Ноль Овна: Сны Веры Павловны

Ливень шумел и плескался за стенами сарая, обрушивался на крышу, словно там, снаружи было море и шторм. Для романтического колорита не хватало развешанных по стенам рыболовных сетей. А для уюта не помешал бы ещё очаг или печка-буржуйка. В воздухе остро пахло дождём, и было до озноба прохладно. Все сидели, нахохлившись, и прятали руки в карманах.

− Видите ли в чём дело, друзья мои, − всё так же устало и будто бы вынужденно заговорил Лев Евгеньевич, когда все уселись либо в кружок в лодке, либо на приспособленных под сидения деревянных чурбачках за её бортом. – Суть же не в том, что кто-то что-то от кого-то скрывает. Просто каждый из нас занят своим и может не понимать задачу другого.

− И что же здесь можно не так понять? – дерзко встрял Вий, который устроил себе и Тёме уютное гнёздышко из снятого с лодки брезента, и потому сидел несколько в стороне от остальных.

Лев Евгеньевич глянул на Вия остро, будто спицей проткнул, но тут же прикрыл свою жёсткую внутреннюю суть благостной улыбкой. Он легко поднялся, шагнул за борт лодки, опираясь о плечо Рашидова, дошёл до стены, на фоне которой был отлично виден всем остальным и окинул присутствующих светлым весенним взглядом.

− Что можно не так понять? – Лев Евгеньевич сделал вид, что задумался, даже пальцем по губам постучал якобы в замешательстве. – Да всё! – радостно воскликнул он. – И все только и делают, что понимают всё по-своему. Вот Роман Аркадьич предъявляет нам некий договор, из которого он понял, что проживает чужую жизнь. Но покажите мне хоть одного человека, который проживает свою!

Все вежливо промолчали, потому что поняли, что глава ордена имеет в виду. Только Вий мрачно воткнул свой голос в это согласное молчание:

− Я бы не сравнивал…

− Что именно вы бы не сравнивали, Роман Аркадьевич? Поясните, пожалуйста, − светло и радостно улыбнулся ему Лев Евгеньевич.

− Тела, которым мы навязываем свои настройки, принимают в себя всю нашу непрерывность, всю нашу память, все наши способности. Наши жизни были бы им чужими, если бы без них они что-нибудь из себя представляли. Но без нас они просто тела. Они становятся кем-то только благодаря нам.

− Они становятся! – торжественно провозгласил Лев Евгеньевич, воздевая указательный палец. – Именно что становятся! Постепенно. Потому что настройки включаются каждая в своё время. И год за годом человека всё больше придавливает кармой – неизвестно откуда свалившейся и меняющей его иногда прямо на глазах. Вспомните себя детьми. У вас не было судьбы. Вы жили счастливо и беззаботно. А потом одна за другой включились планеты в вашей карте, окрашенные чужим опытом, и сделали вас и мир вокруг вас другим. Иногда совершенно другим. А потом из тайников чужой памяти начали выплывать и захватывать ваше сознание навязчивые идеи, интуитивные знания. На вас могла свалиться роковая любовь, которой вы не хотели, но которой не могли противиться. Откуда-то могли выползти непреодолимые пороки или открыться таланты. И всё это – чужое наследство, чужая жизнь, которую каждый человек на этой земле принимает за свою.

− Господи, да как же мне всё это надоело!!! – рявкнул Вий. Он непостижимым образом одним движением перетёк в стоячее положение и нервно заметался от стены к стене разъярённой коброй. – Достала уже демагогия эта, − шипел он. – У тела, может, и нет кармы, но есть наследственность. И мы тоже его принимаем со всеми его природными дефектами и прочими сюрпризами, с родственниками, если уж на то пошло. Это соглашение на равных. Это почти брак. В любой мифологии есть эти сюжеты! И зачем сравнивать единый для всех закон воплощения и то, что сделал наш зайка? У меня только одно объяснение такой невероятной лояльности: вы, Лев Евгеньевич, были в курсе. И сделано это всё было с вашего ведома и благословения. Или не только с вашего?

Вий остановился как раз напротив главы ордена и, не оборачиваясь, показал пальцем на Рашидова, вопросительно приподнимая брови. Розен только вздохнул покаянно.

− Да ё…карный же бабай! – Вий, стиснув зубы, воздел руки к потолку. Видно было, что он хотел выразиться круче, но непонятно почему сдержался. – Иван Семёныч! – Он кисло глянул на невозмутимого Рашидова. – Вы разбили мне сердце. Я, конечно, не трепетный Руднев, который от такого открытия наверняка зарыдал бы, а потом застрелился, не сходя с этого места, но я тоже немного зол. И я хотел бы…

− Кстати! – прервал Вия Лев Евгеньевич. И вежливой улыбкой попытался скрасить свою бесцеремонность. – Я хочу попросить Викентия Сигизмундовича, − он повернулся на каблуках и кротко и ласково взглянул на Радзинского. − Пригласите сюда своего зятя. Прямо сейчас. В вопросах чёрной магии он лучший эксперт, а я всё ещё хочу знать, что Роман Аркадьич сделал с моим сыном.

− Прелесть какая! – умилился Вий. – Как говорится: нечего сказать по делу, до***бись до орфографии. Мы собрались здесь, чтобы Герушку к ответу призвать, но обсуждать в итоге будем меня.

Артемий Иванович высоко поднял руку, привлекая к себе внимание, и твёрдо заявил, бесстрастно поблёскивая очками:

− Я, как куратор Романа Аркадьевича, настаиваю на соблюдении процедуры. Мой подопечный просит об отмене наложенных на него ограничений в связи с вновь открывшимися обстоятельствами. Поэтому давайте сперва выслушаем Германа Львовича и решим насколько именно его действия повлияли на состояние моего клиента.

Радзинский оторвался от переписки в смартфоне и своим внушительным баритоном Тёму поддержал.

− Давайте уже выясним, что там за афера такая, которая, как я понимаю, и всех остальных касается, а не только Роман Аркадьича. – Он спрятал гаджет в карман и отдельно сообщил Розену, интимно понизив голос: − Андрюша через полчасика будет. Там все дороги размыло, быстрее даже на танке не добраться.

− Да, пусть уже Герман нам всё объяснит, − поддержал Радзинского Рашидов. − Думаю, он, как специалист, сумеет просто и доходчиво изложить суть дела.

Истерзанный Розен нехотя поднялся со дна лодки, где он сначала удобно устроился у отцовских ног, но потом остался там после его ухода как арестант, которого стерегут сидящие по бортам и скамейкам люди. Выглядел Герман соответственно − как человек, потрёпанный при задержании: кутался в плащ, который пришлось плотно запахнуть и подвязать как халат из-за того, что с рубашки были срезаны пуговицы, и застегнуть её оказалось уже невозможно − разве что задом наперёд надеть.

Лев Евгеньевич дождался, пока сын встанет на его место, потрепал Германа по плечу и пошёл к остальным. Усевшись, он пошептался о чём-то с Рашидовым, предложил сидящему на чурбачке Матвею леденец и только после этого приготовился слушать. Герман всё это время терпеливо ждал, перекатываясь с пятки на носок, и мрачно смотрел на Вия, который вернулся к Тёме под бок и упрямо его обнял, хотя тот всё ещё заметно злился. Скандалить у всех на глазах было ниже тёминого достоинства, поэтому Артемий Иванович спокойно позволил обнять себя за плечи, не выказывая даже намёка на протест. Вий тут же воспользовался этой возможностью немного Тёму приласкать: взял его за руку и принялся поглаживать большим пальцем тыльную сторону кисти. Вий умел быть нежным, и обволакивать собой, и греть. И он очень хотел Тёму утешить. Так сильно хотел, что расстроенный Тёма очень скоро вздохнул и положил Вию голову на плечо. И они сидели трогательной парой перед всеми в качестве дополнительного аргумента в пользу романтического и страдающего от несправедливых обвинений героя Ромы Шойфета и его куратора.

− Я действительно постараюсь обрисовать ситуацию в двух словах, − обиженно заговорил наконец Розен. После пережитого стресса и эйфории он был теперь вял, хотел домой, к мужу, в душ, в постель и непременно с тортиком. – У нас есть разные клиенты. Это все прекрасно знают. Есть и такие, которым для воплощения нужно уже не тело – в тело они вместиться не могут. Им для того, чтобы действовать здесь, нужно тело плюс определённого качества уже готовая настройка. Они не могут действовать сами от себя – только через кого-то, как все остальные через тело.

− И мы для кого-то стали этим самым телом с нужной настройкой? – уточнил Вий.

− Да, – страдая от необходимости что-то признавать, подтвердил Розен. Отчитываться он не любил. Хуже для него был только визит к врачу или необходимость делать уборку на рабочем столе.

− А я всё испортил? – невинно улыбаясь, поинтересовался Вий и нежно приложился губами к тёминой макушке.

− Не льсти себе. Ты со своей гиперчувствительностью просто слишком живо отреагировал, когда обнаружил, что к тебе подключились, и поднял ненужный шум. А наши клиенты этого не любят.

− Я понял! – завопил вдруг Бергер. И подпрыгнул на своём чурбачке. Он сидел рядом с невозмутимым Матвеем, за которого и схватился, чтобы не упасть. Сам Матвей при этом раздумывал, не предложить ли всем вяленой рыбки, которая лежала у него в уголке под чистой тряпицей, и вопль Бергера своей внезапностью вдруг высек искру в его мозгу, и Матвей чётко осознал, что в таком случае господа испачкают руки и будут дружно вонять рыбой, чего допустить нельзя. После этого Матвей успокоился и снова принялся слушать как Бергер своим мучительно-пронзительным голоском выпиливает каждому череп: − Розен тоже из тех, кто не может влезть непосредственно в тело! Ему тоже нужна дополнительная настройка! Поэтому «Розенберг»! Пока моя настройка не достигла нужных характеристик, он не мог устойчиво здесь существовать!

Тёма поднял голову с виева плеча и внимательно вслушивался в то, что выкрикивал Бергер. Вий тоже замер и весь обратился в слух.

− Похоже на правду, – осторожно заметил он. – Сначала сам закрепился, потом остальных своих подтянул. Значит, кроме тебя, среди нас и другие вип-клиенты есть? Кто?

− Я не буду отвечать на этот вопрос, − гордо заявил Розен. – Если ты действительно хочешь это узнать, переходи в наше братство и мы всё тебе с радостью расскажем.

− Шутишь? – озадачился Вий.

− Нет, − упёрся Герман. – Я предлагаю тебе это совершенно серьёзно.

− Заинька, но чтобы стать членом братства литераторов, нужно быть литератором.

− А ты кто? – снисходительно поинтересовался Розен.

Вий оглянулся на Рашидова, который хихикал над чем-то с Радзинским и хмуро ответил:

− Ас.

− Ага. Десять раз, − по-детсадовски поддразнил его Розен.

− Ой! Я вот что ещё понял! – снова радостно встрял Бергер, который вместе с чурбачком передвинулся к ним поближе. − Если уж Розен из тех, кто не может просто родиться в человеческом теле, значит, Иван Семёныч и подавно. И тогда ему тоже нужен человек с подходящей настройкой. И кто, кроме Шойфета, может быть таким человеком? Никто.

Тёме показалось, что у него от этих слов раскололся череп, и мозг вместе с мыслями вытек в пространство. Своевременная анестезия. Потому что за секунду до этого Артемий Иванович уже осознал, что если Вий и отец это единое сложносочинённое существо, то он получил, что хотел. И непонятно было, как к этому относиться.

− Наше внезапное собрание наконец-то перестало быть томным, − зловеще протянул Вий. Он уцепил пришибленного новостью Тёму пальцами за подбородок и повернул его лицо к себе. – Кончай загоняться, − мрачно велел он. И смачно поцеловал Тёмушку взасос.

Тёма поправил сбитые набок очки и начал дышать. Виевы реанимационные мероприятия оказались вполне себе рабочими и действенными. Хотя по-прежнему было непонятно, что думать и как жить, но жить уже стало можно.

Зазвенела цепь и, впуская сплошной шум дождя и холод, в сарай зашёл господин адвокат. Зять Радзинского снова выглядел безупречно, как будто подбирал одежду в специальном каталоге в разделе «короткая автомобильная поездка в дождливую погоду в сельской местности». На нём были ботинки на толстой подошве (явно непромокаемые, судя по скатывающимся с глянцевой поверхности каплям воды), классические тёмные джинсы, тонкий синий джемпер и приталенный, мягкий кожаный пиджак.

Едва шагнув внутрь, Руднев скривился и прижал к носу платок.

− Кровью пахнет, − пробормотал он с отвращением. – Роман Аркадьич развлекался? – вместо приветствия бросил он присутствующим и сразу направился в угол, где принялся чуть ли не обнюхивать стены.

− Андрей Константинович, голубчик, вся надежда на вас! – Лев Евгеньевич развернулся всем корпусом и с живейшим интересом наблюдал за действиями Руднева. – Роман Аркадьевич загадку-то нам загадал, а подсказывать ответ отказывается. Так вы уж не подведите, а то мы все здесь замёрзли и устали, но не можем уйти, пока не узнаем правду.

− Правду вы не узнаете, − с заметным злорадством сообщил ему Руднев, подходя ближе и протягивая руку для приветственного пожатия. Остальным он просто кивнул, скептически оглядывая надувные борта и скамейки, на которых они разместились.

− Почему же мы не узнаем правды? Крайне неприятно это слышать, Андрей Константинович. – Розен сказал это так душевно и ласково, что расслышать в его голосе угрозу было почти невозможно.

− Потому что Роман Аркадьич на редкость творческая натура и задумал свою месть с подвывертом. К тому же она относится к далёкому будущему и потому ещё не приняла конкретных очертаний.

− Но хоть что-нибудь ещё вы можете сказать? – нахмурился Розен.

− Могу сказать, что этого пи***дёныша нужно было прикончить, пока он был мелкий. Сейчас уже поздно пить боржоми.

− Что это ты себе позволяешь, Андрей Константинович? – весело осклабился Вий.

− Идите на х***й мелкими шагами, Роман Аркадьич! – тут же вскинулся Руднев. – Я не с вами разговариваю. Не встревайте, если не хотите, чтобы я рассказал о вас лишнее.

− Значит, вам таки есть что добавить? – с заметным недовольством спросил Лев Евгеньевич.

− Добавить всегда есть чего, но не всегда это уместно. – Руднев с сомнением поглядел на никем не занятый табурет, но садиться на него не стал: сидение хоть и было протёрто задницей Розена-младшего, но всё ещё сохраняло остатки побелки по краям. – Но вам всё же следует знать, что это очень старая магия – та, которой здесь пахнет. Из этой магии выросло наше знание. Она очень телесна и потому так надёжна.

Розен постучал по губам костяшками пальцев и задумчиво продекламировал:

Крылатые быки из Вавилона
Покинули вместилище загона
Решили нанести визит отцу –
Златому, всемогущему тельцу…

− Об этой магии я и говорю, − одобрительно кивая, подтвердил Руднев. – А где Энлиль, там и Инанна. И соответственно Иштар. Я так понимаю, Роман Аркадьич использовал в ритуале не только кровь, но и некоторые другие физиологические жидкости?

Розен-младший, сообразив, что только что услышал, гневно сверкнул глазами и выкрикнул возмущённо:

− Вот же ты тварь, Виюшка!

Вий послал ему в ответ воздушный поцелуй.

Тёма тоже поразмышлял над тем, что сказал Руднев, и придвинулся к Вию поближе. Если это была не измена, а производственная, так сказать, необходимость, то Вий заслуживает, если не прощения, то уж снисхождения точно.

− А про Веру Павловну-то мы наконец услышим? – скучающе пробасил Радзинский. – Можно и папочку по рукам пустить. Лично мне интересно и на документы взглянуть.

− Очень своевременное предложение! – радостно воскликнул Вий. – Если Лев Евгеньевич уже удовлетворил своё любопытство, мы можем обсудить то, ради чего здесь и собрались. Дадим слово Герману Львовичу? Рассказчик из него, конечно, херовый, но зато он в теме и сможет отвечать на вопросы.

− Можем косячок забить, − смущённо предложил вдруг Матвей. – Снять напряжение, все дела… А то все какие-то нервные. Это не к добру.

− Давай. – Радзинский одобрительно хлопнул Матвея по колену. − Дунем и будет «пис, нот вар».

− Поддерживаю! – снова, как в начале собрания, поднял руку Вий.

− А я даже двумя руками «за»! – зло подал голос Розен. Он уселся на свой табурет и опёрся спиной о столб, к которому был недавно привязан.

− Я бы тоже хотел как-то заполировать впечатление от здесь увиденного, − поддержал идею Руднев. И, вздыхая, уселся рядом с остальными на бортик лодки. Радзинский подмигнул ему и первый протянул руку Матвею, чтобы сделать затяжку.