Магия крови

Выскользнув из лаборатории, Гарри заскочил на кухню, а потом в свою комнату. Он вытащил письмо Джеймса, скинул туфли, забрался в постель и укрылся. «Иногда от разговора становится легче, – пронеслось в голове, – а иногда – только хуже». Он задрожал и подтянул одеяло повыше. «Мы оба были слишком расстроены. В следующий раз будет лучше».

Посмотрев на алый пергамент, Гарри припомнил, как Ремус обнюхивал письмо и каким горьким, разрывающим сердце было выражение лица оборотня. Гарри тогда предложил Ремусу оставить оригинал себе, уверяя, что ему и копии хватит, но Ремус отказался, ответив, что и так достаточно долго жил среди призраков.

Гарри открыл первое письмо.

Мой дорогой сын!

... прежде всего хочу сказать, что я тебя очень люблю. Надеюсь, что это ненужная сентиментальность и что я проживу достаточно долго, чтобы ты знал это, знал сердцем и душой, но страховой отдел «Гринготтса» недвусмысленно заявил, что у Поттеров есть тенденция героически погибать в молодом возрасте.

Гарри уже и забыл, каким чувством наполнены эти слова. И о веселой рожице с всклокоченными волосами, как о попытке уравновесить эту эмоциональное напряжение. Он продолжил читать, поражаясь, как отцу удается сочетать такую силу чувства с беспечным юмором. Сейчас Джеймс напомнил ему более сдержанного Сириуса или повзрослевших Фреда и Джорджа. Гарри обращал внимание на подробности, о которых успел забыть, вроде размазанного горохового пюре, и думал, как молоды были Джеймс и Лили, и как они искренне любили друг друга, и какие у них были разные мнение почти по любому вопросу, и как по-разному они общались с людьми. А еще о том, как они, зная, что могут умереть в любой момент, пытались нормально вырастить ребенка.

Осознавать это было больно – впрочем, о чем еще можно думать, когда читаешь письмо, созданное, чтобы быть прочитанным после смерти автора?

... если я умер, когда ты был еще маленьким, – а это вполне вероятно – я хочу описать тебе себя, ее, и даже его, насколько это возможно.

«А ведь это прощание, – подумал Гарри. – Прощание с ребенком, который, может быть, даже не помнит его. А я и не помню. Все, что у меня есть – рассказы о нем, да вот эти письма».

... рассказать о твоем отце... и о наших сложных и, зачастую, болезненных отношениях с ним...

«И в этих словах тоже боль – чувство вины, угрызения совести и страх, что Северуса я тоже никогда не увижу».

Потом шел абзац, посвященный Пожирателям Смерти, вместе с напрасной надеждой, что эти слова незнакомы Гарри, и объяснение ритуала Herem, а заодно и признание, что в пятнадцатилетнем возрасте Джеймс уже вовсю занимался сексом.

Я ясно понимал, что они все еще любят друг друга – даже теперь – и в то же время знал, что она искренне любит меня. Я боялся, что потеря прежней любви глубоко ранит ее.

«А ведь видно, насколько Джеймс любил ее и насколько доверял ей. Интересно, что же чувствовал Северус, читая эти строки? – с запозданием подумал Гарри. – Он согласился с ними? Снисходительно улыбнулся? Или лишний раз почувствовал, что отказался от Лили по собственному выбору?»

Дальше в письме описывались выкидыши и жгучая мечта о ребенке, и шла речь о том, как был зачат Гарри, и о француженке – любовнице Северуса. Отношение Джеймса к поступку Северуса колебалось между удивлением и отвращением, и Гарри решил, что в этом он, пожалуй, скорее согласен с Джеймсом, чем с отцом. Как можно недрогнувшей рукой принести кого-то в жертву? Наверно, старые привычки уходят с трудом.

Потом шло краткое описание заклятья Отцовства. Когда Джеймс перешел к тому, что отношения между ними и Северусом заметно охладели, Гарри задумался – а прав ли Джеймс, уверяя, что причина в Северусе, или Джеймс и Лили тоже внесли в это свою лепту, опасаясь, что правда всплывет наружу? Следующая фраза, в которой Джеймс, упоминая о ребенке, прошелся по поводу того, что «у Северуса никогда не будет», укрепила Гарри в этом мнении. Чувство вины, которую испытывали и Джеймс, и Лили, углубило пропасть между ними и Северусом.

По-моему, я путаюсь и пишу много лишнего – извини. Если бы я мог вернуться в прошлое и быть подобрее к нему... Никогда не наслаждайся местью – оно того не стоит. Это мой отцовский совет тебе.

Эти слова трогали особенно сильно, может, из-за самого совета, а может, и из-за горечи, которой было пропитано письмо о Мародерах. Потом Джеймс переходил к практическим советам, а заканчивалось письмо нежными словами:

Жаль, что я не могу сказать все, что хочу. Чем дольше я думаю об этом, тем больше уверен – я умру, и скоро. Я так хочу, чтобы ты знал меня. Я хочу, чтобы ты знал, что я люблю тебя. Я хочу, чтобы ты знал, как я ходил с тобой на руках и пел тебе колыбельные, когда ты не мог уснуть. Я хочу, чтобы ты был моим, но мне больно, что я украл тебя у него. Мой украденный ребенок. Будь ему сыном, если сможешь.

Твой любящий приемный отец,
Джеймс Поттер.

На этот раз слезы полились без труда.


Гарри оставался в своей комнате до последней минуты. Когда тянуть стало уже невозможно, он побежал на поле, по пути завернув в школьную кухню, чтобы прихватить чего-нибудь поесть. Дожевывая на ходу мясную запеканку, он добежал до поля и остановился, разглядев две парящие в воздухе фигуры, одной из которых был, без сомнения, Драко. Второй мальчик был Гарри незнаком.

Незнакомец окликнул Драко и показал вниз. Драко махнул рукой, словно зовя за собой, и спикировал вниз. Гарри решил не уклоняться, и мантия Драко хлестнула по его плечам, когда слизеринец приземлился в паре футов от него. Второй мальчик приземлился чуть поодаль, более осторожно.

– Привет! – весело воскликнул Драко. – А я уж боялся, не забыл ли ты, – он махнул рукой в сторону своего спутника. – Гарри, это Адриан Лоусон, новый слизеринский охотник. Лоусон, это Гарри Поттер.

Гарри охватил гнев. Он что, ушел пораньше от Северуса для того, чтобы смотреть, как Драко тренирует кого-то? Нарочито зевнув, Гарри протянул: – Ладно, Драко, не хочешь же ты, чтобы я тренировал для тебя вашу команду.

– А было бы здорово! Ты мог бы научить его всем своим трюкам.

– Не тогда, когда ты на это смотришь.

– Да я не прошу, чтобы ты чему-то его учил, – рассмеялся Драко. – Лоусон просто хотел немного полетать, вот я и согласился, чтобы он пошел со мной.

Гарри пожал плечами. Его смутила охватившая его горькая обида. Ясно же, что для Драко важнее потренировать нового игрока, чем бездумно летать с Гарри.

– Вот тебе задание, Лоусон, – приказал Драко. – Постарайся догнать нас, – и, подмигнув Гарри, крикнул: – К среднему из дальних колец!

Гарри оттолкнулся от земли.

Лоусон пытался держаться за ними, но сразу же отстал. Десять минут спустя он по-прежнему был довольно далеко позади. Драко тем временем хлопнул Гарри по плечу, воскликнув: – Тебе водить! – и отлетел прочь.

От подобных салочек Лоусон полностью растерялся. Он не только не смог догнать ни Гарри, ни Драко, но и чуть не свалился с метлы, пытаясь уклониться от нападающего Драко. Гарри решил, что это все же тренировка. Мысль не понравилась ему. Нахмурившись, он прекратил гоняться за Драко и взлетел повыше, чтобы как следует осмотреть поле.

Похоже, Драко ожидал чего-то в этом роде. Громко крикнув Лоусону: «Десять восьмерок в воздухе. Учти, что я наблюдаю!» – он поднял метлу вверх и вскоре оказался рядом с Гарри, высоко над голевыми шестами. Гарри не обратил на блондина никакого внимания.

– Ты ведь понимаешь, что я воспользовался твоим присутствием для политических нужд, а не для квиддичной тренировки.

– Вот как, – все раздражение Гарри внезапно исчезло от этого признания. Но теперь пришлось бороться с мыслью, что Малфой общается с ним лишь из политической необходимости.

– Разумеется, это на основе паритета, – совершенно серьезно продолжил Драко. – Это удобный для тебя случай усилить свой статус среди чистокровных студентов.

– Спасибо, конечно, но... – Гарри представил, как он появляется среди хихикающих слизеринских студентов. Кто он для них? Полукровка, разрушивший планы Волдеморта, и только. Он раздраженно махнул рукой: – Я же полукровка, Драко, ты что, не помнишь? Это ограничивает мое общение с чистокровными студентами, по крайней мере, с теми, кто придает значение чистоте крови. А таких среди вас большинство.

Драко слегка пожал плечами и взглянул на летающего поодаль Лоусона:

– Я ведь уже говорил тебе, существуют разные чистокровные семьи. Да, ты полукровка, но по магической половине ты – Поттер, наследник очень уважаемого рода. Я уже не говорю о том, что ты богат, знаменит и обладаешь мощным волшебным потенциалом. Конечно, подходящим женихом тебя сочтет разве что кто-то из модернистов, но большинство семей, даже придерживающихся традиционных взглядов, с удовольствием примут тебя, если ты будешь им представлен.

Он отвел глаза от Лоусона и впился взглядом в Гарри. Гарри изо всех сил старался не потерять самообладания под этим изучающим взглядом. До этого он никогда не задумывался, каков его статус среди чистокровных студентов-слизеринцев, – они были враги, и все тут. А уж мысль о том, что он вовсе не Поттер в том смысле, который вкладывал в это имя Драко, совсем смутила его.

– А тебе известно, что Флинт – тоже полукровка? – продолжил Драко. – Но это не помешало ему стать капитаном квиддичной команды.

– Полукровка, и позволил тебе сказать такое о Гермионе?!

Драко пожал плечами и вновь поглядел на нового слизеринского охотника, выписывающего в воздухе последнюю восьмерку:

– Мать Флинта сразу после его рождения ушла от мужа. Причины у нее были, она сказала, что больше не в состоянии терпеть бесконечные измены. Так что Флинт особой слабости к магглам не питает.

– Вот оно что, – Гарри перевел дыхание. – А ваш новый охотник, он... модернист?

– Скрытый, пожалуй, – фыркнул Драко. – Но он восхищается тобой как игроком в квиддич. Ты, конечно, враг, но играешь здорово. Когда он вернется в слизеринскую гостиную, он будет без конца трещать, как Гарри Поттер летал с нами, да что Поттер сказал, да как Поттер повернулся, пока остальные не пригрозят ему, что придушат его, если он немедленно не заткнется.

– Чтобы все, кто этого еще не заметил, знали, что теперь Драко Малфой связался с Гарри Поттером? – насмешливо спросил Гарри.

– Именно.

– Ладно, – расхохотался Гарри. – Не возражаю. А теперь пошли критиковать стиль его полета.


В гриффиндорскую гостиную Гарри вернулся усталый, счастливый и зверски голодный. Времени хватало лишь на то, чтобы сменить пропахшую потом одежду. Забежав в спальню, он торопливо переоделся, выскочил наружу и, к удивлению своему, наткнулся на Рона, стоящего у подножия лестницы с перекошенным от ярости лицом.

– Ужинать пойдем? – рискнул спросить Гарри.

– Теперь ты помогаешь тренироваться слизеринцам, Гарри? – выплюнул Рон. Несколько оставшихся в гостиной студентов замерли от удивления.

– Мы просто летали, – ответил Гарри, пытаясь обойти Рона, но рыжик преградил ему путь.

– Может, собираешься попросить о перераспределении? Хотя нет, ты не сможешь это сделать. Ты ведь не захочешь вытеснить Драко с позиции ловца, верно? Это же может ранить его чувства.

– Ну, если до этого дойдет, Драко меня попросту отравит, – пошутил Гарри, пытаясь исправить положение.

– И чем же ты, твою мать, занимался?

– Летал с другом, – обозлился Гарри. – Который просто привел приятеля, чтобы нас познакомить. А теперь уйди с дороги. Я ужинать хочу!


Последний инцидент не улучшил их отношения с Роном. Гарри решил, что Рон зашел так далеко лишь потому, что чувствовал себя униженным отношением Джинни, никогда не упускающей шанса метнуть на брата презрительный взгляд. Гарри рассердился бы на нее, если бы не видел, насколько расстроенным становилось лицо Джинни, стоило Рону отвернуться. Похоже, что девушка приняла утренние заявления брата близко к сердцу. Джинни встречалась с Дином, а бестактный Рон, считай, заявил, что она должна ждать того, что ее убьют, потому что ее парень магглорожденный. Хоть бы Гермиона вправила ему мозги, что ли?

Весь вечер понедельника Гарри мечтал о том, чтобы сбежать и любым способом, неважно, честным или нет, убить Волдеморта. Это облегчит жизнь большей части волшебного мира. Конечно, разногласия между чистокровными, полукровками и магглорожденными все равно никуда не денутся, но, по крайней мере, уйдет эта истерика, и люди будут действовать, исходя из собственных соображений, а не от страха перед Темным Лордом. Какие-никакие, а перемены к лучшему.

За ужином Гарри сел рядом с Гермионой и Джинни и увидел, как насупился Рон.

– Я паршиво себя чувствую, – призналась Гермиона. – Когда я с тобой, у меня такое чувство, что я его предаю, а если я с ним, мне кажется, что я предаю тебя.

– Он сам себе это выбрал, – пожал плечами Гарри.

– А он говорит то же самое про тебя.

– Это не то же самое, – напрягся Гарри.

Гермиона уже открыла рот, но возразить не успела – директор поднялся со своего места и легонько постучал по стакану, призывая к тишине. Все студенты сразу же прекратили шептаться. Гарри почувствовал, как сжимается сердце, и кинул быстрый взгляд на учительский стол, чтобы проверить, сидит ли еще на месте отец, несмотря на то, что видел его всего минуту назад.

– Всем добрый вечер. Успокойтесь, на сей раз ничего неприятного. У меня для вас маленькое объявление, радостное, надеюсь. Дабы прогнать дурное настроение и усилить дружбу, мы решили, что на Хэллоуин состоится праздничный вечер, после которого будет бал. На бал смогут прийти все студенты, начиная с четвертого курса. Карнавальные костюмы – любые. Попрошу лишь обойтись без масок – печальная, но, увы, необходимая предосторожность. Чтобы все могли повеселиться от души, на следующий день, первого ноября, в пятницу, занятий не будет, – Дамблдор благосклонно улыбнулся. – А теперь ешьте.

После этих слов на столах появилась еда.


Гарри вяло ковырялся в тарелке. И что теперь делать? Гермиона сказала, что даст ответ, когда о бале будет объявлено официально. Объявление только что прозвучало. Гарри украдкой взглянул на Гермиону и с облегчением убедился, что девушка вертит головой, высматривая что-то. Он не был уверен, что все еще хочет приглашать ее. В ту ночь приглашение могло быть и импульсивным, в благодарность за ее понимание. А с другой стороны, кого еще приглашать? Гарри взглянул на Зою. Здорово, конечно, было бы пойти с ней, но с другой стороны, не стоило осложнять то, что до сих пор было невинным флиртом.

Он не напомнил Гермионе о бале ни тогда, когда они вернулись в гриффиндорскую гостиную, ни тогда, когда вместе делали домашнее задание, ни тогда, когда пришла пора пожелать друг другу спокойной ночи. Гарри быстро переоделся в пижаму, не обращая никакого внимания на гневные взгляды Рона, лег и мгновенно уснул.


За завтраком во вторник Гарри все еще ничего не решил насчет Гермионы. Девушка частенько поглядывала на него, и Гарри не знал, хороший ли это признак или дурной. Пока он раздумывал об этом, в воздухе появилась незнакомая амбарная сова и бросила ему письмо. Конверт слегка задел тарелку с овсянкой и упал справа от нее, к счастью, не испачкавшись. Гарри подхватил пергамент и развернул его:

Гарри!

Дружище, ты для нас все равно, что второй младший братишка. С той только разницей, что мы не лупили тебя так часто, не ломали твои игрушки и не доводили до белого каления.

Мы привезем тебе то, что ты просишь, но количество нас удивляет. Достаточно и одной пачки, просто ее нужно спрятать получше. Но если хочешь больше, черкни нам пару слов.

Так как игра Стрел теперь накрылась, мы останемся в Хогвартсе на выходные. Предупреди об этом Рона, ладно? И не предупреждай Филча.

Ф (и Д)


Урок по чарам был невыносим. Студенты повторяли материал, пройденный за последние три недели, так что шанса увидеть что-нибудь новенькое и интересное не было. Гермиона сидела с Роном, и Гарри, который пришел раньше всех, остался в одиночестве. Это, конечно, могло объясняться тем, что прочие студенты заходили парами, но Гарри не мог отделаться от мысли, что они просто поддерживают Рона. Он попытался записывать то, что пищал Флитвик, но вскоре отчаялся и предпочел ответить близнецам:

Здорово, близнецы!

Рон со мной не разговаривает, так что лучше напишите ему сами. Может, вы сможете заманить его в пустую комнату и оставить наедине со мной, когда приедете? Думаю, это могло бы помочь. Хоть с Гермионой у меня отношения наладились – и то хлеб. Сегодня наконец объявили о бале. Я думал, что приглашу ее, но теперь я не уверен. Против старших братьев я никогда не возражал. А лупить меня обязательно?

Гарри

После занятий он поплелся назад в гриффиндорскую башню. Возле кабинета его перехватила Гермиона – похоже, девушка специально поджидала его в пустом коридоре. Ее обычно туго набитая сумка выглядела сейчас почти пустой.

– Привет, Гарри.

– Привет.

– Мы сможем поговорить? – быстро пробормотала Гермиона. – В... э-э... старом месте?

– Конечно.

Они пошли вместе. По дороге к Выручай-комнате Гермиона не сказала ни слова. Вокруг нее витал странно знакомый запах, но Гарри никак не мог вспомнить, чем же это пахнет. Гермиона дождалась, пока он вызывал комнату, обставленную для разговоров, вошла внутрь и хитро улыбнулась.

– Что случилось? – спросил Гарри, когда они уселись на одну из низких кушеток.

Гермиона, сидевшая совсем рядом, повернулась, чтобы заглянуть ему в лицо: – После того, как объявили о бале, я вспомнила, что у меня завалялись кое-какие твои вещи.

Оказалось, что книг в сумке нет вовсе. Там лежали кожаные штаны. Гарри жадно схватил их, прижал к лицу и вдохнул запах новой кожи.

– А я никак понять не мог, что меня беспокоит.

– То, что штаны лежали у меня?

– Да нет, запах. Я всю дорогу сюда ломал голову и никак вспомнить не мог, чем же пахнет, – Гарри встал, подошел к зеркалу и приложил к себе брюки. – Черт, да они же мне коротки!

– Это кожа! – раздраженно закатила глаза Гермиона. – Чарами можно удлинить любую натуральную ткань. Она уже вытащила палочку, но остановилась: – Знаешь, ты лучше их надень, чтобы я знала, насколько удлинять.

– Э-э...

Гермиона зажмурилась и прикрыла лицо руками:

– Обещаю не подглядывать.

Когда Гарри начал переодеваться, он понял, что зажмуриваться было лишним – длинная мантия скрывала все. Задрать ее и слегка показать ноги пришлось лишь в самом конце, когда нужно было застегивать молнию. Но Гарри все равно был рад, что глаза Гермионы оставались закрытыми все то время, пока он раздевался, а потом стаскивал мантию.

– Готово.

– Ты что, собираешься носить это с джемпером? – хихикнула Гермиона.

Гарри нетерпеливо взглянул на нее.

– Мы, между прочим, подгонкой решили заняться, – напомнил он. – И мы не на подиуме.

– Ну... Брюки слишком коротки, чтобы можно было удлинять только у лодыжек.

– Почему?

– Кожа слишком истончится. Но если удлинить сразу в нескольких местах... – Гермиона подняла палочку и пробормотала заклятье. Кожа брюк заизвивалась, словно змея и сползла ниже по бедрам, а сами брюки стали чуть длиннее. Гермиона повторила ту же процедуру еще дважды, сначала с коленями, потом с лодыжками, и удовлетворенно заметила: – Отлично. Повернись-ка.

Гарри повернулся к ней спиной:

– Что ты там разглядываешь?

– Твою задницу.

– Гермиона! – Гарри резко развернулся.

– Так ведь ты их для того и купил, разве нет? – спросила она. – Тебе стоит почаще прогуливаться рядом с теми, на кого ты хочешь произвести впечатление.

Гарри рассмеялся и уселся. Кожаные штаны были гладкими и теплыми. Ему казалось, что они должны быть жесткими, но в действительности, штаны мягко обтянули ягодицы и колени.

– Спасибо за совет и заклинание.

– Не за что, – Гермиона перевела дух. – Ну, и как у тебя с... профессором Снейпом?

– Не очень, – вздохнул Гарри. – Кстати, если мне понадобится поговорить с Ремусом, вам с Джинни придется пойти со мной.

– Почему?

– Последнее правило. Он велел: «Грейнджер и Уизли». Хорошо, что если говорить о Уизли, то у меня есть из кого выбирать.

– Да уж, – коротко рассмеялась Гермиона. – И ты согласился?

– Да. А то могло бы быть еще хуже. Не спрашивай ничего, – торопливо добавил Гарри. Он попытался сгорбиться, но ремень брюк больно впился в живот, и пришлось снова выпрямиться. – Мне не хотелось ссориться с ним еще больше. Мы и так в воскресенье почти все время ругались.

– И все из-за Ремуса?

– Нет, из-за Драко тоже.

Взгляд Гермионы отвердел:

– Он хочет, чтобы ты дружил с Драко?

– Да ты что! – Гарри изумленно взглянул на нее. – Нет, конечно! Ему эта дружба не нравится. Как можно общаться с опасным, не внушающим доверия сыном Пожирателя Смерти; Драко затеял все это лишь для того, чтобы погубить меня, и все в том же духе, – Гарри скорчил гримасу. – Точь-в-точь Рон.

– Ты только ему это не говори! – хихикнула Гермиона.

– Да, от этих слов что тот, что другой орать и плеваться начнут.

Оба захихикали. Гермиона чуть повернулась и прижалась ближе к Гарри. Он обнял ее одной рукой и снова вздохнул, но теперь это был вздох удовольствия.

– А что все-таки происходит между тобой и Драко? – осторожно спросила Гермиона. Гарри чувствовал, как ее сердце бьется под его рукой.

– Чтоб меня черти взяли, если я знаю, – пожал он плечами, наслаждаясь прикосновением груди Гермионы к его спине. – Он ведет себя по-дружески.

– С тех пор, как ты рассорился с Роном?

– С того раза, как мы работали с детектором Тьмы. Действительно по-дружески, не «Ах, вот кто со мной общается», как было на первом курсе.

– Но ты тоже относишься к нему по-дружески.

– Считай это экспериментом, – Гарри нахмурился. – Я... делаю то, что попросил Джеймс.

– Какой Джеймс, твой... Поттер?

– Можешь сказать «твой папа». Он ведь усыновил меня, так? Пусть не официально, а по ритуалу. Но вообще-то, да. Вместе с описанием заклятья Отцовства он прислал мне два длинных письма. В одном были подробности о вражде между ним и Северусом, и вражде между Северусом и Сириусом, и что из всего этого вышло. Я и подумал, что могу прекратить вражду между мной и Драко, которая тянется с первого курса.

– Да? – Гермиона чуть скривилась. – Но Драко мерзкий и жестокий фанатик.

– А Северус был мстительным и не умеющим себя вести зубрилой, а Джеймс – богатым, избалованным мерзавцем, по собственному признанию. Я, если уж совсем честно, – вспыльчивый, самоуверенный и угрюмый тип. Кто-то должен прекратить считать чужие недостатки и твердо сказать: «Я не буду увлекаться местью».

– Не жди от этого слишком много.

– Я уже получил больше, чем рассчитывал.

К удивлению Гарри, Гермиона повернулась и поцеловала его в щеку.

– Ты замечательный, Гарри.

– Спасибо, – улыбнулся Гарри. – Пойдешь со мной на бал?

Она чуть визгливо рассмеялась:

– Я бы с удовольствием, но...

– Но тебя уже пригласили.

– Не на бал! Но, если ты не возражаешь... я пообещала Рону, что в эти выходные схожу с ним в Хогсмид. Не для этого, ты же понимаешь, просто... чтобы побыть с ним.

– И он не захочет, чтобы я крутился рядом.

– Скорее всего, нет. Правда, я попробую поговорить с ним.

– Да ладно, – пожал плечами Гарри. – А я проведу больше времени с Фредом и Джорджем.

– Значит, ты все еще собираешься пригласить меня?

– А ты помнишь, что я говорил о контролировании друзей, тогда, в кафе у Флориана? – нахмурился Гарри.

– Да.

– Тогда ты должна знать, что собираюсь. Я постараюсь помириться с Роном, если он захочет, и не имею права сердиться на тебя за то, что ты дружишь с нами обоими. И даже если бы я его ненавидел, ты все равно можешь дружить с ним и все-таки встречаться со мной.

– Ясно, – чуть нервно улыбнулась Гермиона. – Значит, я не имею права возражать против твоей дружбы с Драко.

– Не имеешь.

Брови Гермионы сошлись в одну линию. Гарри вздохнул, притянул ее поближе и мягко прошептал:

– Может, хватит спорить?

Она не ответила, тогда Гарри сдвинул в сторону пышные волосы и поцеловал нежную шею. Гермиона задрожала, наклоняясь ближе, и Гарри почувствовал, как томительное возбуждение охватывает все тело.

– Будем считать, что ты согласна, – прошептал он, целуя ее в щеку. После этого он потянулся к уху, но Гермиона чуть повернулась и прижалась к нему губами. Они целовались долго, лаская друг друга в наиболее невинных местах. Гарри вспоминал свои чувства от поцелуя с Чжоу и гадал, почему сейчас все по-другому: оттого ли, что он целует Гермиону, или же оттого, что он просто вырос.