Инфо: прочитай!
PDA-версия
Новости
Колонка редактора
Сказочники
Сказки про Г.Поттера
Сказки обо всем
Сказочные рисунки
Сказочное видео
Сказочные пaры
Сказочный поиск
Бета-сервис
Одну простую Сказку
Сказочные рецензии
В гостях у "Сказок.."
ТОП 10
Стонарики/драбблы
Конкурсы/вызовы
Канон: факты
Все о фиках
В помощь автору
Анекдоты [RSS]
Перловка
Ссылки и Партнеры
События фэндома
"Зеленый форум"
"Сказочное Кафе"
"Mythomania"
"Лаборатория..."
Хочешь добавить новый фик?

Улыбнись!

Если вы можете доказать что угодно, используя лишь факты из канона - вы адвокат, либо в вас скрыт фикрайтер.

Список фандомов

Гарри Поттер[18573]
Оригинальные произведения[1254]
Шерлок Холмс[723]
Сверхъестественное[460]
Блич[260]
Звездный Путь[254]
Мерлин[226]
Доктор Кто?[221]
Робин Гуд[218]
Произведения Дж. Р. Р. Толкина[189]
Место преступления[186]
Учитель-мафиози Реборн![184]
Белый крест[177]
Место преступления: Майами[156]
Звездные войны[141]
Звездные врата: Атлантида[120]
Нелюбимый[119]
Темный дворецкий[115]
Произведения А. и Б. Стругацких[109]



Список вызовов и конкурсов

Фандомная Битва - 2019[1]
Фандомная Битва - 2018[4]
Британский флаг - 11[1]
Десять лет волшебства[0]
Winter Temporary Fandom Combat 2019[4]
Winter Temporary Fandom Combat 2018[0]
Фандомная Битва - 2017[8]
Winter Temporary Fandom Combat 2017[27]
Фандомная Битва - 2016[24]
Winter Temporary Fandom Combat 2016[42]
Фандомный Гамак - 2015[4]



Немного статистики

На сайте:
- 12832 авторов
- 26120 фиков
- 8741 анекдотов
- 17717 перлов
- 704 драбблов

с 1.01.2004




Сказки...

<< Глава 6 К оглавлениюГлава 8 >>


  Наши встречи

   Глава 7. Глава 7
Августовский вечер в бильярдной тек размеренно и привычно. Ровно, без всплесков, с умеренным восхищением со стороны окружающих особо точными ударами штабс-капитана – привыкли, приелось – и откровенной скукой самого Овечкина. Ему давно не попадался достойный соперник, но жизнь оказалась скупа на случайные подарки, так что оставалось только изредка щекотать нервы в карты да наслаждаться бильярдом, как эстетически красивой комбинацией.

Перов знакомо играл на гитаре, тихим голосом напевая старые романсы. Репертуар поручика был давно известен – романсы светлые, тоскливые, с выверенной грустью, не позволявшие срываться в неуместную радость или же гротескные страдания. Шептались офицеры, коротко звенело стекло, в воздухе плыл аромат сигар и тонкий, пыльный запах, который обыкновенно отчетливо ощущает человек, стоящий в тупике.

Петр Сергеевич все чаще задавал себе вопрос: а что дальше? Плановый прорыв в Северную Таврию, к войскам Петлюры, о котором мечтал Врангель? Возможно. После разгрома конной группы красноармейского комкора силами пехоты стратегическая инициатива оказалась ими перехвачена – и забрезжил свет, зажглась звездочка надежды на победу в войне. Эту операцию поистине хоть сейчас можно было в качестве примера на инструктаже разбирать как филигранный образец лишения противника его же преимущества в маневренности. Дерзко, красиво. Но вот дальше Донбасса белогвардейцы пока не продвинулись. От Кудасова он уже знал про поражение под Каховкой, да сейчас весь фронт Северной Таврии дрожал от непрекращающихся боев и проливающейся крови, а сколько еще будет таких боев, сколько, сколько...

Штабс-капитан вернулся от недосягаемой для него Таврии к партии, которую все никак не мог закончить: ленивой, неинтересной, особенно на фоне выжидания в тылу вместо жизни на фронте. Где-то на особенно удавшемся сегодня поручику пассаже "ты – моя юность, ты – моя воля" поднял глаза от зеленого сукна, прикидывая, с какой стороны лучше подобраться к следующему шару – и заметил некую неправильность в серо-зеленом мареве: юношу в штатском, наблюдавшего за игрой из слабо освещенного угла.

В своем широковатом клетчатом пиджаке, среди офицерских, играющих узким кругом, тот выделялся не только отсутствием формы. Светленький, в очках, а взгляд пристальный. Ткнул пальцем, с силой вдавив оправу, в переносицу, кстати, не по центру, чуть левее. Поправил галстук, покосился в сторону Перова, мазнул нечитаемым взглядом по нему, Овечкину, снова уставился на расклад, стынущий в ожидании на бильярдном сукне. Оценивающе, будто прикидывая, как бы подобрался к шару, будь у него в руках кий.

Петр Сергеевич и сам знал, что текущая партия скучна, что интерес представляла разве что для него, заменявшего одно ожидание другим, менее болезненным для гордости, но никак не для залетных франтов, тонких колосков, трепетных неоперившихся гимназистиков, у которых в последнее время не водилось в привычках сюда захаживать. Если те не желали быстрой наживы, конечно, впрочем, это был не тот город.

Партия закончилась ожидаемо. Стук костяных шаров, привычные «браво», привычные поздравления. Овечкин обвел глазами зал, вопрошая, есть ли желающие на следующую партию, почти уверенный в том, что светленький юноша в пиджаке, не найдя себе достойных развлечений, уже ушел, но ошибся. Тот подошел к темно-зеленому сукну, деловито схватился за рамку, сложил в нее шары, опустошил лузы, выставил треугольник на положенную дистанцию. Начал партию первым, не обозначив словесно, не испросив дозволения, а именно так: молча, уверенно, будто не сомневался в исходе.

Ерническое замечание об игре на деньги, призванное малость сбить с того спесь, будущего соперника не остановило. Гимназист, невозмутимо глядя ему в глаза, дал понять, что с правилами знаком, ставки известны, снял пиджак и вернулся к столу: выдержанный, цепкий, собранный.

Петр Сергеевич разбил. Не то чтобы совсем неудачно, но кий у битка в последний момент сместился в сторону: поторопился штабс-капитан, не захотел ждать, да и невозмутимость оппонента – в том и дело, что не показная – зацепила. Окружающие этого то ли не видели, то ли поддакивали из вежливости, высмеивая неместного выскочку: уж то, что пол пирамиды, которую неплохо было бы доразбить подбоем, осталось на месте, не узрел бы только дурак.

Новоявленный партнер по игре медленно шел вдоль борта, оценивал расклад, словно намечал лузы для будущих ударов. Мягко указал на неосторожность, допущенную штабс-капитаном, будто вежливо предупредил, что замечена пробоина в защите фланга, и он не замедлит этим воспользоваться.

Петру Сергеевичу смеяться над вердиктом, вкрадчивым, почти снисходительным, в отличие от собравшихся, не хотелось, равно как не хотелось и сдавать позиции. Он взмахнул ладонью, приглашая ответить ударом на удар, переложил кий, который стискивал позабыто. Так, как было еще до гражданской: будто приклад винтовки, продолжение руки.

Они сошлись у лузы на манер дуэлянтов: один подначивал, второй на подначку не велся: ни робости, ни смущения. Все та же непрошибаемая уверенность.

А потом гимназист начал забивать. Петр Сергеевич даже не считал, сколько там шаров подряд – он внимательно смотрел. И не на расклад на зеленом сукне, который становился все яснее, а на самого игрока.

Когда люди бывают увлечены чем-то, что им весьма по душе, они светятся. Это сложно объяснить, но черты лица становятся мягче, взгляд – теплее, в целом стираются любые острые углы. Когда отрабатывают повинность или же давно приевшийся расклад, напротив, будто выцветают: тягуче-ленивые движения, далекие от манерных, замедленный взмах ресниц, походка тоже выдает, спешная и неловкая одновременно. Ну а когда исполняют задание командования, то, по обыкновению, имеют безэмоциональное лицо и холодный разум, направляя все свои ресурсы и усилия именно на те органы чувств, которые им для выполнения поставленной задачи необходимы. Все эти истории, как солдаты метко отстреливались на слух, компенсируя поврежденное зрение, опять же, об этом…

У юноши-гимназиста в штатском – сколько ему там было, шестнадцать? семнадцать? – по лицу, движениям корпуса, смене позиций вокруг стола невозможно было сказать наверняка, что для того их партия значила на самом деле.

Забытая сигара теплилась в пальцах Овечкина, пепел дрожал, собирался столбиком, но пока не падал.

Русые волосы оказавшегося неожиданно интересным партнера по бильярду в свете настенных ламп приобрели теплый оттенок спелой ржи. Светлые вихры дрожали как морская зыбь, растрепанные, волнистые гребни. Тоненькая оправа нет-нет да поблескивала золотой искоркой. Теперь гимназист и в самом деле светился. И торопился как-то странно, не делая перерывов между подходами, будто сам с собой норматив отрабатывал. Не примеривался, не раздумывал, одним взглядом намечал траекторию. Неизменно поправлял эту свою оправу на переносице до удара и ни разу – после, как будто черпал в том уверенность. Закусывал нижнюю губу по кромке, примериваясь к шару. Чуть приоткрывал рот, отводя руку назад, ударяя на долгом выдохе. Прицельный шар полетел в лузу, второй, показавшийся недовинченным, застыл на самой губе, потом сорвался следом. Да полноте, а нужен ли вообще странному игроку-гимназисту партнер?

Увлеченный составлением именитых комбинаций взгляд встретил его – пристальный, изучающий – и череда успешных ударов прервалась суетливым метанием шара от борта к центру. Неужели этого уравновешенного юнца удалось смутить? Необычайно волнительно, впрочем, теперь удар был за ним, Овечкиным.

Шар у кромки длинного борта выглядел слишком легким, чтобы начинать отыгрыш с него. Петр Сергеевич присмотрел иную комбинацию, похожую на разыгранную гимназистом. Это было бы красиво. Но – осечка, и ни рикошета, чтобы отправить биток в лузу напротив после забитого прицельного шара, ни самого прицельного шара в лузе так и не случилось.

Неудавшиеся шары притягивали взгляд, и перевести его на гимназиста, нацелившегося на очередной шар – быть может, что и последний в этой партии – Петр Сергеевич не мог. И не позорная осечка была тому причиной – проигрывать он давно научился – а хлесткая злость на самого себя. Порисоваться ему захотелось! Красивой игры, равных выпадов, а ведь и логика, и интуиция требовали, прямо-таки настаивали разделаться вначале с легкими шарами, а потом уже творить историю. Не послушал ведь. Так и по-дилетантски скиксовать недолго.

То, как гимназист забил свой восьмой шар почти играючи, штабс-капитан не видел – слышал. Да и подошедший Перов печально подтвердил: однако, партия.

Бумажник, собравший к вечеру коллекцию чужих банкнот, стал чуть легче. Подошедший игрок, вновь в пиджаке, собранный, стремительный, забрал со стола деньги, не глядя, посмотрел ему в лицо с вежливой улыбкой, попрощался.

Но не было у того в глазах ни триумфа победителя, ни самодовольства, а такие вещи фронтовой разведчик Овечкин считывал хорошо, очень хорошо. Только сытое удовлетворение. Что говорило только об одном: за чем бы этот юнец ни приходил сегодня в бильярдную, он приходил не выигрывать.

– Благодарю вас за доставленное удовольствие, – церемонно кивнул Петр Сергеевич.

Короткий кивок в ответ – и игрок исчез из бильярдной так же быстро, как и появился. Штабс-капитан обнаружил, что прошел вслед за ним полстола, когда остановился рядом с адъютантом Кудасова, задумчиво смотревшим вслед ушедшему гимназисту, хотя за стеклянной дверью не было видно уже даже силуэта.

Сдержав первый порыв – дать внимательному романтику Перову задание выяснить, что это за залетная птица такая – Овечкин вышел из бильярдной и закурил здесь же, на выходе из подвальчика, перемежая воздух пыльных ялтинских улиц с запахом табака. Задумался, по старой фронтовой привычке прикрыв огонек ладонью.

Впервые за долгое время Петр Сергеевич ощутил что-то, отдаленно напоминавшее прежнюю живость. Она чувствовалась во всем – в пружинистом шаге, порывистых движениях, слишком эмоциональных ответах и, конечно, в мыслях.

В последний раз нечто похожее было в ноябре восемнадцатого, хотя тогда и не ощущалось так ясно, как сейчас. Вспомнилось как-то сразу, обстоятельно, до колкой боли в предсердии. А, казалось бы, голодное время, беспросветное, выматывающее, что уж там вспоминать.

… Дмитрий Валерьевич Евгеньев, тот самый поручик, лишившийся руки, появился в его жизни в конце осени, на короткий месяц. Благодарил за шинель, грелся у костра, все норовил почесать отсутствующую руку и сам же со скованной улыбкой замечал нелепость этого действия. Овечкину это было не странно, не страшно и даже почти не вымораживало: он знал, что фантомные боли не проходили сразу и в принципе не проходили никогда. Просто видеть такую кривую улыбку на лице еще совсем мальчишки… впрочем, война не была лояльна к возрасту. Не иначе, как чтобы не отвлекаться на несуществующую руку, поручик через пару дней заговорил с ним о Петрограде, в котором они оба выросли, о жизни, из которой оба оказались выдернуты на фронт, и вместе с тем – так невозможно по-разному.

Они вообще были до немыслимого различны. Дмитрий Валерьевич не мог похвастаться хорошим литературным вкусом, потому несколько удачных отсылок к классике, дабы проиллюстрировать бесперспективность затянутой войны с обеих сторон, канули в Лету, не найдя отклика. В музыке Евгеньев смыслил и того меньше, зато о столице знал все, от дворов-колодцев до заброшенных зданий: облазил еще в детстве любознательным мальчишкой.

И Петр Сергеевич, только-только перешагнувший тридцатилетний рубеж, слушал молодого поручика с живейшим интересом. Привыкал к историям. Привыкал, что его общества сознательно искали, что сам он искал того же. Иногда казалось, что Евгеньев всегда был таким, просто жизнь их до того не сталкивала, кроме как шапочно, даже тогда, в окопах. Иногда – что тот компенсировал собственное увечье, разбирая свой личный Петербург по кирпичикам полчаса в день, не жадничая. Делился со штабс-капитаном, будто торопился прочувствовать, прожить все это еще раз, не рассчитывая вернуться. От этих мыслей становилось неуютно, но Петр Сергеевич был не против пожить чужим прошлым, ярким, красочным. Его собственное никогда не было таким, но делиться им так же отчаянно, безоглядно штабс-капитан бы не стал, не смог.

Так думал Овечкин, пока вдруг не обнаружил, что уже делится – осторожно, словно ходил по заледеневшей Неве в конце марта, подстрекаемый мальчишеским «на спор». Погружался в воспоминания постепенно, рассказывал сухо, с абсолютно неравной отдачей. Но Евгеньев не давил, не требовал возвращать столько же, сколько отдавал взамен. Не к месту вспоминалось, что всю жизнь, с самого начала, даже родители всегда ждали от него равноценного обмена, поддержания баланса. Новое, незнакомое ощущение, что нет ярма на шее, тянущего вниз до тех пор, пока не раскроешь свое, личное, неделимое, не оправдаешь доверие, не вернешь высказанную откровенность – Петра Овечкина подкупало, пьянило.

Они азартно сравнивали программы Павловского и Владимирского училища, любимые места в городе, впрочем, этот бой штабс-капитан поручику проиграл почти сразу – у того их было несколько десятков. Позже Петр Сергеевич из первых уст слушал о юнкерском восстании семнадцатого года, подавленного в то время, как и все остальные неподготовленные стычки, потому что страна не была к этому готова. А у Евгеньева глаза горели, когда тот рассказывал, как разоружали караул, даже привычная бледность отступала.

Поручика не могли отправить в госпиталь, хотя у того и имелись прямые показания к комиссации, но они держали оборону заданной высоты, и здесь было уже не до госпиталей, перевязочный пункт – и тот работал на убой. Культя, которую в полевых условиях хирургически верно было не ампутировать, заживала откровенно плохо. Кровотечение в ране останавливали по-старинке – прижиганием, да вот верно недостаточно хорошо.

Овечкин видел по утрам, как Евгеньев, прихватив зубами пустой рукав рубашки, фиксировал плечо, забинтовывая то, что осталось от руки. От помощи неизменно отказывался, смотрел так, будто сигнал морзянкой передавал: я не калека, не надо меня жалеть. Тем не менее вечером, у костра, штабс-капитан помогал тому разбинтовывать повязку перед отбоем, чтобы не перетягивать конечность лишний раз, дать крови циркулировать нормально. И на это возражений почему-то не следовало. Их законные полчаса в вечер.

Фантомные боли у поручика наслаивались на вполне реальные: осень, спешно сдававшая позиции зиме, выдалась на редкость промозглой, и кашель, показавшийся вначале легкой простудой, спустился ниже, закрепился в организме, отдавал в ребра. Вдобавок ко всему, ослабший организм Евгеньева отторгал пищу, а паек на сухарях не добавлял ни пользы желудку, ни красок – бледному лицу.

Проблемы с питьевой водой к этому моменту так и не решились: ее не хватало катастрофически. Запрет потреблять некипяченую пасовал перед необходимой суточной нормой в два литра, и воду набирали прямо из реки, где выше по течению остались убитые боевые товарищи, потому помимо грязи и неизвестных науке микроорганизмов она несла в себе и трупный яд. Солдаты все понимали, но все равно продолжали туда бегать. Прихворать от нечистой воды когда-нибудь потом и не факт, что вообще, или свалиться от обезвоживания в бою – выбор был очевиден.

Петр Сергеевич тогда всеми правдами и неправдами выбил для Евгеньева, кашлявшего мучительно, надсадно, положенную до сухого закона получарку спиртного по праздникам, хотя и не верил, что водка переборет всю привнесенную болезнетворную заразу. Не верили в это и те, кто выдал штабс-капитану спиртное из хозяйских запасов, но и не мешали.

В тот вечер они разговаривали мало, все больше молчали. Поручик, выцветший и как будто выгоревший за время болезни, сдержанно поблагодарил и за водку, и за ежевечернюю компанию, а Овечкин сидел напротив и думал с каким-то невыразимым теплом, что благодарить следовало ему. Что молодой Евгеньев, успевший вкусить всей полноты жизни еще до ранения, был куда более цельным и живым, чем он сам. И что таким тот и останется, потому что умел жить, в миру ли, на войне ли. Еще Петр Сергеевич поймал себя на мысли, что как не видел, так и не видит никакого уродства в отсутствии у поручика руки. Что он вообще этого не видит.

На рассвете Овечкин вместе с разведгруппой выдвинулся в стан противника, и мысли приняли привычный отточенный, выдержанный лад.

Неизвестно, что стало для поручика решающим – ослабленность организма, непригодная вода, недостаточное в полевых условиях заживлении культи, скосивший того кашель, слишком уж похожий на пневмонию – а, может, и все сразу. Просто, вернувшись через трое суток, уставший, но ждущий свое вечернее время, в которое мир будет казаться чуть красочнее, чем он есть на самом деле, Овечкин узнал, что Евгеньев умер. Через несколько дней, по привычке проведенных у костра, понял, что, однако, привык к тому, что у него в жизни был такой вот человек, были свои законные полчаса перед отбоем, которые штабс-капитан проводил так, как хотелось. Был, а теперь нет.

Иногда – редко, в особенно промозглые дни, в которых эхом был слышен ноябрьский ветер, переходивший в суровую декабрьскую метель – Петр Сергеевич думал, что было бы, если б поручик пережил ту зиму. А потом отчетливо понимал – ничего. Дмитрия Евгеньева было, кому ждать с фронта. Поручик был уверен, что его Настенька – самая лучшая и самая добрая – не испугается ни культи, ни приобретенной привычки кутаться во все теплое, что только попадалось… Евгеньев после того, как лишился руки, мерз постоянно даже в протопленном доме, где они разместились. Был твердо убежден, что их чувства преодолеют все.

А его интерес… а что интерес. Это не было поводом ломать человеку жизнь. Если бы поручик и в самом деле выжил, Овечкин просто постепенно свел общение к минимуму, чтобы не травить себе душу понапрасну. Потому что привык быть рядом и не рядом. Потому что один человек раскрашивал другому однообразные дни самим фактом своего существования и даже не замечал этого. И, конечно, потому что вечно ледяную ладонь Евгеньева все чаще хотелось согреть дыханием. Совсем как не боевому товарищу – ох уж это красноармейское понятие! – или другу. Иначе.

Была ли то влюбленность или искусственно взращенный интерес, подогретый разделенным на двоих Петроградом и систематическими беседами, Петр Сергеевич позже предпочитал не анализировать. Просто оставил воспоминания там же, в декабрьских сугробах, где хоронили тех, кто уже не вернется.

А теперь – всколыхнулось, вспомнилось, отозвалось.


В поручике Евгеньеве и этом гимназисте внешне ведь не было ничего, совсем ничего общего, внутренне… пожалуй, тоже, разве что какая-то мальчишеская живость. Хотя представить игрока облазившим все дворы и закоулки Петербурга – тот ведь столичный, судя по всему, выговор точно не местный – не получалось никак. Скорее уж хватавшимся за шпагу с поводом и без него, будь это семнадцатый век: столь длинные ладони так и просили нагретого эфеса клинка, а оставалось лишь довольствоваться кием.

Очкастому умельцу бы вообще пошло все это – придворные интриги, приближенность ко двору, голубой плащ с серебряными галунами да бархатными крестами… может и алый, если бы ходил в кардинальской личной гвардии. Игрок вообще являл собой одно сплошное противоречие: сдержанный, учтивый – и в то же время дерзкий. И глаза его выдавали, так не подходившие ко всему остальному: не холодные и суровые невские воды, а небо, жадно дышавшее проблесками света после грозы. Интересно все же, где бы тот оказался – в гвардейцах или королевских мушкетерах? Что-то подсказывало штабс-капитану, что все же второе.

Петр Сергеевич задумчиво потушил сигару и загадал, что если им суждено будет встретиться вновь, то своего он не упустит, и незнакомец не останется безымянным.

______________________________________________________________________________

Для этой, да и предыдущей главы, пожалуй, идеальным фоном будет «Город, которого нет» из второй части «Бандитского Петербурга». Я даже не искала другой песни. Хотя главе и далеко до той финальной сцены из сериала, где героиня ждет в условленном ресторане в Стамбуле двух людей, которых любила и между которыми так и не смогла выбрать, понимает, что их больше нет, и просит у официанта водки – в трех стопках, как живым.

Примечания:
Послушать "Город, которого нет": https://www.youtube.com/watch?v=wibdyh10ckE

просмотреть/оставить комментарии [5]
<< Глава 6 К оглавлениюГлава 8 >>
март 2024  

февраль 2024  

...календарь 2004-2024...
...события фэндома...
...дни рождения...

Запретная секция
Ник:
Пароль:



...регистрация...
...напомнить пароль...

Продолжения
2024.03.26 20:25:08
Наследники Гекаты [18] (Гарри Поттер)


2024.03.26 14:18:44
Как карта ляжет [4] (Гарри Поттер)


2024.03.26 10:28:40
Наши встречи [5] (Неуловимые мстители)


2024.03.22 06:54:44
Слишком много Поттеров [49] (Гарри Поттер)


2024.03.15 12:21:42
О кофе и о любви [0] (Неуловимые мстители)


2024.03.14 10:19:13
Однострочники? О боже..... [1] (Доктор Кто?, Торчвуд)


2024.03.08 19:47:33
Смерть придёт, у неё будут твои глаза [1] (Гарри Поттер)


2024.03.07 20:37:49
Ноль Овна: Дела семейные [0] (Оригинальные произведения)


2024.02.23 14:04:11
Поезд в Средиземье [8] (Произведения Дж. Р. Р. Толкина)


2024.02.20 13:52:41
Танец Чёрной Луны [9] (Гарри Поттер)


2024.02.16 23:12:33
Не все так просто [0] (Оригинальные произведения)


2024.02.12 14:41:23
Иногда они возвращаются [3] ()


2024.02.03 22:36:45
Однажды в галактике Пегас..... [1] (Звездные Врата: SG-1, Звездные врата: Атлантида)


2024.01.27 23:21:16
И двадцать пятый — джокер [0] (Голодные игры)


2024.01.27 13:19:54
Змеиные кожи [1] (Гарри Поттер)


2024.01.20 12:41:41
Республика метеоров [0] (Благие знамения)


2024.01.17 18:44:12
Отвергнутый рай [45] (Произведения Дж. Р. Р. Толкина)


2024.01.16 00:22:48
Маги, магглы и сквибы [10] (Гарри Поттер)


2023.12.24 16:26:20
Nos Célébrations [0] (Благие знамения)


2023.12.03 16:14:39
Книга о настоящем [0] (Оригинальные произведения)


2023.12.02 20:57:00
Гарри Снейп и Алекс Поттер: решающая битва. [0] (Гарри Поттер)


2023.11.17 17:55:35
Семейный паноптикум Малфоев [13] (Гарри Поттер)


2023.11.16 20:51:47
Шахматный порядок [6] (Гарри Поттер)


2023.11.16 11:38:59
Прощай, Северус. Здравствуй, Северус. [1] (Гарри Поттер)


2023.11.12 14:48:00
Wingardium Leviosa! [7] (Гарри Поттер)


HARRY POTTER, characters, names, and all related indicia are trademarks of Warner Bros. © 2001 and J.K.Rowling.
SNAPETALES © v 9.0 2004-2024, by KAGERO ©.