Северус гостит у Нарциссы, пьют они чай, и вдруг Нарцисса говорит:
-Сев, должна тебя предупредить: через час вернётся Люциус.
Северус (недоумённо):
-Так я ведь ничего плохого не делаю!
-Вот именно! А времечко-то идёт...
Нарцисса стояла посреди своей алхимической лаборатории и задумчиво хмурилась, разглядывая учиненный ею разгром. Большой стол в углу загромождали две горелки, большая бенмари, медный аламбик и целая гора котлов, отчаянно нуждавшихся в чистке. На столе поменьше она приготовила два ящика: один для стеклянной и керамической посуды, которую придется мыть вручную, другой для той, что можно будет поручить домовикам. У стены стоял большой короб для всего, что придется уничтожить, зачарованный так, чтобы нейтрализовать возможные реакции разнообразных компонентов.
Завязав волосы в тяжелый узел на затылке, Нарцисса со вздохом засучила рукава мантии и натянула рабочие перчатки. Всё, что можно было сделать с помощью магии, она уже сделала. Предстояла самая утомительная часть работы — разобрать шкафы с ингредиентами и утварью, к которым нельзя было применять чары.
Ее лаборатория стояла нетронутой почти десять лет. Да и до того... когда вскоре после замужества она забеременела (к великой радости мадам Гонории Малфой), то отказалась от экспериментов из опасения, что какая-нибудь неприятная случайность навредит малышу. Потом родился Драко, но война была в самом разгаре — и долгими тревожными ночами Нарцисса то нянчила малыша, то ждала, вернется ли Луций к утру или... словом, ей было не до зелий и не до алхимии. Когда же всё закончилось... какое-то время она просто радовалась, что страшная беда чудом обошла их стороной — всех троих. Родители Луция были убиты, один из кузенов Нарциссы погиб, другой угодил в Азкабан вместе с её сестрой и зятем... Нарцисса поморщилась. Она терпеть не могла Лестранжей и всегда считала, что это они свели с ума Беллу. Если бы Белла не вышла замуж за этого негодяя... даже в пятнадцать лет Нарцисса внутренне содрогалась от омерзения при одном виде Рудольфа. Спросил бы кто-нибудь ее мнения о нем, уж она бы высказалась! Но ее никто не спрашивал. К тому же она была младшей в семье, «маленькой принцессой», с которой все нянчились, и которая, положа руку на сердце, принимала всё это как должное. Ее куда больше интересовали свои радости и увлечения, чем чужие проблемы.
Тряхнув головой, Нарцисса попыталась собраться с мыслями.
Она аккуратно вытерла пыль с маленькой зеленой склянки и проверила содержимое на просвет, сверившись с этикеткой. Усики призрачной бронзовки, ноябрь 1978. Давно уже никуда не годятся. Избавившись от усиков и отправив склянку в ящик с пометкой «вымыть», Нарцисса взялась за следующую склянку. О! Золотой песок. Уж с ним-то ничего не сделается.
Сортируя склянки, горшочки и коробочки, она вспоминала. Когда Драко было года два или три, она вновь взялась было за какие-то опыты, но, увы, на что-нибудь серьезное у нее вечно не хватало времени — а может быть, настойчивости. Драко требовал столько внимания, сколько она могла ему дать; а ведь еще было и поместье, которым приходилось заниматься, и светские обязанности, пренебрегать которыми не следовало, учитывая шаткость их общественного положения. Словом, ее вялые попытки вновь заняться алхимией опять сошли на нет.
А потом появился Гарри, и ее жизнь снова перевернулась.
Выпрямившись, она сдула с носа выбившуюся из прически прядь и звонко чихнула. «Надо было все-таки поддерживать здесь порядок хотя бы просто из принципа. Хорошо, что Север не видит, что здесь делается. Он бы взорвался от негодования», — со смешком подумала она.
Был и еще один момент, когда она чуть не вернулась к своему давнему увлечению. Тогда мальчикам оставалось меньше года до отъезда в Хогвартс, и Нарцисса уже раздумывала, чем станет заниматься, когда поместье начнет пустовать восемь месяцев в году из двенадцати. Она почти собралась взяться за лабораторию и лишь откладывала до тех пор, когда покончит с ежегодными хлопотами в Самайн. А четвертого ноября она прочла в «Пророке» о трагической безвременной гибели Пандоры Лавгуд, урожденной Стрендж. Ксенофил вернул ее письмо с соболезнованиями нераспечатанным, и больше она ему не писала.
Пандора Стрендж была ее самой близкой — и тайной — школьной подругой. Близкой, потому что Пандора поддерживала ее во всем и без страха делала именно то, чего самой Нарциссе страстно хотелось, но на что зачастую не хватало духу. Тайной, потому что подружились они еще до распределения, а потом Пандора, разумеется, отправилась в Рэйвенкло, а Нарцисса — в Слизерин. Учитывая пристальное внимание Беллы и ее компании, открыто дружить с кем-то из другого Дома Нарцисса не могла: сперва больше из нежелания отстаивать свою позицию и вызвать скандал, а потом, когда стало ясно, что связываться с Лестранжами не только противно, но и по-настоящему опасно — из страха за подругу. Поэтому общались они нечасто, всегда украдкой — вплоть до самого выпуска.
Когда они окончили Хогвартс, война заполыхала всерьез, а потом они обе вышли замуж — как и многие другие в то время, они боялись не прожить достаточно долго, чтобы успеть пожить, — и появились дети, а потом вдруг наступил мир, неожиданный, как чудо… В последующие годы они встречались время от времени — поболтать в кафе, выпить чаю, — но то были короткие беседы двух женщин, по большей части занятых радостями и горестями своих детей. Казалось, что жизнь длинная-предлинная, и они еще успеют наверстать упущенное. Вот только судьба не запасла для Пандоры никакого «потом». И Нарцисса испугалась. Тогда ей почудилось, что это знак: не стоит сходить с выбранного пути, лучше оставить всё как есть. Нельзя войти дважды в одну и ту же реку.
Однако в июне, когда Драко и Гарри привезли домой философский камень, произошла странная вещь. Держа в руках эту удивительную находку, Нарцисса ощутила легкий укол — прикосновение давно забытого ощущения: вот-вот должно случиться нечто очень важное и невероятное. Она не подала виду и никому ничего не рассказала. Они отослали камень Фламелю. А потом она получила камень назад, вместе с немыслимым письмом. «Целую ваши талантливые ручки». Луций тогда еще так задумчиво взглянул на нее, но ничего не сказал, только поцеловал украдкой в висок. Люк всегда умел выразительно молчать. И о Пандоре он, конечно, помнил.
С тех пор забытое ощущение возвращалось всё чаще, крепло с каждым разом, и вот наконец Нарцисса решительно спустилась в подвал и взялась за свою покинутую лабораторию. Она приведет всё в порядок — и будь что будет.
Только похоже, вместе с грязными тиглями и склянками ей предстояло еще и хорошенько прочистить и перебрать свои воспоминания. Снова вздохнув, Нарцисса решительно распахнула дверцы очередного шкафа, замерла, поморщилась... а потом столь же решительно принялась сметать метелкой паутину с нижних полок.
— Тетя Нарцисса?
Она выпрямилась и обернулась: в проеме приоткрытой двери стояла Констанция, и вид у нее был какой-то странный: не то смущенный, не то растерянный.
— К вам можно? Я не отвлекаю?
— Конечно нет, — ответила Нарцисса. — Пауки совершенно точно подождут. Заходи, пожалуйста.
Констанция вошла и аккуратно прикрыла за собой дверь. «Любопытно, — подумала Нарцисса. — У девочки завелись секреты, и она хочет поделиться ими со мной?»
— Садись, пожалуйста, — сказала она вслух, махнув метелкой в сторону большого рабочего стола посредине комнаты: он единственный еще не был чем-нибудь заставлен. — Там пока чисто. Хочешь чаю или еще чего-нибудь?
— Нет-нет, спасибо! — Констанция замялась. — То есть, если вы хотите...
— Значит, обойдемся, — сказала Нарцисса. Стащив перчатки и отложив метелку («Иначе девочка, чего доброго, подумает, что мне не терпится ее выставить!») она села за стол напротив своей неожиданной гостьи. — А теперь рассказывай, что случилось.
— Вообще-то ничего, — ответила Констанция, — просто мне очень нужно с кем-нибудь посоветоваться. То есть не с кем-нибудь, а с вами, тетя Нарцисса.
— Буду рада тебе помочь, если смогу. Только, пожалуйста, называй меня Цисси, — Нарцисса улыбнулась. — У тебя что-то случилось?
Констанция покачала головой.
— Нет. Просто я... мне нужен очень совет. От кого-то, кто ничего особенного от меня не ждет. Дело в том, что я... я очень давно не проводила столько времени в магическом мире! — вдруг призналась она. — Papa, конечно, делает все, чтобы мне было хорошо и удобно дома, но учусь я среди магглов. И это тоже очень хорошо, я знаю и умею многое, о чем обычные маги не имеют ни малейшего понятия. Но... понимаете, мне очень нравятся зелья.
Нарцисса с большим трудом подавила улыбку. Еще три года назад девочка прожужжала Северу все уши касательно своего увлечения... да и сейчас не то чтобы его скрывала.
— Я знаю, — кивнула она. — И?
— И я хочу заниматься ими и дальше! — воскликнула Констанция.
— Так в чем же дело? — спросила Нарцисса.
— В том, что maman и papa меня отговаривают! Они боятся, что я... что мне будет трудно... что я не смогу многого достичь, потому что я... — Констанция снова замялась, но Нарцисса на сей раз не стала ей помогать. «Девочка должна сказать это сама». — Потому что я сквиб, — закончила Констанция. — Они говорят, я не сумею добиться многого, потому что у меня нет магии, а значит, не стоит делать на это ставку.
— А что думаешь ты? — поинтересовалась Нарцисса спокойно.
— Я думаю, что это неважно. То есть нет, это важно, конечно, но я же хочу не просто варить уже известные зелья. Я хочу разобраться в том, как все это работает.
На сей раз Нарциссе не нужно было изображать интерес.
— Что ты имеешь в виду?
— Я хочу понять природу взаимодействия волшебных компонентов. Так же, как магглы понимают природу взаимодействия обычных, немагических веществ. Кислоты и щелочи, например. Все это подчиняется определенным закономерностям, которые можно описать математически точно. Я уверена, что с волшебными веществами можно проделать то же самое. Исчислить можно абсолютно всё! А если мы будем точно знать, что именно лежит в основе магического взаимодействия, мы сможем создавать и новые зелья, и новые заклинания гораздо легче. Меня так удивляет, что этим до сих пор никто по-настоящему не занимается!
Нарцисса уставилась на Констанцию, ошеломленная её напором и одновременно завороженная таким взглядом на предмет. Не сразу, но она поняла, о чем именно речь. Конечно, в магии — а в особенности в зельеварении и алхимии — тоже многое поддается исчислению; многие закономерности сочетания ингредиентов, например, можно было описать с помощью формул и варьировать, скажем, силу действия состава, меняя соотношение входящих в него веществ. Вероятно, именно эти области магического знания были наиболее близки к маггловской науке. Но маги всегда приветствовали сугубо практический подход. Если ты и так точно знаешь, в какой пропорции и последовательности нужно соединить определенные вещества, чтобы получить нужный результат, то какая разница, как именно они соединяются для его достижения? Знанием ради самого знания об устройстве мира интересовались лишь немногие. Альб Дамблдор, например. Или Пандора Стрендж. Или Север.
— Это весьма внушительная задача, — заметила она наконец, — которая потребует большого труда и вряд ли быстро найдет понимание у большинства твоих будущих коллег, по крайней мере поначалу. Тебе будет вдвое, если не втрое труднее завоевать уважение и какое-то признание, если ты с самого начала откажешься от традиционного подхода. Фигурально выражаясь, тебе придется бежать вдвое быстрее, чтобы оставаться на месте.
Констанция вздохнула.
— Да, я догадываюсь. То есть вы тоже меня отговариваете?
Нарцисса покачала головой.
— Нет. Это непросто, но у тебя, мне кажется, есть и преимущества, которых нет у обычной ведьмы. Если я правильно поняла, ты уже неплохо разбираешься в маггловских науках о веществах и взаимодействии... как они называются? Химика?..
Кажется, только отменное воспитание не дало Констанции захихикать.
— Химия. И физика, — ответила она серьезно. — Да. Нас этому учат, и я стараюсь много читать дополнительно, когда успеваю.
Нарцисса кивнула.
— Значит, тебе есть, с чего начинать, — сказала она. — Мне кажется, ты достаточно взрослая, чтобы уметь отличить сиюминутную прихоть от серьезных намерений. И еще мне кажется, что ты на самом деле уже решила, как поступить. Просто тебе хочется...
— ... услышать собственные мысли из чужих уст, — подхватила Констанция. — Глупо, да?
— Это совершенно естественное желание, — Нарцисса покачала головой и мягко улыбнулась: — Время от времени нам всем нужно что-то подобное.
— Даже вам?
— Конечно. И даже Луцию. Или Северу. Или, не боюсь сказать, Альбу Дамблдору.
Глаза Констанции широко распахнулись.
— Вы хотите сказать, что сам Альб Дамблдор советовался с вами о чем-нибудь?
Тут уж Нарцисса позволила себе рассмеяться.
— Конечно нет. Думаю, чтобы такое случилось, должно рухнуть пол-Хогвартса. И то маловероятно. Однако он регулярно излагает свои сомнения Северу, так что можешь мне поверить: в подтверждении своей интуиции нуждается даже господин председатель Уизенгамота и президент международной конфедерации боевых магов.
Констанция тоже засмеялась, а Нарцисса подумала про себя: «А на то, что советуется он не с кем-нибудь, а с Севом, я, пожалуй, упирать не стану. Что бы там ни говорила твоя бабка. Сама как-нибудь разберешься».
~ * ~
Север в задумчивости стоял перед книжным шкафом, изучая переполненные полки. Куда же подевались «Алхимические изыскания» Изабель Фромонд, которые он обещал Цисси? Он не мог даже вспомнить, когда открывал их в последний раз, а призывать не хотел: книги, вырванные с полок магической силой, от этого портятся, и только совсем безнадежный болван станет так обращаться пусть и не с оригиналом, но с вполне приличной рукописной копией конца семнадцатого века.
Интересно, что у Цисси на уме? В последние несколько недель ему не раз казалось, что даже за рассуждениями о прерафаэлитах в галерее Тэйт, спором о кельтских магических практиках в Эймсбери или светской болтовней у Фортескью мысли Цисси занимало нечто совсем другое. Возможно, какой-то алхимический проект? Что ж, ей виднее. У самого Севера совершенно точно в ближайшие несколько лет не будет ни минуты свободной на такие вещи. Хватит с него присмотра за неугомонными крестниками, преподавания, слизеринской политики, Темного Лорда и Альба Дамблдора, не говоря уже о поддержании интеллектуальных бесед с Констанцией Малефуа о зачатках атомизма в теории магии. Попытки между делом еще и воспроизвести эликсир жизни наверняка вгонят его в гроб. Так что дудки, без него. Хотя некоторые соображения, высказанные мисс Малефуа, однозначно стоило обдумать...
Спохватившись, что опаздывает, отвлекаясь на всякую чепуху, Север прищелкнул пальцами и пробормотал заклинание, прочищающее память. Пользоваться им он терпеть не мог: во-первых, обленившись, недолго и впасть в маразм, а во-вторых, оно оставляло в сознании стойкий едкий аромат, чем-то напоминающий перечную мяту, только еще назойливее. Но сейчас он не хотел больше задерживаться.
Выудив книгу из недр шкафа, Север поспешил к выходу из замка.
Уже поднявшись на первый этаж, он чуть не столкнулся в холле с директором. Как он ни спешил, но все же что-то заставило Севера остановиться, не ограничившись торопливым приветствием. Вид у Альба был не то чтобы откровенно мрачный, но все же явно озабоченный.
— Что-то случилось? — негромко спросил Север.
— Скорее, чего-то не случилось, — ответил Альб. — Но ты ведь, кажется, опаздываешь?
Север только рукой махнул.
— Если Луций за десять лет не привык к тому, что тут все время что-нибудь происходит, это его проблемы. Ничего, подождет. Так чего у нас не случилось?
— К сожалению, преподавателя ЗОТИ, — невесело отозвался директор. — Один мой старый... знакомый, который еще в июне предварительно согласился приехать к нам на год, внезапно изменил планы и отказался. Что-то там такое произошло у кого-то из его многочисленных... родственников, и Сангвини вынужденно погрузился в семейные перипетии. Что нам теперь делать, не представляю.
Север, несколько рассеянно слушавший все эти разъяснения, вдруг вздрогнул.
— Как-как, вы сказали, его зовут? Вашего... знакомого?
На лице Альба появилось и тут же исчезло слегка виноватое выражение, сменившееся поразительно неискренним добродушием, обычно приберегаемом для министерских служащих. Впрочем, и оно тут же испарилось, уступив место терпеливой доброжелательности, на сей раз, возможно, даже искренней. Наверное.
— Сангвини, — кротко улыбнувшись, повторил он.
Север уставился на него во все глаза.
— Да, я не ослышался. И не ошибся, — медленно произнес он. — Вы в самом деле собирались нанять вампира преподавать Защиту от Темных Искусств. Так?
— Допустим, собирался, — сказал Альб. — Но ведь это уже неважно. Он отказался. И теперь нам срочно надо найти кого-то еще, а ведь письма студентам со всеми требованиями и программой мы обязаны разослать не позднее среды. У нас три дня.
— Но вампир, Альб! — Север никак не мог прийти в себя. — В школе! Вы хотели доверить ему детей?!
Едва договорив, он подумал, что Луций здесь наверняка ввернул бы «доверяю же я тебе», — и был бы даже, пожалуй, не так уж неправ. Тут же отчаянно захотелось поправить левый рукав, но Север заставил себя воздержаться от этого нервного жеста. Однако Альб и не подумал подпустить в ответ какую-нибудь шпильку.
— А почему нет? — мягко возразил он. — Ты не хуже меня знаешь, что старые вампиры итальянских кланов никогда не трогают детей. Они невероятно семейственны. Если уж на то пошло, то это ему следовало бы опасаться назойливого внимания со стороны старшеклассниц.
Содрогнувшись, Север вспомнил свой первый год в Хогвартсе: анонимные рождественские поздравления с самыми странными комплиментами от наиболее экстравагантных девиц, вороха розовых валентинок и прочий ужас, неизменно настигающий молодых преподавателей. А ведь он никогда не был хотя бы симпатичным, не то что привлекательным.
— Уж в чем, в чем, а в этом вы правы, — наконец выговорил он. — Но все-таки вампир... это немного чересчур, вам не кажется? Неужели вы не могли найти ни одной другой кандидатуры?
Альб в упор посмотрел на него.
— Кого, например?
— Допустим... меня, — Север встретился взглядом с директором. — Можно было бы попробовать уговорить Слагхорна временно взять на себя зелья, на один год, пока мы не найдем еще кого-нибудь преподавать ЗОТИ. Уж год я бы как-нибудь продержался.
По лицу Альба пробежала тень.
— Нет, — твердо сказал он. — Ни за что. И, пожалуйста, больше никогда не проси меня об этом, мой мальчик. Пожалуйста.
Север открыл было рот, собираясь возразить, но вдруг вспомнил: однажды Луций мимоходом упомянул, что, по слухам, должность преподавателя ЗОТИ проклята. Значит, Альб тоже знает о проклятии — или как минимум подозревает? Интересные дела.
— Хорошо, — выговорил он. — Не стану. Но три дня... Что же теперь делать?
— Придется пробовать запасной вариант, — невесело отозвался Альб. — Хотя уверенности у меня в нем нет никакой.
~ * ~
Отведя глаза магглам, Луций не спеша шел по улице, где теперь его усилиями жила Петуния, и обдумывал предстоящий разговор. Он нисколько не жалел о принятом год назад решении: они добились того, чего хотели. И даже семейные встречи оказались не так тягостны, как могли бы быть, — уж точно не хуже общения с иными родственниками в былые годы. Однако в спешке (если не сказать — в панике) он многого не предусмотрел, и теперь непредвиденные последствия разрастались, как снежный ком. Всё это следовало уладить, пока не случилось что-нибудь, трудно исправимое.
Дойдя до калитки нужного дома, он тихо отпер ее заклинанием и бесшумно закрыл за собой, прежде чем двинуться по дорожке к дому. Большой цветущий сад выглядел безупречно, и Луций удовлетворенно кивнул: похоже, Петуния была просто создана природой, чтобы соответствовать представлениям об идеальной хозяйке какой-нибудь сельской усадьбы.
Он позвонил и принялся ждать. Очень скоро послышались шаги, и из-за двери раздался осторожный голос:
— Кто это?
— Петуния, это я. Будьте добры, откройте.
Щелкнул замок, и в проеме двери показалось узкое встревоженное лицо Петунии:
— Что-то случилось?
— Все в порядке, — успокоил ее Луций. — Мне просто нужно с вами поговорить о семейных делах, желательно без помех. Дадли дома?
— Да, но он собирался гулять с друзьями, а потом обедать у них, — ответила она, распахивая дверь шире и приглашая его войти. — Очень приличные люди, живут здесь через две улицы. Ллир... то есть мистер Льюис по моей просьбе навел справки...
«Ллир, значит? Любопытно», — отметил про себя Луций.
— Очень хорошо, — сказал он вслух. — Значит, нам никто не помешает.
Петуния провела его в гостиную и, извинившись, попросила подождать, пока она сообщит о его визите Дадли и приготовит чай. Спустя всего несколько минут в коридоре снова послышались шаги, и вошел сын Петунии.
— Здравствуйте, — мальчишка держался неловко, но вполне вежливо. — Мама сказала мне, что вы пришли. Я хотел сказать спасибо за каникулы в Италии. Это было просто отлично.
— Рад, что тебе понравилось, — Луций кивнул. — Ты заслужил их.
После полугода суровой муштры Дадли и в самом деле не только окончил год с хорошими отметками, но научился вести себя прилично. Луций остался настолько доволен его успехами, что на день рождения мальчика в июне преподнес Петунии оплаченную поездку для двоих на Сицилию.
— Я вам буду нужен? — спросил Дадли. — Или я могу пойти к друзьям? Если нужен, я могу позвонить, и...
— Не стоит, — покачал головой Луций. — Не случилось ничего такого, чтобы отменять договоренности. Можешь идти гулять.
Дадли кивнул, попрощался и вышел; вскоре Луций услышал, как он сообщает матери (по всей видимости, в кухне), что уходит. Хлопнула входная дверь; еще немного погодя явилась Петуния с чайным подносом и принялась хлопотать у стола.
— Так что всё-таки случилось? — поинтересовалась она, когда чай был налит.
— Ничего из ряда вон выходящего. Однако когда мы виделись в последний раз, у нас не было возможности обсудить некоторые нюансы.
— Например?
— Например, я хотел спросить, не беспокоил ли вас кто-то? Скажем, странные соседи? Назойливые незнакомые ма... кхм, то есть посетители? Журналисты?
Петуния усмехнулась.
— Можете говорить «магглы», Луций. Вряд ли это способно меня шокировать. Нет, меня никто не беспокоил. Соседи здесь очень приличные, спасибо. И никого нового здесь за эти полгода вроде бы не появлялось. Иначе, поверьте, я бы знала. Наш садовый комитет — полезнейший источник всевозможных сведений.
Луций улыбнулся.
— Очень хорошо. Рад, что вы понемногу здесь обживаетесь. А из других... уже знакомых вам лиц, — он выделил слово «знакомых», — здесь никто не появлялся?
На сей раз Петуния нахмурилась.
— Вы имеете в виду из... школы ваших мальчиков? — она чуть поджала губы. — Нет.
— Прекрасно.
— А в чем, собственно, дело?
— В том, что ситуация, о которой мы с вами говорили прошлой осенью, продолжает развиваться. Тот, кто убил вашу сестру, вернулся, но в начале июня Гарри вновь удалось взять над ним верх. — Тщательно выбирая слова, Луций внимательно следил за выражением лица Петунии. — Отчасти именно благодаря тому, на что вы согласились, понимаете?
Она кивнула.
— Продолжайте.
— Естественно, в точности знают, что именно произошло, всего несколько человек, но и этого достаточно, чтобы кто-нибудь мог заинтересоваться вами.
— Например, директор школы? — Петуния взглянула на него в упор.
— Например, — согласился Луций.
— Нет, — она покачала головой, — директор здесь не появлялся, не писал мне писем и никого не присылал. Пока. Вы хотите дать мне какие-то советы на этот счет?
По легкой гримасе Луций понял, что Петуния сочла слово «указания» оскорбительным для себя, и не в первый уже раз подумал, что, не будь эта женщина магглой, она недурно освоилась бы в Слизерине.
— Если вы не против, — подчеркнуто любезно ответил он.
— Буду вам весьма признательна.
Ее улыбка была холодной и безупречно вежливой.
— Собственно, от господина директора, если ему придет в голову блажь навестить вас лично, вы можете ничего особенно и не скрывать. В общих чертах он уже в курсе дела. С другой стороны, я не думаю, что он явится расспрашивать вас о подробностях. У него и без того хватает хлопот. Если же вас начнут беспокоить какие-то еще люди, думаю, вы сумеете от них отделаться. Однако я хотел бы, чтобы вы сообщили об этом мне, причем безотлагательно.
— Конечно, но... как? — Петуния нахмурилась. — Помнится, Лили когда-то рассказывала мне о вашей почте. Не думаю, что в Эшере принято держать дома сов. Здесь вам не Ноттинг-Хилл.
— В самом деле, — согласился Луций, не имея ни малейшего понятия, в чем именно состоит разница.
— А у вас, как я понимаю, нет в поместье телефона?
— К сожалению, это полезное маггловское изобретение приходит в негодность там, где есть постоянный магический фон. Но, вероятно, телефон есть у мистера Льюиса?
К большому удивлению Луция, Петуния порозовела.
— Да, разумеется, — пробормотала она. — Мне доводилось звонить ему несколько раз...
— Прекрасно. Значит, в несрочных случаях вы без труда сумеете меня разыскать. Осталось решить, что вы сможете предпринять в непредвиденной ситуации, если необходимо будет действовать быстро. Или, например, если мистера Льюиса не окажется в городе.
Петуния слегка нахмурилась.
— Кажется, — с сомнением сказала она, — в Лондоне есть, или, по крайней мере, была во времена моего детства, какая-то ваша улица... с магазинами, кажется?.. Я могу туда попасть, или для этого нужно сопровождение?
Луций задумался. Магглы, безусловно, могли войти в «Дырявый котел», если их туда проведет волшебник. Родители магглорожденных студентов именно так и попадали на Диагон-аллею. Но можно ли сделать так, чтобы маггл увидел бар без посторонней помощи?..
— Не знаю, — наконец честно признался он. — Мне придется изучить этот вопрос, а затем вместе с вами проверить на практике, если вы, разумеется, не против.
Петуния кивнула.
— В любом случае, — продолжал Луций, — это тоже способ для тех обстоятельств, когда нет большой спешки. Диагон-аллея — обычная торговая улица, там можно что-то купить, обменять деньги или отправить письмо общественной совиной почтой, но никакой срочной помощи вы там не получите.
— Думаете, возможна такая ситуация, когда она мне потребуется? — Петуния слегка побледнела, но в остальном держалась всё так же сдержанно.
— Возможно всё. Надеюсь, не в самом ближайшем будущем, но рано или поздно это произойдет. Я бы хотел предложить вам план действий на этот случай.
Петуния кивнула, и Луций принялся рассказывать.
~ * ~
Петуния закрыла за ним дверь, но не заперла ее — Луций не слышал, чтобы щелкнул замок. Он направился по дорожке к выходу и вдруг остановился, увидев, что впереди открывается калитка. Отперев ее ключом, в сад преспокойно вошел мистер Льюис, то есть Ллир Ллойд — и тоже резко остановился, увидев Луция.
— Добрый день, — вежливо произнес юрист, но видно было, что он несколько смущен.
— Добрый, — согласился Луций. — И весьма любопытный. Петуния ничего не сказала мне о вашем визите. Что-нибудь стряслось?
— Нет, нисколько. — Ллойд уже взял себя в руки, и его лицо было столь же доброжелательно-бесстрастно, как обычно. — Весьма удачно, что я застал вас здесь. Мне нужно с вами переговорить, и я как раз собирался с вами связаться.
— Надо же, какое совпадение, — заметил Луций не без иронии. — Я тоже собирался с вами связаться, поскольку мне тоже потребовалось с вами переговорить.
Оба уставились друг на друга, оценивая ситуацию.
— Позвольте мне начать, — решительно сказал Ллойд. — У меня для вас две новости и, опасаюсь, обе не доставят вам большого удовольствия.
— Хорошо, — Луций кивнул. — Может быть, вернемся в дом? Нелепо стоять здесь на дорожке. Да и жарко.
— Там под вишнями есть беседка. Можем пройти туда, там нам никто не помешает, — предложил Ллойд и, не дожидаясь ответа, двинулся к беседке первым.
«Кажется, кое-кто чувствует здесь себя как дома», — подумал Луций с легкой досадой и одновременно — с насмешкой.
Поодаль под вишневыми деревьями действительно оказалась увитая виноградом беседка, где было тенисто и прохладно. Едва оба сели и Луций применил заглушающие чары, Ллойд взял быка за рога.
— Прежде всего, мистер Малфой, — сказал он, — я должен принести вам свои извинения. Боюсь, что мое длительное взаимодействие с миссис Эванс привело к возникновению конфликта интересов. Я вынужден признать, что для вас лучше всего было бы подыскать другого юриста, который мог бы улаживать ваши дела с миссис Эванс вместо меня.
Луций улыбнулся.
— Даже так? И когда же свадьба? — ехидно поинтересовался он.
Ллойд смерил его мрачным взглядом.
— Мистер Малфой, я сознаю, что заслужил ваши упреки, но это мое личное дело.
На сей раз Луций улыбнулся шире.
— Увы, мистер Ллойд, боюсь, вы пока еще не до конца осознали, во что ввязываетесь. Миссис Эванс не просто дальняя родственница моего воспитанника. Она часть семейства Малфой. И, следовательно, все, что имеет к ней какое-либо отношение, касается и меня.
— И что же это означает? — сухо спросил Ллойд.
— Это означает, — ответил Луций, — что вне зависимости от того, готовы ли вы и далее, как вы выразились, «улаживать мои дела с миссис Эванс», вам все равно придется регулярно иметь со мной дело. Если, конечно, вы и в дальнейшем намерены поддерживать с ней какие-либо... контакты.
Ллойд не стал ни расточать пустые заверения в дружеских чувствах, ни притворяться, что сказанное его возмущает или задевает.
— Я вас понял. Могу ли я заключить из ваших слов, что вы сами никакого конфликта интересов в данном случае не усматриваете?
Луций пожал плечами.
— Теоретически, возможно, таковой и существует, — согласился он. — Практически же я могу его усмотреть даже между собой вчерашним и собой завтрашним, если события начнут развиваться особенно интенсивно. Будь миссис Эванс сторонним лицом, чьим благополучием я мог бы пренебречь, — возможно, ваши... намерения, если позволите мне выразиться столь определенно, могли бы чем-то помешать. В данной же ситуации они скорее окажутся полезны. Вопрос в том, простите за откровенность, пожелаете ли вы быть замешанным в неприятные или потенциально опасные события.
Лицо Ллойда сделалось деревянным, и он ответил еще более сухо:
— Если бы я опасался подобных вещей, то избрал бы себе иную сферу деятельности. И уж точно не согласился бы работать на вас, мистер Малфой.
Луций усмехнулся.
— Понятия не имею, откуда у такого примерного гражданина, как я, подобная репутация. И приношу свои извинения, если мой вопрос вас задел. Итак, если обрисованные перспективы вас не смущают...
— Нисколько.
— ... мы можем перейти к делу. Что именно вы хотели мне сообщить, помимо того, что наше сотрудничество может приобрести семейный характер?
Ллойд помрачнел.
— Лиам поручил мне передать вам некоторые сведения настолько деликатного характера, что он не решился доверить ее пергаменту. Вы, вероятно, слышали о недавних министерских рейдах?
Луций приподнял брови.
— Разумеется, хотя без подробностей. Но слухов ходит множество. Кажется, нашли какие-то артефакты, наносящие вред магглам? Прискорбно, но каким образом это касается меня?
— Дело в том, — продолжал Ллойд, поджав губы, — что все эти рейды стали возможны благодаря довольно подробной информации, весьма своевременно полученной из некоего анонимного источника. Такой информации поступило немало, и во всех случаях она оказалась достоверной.
— Опять же, очень любопытно, — заметил Луций. — Однако я по-прежнему не понимаю, при чем здесь я.
Ллойд понизил голос, несмотря на защитные чары.
— Лиам просил сообщить, что под вас, как он выразился, копают. Причем настолько тонко, даже он не смог пока разобраться, кто именно и откуда.
Луций выпрямился.
— И каковы же последствия этой, — он поморщился, — неожиданной деятельности?
— Пока ничего существенного: странные сплетни, неприятные тихие слухи и тому подобное. Но, как я понял, кто-то весьма умело ворошит прошлое. Настолько умело, что один достаточно вопиющий анонимный донос, похожий на предыдущие, — и вряд ли даже мадам Боунс сможет найти разумные аргументы, чтобы избавить вас от незваных гостей.
— Понятно, — кивнул Луций. — Неприятно, но не опасно. По крайней мере пока. Передайте, пожалуйста, Лиаму мою благодарность. У меня уже давно нет ничего такого, что могло бы не понравиться гостям, как приглашенным, так и незваным, но этот внезапный интерес к моей скромной персоне, безусловно, заслуживает внимания. Кто предупрежден, тот вооружен… — он задумчиво побарабанил пальцами по скамье, на которой сидел.
— Разрешите дать вам один совет? — вдруг сказал Ллойд.
Луций удивленно посмотрел на него.
— Разумеется. В некотором роде, это даже ваша обязанность.
— Как вашего поверенного?
— Как моего будущего или, по крайней мере, потенциального родственника, — усмехнулся Луций. — Я вас внимательно слушаю.
— Позвольте им у вас что-нибудь найти. Не опасное, разумеется, и не чрезмерно скандальное, что могло бы вызвать сомнение в вашей пригодности в качестве опекуна мистера Поттера. Но непременно что-нибудь теоретически запрещенное или хотя бы неодобряемое. Скажем, — Ллойд на мгновение задумался, — какое-нибудь заколдованное кольцо, от которого маггл будет говорить только правду. Или еще что-то в подобном духе. Безобидную безделушку, которую у вас с удовольствием конфискуют.
Теперь Луций посмотрел на своего собеседника с интересом.
— Думаю, это можно устроить, — медленно сказал он. — Вы полагаете?..
Ллойд кивнул.
— Да. Если у вас ничего не найдут, это вызовет только повышенный интерес, и одним визитом вы не отделаетесь. Все просто решат, что либо авроры плохо искали, либо вы как-то ухитрилось спрятать все темномагические артефакты где-то еще. Уж простите, мистер Малфой, но в вашу тотальную невиновность не поверит даже Альб Дамблдор.
Луций хмыкнул.
— Ну почему «даже». Он-то как раз получше многих других осведомлен о моих делах. Но я вас понял. Благодарю. Мне кажется, это прекрасный совет, я им непременно воспользуюсь.
~ * ~
За субботним семейным ужином Луций говорил крайне мало. Он, разумеется, отвечал на те или иные реплики мальчиков и время от времени обменивался понимающими или насмешливыми взглядами с Нарциссой. Но в основном он молчал, потому что с большим интересом наблюдал за Севером и юной Констанцией. Наблюдал и размышлял.
Констанция ему нравилась. Не в том смысле, в каком людям обычно нравятся дети их родственников, друзей и знакомых («О ваша дочь уже в этом возрасте просто очаровательна, мадам Паркинсон!»). И не в том смысле, в каком человеку его возраста могут нравиться хорошенькие девушки (во-первых, упаси Мерлин, она была еще совсем ребенок, а во-вторых, Луций очень любил свою жену). Нет, Констанция нравилась ему сама по себе, как, бывает, когда чьи-то слова, действия и манера держаться вызывают искреннюю приязнь.
Она была рассудительна, но не занудна, общительна, но не говорлива, уверена в себе, но не заносчива. Веселая, приветливая и умная, она впервые заставила его слегка пожалеть о том, что у них с Нарциссой нет дочери.
И вместе с тем, Констанция то и дело смущала его.
Во-первых, она носила брюки. Луций не был настолько старомоден, чтобы считать этот предмет туалета неприличным, но все же считал, что чистокровным волшебникам, уже не говоря о волшебницах, полагается поверх брюк носить мантию. Однако Констанция, по-видимому, всем прочим видам одежды предпочитала брючные костюмы — безусловно элегантные, но откровенно маггловские. Мантию же она носила лишь в исключительных случаях — скажем, чтобы не привлекать лишнего внимания на Диагон-аллее. Впрочем, устойчивый магический фон вокруг ее одежд подсказывал, что все не так просто, как кажется. И тем не менее, Луций никак не мог отделаться от мысли, что его испытывают. А еще иногда ему казалось, что эта его нелепая неловкость почему-то доставляет немало удовольствия Нарциссе.
Во-вторых, Луций привык считать, что сквибы... скажем так, обделены судьбой. Ведь в каком-то смысле их участь даже неприятнее, чем участь магглов. Те, в конце концов, не подозревают о своей магической ущербности. А сквибы, не покинувшие мир волшебников, всегда вынуждены смотреть на магию, как голодный на кусок чужого пирога. Все сквибы, которых он видел прежде, были несчастны, хотя в той или иной степени старались этого не показывать.
Констанция же несчастной не была и к магии проявляла живой исследовательский интерес, а не зависть, сдобренную сожалениями. Правда, у нее, судя по всему, был настоящий талант к зельеварению, что и среди магов встречается не так уж часто.
Но главное — она категорически не считала себя чем-то обделенной и не позволяла этого другим. Всякий раз, когда ей требовалась помощь в чем-то волшебном, чего она не могла сделать иным способом или поручить домовику, она просто и спокойно просила об этом того, кто оказывался рядом и мог оказать ей услугу. И столь же спокойно она оказывала другим помощь в маггловских местах, когда требовалось быстро пересчитать незнакомые деньги, воспользоваться лифтом или такси. Будучи прекрасно воспитанной, она ни разу не дала понять Луцию, что замечает его напряжение в подобных ситуациях; однако он отлично понимал: юная родственница внимательно за ним наблюдает и потом непременно сообщит кузену Жерару, так ли надежно «добрая старая Англия» встала на новый курс, как это было когда-то заявлено.
Внезапно Луций поймал взгляд Нарциссы: потихоньку улыбнувшись, она указала ему глазами на Севера. Тот увлеченно обсуждал с Констанцией что-то алхимическое, причем к разговору то и дело присоединялись Драко или Гарри. Выглядело все это до безобразия трогательно, но Луций слегка нахмурился: он не предупредил мальчиков особо, чтобы те не вздумали делиться с кузиной подробностями истории о философском камне. Вдруг им придет в голову, что, раз это дело семейное, то можно от Констанции ничего не скрывать? Оставалось надеяться, что Север, если понадобится, сумеет направить беседу в нужное русло.
Вслушавшись, он понял, что речь действительно идет о философском камне, но совершенно в ином ключе.
— ...закон трансфигурации Гэмпа, — договорила Констанция.
— Но при чем тут это? — удивился Драко. — Ведь мы же говорили о превращении металлов. Я все равно не могу понять, почему можно сделать из спички иголку, но нельзя превратить медь в золото.
— Это вопрос силы, — заметила Нарцисса.
— Я бы сказала, энергии, — возразила Констанция. — Не знаю почему, но волшебники редко прибегают к этому объяснению, хотя магия в сущности — просто особый способ использования энергии.
— Вроде электричества? — неуверенно уточнил Гарри, наморщив лоб.
— Не совсем. Скорее... нет, не знаю, как объяснить, — Констанция тоже слегка нахмурилась. — Ведь в магических школах не изучают физику. Боюсь, я вас запутаю. Я хотела сказать, что некоторые превращения так сильно изменяют исходный предмет, что для этого требуется очень много энергии. Больше, чем может потратить средний волшебник.
— Вы никогда не задумывались, почему для некоторых сложных задач используются зелья, а не заклинания? — вставил Север, и Луций подумал, что его друг выглядит подозрительно довольным.
— Потому что магические ингредиенты — это источник силы? — предположил Драко. — Да, это понятно. Но все-таки, почему ничего нельзя превратить в золото?
— Слишком велики изменения, которые нужно проделать с любой другой субстанцией, — ответила Констанция. — Ни у одного волшебника, сколь угодно могущественного, на это просто не хватит энергии. Или могущества, как ни называй.
— На самом деле таких субстанций довольно много, просто золото — самая известная из них, — сказала Нарцисса. — Но есть и другие благородные металлы. Или, скажем, самая обычная еда.
— А как же тогда философский камень? — не унимался Драко. — Ведь он же существует?
— Существует, — кивнула Констанция. — И, судя по всему, что о нем известно, является мощнейшим источником магической энергии. Только никто не знает, как и из чего он был получен. Николя Фламель никому не раскрыл своего секрета, и ни одному волшебнику, не говоря уже о магглах, не удалось повторить его успех.
— Все, что сделал один человек, может повторить другой, — вставил Гарри, который до сих пор молчал и внимательно слушал.
— Вопрос в количестве усилий, которые для этого придется приложить, — заметил Север.
— Но... — начал было Драко и вдруг осекся, а потом поспешно переменил тему: — Значит, трансфигурировать что-то в золото нельзя, потому что не хватит магической силы. Это и есть закон Гэмпа?
Дальнейшая дискуссия касалась разнообразных исключений из закона Гэмпа, и Луций снова перестал вникать в суть беседы, перейдя к наблюдениям за ее участниками. Он мог бы поклясться, что Гарри только что пнул брата под столом, чтобы заставить его замолчать: явление не то чтобы исключительное, но примечательное.
Час от часу не легче. Что еще затевают эти мальчишки?!
~ * ~
Поздним вечером, в то благословенное время, когда взрослые предпочитают обходиться без детей, Гарри валялся у себя в спальне и пытался читать присланный Гермионой ему в подарок «Лунный камень» при свете волшебного фонарика — просто потому, что так интереснее.
— Эй, ты там спишь? — Драко заглянул в приоткрытую дверь.
— Пока нет. А что?
— Пойдем, я тебе кое-что покажу. Это невероятно.
Заинтригованный Гарри охотно отложил книгу (невероятно занудную) и пошел за братом в их общий кабинет. Убедившись, что никого из взрослых поблизости не видно и не слышно, Драко извлек откуда-то из недр книжного шкафа маленькую тетрадку в черной кожаной обложке, распластал открытую на столе, быстро написал в ней какое-то слово и драматическим жестом распластал на столе перед Гарри:
— Полюбуйся.
В тетрадке небрежно было написано «Привет». Гарри хотел было уже поинтересоваться, что же, собственно, тут невероятного, когда на странице совершенно самостоятельно появились новые буквы:
ПРИВЕТ. КТО ТЫ?
Несколько долгих мгновений Гарри изумленно пялился в тетрадку, потом перевел взгляд на Драко.
— Где ты это взял?
— Нашел в библиотеке. Она была очень тщательно спрятана, и я... ну... — Драко отвел глаза, — мне стало интересно.
— Поня-атно. А что ты искал, когда на нее наткнулся? — спросил Гарри, хотя сам уже догадывался, каков будет ответ.
— Ну-у...
— Понятно. — Гарри вздохнул. — Слушай, ты бы хоть словечко мне шепнул насчет своих поисков, я бы тебя предупредил. Его нет в поместье.
— Что? — пришла очередь Драко изумляться. — Как это нет? И откуда ты знаешь?
Гарри пожал плечами.
— Случайно услышал кое-что. Так, по мелочи, раза два или три... Отец еще в июне спрятал камень где-то у Севера, то ли в Хогвартсе, то ли еще где, но временно. А потом они его второй раз перепрятали. Тут уж совсем не знаю где, они совсем намеками говорили, а потом и вовсе меня заметили и сменили тему.
У Драко даже лицо вытянулось от разочарования, и Гарри поспешил его утешить:
— Зато ты вон какую штуку нашел. Эй, ты чего? Что с тобой?
Было от чего пугаться: Драко, и до того расстроенный, теперь даже побледнел немного.
— Ты вообще понимаешь, что это за... вещь? — выдавил он, кивком указав на тетрадь.
— Нет, — признался Гарри. — А ты?
— И я нет, — отрезал Драко. — Сам подумай: стал бы отец, а то и, чего доброго, мой дед просто так прятать какой бы то ни было волшебный предмет?
Гарри нахмурился.
— Думаешь, это что-то дурное?
— Да уж точно не детская игрушка. — Драко поморщился. — Я, конечно, изрядного дурака свалял, лучше было бы оставить эту штуку там, где она лежала, но теперь даже не знаю, как ее обратно вернуть. Ведь Констанция скоро уедет и до нашего отъезда тоже всего ничего осталось — дома теперь всё время кто-нибудь крутится.
Гарри с сомнением посмотрел на загадочную находку, не зная, что и предпринять. Словно в ответ на его взгляд, на странице появилась новая надпись, чуть ниже предыдущей.
ПОЧЕМУ ТЫ МОЛЧИШЬ? КАК ТЕБЯ ЗОВУТ?
Братья снова уставились на тетрадку. Потом, прежде чего Драко успел бы его остановить, Гарри решительно взял перо и написал:
А ТЕБЯ?
После небольшой паузы на странице проступили слова:
СНАЧАЛА ТЫ.
Мальчики переглянулись. Драко пожал плечами. Помедлив, Гарри вывел:
МЕНЯ ЗОВУТ ДИК. А ТЫ КТО?
Снова пауза. Потом неизвестно кто ответил:
Я ТОМ.
Снова переглянувшись, мальчики чуть не прыснули со смеху. Внезапно решившись, Драко взял другое перо и приписал чуть ниже:
А Я ГАРРИ. ДИК, ТОМ И ГАРРИ — ПРАВДА, ОТЛИЧНАЯ КОМПАНИЯ?
Странно, но загадочному Тому, по-видимому, их компания не показалась отличной, потому что буквы на странице вдруг начали потихоньку выцветать, и очень скоро она стала столь же чистой, как в начале экспериментов. Гарри и Драко в изумлении посмотрели друг на друга. Что произошло? Магия иссякла? Может, это все же дурацкая шутка? Гарри попробовал еще раз вызвать загадочную тетрадку на разговор и написал:
ЭЙ, ТОМ, ТЫ ГДЕ?
Однако буквы быстро исчезли, а вопрос остался без ответа.
— Интере-есно, — протянул Драко задумчиво. — Что же ему не понравилось?
Гарри пожал плечами.
— А кто его знает. Может, просто тот, кто заколдовал эту штуку, не придумал, о чем говорить дальше?
— Ну да. И поэтому ее так тщательно спрятали, — съехидничал Драко. — Чтобы никто не поднял автора на смех за недостаток воображения.
Неизвестно, надолго ли затянулся бы этот спор, только в классной комнате с тихим хлопком возник домовой эльф, отчего оба мальчика вздрогнули, как ошпаренные, и уставились на него.
— Чего тебе? — невежливо буркнул Драко.
— Добби смотрит, не нужно ли что-нибудь мастеру Гарри и мастеру Драко, — с укором сообщил домовик. — Добби хочет спросить, не принести ли вам какао. Добби... — тут его взгляд упал на раскрытую на столе тетрадь, и с эльфом произошла удивительная метаморфоза. Глаза его вытаращились еще больше, чем обычно, наполнившись ужасом, и он нервно вцепился в уши обеими руками. — Это гадкая, гадкая вещь! — взвизгнул он. — Нельзя ее брать, мастер Драко! Хозяин Луций будет недоволен, когда узнает!
Драко заметно побледнел; Гарри лихорадочно принялся соображать, как исправить положение. Не хватало еще, чтобы перепуганный эльф на них пожаловался. Надо было как-то запретить Добби сообщать что-либо Луцию, но как? Никогда еще Гарри не приходилось отдавать распоряжений такого рода; все его обращения к эльфам сводились к просьбам принести какую-нибудь вещь или передать что-то кому-то из домашних. Тут его осенило.
— Послушай, Добби, — быстро сказал он. — Ты помнишь, что отец велел тебе меня слушаться?
Добби энергично закивал.
— Так вот, я тебе приказываю: никому не говори, что мы нашли эту вещь. Ты меня понял?
Губы Добби скривились; похоже было, что он сейчас расплачется.
— Добби понял, мастер Гарри. Только это плохая вещь. Очень, очень плохая. Опасная.
— Мы уже догадались, — проворчал Драко.
— Мы не будем с ней больше ничего делать, — пообещал Гарри. — Не бойся, Добби. Мы ее вернем туда, где она лежала, как только получится, понимаешь? — Внезапно ему в голову пришла новая мысль: — Послушай, а ты сам не можешь этого сделать, Добби? Просто подложить ее в книгу, где она была спрятана?
На сей раз Добби отчаянно замотал головой.
— Хозяин запретил, мастер Гарри. Запретил трогать. Плохая вещь. Мастер Гарри должен сказать хозяину.
Мальчики снова переглянулись.
— Он нас выдаст, — тихо сказал Драко. — Пусть даже нечаянно. Смотри, как он перепугался. Не знаю, что это за пакость такая, раз ее даже домовики боятся, но надо что-то делать. Писать я в ней больше не буду, это точно, но и вернуть ее прямо сейчас не выйдет. Нельзя, чтобы он рассказал отцу!
Гарри кивнул и снова посмотрел на эльфа. Тот ждал, нервно крутя уши и тараща глаза.
— Добби, — начал Гарри. — Слушай меня внимательно. Я запрещаю тебе говорить Луцию Малфою или кому-либо еще о том, что Драко нашел эту тетрадь, и о том, где она находится. Ты не должен вообще о ней разговаривать, ни устно, ни письменно, ни жестами. Ты меня понял, Добби?
Глаза Добби наполнились слезами.
— Добби понял. Добби не станет говорить. Только это плохая вещь. Очень плохая.
— Опять он за свое, — простонал Драко.
— Не бойся, Добби, — добавил Гарри. — Мы правда ее вернем и ничего с ней делать не будем. Понимаешь? Вот смотри. — Он закрыл тетрадь и спрятал ее снова на полку среди маггловских книг. — Вот так. Она пока там просто полежит, и все.
Домовой эльф снова вцепился в уши и принялся их выкручивать.
— Плохая вещь. Опасно, очень опасно. Надо сказать хозяину. Нельзя тут держать. Мастер Гарри должен сам сказать.
— Прекрати! — взорвался Драко. — Мы уже поняли. Хватит повторять одно и то же. И уши свои дурацкие оставь в покое. Гарри, скажи ему, чтоб перестал.
Гарри вздохнул, присел на корточки, заглянув домовику в перепуганные глазищи.
— Добби, не надо бояться. Мы все поняли и постараемся все исправить. А ты никому ничего не говори. И с нами про это тоже больше не говори. Ясно?
Добби понуро кивнул.
— Тогда можешь идти.
Бросив на них на прощание полный укоризны взгляд, Добби исчез. И только тогда оба поняли, что так и не ответили на вопрос домовика, из-за которого он явился. Но какао им уже не хотелось.
~ * ~
В понедельник утром Север спускался в Большой зал к завтраку, совершенно не подозревая о том, что его ждет. Накануне он вернулся из Малфой-мэнора довольно поздно и сразу отправился спать, не встретив по дороге в подземелья никого из коллег. Вот почему, войдя в Большой зал, он чуть было не застыл посреди него пень пнем, и только привычка любой ценой скрывать свои чувства, особенно удивление, помогла ему продолжить движение, даже не споткнувшись, хотя он был к тому близок.
За столом среди деканов и тех преподавателей, кто уже успел вернуться в школу после летних отпусков, преспокойно сидело чудовище.
Нет, не один из Хагридовых питомцев — к ним все давно привыкли, а самых опасных Альб пускать к столу не разрешал.
И не вампир.
И даже не Люпин.
Рядом с Минервой, заняв его, Севера, привычное место, лучезарно улыбался Гилдерой Локхарт. Блеск его незабудково-голубой атласной мантии, расшитой серебряной нитью, затмевал даже директорские одеяния, никогда не отличавшиеся тусклыми оттенками.
Вот, значит, каков «запасной вариант» Альба. Сияющий самовлюбленный психопат, сам себе однажды приславший восемьсот валентинок. Звезда «Еженедельной ведьмы» и обладатель Ордена Мерлина какой-то там степени. Даже самоуверенный Сириус Блэк в сравнении с этим красавчиком казался вполне вменяемым — по крайней мере, Блэку ни разу не пришло в голову написать свое имя на квиддичном поле двадцатифутовыми буквами.
Всё это пронеслось в голове Севера в те несколько мгновений, которые понадобились, чтобы дойти до преподавательского стола, и, однако, за столь короткое время он принял решение касательно своих дальнейших действий.
Выбрав незанятый стул место рядом с Хагридом, Север сел, сухо пожелал коллегам доброго утра, не обращаясь ни к кому в отдельности, и принялся завтракать. Развлечение не заставило себя долго ждать, хотя Локхарт, как обычно увлеченный исключительно собой, заметил его не сразу.
— О, Север Снейп! — воскликнул он. — Поразительно, старина! Я и забыл, что ты здесь работаешь! Какое совпадение! Как забавно! Надеюсь, ты не забыл меня?
Кто-то — кажется, Спраут, — закашлялся. Минерва хмыкнула.
Учитывая, что седьмой курс Локхарта оказался для Севера первым годом преподавания в школе, забыть такое было трудно. Даже несмотря на то, что случилось в тот страшный Хэллоуин, и последовавшее за ним отчаяние, Север с содроганием вспоминал свои первые уроки, свои промахи — и некоторых студентов, среди которых Локхарт блистал, как надраенный горшок с лепреконовым золотом. Когда его курс сдал все экзамены и красавчик наконец покинул школьные стены, преподавательский состав, не сговариваясь, дружно отпраздновал расставание с этим выдающимся выпускником, выказывая при этом столько радости, сколько вообще позволяли приличия.
— Разумеется нет, — спокойно ответил Север, не обращая внимания на фамильярность. — Ты все так же незабываем.
— Да, я таков! — просиял Локхарт. — Думаю, теперь, когда я здесь, Хогвартсу обеспечено славное будущее! Придет конец прозябанию и безвестности!
— Безусловно, — согласился Север, методично разрезая яичницу на одинаковые ровные квадратики. — Безвестность — это наша основная проблема. Нам крайне не хватало внимания прессы, особенно в прошлом году, правда, Минерва?
Та чуть не подавилась лепешкой, но немедленно вступила в игру:
— Ты совершенно прав, Север. Регулярные визиты сотрудниц «Еженедельной ведьмы» внесут приятное разнообразие в нашу скучную монотонную жизнь.
— Лично меня, — заметила Спраут, — гораздо больше волнует прозябание. Не знаю, как на твоей половине подземелий, Север, а на нашей всё до такой степени прозябло, что дети беспрестанно чихают. Сколько лет идут разговоры о том, чтобы устроить в замке отопление...
— Веков, Помона, веков! — вставил Флитвик. — А что толку? «У Попечительского совета нет средств на подобные масштабные нововведения», — передразнил он.
— У Попечительского совета, — проворчала Спраут, — средств даже на стандартные перья и пергамент не допросишься.
— Интересно, а мистер Малфой, случайно, не может что-нибудь предпринять в этом отношении? — поинтересовалась Хуч, хитро поглядывая на Севера.
Север хмыкнул.
— Мистер Малфой скорее предложит построить новую школу где-нибудь поюжнее, — ответил он. — Выйдет проще и практичнее.
— И значительно дешевле, — фыркнула Минерва.
Гилдерой Локхарт, пусть и слегка ошарашенный таким потоком свежей информации, всё же не дал сбить себя с толку.
— Я говорил об ином прозябании! — возгласил он. — О том, что не следует довольствоваться малым! Хогвартсу не хватает новизны, открытости, внимания публики! Но теперь, когда я здесь, всё изменится, головой ручаюсь!
— Чем-чем? — негромко, но вполне отчетливо процедила Хуч себе под нос.
На этот раз в попытках скрыть смешок едва не подавилась Аврора Синистра, и Локхарт тут же принялся настойчиво советовать ей изобретенное им зелье, великолепно избавляющее от любых проблем с кашлем или голосом.
После нескольких безуспешных попыток от него отделаться несчастная Синистра промямлила, что «зельями в Хогвартсе занимается исключительно профессор Снейп», и Локхарт вновь обратил свое внимание на него.
— Действительно, Север, ведь ты же немножко занимался зельями! Значит, ты наверняка сумеешь освоить мой гениальный рецепт! Несколько уроков у меня, и...
Почти не слушая болтовню Локхарта, Север, однако, увидел побледневшее лицо Синистры. Вероятно, испугалась, что натворила бед, натравив на него этого расфуфыренного идиота. Синистра преподавала в Хогвартсе немногим меньше, чем сам Север, но отчего-то до сих пор его откровенно побаивалась, хотя он мог бы поклясться, что не сказал ей ничего дурного. Собственно, за семь, кажется, лет совместной работы он и заговаривал-то с ней всего несколько раз. Бросив быстрый взгляд на коллег, Север убедился, что они тоже нетерпеливо ожидают развития событий — правда, не с трепетом, а с любопытством или даже азартом.
— ... И для этого я знаю одно прямо-таки великолепное зелье! — продолжал меж тем разглагольствовать Локхарт.
— Я тоже, — спокойно ответил Север.
Локхарт вздрогнул и осекся.
— Что «тоже»?
— Я тоже знаю. Одно зелье.
— Мое зелье? Но я же еще ничего не сказал о его чудесных способностях!
— Неважно, — Север одарил его улыбкой счастливого людоеда. — Я знаю другое зелье.
Давясь от смеха, Минерва принялась нарочито кашлять, торопливо скрыв лицо платком. Даже простодушный Хагрид засмеялся.
Вероятно, они еще долго могли бы продолжать этот балаган, если бы не вмешался Альб (вероятно, движимый если не укорами совести, то хотя бы инстинктом самосохранения). Он принялся расспрашивать Локхарта о возможных изменениях в школьной программе, о том, какие учебники потребуются студентам, и прочих подобных подробностях. Воспользовавшись этим, все остальные смогли спокойно покончить с завтраком.
Уже у дверей зала Севера догнала Минерва, и они вместе вышли из замка — прогуляться и обсудить положение дел без посторонних.
— Честно говоря, я боялась, что ты его убьешь прямо за столом, — призналась Минерва.
Север поднял бровь.
— Когда это я был настолько несдержан и неосторожен? — поинтересовался он. — Я бы подождал хотя бы до ужина. Бывают, знаешь, медленно действующие яды...
Минерва фыркнула.
— Кто другой, может, тебе и поверил бы. Но я-то видела, что ты даже не рассердился по-настоящему. Ты отлично держался!
Север насмешливо поклонился.
— Благодарю. Но, право, не знаю, надолго ли меня хватит, — добавил он с неожиданной откровенностью. — Этого болвана очень приятно водить за нос, пребывая в хорошем расположении духа. Но в середине семестра, когда здесь будут дети... — он поморщился.
Минерва понимающе кивнула.
— Да. Сейчас мы все выспавшиеся, отдохнувшие и довольные жизнью. Утром в какой-нибудь ноябрьский четверг, после очередной серии взысканий и проверки скверных эссе весь вздор, который он несет, может оказаться последней каплей. Боюсь, мне и самой остро захочется превратить его в швабру. А знаешь... предлагаю пари.
— Да? — заинтересовался Север.
— Спорим на... пятнадцать галеонов, что ты не продержишься до конца семестра и все-таки сорвешься на дражайшего мистера Локхарта? — Минерва лукаво поглядела на него.
— И такое же пари для тебя?
Она задумалась.
— Нет, не годится. Если мы продержимся оба или оба проиграем, то равным образом останемся при своих. А что если... — Минерва прищурилась: — Если ты сорвешься, то есть повысишь голос, открыто оскорбишь его или применишь против него вредоносные заклинания, то неделю проходишь в красной с золотом мантии.
Север фыркнул.
— Вы, гриффиндорцы, помешались на красном цвете. Хорошо. Нежелание выглядеть пугалом — достаточная мотивация, чтобы держать себя в руках. А ты... если ты проделаешь что-либо из перечисленного, то простишь моим слизеринцам три нарушения дисциплины. По моему выбору.
Минерва на мгновение поджала губы, а затем не выдержала и рассмеялась.
— А вы, слизеринцы, помешались на нарушении правил. Ладно, я согласна. Пусть будет так.
Они пожали друг другу руки и продолжили прогулку, обсуждая более обыденные детали подготовки к надвигающемуся учебному году.
~ * ~
Мысли в его голове метались и сталкивались, бесновались и прыгали, тряслись от ярости, пока он сам неподвижно сидел в своей тюрьме, глядя в стену.
С тех пор как ТОТ принес ему ту газету, он не находил себе места. Ярость переполняла его, но глубоко внутри, за стеной пенящегося гнева, ум оставался холоден и упорен. Он найдет выход. Рано или поздно найдет. Столько лет он верил в это, будет верить и дальше, иначе ничто не имеет смысла.
Он должен выбраться. Должен покарать предателя.