Приходит Драко к Люциусу в кабинет.
-Отец, ты ничего на свете не боишься?
-Нет, сын мой.
-Ни дементоров, ни акромантулов, ни василисков?
-Нет.
-Тогда вот, почитай - слешеры про нас с тобой новый фанфик написали.
Я осторожно снимаю с огня уже готовое зелье и медленно, чтобы не расплескать ни капли, левитирую его на невысокий столик – теперь нужно дать вареву остыть, и можно пробовать, что там у меня получилось… Не забыть бы о антитоксине – так, пожалуй это блюдце подойдет, и на пол его поставить. Черт, просто не представляю себя лакающим из тарелки... забавно, право. Пожалуй, расположу рядом зеркало – хоть полюбуюсь, что получилось из моей навязчивой идеи оберегать глупого мальчишку… хотя называть его мальчишкой сейчас довольно опрометчиво – не слишком изменился в росте, зато раздался в плечах, черты лица стали утонченными, теперь никто не скажет, что он копия Джеймса Поттера, скорее уж – Лили.
Странно, я не могу оторвать взгляд от густой мерцающей поверхности, а воспоминания поднимаются из глубины, в которую я так надежно спрятал их, как пар над котлом… не такие уж они и давние, впрочем – всего каких-то там полгода.
Как же все переполошились, когда Гарри исчез! Еще бы, для магического мира он был символом Победы, вещественным доказательством того, что жизнь побеждает смерть – ну и прочая подобного рода ерунда, которую привыкли произносить с трибуны Фадж и Скримджер. А символ, в очередной раз получив болезненный пинок от магического мира, просто хотел, чтоб его оставили в покое, и сделал это самым надежным образом – скрылся в мире магглов, где его отыскать было не в пример сложнее… не для меня, конечно.
В общем-то, я вполне мог и не найти Поттера – все-таки, даже зельевару моего уровня требуется хоть какая-то частичка объекта для создания Поискового зелья… капелька крови, кусочек кожи, волос. Золотой же мальчик не оставил после себя ничего – видимо, прекрасно понимая, что в покое его не оставят, он попросту позволил магии выплеснуться и разгуляться вволю. Я видел фотографии дома, в котором Поттер прожил столько лет вместе с Джиневрой Уизли – куда там урагану. Найти в этом хаосе хоть что-то, принадлежавшее Герою – на это мог рассчитывать либо безумец, либо наивный чудак. Я не являлся ни тем, ни другим – да и не было необходимости копаться в обломках былой семейной жизни Поттера.
Интересная шутка подсознания – еще не испытывая к мальчишке даже тени тех чувств, которые бушуют во мне сейчас, я все же забрал с собой из Визжащей Хижины его шарф. Шарф, пропитанный моей кровью – все-таки, в тот момент я просто заметал следы и подсознание тут не при чем. Уверен, Поттер даже не вспомнил потом, куда подевался красно-желтый шерстяной кусок. А я стал обладателем гриффиндорской полосатой символики – и нескольких темных волосинок, сиротливо впутавшихся в грубоватую вязку…
Помню, как дрожали руки, когда я опускал жесткий волосок в зелье – в тот момент я боялся, что ничего не получится, и я больше никогда не увижу это ходячее недоразумение, одним своим присутствием переворачивающее абсолютно все с ног на голову. А потом я боялся, что легкая тень за занавеской в окне мрачного маггловского дома – всего лишь мираж, очередная ошибка, которых в моей жизни было предостаточно. И я помню, как впивалась в щеку твердая кора дерева, к которому я прислонился устало, боясь покинуть свой пост и не узнать, не ошибся ли я, не принял ли желаемое за действительное. И с отвращением вспоминаю неимоверное облегчение, которое испытал утром, когда растрепанный, откровенно не выспавшийся и небритый Гарри Поттер сделал шаг из-за двери дома, забирая с крыльца молоко и газету – моя очередная слабость…
Поттер, сидящий на кухне, пьющий какао из огромной чашки и лениво переворачивающий страницы – что мне за дело до картины, тогда так внезапно возникшей в мозгу? Дьявол, мне захотелось сидеть напротив, рассматривать его твердо сжатые губы и нахмуренные брови, отпускать ехидные замечания на статейки, которые можно было прочитать на обратной стороне его газеты. Но я ушел – чтобы вернуться следующей ночью… и следующей… и еще одной… снова и снова, по кругу, до бесконечности. И ночей стало мало – и я уже не знал, оберегаю ли я его покой или просто больше не могу без него.
Я провожаю взглядом тонкую невесомую струйку пара, тянущуюся к потолку – еще немного – и нетерпеливо подхожу к окну. Нет, я не собираюсь выглядывать, я знаю, что могу увидеть. Знакомые зеленые занавески – вот еще странность – и взъерошенная зыбкая теневая фигура, мечущаяся в замкнутом пространстве. Какие демоны мучают мальчишку, что он раз за разом покидает свой дом по ночам? Когда я только поселился рядом с ним, наглотавшись Оборотного и приняв вид добропорядочного, сонного на вид маггла – он не был так беспокоен, так опрометчиво глуп… в конце концов, не обязательно варить зелья, чтобы попытаться отыскать его. А в том, что фанатики не оставят своей затеи убить Поттера – о, в этом я не сомневался ни на минуту. И здесь, в мире магглов, мальчишка мог рассчитывать только на себя… и на меня. И потому я следил за ним, пристально, неусыпно.
Кто сказал, что Поттер и легкомыслие – одно и то же? Странно, но вскоре я убедился в том, что мальчишка осторожен в достаточной мере для того, чтобы пристально осматриваться по сторонам, выходя из дома. Проверять, не следуют ли за ним подозрительные личности – как иначе объяснить его внезапные, немного смешные развороты на месте и внимательные взгляды по сторонам. Сколько раз я убеждался, что люди цепляются за жизнь, даже когда она относится к ним, как к нелюбимым пасынкам. И надеются, надеются, надеются… Поттер, несомненно, знал, что охота за ним более чем вероятна – и если днем наблюдать за ним, скрываясь в толпе и принимая разные обличья, было достаточно несложно, то ночью…
Мальчишка всегда наплевательски относился к опасности – он попросту не желал сидеть дома! Но, поняв, что днем вычислить возможных наблюдателей человеку, не искушенному в искусстве шпиона, не так-то просто, гриффиндорец перенес свои опрометчивые вояжи на ночное время суток… идиот.
А его прогулки… я не уставал удивляться. Ночной поход в музей, когда Поттер легко обошел маггловскую сигнализацию и часа три бродил по залам, заставив меня с улицы следить за тусклым огоньком его Люмоса…
Полуночное катание на огромном чертовом колесе – похоже, он радовался как ребенок, а я в очередной раз проклинал Дамблдора, ради высшего добра лишившего мальчишку обыкновенного детства с его незатейливыми радостями…
Абсолютно бесполезное для него посещение библиотеки – недоумение и жгучее любопытство заставили меня осторожно пробраться вслед за Поттером, и я около получаса наблюдал едва ли не самую странную картину в своей жизни. Нет-нет, он не читал – уж на это-то заведомо можно было не рассчитывать. Он медленно шел вдоль огромных стеллажей, пальцами проводя по корешкам книг, вынимая с полки то одну, то другую, с преувеличенной осторожностью перелистывая страницы – и столь же бережно ставя их на место. Странное занятие.
А сегодня был зоопарк. Чем привлек его этот невзрачный зверь? Мальчишка простоял у клетки минут сорок, задумчиво водя рукой по холодным влажным поручням ограждения, тихонько шепча себе что-то под нос, внимательно всматриваясь в притихшего, едва слышно поскуливающего койота. И я не удержался – после его ухода подошел поближе и положил ладони на холодный металл, по которому совсем недавно скользили теплые пальцы Поттера. Как же мне хотелось… неважно. Койот жался к земле и смотрел пристально, с опаской. А мне в тот момент подумалось, что если бы я мог перевоплощаться, то, пожалуй, стал бы им – такой же одиночка, никому, в сущности, в этом мире не нужный.
Поттер словно заполнял пробелы своей жизни, вклеивая в нее пропущенные эпизоды. То, чего он никогда не имел… на что у него никогда не хватало то времени, то желания. Как будто он подводил итоги в ожидании чего-то неминуемого. Следить за ним становилось все сложнее, но все более необходимо. Видимо, я чувствовал то, что он уловил уже давно – опасность приближалась. Пока неявная, едва ощутимая, она бродила где-то очень близко. Сейчас как никогда я должен был быть рядом с ним – я боялся опоздать, не успеть в самую последнюю минуту оттолкнуть, закрыть собой. Все чаще мне приходила в голову мысль-сожаление: будь я анимагом, все решалось бы не в пример проще. Смешно сказать, я завидовал Сириусу Блэку! Да-да, давно сгинувшему Мародеру, который в былые времена отравлял мою жизнь уже одним фактом своего существования, а после своей смерти – воспоминаниями, далеко не самыми приятными.
Разумеется, по зрелым размышлениям там и близко нечего было желать для себя – двенадцать лет Азкабана, потеря друзей, неустроенная личная жизнь, последние годы которой прошли в бегах… и нелепая смерть, которой могло и не быть, обладай Блэк хоть крупицей ума. Но я готов был забыть обо всем этом, ведь у анимага был дар, которого не было у меня – он мог перевоплощаться в собаку, огромную черную блохастую собаку… На которую не падали бы подозрения в соглядатайстве, которая могла бы спокойно перемещаться по городу и следить за Поттером, не боясь попасться ему на глаза и вызвать ненужные вопросы.
Когда его ночные прогулки только начинались, я понял, скольких сложностей можно было бы избежать, получи я возможности Мародеров. Да, анимагом я не был – но то, чего не мог сделать маг, вполне было под силу зельевару. Опыты по приготовлению зелья, способного менять форму, продолжались с давних времен, не сказать, правда, что успешно – до сего дня не было формулы, которая могла бы превратить человека в животное… нет, не так. Просто превратить можно было довольно легко, и не обязательно с использованием зелья. Но вот сохранить в теле зверя разум человека – даже Николас Фламель не смог достичь такого результата. Не от недостатка гениальности, вовсе нет – просто с таким огромным количеством занимательных проектов времени экспериментировать с Зельями Перевоплощений попросту не оставалось. Впрочем, книга, им написанная, была воистину кладезем идей – я нашел ее в Запретной секции во время очередного ночного обхода и не смог удержаться от соблазна. И вот теперь я жду, когда остынет варево, в действии которого и сам не до конца уверен.
Страшно ли мне? Не знаю… я столько раз рисковал жизнью, что поставить эксперимент на себе и выпить не протестированное зелье кажется не многим более рискованным, чем работать одновременно на Вольдеморта и Дамблдора. И все же, все же… тут нечто другое – я рискую потерять не просто жизнь, которой так мало дорожу. Я рискую потерять себя, отлично понимая, что будет, если вдруг противоядие не сработает и эксперимент неожиданно даст сбой.
Скорее всего, именно поэтому никто из зельеваров не решился продолжить исследования. Опасность была в том, что, оставаясь в теле животного слишком долгое время, человек рисковал окончательно потерять себя, поддаться инстинктам – и забыть о своей человеческой сущности. Анимаги, даже перевоплощаясь, оставались сами собой, управляя животным в себе в гораздо большей степени, чем внутренний зверь - ими. В случае с оборотным зельем все было по-другому.
И все-таки… все-таки я гениальный зельевар – недаром смог так долго продержаться в роли шпиона в ближнем кругу Вольдеморта. Думаю, Лорд до последней минуты подозревал меня в двойной игре – кем-кем, а глупцом Риддл никогда не был. Но знания и умения в какой-то мере хранили мою жизнь. И да, я смог сделать так, что на определенное время маг сохранял контроль над животным, но без использования антидота с течением времени все выше была вероятность того, что обратно он уже не сможет вернуться, утратив разум и все человеческое, что в нем было. Даже если впоследствии возвратить ему прежний облик – животное могло навсегда поработить сущность человека и не дать ему выбраться наружу никогда.
И все же сомнения оставались. Я создал антидот – но будет ли он работать так, как нужно? Проверить я мог только на себе, но в любом случае, компоненты Оборотного зелья были подобраны так, чтобы даже при полнейшей неудаче, если антидот не подействует, они постепенно выводились бы из организма естественным путем. Правда, неизвестно было, сколько времени займет такой процесс и не будет ли слишком поздно для рассудка человека в момент обратного превращения. Если бы не Поттер… сомневаюсь, что рискнул бы.
Остыло… дальше тянуть нельзя. Достаю из кармана крохотный бумажный пакетик и чувствую, как губы сами собой складываются в злобно-брезгливую ухмылку. Еще бы, мало приятного в том, чтобы превращаться в зверя, не имея понятия, сможешь ли после этого стать самим собой. Но превращаться в животное, почти идеально похожее на Блэка – просто отвратительно. Я предпочел бы любой другой облик, не огромную черную дворнягу, нет. Но что я могу поделать? В районе, где живет Поттер, собак почти нет, котов и того меньше – так что приходится довольствоваться тем, что под руку подвернется. К тому же – и я в глубине души рассчитываю на это, хотя заавадил на месте каждого, кто рискнул бы высказать подобное предположение вслух – собака, так похожая на Блэка, могла вызвать у Поттера интерес.
Ловлю себя на том, что облизываю нижнюю губу, представив на минуту, всего лишь на минуту, как ладони мальчишки погружаются в густую шерсть, мизинцем легко щекоча острое подрагивающее ухо… Вот он переворачивает меня на спину, смеясь, гладит выставленный напоказ живот – вот дьявол, ну о чем я думаю? Идиотизм чистейшей воды – и я начинаю сомневаться, стоит ли продолжать. Пугает собственная реакция на Поттера: неужели ради того, чтобы защитить его, просто быть с ним рядом, не надеясь не то что на взаимность – даже на узнавание – я готов столь многим пожертвовать? Хмурю брови - Мерлин, я столько раз спасал Поттеру жизнь, но так и не счел свой долг жизни оплаченным. Или дело вовсе не в долге? Какая, впрочем, разница… Быстро, не желая больше сомневаться, бросаю волос собаки в зелье и смотрю, как оно медленно поглощает черную длинную ворсину. А потом, стараясь не дышать и не закрывать заслезившиеся от мерзкого вкуса глаза, делаю несколько судорожных глотков.
Головокружение – ненавижу. Комната стремительно увеличивается в размерах – или лучше сказать, я уменьшаюсь? Какая, впрочем, разница. Чувствую себя странно, а затем, затем... Лавина запахов обрушивается снежным комом на голову, звуки наступают со всех сторон – вон, в дальнем углу комнаты скребется противная мышь, где-то на улице, неподалеку от моего дома, стайка подростков весело смеется, глупый птенец попискивает в гнезде под крышей… И зрение… Я никогда не жаловался на свое, где-то даже сочувствуя Поттеру, вынужденному смотреть на мир сквозь толстые линзы, но теперь… Теперь мои собственные глаза, человеческие глаза, показались мне жалким и разлаженным инструментом. Сколько деталей всегда ускользало от меня! Немного тут, немного там: а ведь мир, оказывается, много интереснее – и много более пугающий, как для зверя. Съеживаюсь и слышу, как из моего горла вырывается жалобный тихий вой. Ну вот еще! Я не животное, я человек в его облике! Порыв гордо выпрямиться жестоко пресекается наглой блохой – и я клацаю острыми зубами, пытаясь выкусить ее из густой черной шерсти на бедре… фууу…
Так, не мешало бы рассмотреть себя, прежде чем выбраться на улицу – а я собираюсь это сделать, без сомнения. Поттер там совсем один, и вся новизна впечатлений не в силах заставить меня забыть, ради чего было затеяно все это безумие. Впрочем, я сейчас понимаю Блэка – да и всех анимагов. Чувства при переходе из одной сущности в другую невероятны, превращение открывает массу возможностей, а для исследователя несет поистине невообразимые открытия. Горжусь собой – я смог сделать то, что до меня не удавалось никому! Я зверь без анимагии – и я человек, ибо сохранил свое «я». Хм… пока сохранил – но я уверен, что антидот столь же удачен, сколь и само зелье.
Покачиваясь, бреду к зеркалу – вот ведь, четыре конечности, но с непривычки удержаться на них гораздо труднее, чем на двух ногах. Ничего, это пройдет, если уж Блэк и Люпин справлялись с превращением, то я смогу тем более. А, зеркало, отлично… Всматриваюсь в зеркальное отражение, недоверчиво хмурюсь, затем скалю зубы – двойник за стеклом послушно повторяет все движения… и я, все еще не веря своим глазам, вою. Тихо, громче, еще громче! И мне становится страшно, по-настоящему страшно…