почти как братья.

Гарри прижимался к груди Северуса, искоса и с недоверием оглядывая этого… друга отца. «Близки как братья» — что ж, у него был брат Дадли, и он не был уверен, что новый профессор имеет в виду такие же отношения. Снейп сидел совершенно неподвижно, с застывшим лицом, но мальчик ощущал судорожный стук сердца зельевара.

— Приятно познакомиться, сэр, — нервно сказал Гарри и, подумав, добавил: — Вы прибыли из-за границы?

Этот Люпин… Он смотрел на Гарри, как на давно потерянного и вновь обретенного сына. Если бы на него так смотрел Северус… Мальчик не мог понять: если Люпин был всё это время в Англии, если он знал, что мама и отец погибли, а он выжил, что же мешало ему взять Гарри к себе? Вот отцу он был совсем не нужен, но тот его взял, а этот дядя уверяет Гарри, что так хотел с ним познакомиться, что он будет рад принимать его у себя в гостях, протягивает шоколадку...

Он вцепился в рукав Снейпа и помотал головой, отказываясь от подношения. Голос его все еще звучал глухо от слез, комом стоящих в горле:

— В прошлом году я был бы рад встретиться с вами, сэр, и получить шоколадку. Мне хватило бы и прогулки в сквере. — Мальчик почувствовал, что в волосы на его макушке уткнулся острый подбородок, и засопел, пытаясь удержаться от злых слов, слез и крика. Он размеренно, как учил его Северус, задышал, постепенно успокаиваясь.

~oOo~

Ругань в кабинете продолжается уже 15 минут. Гарри тихо сопит, уткнувшись носом в мантию Снейпа. Альбус пытается загасить кипение страстей обилием чая. Минерва сверкает глазами, того и гляди начнет шипеть. Она возмущена. Тем, что её держали во тьме невежества и развлекали сказками. Тем, что Альбус не принял во внимание её мнение о семье, в которую поспешно отдал мальчика, и не проверял, как относятся родственники к ребенку. В этом месте Северус не выдерживает и фыркает, правда, со стороны это больше похоже на сдержанный чих. И все же Люпин кидает на него недоумевающий взгляд. И, очевидно, привлекает этим внимание своего бывшего декана к особе главы соперничающего Дома. Всё, что МакГонагалл выговаривает ему, Снейп заранее мог озвучить и сам:

«Северус, пора, наконец, повзрослеть, забыть детские обиды, ты взрослый и ответственный (ха!) человек… Ты должен понимать, насколько школе необходим компетентный преподаватель по Защите… Ты не можешь так просто взять и отказаться от места, ты обязан был предупредить руководство заранее… Ты должен постараться наладить отношения с коллегой… Ты не можешь бросить свой Дом… Ты… Ты… Ты… — А в о взгляде, направленном на Гарри в объятиях Северуса, читается: — Как ты мог скрыть от меня это!»

Альбус всё это время только весело поглядывает на участников дискуссии, ласково рассматривая своего зельевара. Директор прекрасно понимает, что деваться тому некуда. Во-первых, он, конечно, оправдан, но долго ли пересмотреть дело, если с просьбой об этом обратится глава Визенгамота? Во-вторых, у Снейпа, при всей его блестящей репутации зельевара, имеется ещё репутация человека, не терпящего глупость во всех её проявлениях и с легкостью заставляющего дураков ощущать свое ничтожество. Он, подумать только, умудрился довести до неподобающего поведения авроров, ведущих его дело, и ходили слухи, что его камеру в Азбакане дементоры обходили десятой дорогой. В-третьих, он дал директору слово не оставлять школу, пока он нужен. В тот момент подразумевался один учебный год, но слово есть слово, и пока нет серьёзных причин, лучше его не ломать. В-четвертых, содержание семьи требует денег. А Снейп слишком горд, чтобы заниматься поборами со студентов своего Дома и их родителей.

Все это Северус понимает и сам, и поэтому пытается успокоиться. Он не хуже Альбуса знает, что не уволится из школы, равно как и то, что в середине августа поздно искать замену Люпину. Он, конечно, предлагает свою кандидатуру на эту должность, но без особого энтузиазма: курс Зелий за 7 лет, на четырех факультетах, заботы главы Слизерина, да ещё и эта проклятая должность?

Люпин срывается только один раз — когда выясняется личность «сына» Снейпа. Из горла бывшего гриффиндорца, который до этого вел себя тихо, скромно и нарочито уважительно, вырывается рычание. Он в бешенстве, но пытается себя сдерживать: даже если Снейп останется в Хогвартсе, то только от его доброй воли (ну или нажима Дамблдора) зависит то, как оборотень будет проводить полнолуния — в комфорте своих покоев или запертый в стенах Визжащей хижины. Самое забавное то, что по дороге в кабинет директора оборотень язвительным шёпотом прошелся на тему: «Я не верил, что такому ублюдку можно завести собственного ублюдка», и даже растерялся, увидев ответную широкую улыбку...

Северусу выкручивают руки, убеждая согласиться готовить Люпину «лекарство», всей слаженной гриффиндорской командой: бывший и нынешний главы Дома и бывший староста. Потому что он не вынесет ещё один выматывающий спор на тему: «Мальчик имеет право знать о своей семье, и кто же лучше Люпина годится на эту роль?» На возражения Северуса, что он был близко знаком с Лили, директор только качает головой:

— Северус, мальчик мой, ты же не станешь возражать, что твое отношение к Джеймсу несколько… предвзято. А Ремус может беспристрастно рассказать ребенку о его отце.

— Господин директор, если Люпин или Минерва беспристрастно расскажут ребенку о его отце, боюсь, он станет его стыдиться. — Скрипит зубами зельевар.

Дамблдор укоризненно качает головой, Люпин стискивает кулаки в бессильной ярости, Минерва пытается перевести разговор на другую тему:

— Северус, я, конечно, понимаю — это средства мальчика, но мне кажется, что не стоит так баловать его и тратить слишком большие суммы… — Она рассматривает подарок Нарциссы и Алисы.

Гарри, который казался спящим, вскидывается и спрашивает:

— Мои деньги? — он оглядел взрослых. — У меня есть деньги?

Люпин и МакГонагалл начинают говорить одновременно, рассказывая, что Джеймс был из старинной и богатой семьи, но мальчик понимает только одно: у него есть еще один сейф в Гринготсе, кроме подаренного ему вклада Малфоя.

Он дергает Северуса за мантию и требует:

— Мы должны немедленно отправиться к дяде и тёте и потребовать у них ключ от сейфа. Они же меня ограбят.

Снейп глядит на мальчишку и с изумлением думает о том, что общение с Люциусом сильно сказалось на ребенке. С другой стороны он сам виноват — упустить такой важный момент.

— Э-э… Гарри, Северус, должен признаться, у мистера и миссис Дурсль ключа нет. Я не решился доверить им состояние Поттеров… — директор выглядит смущенно, но это понятно. Оставил ребенка на воспитание людям, которые терпеть не могли ни магии, ни своих родственников магов, да ещё и не выделил ни кната на его содержание!

— Альбус, я прошу вас отдать мне ключ. — Голос на мгновение дрожит. Если воспитанник получит на совершеннолетие пустую банковскую ячейку — вина будет его. — Я опекун мистера Поттера в силу магического договора и его приемный отец по маггловскому законодательству.

— Северус, мне кажется, что в силу ряда причин тот факт, что ты будешь распоряжаться состоянием…

Люпин выглядит шокированным, МакГонагалл недовольно поджимает губы (впрочем, это ее обычное выражение лица, по крайней мере, для слизеринца), Северус задумывается… если он сейчас возьмет ключ, то его могут обвинить… да много в чём. Деньги действительно осложняют его положение, что их наличие, что их возможное отсутствие.

Проблему решает Гарри: он спокойно протягивает руку к директору:

— Ключ.

— Мой мальчик, ты еще слишком молод и…

— Ключ.

— Ты не понимаешь, чего ты…

— Ключ!

Маленький золотой ключик переходит из старческих пальцев в детскую ладошку. Северус ссаживает мальчика с коленей и говорит:

— Подожди меня в холле и не смей подслушивать, мне нужно поговорить с коллегами о работе.

Когда Гарри, недовольно сопя, выходит из кабинета, Снейп оборачивается к директору.

— Хорошо, я никому не скажу о природе вашего протеже, я буду варить (если получится) это новое зелье, я даже позволю ему общаться с Гарри. Однако я требую, чтобы в ту неделю, на которую приходится полнолуние, Люпин не подходил близко ни к одному ребенку, доверенному моему попечению: ни к моему сыну, ни к моим студентам.

— Но лекции… — встревает МакГонагалл.

— Я имею в виду отработки и дополнительные занятия, — Снейп криво ухмыляется, — в «лунные дни» отработка только с Филчем. В полнолуние ты будешь надежно изолирован. — Он внимательно оглядывает присутствующих. — Надежно, а не так, как в прошлый раз. Пока ты следуешь этим правилам — я молчу, готовлю зелье и позволяю тебе настраивать сына против меня.

Люпин встает и пытается что-то сказать:

— Северус, я никогда не буду настраивать…

— Заткнись, — и, не прощаясь ни с кем, Северус резко разворачивается на каблуках так, что мантия взвивается за спиной, и выходит из кабинета.