Содержание послания Пэнси было чрезвычайно занимательным – от мысли, что Снейп читал вот это, мне поплохело. Говорилось там примерно следующее: «Драко, уже вторую ночь я не могу заснуть, думаю о тебе постоянно. Ворочаясь на смятых простынях, горячая и обнаженная, я касаюсь рукой груди…» - и далее в таком вот духе. Она нередко баловала меня подобными письмами – несмотря на расторжение помолвки, автоматически последовавшее вслед за моим побегом, мы не ссорились, и, вернувшись в школу – если только это произойдет – я собирался возобновить наши «встречи». А там… буде Лорд победит, возможно, брак все же состоится – Пэнси с первого курса была влюблена в меня, как кошка, и наверняка сумела бы надавить на обожающих её родителей, которые, скажем откровенно, пользовались в нашем кругу достаточно большим влиянием. Особенного отторжения у меня мысль о женитьбе на ней не вызывала – Пэнс была умной и достаточно привлекательной девушкой, этакой свежей пышечкой, и крайне изобретательной и страстной любовницей. Конечно, кроме нее у меня была пара девчонок, но никто не выдерживал конкуренции с Паркинсон. Вдобавок ее щенячья влюбленность мне, безусловно, льстила – было видно, что прикажи я, и она-то убьет любого, не задумываясь. Нельзя сказать, что я оставался к ней равнодушен – вовсе нет; конечно, я привязался, привык к её острым замечаниям, к нашим «высокоинтеллектуальным» беседам – рано или поздно любую тему она ухитрялась свести к сексу… Без сомнения, то была любовь – небольшая, но всё же; и я искренне переживал, представляя, что могу потерять Пэнс навсегда. Что же до «настоящей страсти» из женских романчиков, то ее, увы, не существует – в этом я был уверен вполне твердо. Дурацкие «замирания сердца», «бескорыстная отдача», «говорящие глаза» и прочая дребедень не имели ничего общего с моим отношением к Паркинсон и ее «соперницами». Насмотревшись на страдания идиота Забини, не раз пытавшегося покончить с собой из-за стервы Гринграсс, я следовал простому принципу: выбирать тех, кто любит тебя сильнее остальных, и не бегать за журавлем в небе. Да и чего только не придумают люди! Ничего глаза не выражают и не могут выражать – особенно, скажем, у того же Снейпа...
Сообразив, что с Пэнс я вновь переключился на своего бывшего декана, я помотал головой, отгоняя наваждение, и углубился в дальнейший анализ каллиграфического почерка. Вскоре цель Паркинсон была достигнута – постепенно возбуждаясь, я приспустил трусы и энергично задвигал рукой, старательно представляя себе обнаженное девичье тело, извивающееся на чёрном шелке.
День совершеннолетия Поттера неотвратимо приближался, и всеми обитателями Поместья, ставшего очень людным, овладело лихорадочное возбуждение. «Собрания» проводились ежедневно, и каждый вечер Лорд представлял нашему вниманию новую жертву. Порой то были безвестные магглы, порой – неосторожные авроры или полукровки; встречалось мне и несколько шапочных знакомых. Кому-то стирали память и выкидывали за ворота, других же ждала мучительная гибель. Дом наводнился странными существами – пару раз приходили даже дементоры; что уж и говорить о вервольфах! Помимо Грейбека, появилось еще трое образин, воняющих, словно старые подштанники Филча. К счастью, покормив Олливандера, я мог уйти к себе, что и делал – сидел наверху часами, читая всё подряд и отвечая на письма: Забини, чья мать никогда не принимала Метку, желал быть в курсе происходящего и совершенно достал меня своими вопросами о том, «что будет дальше», на которые у меня не было ответов. Но к «парадному обеду» надо было спуститься и смотреть, смотреть, смотреть, ни в коем случае не отводя глаз, как очередная жертва фантазий Лорда корчится и орёт.
Наш господин между тем мрачнел с каждым днем – и все чаще начал наведываться в подвал. О чем он беседовал с пленниками, мне было неведомо – но старик Олливандер стал заметно меньше есть, и большую часть времени, когда я видел его, даже не спал, а бессильно лежал в углу своей «камеры» с закрытыми глазами. Если б не тяжелое, с присвистом, дыхание, я решил бы, что он уже отошел в мир иной – однако вскоре мне довелось убедиться, что он вполне жив, хотя его умственное состояние вызывало у меня сомнения.
Зайдя в подвал с тяжело нагруженным подносом, на котором стояла тарелка лукового супа с гренками, жаркое и бокал красного вина (против обыкновения, Лорд в тот день отбыл с самого утра, поэтому мама не боялась, что он заметит излишнюю съедобность блюд), я застал старика бодрствующим: сидя на старом матрасе, служившем ему постелью, он бормотал что-то себе под нос. Поставив рядом с ним еду, я собрался было уйти, как Олливандер неожиданно ухватил меня за полу мантии и несильно потянул на себя.
От неожиданности я буквально онемел, а в следующий момент он сказал нечто совсем из ряда вон: - Драко Малфой, так юн – и хозяин двух палочек. Далеко не каждый мастер за всю свою жизнь хоть раз видит такого, как ты.
- О чем вы? – вежливо удивился я, мысленно решив, что старик окончательно спятил от одиночества и лишений.
- Я помню все палочки, что продавал, - произнес меж тем Олливандер, глядя на меня мутными серебристо-серыми глазами, - боярышник и волос единорога, не так ли? Но та, другая - о нет, её делал не я, на свете не осталось мастеров, способных сотворить такое…
Его голос постепенно стихал, и, наконец, он опять еле слышно забормотал, покачиваясь; в полутьме я разглядел расплывающиеся на матрасе бордовые пятна и понял, что Лорд, несмотря на ранний уход, кое-что уже успел сегодня.
Пятясь, я максимально тихо продвигался к лестнице, когда он снова заговорил – уверенно и твердо: - Передай молодому Люциусу – пусть будет очень осторожен и не лезет на рожон. Скоро он потеряет своё, это неизбежно. И ты тоже… но ты никогда и не владел ею. Поэтому я и не сказал – твоя смерть была бы напрасной.
Мороз продрал меня по коже – смерть? Вторая палочка? Отец? Это казалось бессмысленным бредом. Впрочем, старик всегда неровно дышал к представителям аристократических семейств; я вспомнил, как мама смеялась его шуткам и мило болтала с ним в тот невозможно далекий день, когда я, одиннадцатилетний счастливый мальчик, выбирал себе палочку в залитом солнцем магазине, предвкушая, каким великим магом стану вот буквально завтра же, сразу после распределения… Вздрогнув, я поспешил убраться – к тому же Олливандер вновь лёг пластом, не обратив внимания на исходящий паром суп, и замолчал. Больше мы с ним никогда не разговаривали.
Вечером, когда Ближний круг собрался на текущее совещание вокруг огромного обеденного стола, уставленного приготовленными эльфами яствами, Снейп сообщил новость дня – треклятый Поттер, который, конечно, никогда не мог усидеть на одном месте дольше пяти минут, собирался покинуть унылый домик своих родственников раньше срока, в связи с чем Лорд пришел в неописуемое волнение. Операция была назначена на следующую субботу, а после того, как все детали были несколько раз проговорены (слава Салазару, меня участвовать в захвате Поттера не приглашали), пророчество Олливандера неожиданно сбылось – во всяком случае, первая его часть: Лорд потребовал у отца его палочку.
Никогда еще я не видел его настолько беспомощным. Совершенно растерявшись, он мог лишь смотреть, как Лорд протягивает длинную, бледную руку и требовательно постукивает по поверхности инкрустированной перламутром столешницы острыми красными ногтями.
- Ты чем-то недоволен, мой скользкий друг? Ведь я оставил тебе жизнь…
- Н-нет, мой господин, но…
Мама еле заметно кивнула отцу, и я краем глаза увидел, как она сжимает под столом его запястье.
Палочка была вынута и передана Лорду, который стал жадно изучать ее с каким-то болезненным интересом.
- Из чего она?
- Вяз и сердце дракона, - прошептал отец. – Может быть, вам не нужна больше ваша па…
- Моя? – холодно переспросил Лорд. – Ты осмеливаешься просить мою палочку после того, что сделал ты и твой никчёмный сын, единственное достоинство которого – в, прямо скажем, сомнительной чистоты крови?
Меня никто не держал за руку, но я интуитивно догадался, что не стоит сейчас встревать и отвечать на оскорбление.
- Мне кажется, они достаточно наказаны, мой господин, - встрял Снейп, сидевший рядом с Лордом. – Позвольте, я сам проведу беседу с Люциусом и его отпрыском?
Лорд благосклонно улыбнулся брюнету.
- Конечно, Северус. Я на тебя рассчитываю, как всегда. Они не выглядят счастливыми – не знаешь, к чему бы это, а?
Яксли громко хихикнул.
- Нагайна говорит, что, вы, Малфои, огорчены моим пребыванием в вашем доме, - Лорд поочередно внимательно посмотрел в глаза сначала отцу, потом матери; когда он дошел до меня, я, зная его способности в легилеменции, торопливо отвернулся. К сожалению, в результате я уставился прямиком на подвешенную между столом и потолком и непрестанно вращающуюся вокруг своей оси Барбэдж – сегодняшнюю «жертву вечера». Меня замутило, что становилось уже обычным состоянием.
- Вы оказали нам великую честь, величайшую, - залебезила Беллатрикс, чуть не исходя слюной, - это огромная радость!
- Даже больше, чем свадьба твоей племянницы с полукровкой Люпином? – мягко спросил Лорд.
Сидящие за столом захохотали, кто-то отпустил грубое замечание. Тётя помертвела, а затем клятвенно пообещала убить предательницу крови собственными руками при первой возможности.
- Не сомневаюсь, - ласково произнес Лорд, - а пока мы займемся другой мерзавкой. Отвратительной, грязной тварью, осмелившейся учить наших детей якшаться с магглами…
Участь несчастной Чарити была определенно решена.
Снейп подошел поближе, рассматривая пленницу – и в этот момент она узнала его.
- Северус, - закричала Барбэдж, - помоги мне!
Разговоры и смех вокруг стихли – теперь все смотрели только на Снейпа, который бесстрастно изучал искривившееся лицо женщины.
- Не желаешь ли освободить свою коллегу, Северус? – предложил Лорд, поигрывая своей новообретенной палочкой.
Снейп отвернулся и промолчал.
- Может быть, Драко? Спасешь любимую учительницу?
Я никогда не видел, чтоб человек столько плакал – всё ее лицо было залито настоящей пеленой слёз, они срывались с подбородка крупными каплями. В этот момент мне было совершенно наплевать, маггла она или чистокровная ведьма – наверное, я бы даже помог ей, но как? Пожалуй, в этой комнате находился только один Пожиратель, способный отвлечь Лорда от выполнения его очевидного замысла. Но мой бывший декан как ни в чем не бывало беседовал с Роули, и не отвлекся ни на секунду, когда из папиной палочки вырвалось зеленое пламя.
Покончив с обязательной частью программы, наш господин заметно повеселел – убийства всегда поднимали ему настроение. Обед наконец стал обедом – давно остывшая еда была оценена «гостями» по достоинству. Застольная беседа вертелась вокруг грядущего и неизбежного, конечно же, падения Министерства, и я уже заскучал, как вдруг услышал голос отца, звучащий на повышенных тонах. На моей памяти, с моего прибытия вместе со Снейпом в Поместье такое случилось впервые.
- Ты не смеешь, мерзавец! – выкрикнул он. – Я не позволю, не будь я Малфой!
- Ты, конечно, состоятельный и уважаемый волшебник – ведь ты всегда умел устраиваться, Люциус, - пропел ехидный голос, - но нехорошо, нехорошо быть таким эгоистом в такое смутное время. Будь попроще, дружище. Ты не в том положении, чтоб воротить нос.
Словно в замедляющем движения омнимокле, я увидел как Яксли, чье непородистое, будто высеченное из куска камня лицо походило на морду тролля, злобно усмехается, отец поднимается из-за стола во весь рост и с размаху бьет ему в челюсть, и тот вместе со стулом опрокидывается навзничь. Мгновение в зале стояла абсолютная тишина – сам Лорд потерял дар речи, глядя на Яксли, пытающегося подняться с пола. Снейп подскочил как ужаленный и, наклонившись к уху Лорда, что-то ему зашептал, пока лорд Малфой, не дожидаясь реакции окружающих, запахнул мантию и вышел в коридор. Неразборчивые слова профессора не смогли заглушить стука каблуков по мраморным плитам и оглушительного хлопания входной двери. Это послужило сигналом для присутствующих очнуться и начать наперебой выражать свое мнение о происходящем.
- Можешь идти, Нарцисса, - звучно произнес Снейп, не обращая внимания на возмущенные вопли Пожирателей, требовавших разъяснения. Мать торопливо поднялась и поспешила удалиться.
Яксли, как ни странно, молчал, пока Долохов с Петтигрю кое-как залечивали ему сломанные зубы, и только сверлил меня странным горящим взглядом.
- А ты, Драко, - добавил Снейп, - заплатишь за то, что послужил причиной конфликта.
Я не успел додумать, что еще он имеет в виду, когда его Круцио настигло меня, и окружающий мир померк. Странное поведение отца, убийство преподавательницы, сумасшедшие слова Олливандера – всё, что мучило меня в последние часы, перестало иметь значение.
И лишь одна мысль билась в моем готовом взорваться от невыносимой боли мозгу.
Я ненавидел Северуса Снейпа. Сильнее, чем кого-либо в жизни.
