Девятого ноября, где-то между 7:00 и 7:05, когда он со своей привычной чашкой утреннего кофе в руке включил телевизор, прежде чем сесть на свое место с краю дивана, его вдруг уколола резкая, неожиданная мысль о том, что ничего не было. Прошлое обрисовалось ясно и понятно, как никогда прежде — детство в доме на Спиннерс Энд, школа на соседней улице, нью-йоркский университет и там какая-то очаровательная девушка — кажется, блондинка — спонсор всех его личных драм, наркотики, подпольная организация по их сбыту, полиция, суд, «полностью оправдан», и вот — девятое ноября, 7:05, новости CNN и крепкий кофе без сахара. Разве нет?
Внутри как будто что-то переворачивалось и отстраивалось заново, неприятно сжималось горло и сердце. Он поставил кофе на столик и провел пальцами по шраму на шее.
— Конечно, нет, Северус, — пробормотал он. Голос неприятно отскочил от пустых стен и вернулся глуховатым эхом.
Он вернулся в спальню и вытащил из-под кровати потрепанный саквояж. Уже один его вид успокоил его — саквояж был из темно-рыжей кожи, потрескавшийся на углах, с латунными застежками и ромбом с его инициалами. Он был такой… нефункциональный по сравнению со всеми магловскими вещами. Неутилитарный. Слишком индивидуальный среди всех прочих, сделанных на фабричном конвейере.
Он ненавидел себя за то, что делает это — как будто дает себе скидку на собственное безумие. Как будто действительно может допустить, что вся та жизнь могла оказаться просто одной-единственной мыслью, промелькнувшей во сне и засевшей в мозгу слишком крепко.
Он открыл его — на дне лежало несколько книг и палочка. Нерешительно он взял ее в руку и задумчиво повторил:
— Конечно, нет, — как будто убеждая самого себя.
Кроме легкого приступа ностальгии, ничего больше не случилось. Он раздраженно бросил палочку обратно, застегнул все замки и зашвырнул саквояж на его привычное место. Просто невероятно, что он все-таки решился на это.
Выходя, Снейп все никак не мог отделаться от ощущения, что что-то идет не так, и минуты полторы простоял в дверях, наблюдая, как розовые лучи рассветного солнца расчертили на кровати четыре кривых прямоугольника. В гостиной остывал кофе, в телевизоре щебетала диктор. Сегодня ничего не произошло.
Поверх рубашки он надел привычный черный жилет и пиджак, накинул плащ и на всякий случай взял с собой зонт: ясное утро еще ни о чем не говорило. В последний момент он торопливо засунул стопку проверенных тестов в небольшой кожаный портфель, повесил его на плечо и торопливо вышел, не забыв захватить ключи.
На площадке уже стояли две девочки одиннадцати лет, на редкость… одинаковые, и их отец — высокий мужчина примерно одного возраста с Северусом, растрепанный и в очках. Он улыбнулся, в этот момент чем-то неуловимо напомнив ему старшего Поттера. Впрочем, эту мысль Северус быстро затолкал на задворки своего подсознания.
Снейп бросил хмурое «добрый день» и ткнул ручкой зонта в кнопку вызова лифта. Наступило неловкое молчание; лифт лязгал где-то еще очень далеко. Северус взмолился, чтобы соседу не пришло в голову с ним заговорить — тот смотрел на него что-то уж слишком заинтересованно.
— Вы, кажется, работаете в школе Гарден Сити?
— Кажется, да, — холодно ответил Северус.
Помолчали. Очевидно, сосед ждал от него большего дружелюбия. Этого Снейп не любил ни в ком — ни в людях, ни в маглах, ни в кентаврах, ни в пауках, ни в ком бы то ни было еще: все вокруг ждут, что ты должен быть априори милым. Северус никогда не был… милым. Пожалуй, только инферналы не ждали от него ничего.
— Меня зовут Макс, — сказал мужчина и протянул Снейпу руку.
Лифт наконец начал двигаться в их сторону. Конечно, Северус не стал протягивать руку в ответ, и тогда сосед, еще более смущенный, продолжил:
— Мы собираемся отдать девочек в вашу школу, и я думал, вы можете ответить на некоторые наши вопросы…
— Я думаю, наша директор, миссис Бродерик, куда компетентнее меня в любых вопросах, касающихся Гарден Сити, — бархатным голосом ответил Снейп.
Лифт приехал и с радостном грохотом открыл перед ними свои двери. Северус зашел первым, за ним девочки и отец. Без того тесная кабинка, казалось, сжалась настолько, что Северус смог почувствовать запах духов, которым пользуется сосед. Это было… неуместно.
Невозможно страдая, он вдруг опустил взгляд вниз. Оттуда на него пытливо смотрело две пары зеленых глаз. Северус сглотнул и заволновался. «В конце концов, — подумал он, — наверное, я бы действительно мог ему помочь».
— Я химик, мистер…
— Льюис.
— Так что вряд ли смогу ответить на какие-то организационные вопросы. С этим действительно лучше справится миссис Бродерик или кто-нибудь из завучей, — он снова глянул вниз. Девочки продолжали молча смотреть на него. — Но я могу поделиться… мнением… или ответить на какие-нибудь вопросы… иного характера, конечно… почему нет.
— Спасибо, мистер Снейп, — хором сказали девочки. Отец улыбнулся ему еще раз, и лифт приехал.
Северус выскочил оттуда так быстро, как только смог, весь покрытый испариной.
— Если я зайду в пятницу вечером, это будет удобно? — прокричал ему в спину мистер Льюис.
— Конечно, — буркнул Северус, надеясь, что это было достаточно громко. И достаточно весомо.
Если бы в то утро ему не пришла в голову эта странная мысль, думал потом Северус, все могло бы сложиться совсем иначе. Наверное, тогда он не встретился с соседями, не опоздал бы на тот поезд, который возил его на работу каждое утро на протяжении года, и не попал бы в ту толчею на станции Первая Авеню. Там, выходя из вагона, какой-то дрянной магл, раздражающе похожий на кого-то из той жизни, зацепил его портфель, который он снял с плеча парой минут раньше. Портфель упал, раскрылся, и тесты рассыпались по платформе. Вместе с ними выпала и пара запасных ручек и даже бумажник. Тут Северус, путаясь в полах плаща, с зонтом, который теперь казался таким неудобным и бесполезным, не выдержал и изрыгнул поток такой изощренной брани, которую не позволял себе уже очень давно. Кажется, с прошлого года. Очень быстро ему удалось затолкнуть все обратно. Кто-то даже помог ему — но у него не было никакого желания всматриваться. Поднявшись, он увидел, что пара листов упала на рельсы. «Что же, — подумал взбешенный Снейп, приглаживая растрепавшиеся волосы, — дам всем этот тест снова. И домашнюю работу».
Он ввалился в школу, прогремев дверями, в 9:15 — вспотевший, взъерошенный и до крайности злой. Почти такой же злой, как после приснопамятного матча по квиддичу, когда дружки Поттера подпалили его мантию за то, что он пытался спасти паршивца от бладжеров.
Вестибюль был непривычно тихим и пустынным; полминуты он раздраженно приводил себя в порядок, представляя, как сейчас войдет в класс — еще более пугающий, чем обычно. Заставит их всех утихнуть одним взглядом.
Этих детей он про себя называл «новые дети». Очень быстро он осознал, что новые дети мало отличаются от «старых» — за тем исключением, что у этих нет волшебных палочек. Что, однако, не мешает им причинять друг другу вред, иногда даже не менее варварскими способами, чем те, что были в ходу у «старых» детей.
Среди них он нашел новую Грейнджер, Лонгботтома и даже всех Уизли. Все они были из разных семей и имели разный цвет волос, но были одинаково тупы в его предмете, излишне самоуверенны и нелепы (каждый по-своему — прямо как оригинальные Уизли). В старших классах даже была новая Тонкс — девочка с кольцом в носу, перекрашивающая волосы примерно раз в две недели, гордо несущая выражение страдания на лице. Как Северус потом понял, последние два года она была влюблена в учителя физики. Более потрепанного и помятого субъекта Снейп не видел никогда — ни до, ни после. Даже Люпин в худшие ночи выглядел краше, чем мистер Сайкс.
Были Малфои, правда, менее симпатичные внешне, чем предыдущие; благодаря усилиям нового «Драко», тучного приземистого парнишки с жидкими рыжими волосами, который был недоволен своими оценками по его предмету, но почему-то предпочитал винить в этом исключительно Северуса, он познакомился с новым «Люциусом». Этот «Люциус» был точной увеличенной копией «Драко», но в костюме. Разговор с ним был коротким и неприятным, в основном, потому, что Северус все никак не мог сдержать ухмылку, глядя на него. Закончилось все в кабинете директора: держась со всем достоинством, Северус зажимал разбитый нос, а «Люциус» теперь видел все одним глазом. Как ни странно, «Драко» после этого инцидента стал тише и дотягивал все свои работы до троек и иногда даже четверок.
В его коллекции аналогов не было только Поттера. Чему он, скорее, был рад — второго Поттера он бы не пережил.
И, конечно, эти дети не любили его точь-в-точь как предыдущие. То, что теперь он преподавал не зелья, а химию, ни на йоту не изменило его характер. Его бесило, что они не понимают и не хотят понимать элементарных вещей — тех, которые он сам освоил легко и играючи около года назад. Однако новая «Грейнджер» — мисс Трейси — хоть и знала всю программу на год вперед, бесила его не меньше, потому что гордилась тем, что знает эти элементарные вещи.
Уже взявшись за ручку двери, он не без удовольствия отметил, как резко затихли голоса за ней. Он дал им секунду и затем зашел. Его встретила полная тишина; каждый из двадцати взглядов был устремлен на него, каждый был полон удивления и разочарования, что он все-таки пришел.
— Простите, — тихо начал Снейп, неторопливо снимая с плеча портфель, — что не задержался еще на пять минут и не позволил вам беспрепятственно уйти, — он снял и повесил на спинку стула плащ. — Уверен, вы были бы рады оставаться в неведении относительно химических свойств воды. Так же, как и о классах неорганических соединений. Да, мисс Трейси, — устало обратился он к студентке, которая уже тянула руку, — вы писали контрольную по этой теме на прошлой неделе. И с треском провалили ее. Да, мисс Трейси — все. И вы тоже. Поэтому сегодня вы займетесь тем, что перепишете ее. Разумеется, другие варианты. И учтите, я пойму, что вы взяли тот же вариант, что и в прошлый раз, так что в ваших интересах поменяться с соседом. Всем все ясно?
Всем все было ясно. Как и Северусу. Его ненавидели — и его это вполне устраивало.
Раздав всем чистые тесты, он сел за свой стол, оглядел класс — по-прежнему тихий, слышен только скрип карандашей и поворачивающихся шестеренок в головах, — и достал из портфеля ежедневник, чтобы записать «мистер Льюис» в клетку «Пятница».
Вести магловскую жизнь оказалось ненамного проще, чем шпионить для Волан-де-морта и Дамблдора, параллельно пытаясь спасти слизеринского принца и гриффиндорского выскочку, — естественно, страшно недовольных тем, что их пытаются спасти.
Теперь приходилось следить за речью и жестами так же тщательно, как и раньше. Не сосчитать, сколько раз Северус оговаривался («Я преподавал з… завышенную химию… в шотландской школе» — сказал он на первом собеседовании) или не понимал простых вещей — нелепо уставился на продавца в магазине, который предложил ему тостер. Пару дней разбирался с тем, что все — да, подавляющее большинство! — вещей в доме работают от электричества. И если они не работают, значит, они не включены. Или разряжены. Или надо нажать на кнопку. Это все не так-то просто было понять. Откровенно говоря, освоить курс базовой и университетской химии было проще, чем привыкнуть к магловскому быту и общественному транспорту.
Так что если бы кто-то рискнул заглянуть в его ежедневник, он бы очень удивился, потому что первые несколько страниц были заполнены списками типа:
— телевизор, эл-во. Штекер, круглая кнопка (пульт — батарейки! (двойное подчеркивание) Красная кнопка; громкость)
— тостер, для тостов (хлеб). Эл-во., кнопка вниз
— микроволновка, эл-во (НЕ ДЛЯ ЯИЦ!)
— холодильник, эл-во, НЕ ОТКЛЮЧАТЬ
— телефон, телефонная сеть, эл-во, НОМЕР +6848848
— счета за ком.услуги — КАЖДЫЙ МЕСЯЦ
Из всех магловских причуд больше всего его поражали именно батарейки и пульт от телевизора, но он не слишком выдавал свой восторг. Микроволновки же он откровенно опасался и почти не использовал.
Зато компьютер ему удалось освоить очень быстро. Наконец, он решил, что маглы справляются с заменой магии довольно успешно, хотя в быту все еще оставалось немало вещей, которых ему не хватало.
Например, легкого бритья одним взмахом палочки или быстрых перемещений через камин или с помощью аппарации. Магловское метро, да и вообще — общественный транспорт, поначалу бесили и пугали его до дрожи — он ненавидел, когда кто-то нарушал его личное пространство. А самолеты он просто не понимал и до сих пор старался не вспоминать тот единственный перелет из Лондона до Нью-Йорка. Впрочем, из той жизни — в Англии — он старался не вспоминать не только об этом.
Немало забот прибавила новая должность в этой школе. Пришлось выучить химию, и это было, пожалуй, самое приятное времяпрепровождение за последний год. Химия оказалась не менее увлекательной, чем зелья, но содержала множество новых нюансов, которые, с одной стороны, были интересными сами по себе, с другой — неожиданно проливали свет на некоторые аспекты зельеварения. Затем ему пришлось подделать диплом и некоторые документы в университете, в котором он якобы учился. Это были последние вещи, которые ему удалось сделать с помощью магии, так что разоблачения он не боялся. Как не сомневался и в том, что его знания нисколько не уступают знаниям выпускников того университета. Иначе бы он просто не ввязался в эту авантюру. «Я не обманываю, — решил для себя Северус, проворачивая это дело, — я обхожу ваши же дурацкие и бесполезные условности».
Третьего августа он лишился магии окончательно. Это был один из тех дней, которые он тоже старался не вспоминать.
Он взглянул на часы — до перемены оставалось еще десять минут. Те, кто мог что-то написать, уже написали и сидели со скучающими лицами. Те, кто не мог, с отчаянием в глазах пытались списать что-то у соседей.
— Сдаем работы, — коротко сказал он. — И записываем домашнее задание.
Ах, да, еще одна раздражающая вещь — это руки, вечно сохнущие из-за мела, и то, что нельзя было показать что-то на доске, эффектно взмахнув палочкой.
Откровенно говоря, он очень скучал по эффектным вещам — по мантии, по снопам искр, колдографиям. Даже по шоколадным лягушкам, которые он никогда особенно не любил.
После звонка Северус убрал работы в верхний ящик стола, дождался, пока дети покинут класс, и вышел из школы на задний двор. Там он попытался увлечь себя новой книгой по химическим соединениям, но внимание почему-то все время ускользало: то он мысленно возвращался к утренним инцидентам, то вдруг ловил себя на мысли, что вспоминает, пахнут ли свечи, которые зажигаются в хогвартском большом зале по праздникам, и о том, что за все годы в Хогвартсе так и не узнал, как и где живут домовые эльфы. Не то чтобы ему было интересно. Просто факт: он этого не знал.
Вздохнув, он отложил книгу и посмотрел наверх: небо было кристально, удивительно ясное, сплошь голубая гладь и солнце, что было весьма нетипично для ноября.
«Значит, вечером будет гроза. А завтра наступит осень», — спокойно решил Северус. Позже, когда он вспоминал этот момент, он понял, что никогда в жизни не давал таких точных предсказаний.
На следующий урок он явился пунктуально, как всегда. Мистер Снейп — с книжкой в одной руке, застегнутый на все пуговицы, всегда в костюме-тройке, только дважды в год пальто меняется на плащ и обратно. Старается загнать себя в эти твидово-шерстяные рамки, укрыть себя, чтобы его никто не видел и не замечал — не обращая внимания на то, что невольно стал одним из самых интересных преподавателей этой школы.
Он не был красивым. Не был даже приятным. И все равно за прошедший год он дважды с плохо скрываемой брезгливостью выуживал валентинки от школьниц из своего портфеля. И еще один раз ему подкинули дохлую мышь, которую он совершенно безэмоционально, на глазах у всего класса, выкинул в ведро для бумаг — как будто это было для него совершенно обычным делом.
Северус в тот момент думал, что мышиные кости могли бы ему пригодиться для особой модификации Костероста, если бы…
У второй группы в тот день была назначена самостоятельная работа, так что, написав на доске восемь вопросов, по его мнению, кретински простых (значит, половина класса точно завалит), он сел за свой стол и снова раскрыл книгу, на которой не смог сосредоточиться во дворе.
Это была группа с «Лонгботтомом». Северус взглянул на белесое пятно между большим и указательным пальцами левой руки. Щедрый подарок от оригинального Лонгботтома, который он оставил ему на том занятии, когда его угораздило влить настойку имбиря в наполовину готовое Бедовое зелье — и взрыв мог бы лишить всех присутствующих зрения и обоняния, если бы Снейп вовремя не произнес «Скорджифай». Но капля все равно попала ему на ладонь, наградив пигментным пятном на всю жизнь.
В то время он скорее мог предположить (точнее, он был уверен), что спустя два года он будет в могиле, но никак не здесь — в нью-йоркской школе на должности преподавателя химии. Удивительно, как все может обернуться.
Он быстро улыбнулся, глядя на это пятно, и резко обвел взглядом класс. На него пялилась белокурая девочка с водянисто-голубыми глазами — Морстен, кажется. Но тут же она уставилась обратно в свой лист, а Северус, для надежности посверлив ее недовольным взглядом, вернулся к своей книге.
Без четверти шесть, проведя три пары, он набил портфель новыми работами, эссе и домашними заданиями и, перекинув плащ через руку, вышел из школы. Небо было все такое же безмятежно голубое, прохладный ветер, напоминающий об осени, ласково шелестел в поредевшей тускло-зеленой листве, и солнце, клонящееся к закату, светило так отчаянно ярко, что тени казались огромными и почти черными.
Навстречу ему шла миссис Бродерик. Удивительное сочетание внешности Амбридж, чопорности Макгонагалл и дамблдоровской склонности к сладкому. Северус сдержанно кивнул ей, она немного неловко улыбнулась — этим обычно и ограничивалось их ежедневное общение. Даже по понедельникам, во время преподавательских летучек, когда их уведомляли о каких-нибудь особо отстающих оболтусах, изменениях в расписании или знакомили с новыми преподавателями (тут не задерживались учителя физкультуры, и Северуса ужасно забавлял этот факт), она к нему почти не обращалась. Но изредка ставила его в пример другим — довольно деликатно, так что Снейп не злился, хоть и признавал, что обошелся бы и без этого.
В очередной раз он пережил поездку в переполненном вагоне метро и после, выйдя на своей станции, все еще отстраненно ощущал на себе слабые запахи чужого тела и тот особый химический аромат состава, которым обрабатывают шпалы. Один из самых странных и самых приятных запахов на его памяти.
Он остановился на перекрестке и дождался зеленого. Как бы не было это для него необычно, у маглов зеленый цвет очень часто обозначал что-то положительное. Зеленый — значит «можно», «неопасно». Ему этот зеленый напоминал об Аваде.
Северус все еще пару раз в неделю стабильно просыпался от кошмара, в котором Поттера захлестывает зеленой вспышкой. Или его мать. Нет, этот зеленый — именно этот, неоновый, яркий, резко загорающийся у него на пути, только заставлял его сердце нервно сжиматься каждый чертов раз, как будто он был неизлечимо болен.
Вернувшись в квартиру, он устало опустился на тумбу у двери и вспомнил, как утром ему показалось, что все это было просто сном — и как от этого сейчас ему было смешно и горько — ведь он все еще пугается светофоров… О чем тут можно говорить. Сколько бы он ни старался занять себя этими новыми детьми, новой наукой, новыми вещами, призванными заменить ему магию, он все равно всегда будет помнить. Всегда.
И Поттер вечно будет в его голове. Такой, как там — распростертый на полу Визжащей Хижины: слипшиеся волосы, отливающие красным в белесом свете наступающего дня, разбитые в кровь костяшки пальцев, обожженные с внутренней стороны ладони, беззащитная спина, оголенная поясница, грязные джинсы, неестественно вывернутая левая нога… Он осмотрел его тогда всего. Позволил себе сделать это впервые за все семь лет, не прикрываясь ненавистью во взгляде.
Вокруг стояла громкая, давящая на слух тишина. Даже птиц не было слышно. Волан-де-морт был мертв, и, Снейп надеялся, уже навсегда. Поттер тоже был мертв — или почти мертв; Северус никак не мог найти в себе сил и решимости подползти к мальчишке поближе и проверить это, так что несколько минут он просто ошарашенно наблюдал, как первые лучи солнца нерешительно касаются неподвижного тела. Один из вероятных вердиктов был бы бесповоротным и окончательным: если Поттер мертв, то с этим уже ничего нельзя было поделать. И подумать только, он был бы первым среди всего волшебного мира, кто узнал бы об этом.
Почему он никак не мог решиться? Почему ему едва ли не впервые в жизни не хватало смелости, которой ему было не занимать прошлые десять лет? Нужно было просто прощупать пульс и проверить дыхание. Возможно, чтобы потом принять, что последнее, что связывало его с Лили, умерло, и в мире больше ничего от нее нет.
Следующие воспоминания были спонтанными и обрывочными: он постоянно отключался, его вело, в глазах двоилось. Спустя первые пару минут, как Волан-де-морт взрезал ему глотку Сектумсемпрой, он привык к этой новой ране, как будто она всегда была его частью. Какое-то время он тихо ликовал — насколько возможно ликовать, истекая кровью: почти сразу ему пришло в голову, что это заклинание, возможно, не убьет его — ведь он сам его придумал, и Волан-де-морт об этом не знал. Ирония была в том, что несмотря на то, что заклинание действительно не смогло его убить, он все равно потерял столько крови, что едва справлялся с тем, чтобы дышать и удерживать себя в сознании.
Тот момент, когда Поттер вошел в Хижину, совершенно один — затем станет для Снейпа едва ли не самым страшным воспоминанием в его жизни. Долгую секунду он смотрел на него широко открытыми глазами, в которых отражалась какая-то вселенская беспомощность; затем упал перед ним на колени, приставил пальцы к его ране, и Северус почувствовал, как они утонули в ней, почувствовал их глубоко в горле, и то, как его кровь толчками пробивается сквозь них. Дальше, уже в полубреду, он увидел приближающуюся к ним темную и ставшую вдруг необыкновенно огромной фигуру Темного Лорда, и из последних сил вскинул руку, указывая Поттеру на него, и прохрипел:
— Он.
Северус запомнил все в деталях, сам того не желая. Но прежде чем Поттер обернулся — прошла жалкая доля секунды — Снейп увидел в его глазах полное осознание, кого именно он сейчас увидит, и все ту же беспомощность, и вместе с тем абсолютную решимость; не было никаких сомнений: Поттер принес себя на заклание, готов был умереть здесь и сейчас, и то, что он поднял палочку и направил ее на Воландеморта было, скорее… просто одолжением. Игрой по правилам. Поэтому, когда он произнес «Авада Кедавра», продолжая удерживать увязшие в его горле пальцы, Снейп вдруг нашел в себе такую бездну ярости, и сожаления, и желания, чтобы мальчишке повезло, и смерть его родителей и многих, многих других людей была не напрасной, какую не испытывал никогда, и он надеялся, никогда больше и не испытает.
Прежде чем провалиться в темноту, он услышал треск и красный свет, а затем не было ничего. Болезненный слепой рассвет, и неподвижное тело Поттера в другом углу Хижины.
Наконец ему удалось подобраться достаточно близко, чтобы перевернуть тело лицом вверх и, наконец, приставить дрожащие грязно-бурые пальцы к сгибу шеи, там, где должен был прощупываться пульс. Он держал их там почти полминуты, с отчаянием ожидая хоть какого-нибудь слабого толчка под бледной кожей. И ему как будто бы казалось, что что-то чувствуется; в качестве жеста последней надежды он наклонился к его губам и замер, закрыв глаза и прислушиваясь. Наконец, слабое теплое дыхание коснулось его щеки.
Ладно, мальчишка был жив. После осознания этого факта и краткого мига, когда он почувствовал облегчение, положение вещей стало проще и сложнее одновременно. Мысли стали менее путанными, сознание прояснилось: «Очевидно, если мальчишка жив, то его нужно как можно быстрее доставить в больницу, иначе он сдохнет и это будет весьма печально», — судорожно думал он, глядя на Поттера, чье лицо было поразительно безмятежным. «Очевидно, я опять вынужден спасать его чертову жизнь, раз ему повезло выжить, а мне — оказаться рядом. Очевидно, я не могу аппарировать ни один, ни с ним, и не могу левитировать тело». Оставался один вариант — либо ждать помощи, либо применить к Поттеру «Эннервейт» и попытаться что-нибудь сделать вдвоем.
Он нащупал палочку в кармане мантии и после этого подтащил Поттера поближе к себе, устраивая его у себя на коленях. Гарри был приятно тяжелым и теплым, и в эти моменты Снейпу доставляло несказанное удовольствие осознавать, что он возится не с трупом. Маленькие радости военной жизни.
Снейп применил невербальный «Эннервейт» дважды, прежде чем Поттер очнулся и уставился на него мутным, ничего не осознающим взглядом. Какое-то время они просто смотрели друг на друга: Северус все еще не мог уложить в своей голове мысль, что он жив и может наблюдать живого Поттера; а Гарри просто пытался сфокусировать взгляд и понять, чьи руки удерживают его так крепко. А потом он закричал.
С одной стороны, Снейпу захотелось дать ему крепкую пощечину, потому что терпеть эти крики не было никакой возможности. Ему самому хотелось кричать не меньше: от боли, бессилия, облегчения, страха, неизвестности, жалости к Поттеру и всего на свете. С другой — и на это ему не хватало решимости, и жалость все же оказалась сильнее всех прочих чувств. В первые минуты он только и мог, что успокаивать его, как ребенка, и прижимать к себе, насколько хватало сил. Гарри, кажется, так и не осознав, кто перед ним, вцепился в него и в какой-то момент даже закусил зубами кусок его мантии.
Он решил дать ему еще две минуты на эти болезненные рыдания, прежде чем делать что-то еще, но Поттер затих гораздо раньше: после того, как Северус в первый раз назвал его по имени.
— Поздравляю, — сипло прохрипел Снейп после этого, поняв, что он пришел в себя, — это ваш второй день рождения.
Сплюнув в сторону бурый комок крови, он продолжил:
— Я надеюсь, вы можете передвигаться, потому что я не могу аппарировать, левитировать вас или что угодно… Надо доставить вас в больницу. Вы можете?..
Гарри кивнул, не открывая крепко зажмуренных глаз. И вцепившись в Снейпа, насколько ему позволяло его странное положение, аппарировал.
Он изумился еще в самый первый миг, когда их только начало затягивать в аппарацию. Как Поттеру это удалось, в его плачевном состоянии, когда любому другому волшебнику не хватило бы сил зажечь Люмос, со Снейпом в обнимку, из Хижины в Хогвартс, и довольно точно — в больничное крыло? Потом, увидев знакомые сводчатые потолки и чьи-то лица, он отключился окончательно — все еще до крайней степени удивленный.
Северус вытащил стопку работ из портфеля и хлопнул ее на обеденный стол. В этой квартире он был квадратным и стоял совсем близко к кухне, что было удобно, так как он в последние месяцы пристрастился к крепкому кофе. К тому же, его рабочий стол, стоявший у окна, уже давно был непригоден для работы — он был доверху завален конспектами книг, которые он изучал беспрерывно, и самими книгами — прочитанными наполовину или полностью, или вовсе нетронутыми, в пластиковой обертке.
Костюм он снял и развесил в шкафу, сменив его на мягкие темные штаны и свободную рубашку. Все это он делал в привычном порядке, не особо задумываясь — мысленно он все еще перебирал воспоминания почти двухлетней давности. Ему бы хотелось сейчас воспользоваться Думоотводом, чтобы увидеть все со стороны, но пришлось довольствоваться возможностями собственной памяти, услужливо подправившей многие детали.
В следующий раз он очнулся уже в Мунго. Рядом с ним, в наспех транфигурированном кресле (сиденье обито розовой тканью, спинка — зеленой, и все четыре ножки — разные), сидел молодой человек, едва за тридцать — темные волосы, когда-то зачесанные назад, падают на высокий лоб; под глазами залегли глубокие тени, две верхних пуговицы рубашки расстегнуты, джемпер сбит в сторону, халат колдомедика валяется под ногами.
Снейп успел рассмотреть и запомнить его со всей тщательностью скучающего бездельника, прежде чем он пошевелился и уставился на него осоловелыми сонными глазами.
— Профессор Снейп! — наконец сказал он с каким-то необъяснимым энтузиазмом и, потянувшись после сна, встал и вышел, продолжая глядеть на Северуса с изумлением.
Долгие пять минут ничего не происходило. Потом в палату резко ворвался колдомедик постарше, бешено вращая глазами, в халате поверх полосатой пижамы. Все это было не очень хорошим знаком.
— Сколько я был?.. — прохрипел Северус. Говорить было больно, горло саднило.
— Два месяца, сэр, — быстро ответил колдомедик, водя над ним палочкой. — Если честно, мы уже не надеялись.
Снейп хмыкнул — он тоже не надеялся.
— А Поттер?
Мужчина вдруг замер и посмотрел на него со странной нечитаемой эмоцией на лице. Как будто он был… неприятно удивлен. Что было немного странно, ведь Поттер должен сейчас быть кем-то вроде господа бога и Мерлина в одном лице.
— Мистер Поттер в порядке. Он каждый день справляется о вашем здоровье. Мы уже дали ему знать, что вы очнулись, я думаю, он скоро будет здесь.
— Не надо… — попытался протестовать Северус. Общаться с Поттером ему сейчас хотелось меньше всего. Он уже представлял, в какой хаос здесь все превратится с его появлением. Все его вихры, неловкость, горячечная речь и щенячьи лобызания благодарности… Боже упаси.
Так, в общем, все и произошло — чутье его не обмануло. Поттер вломился в палату почти сразу, как старший колдомедик закончил диагностику и начал вливать в Северуса зелья. Он был в криво застегнутой пижаме и домашних тапках. Исключительно нелепый. Сразу за ним вбежал тот самый молодой колдомедик, который десять минут назад еще безмятежно спал на своем кривом кресле. Даже к нему сейчас Северус испытывал меньше раздражения.
— Мистер Бут, я пытался! — он беспомощно посмотрел сначала на старшего колдомедика, потом на Поттера, который остановился в изножье кровати и жадно уставился на Снейпа, и потом на самого Снейпа, который в этот момент пытался выпить очередное зелье.
— Не мельтешите, Эйнгорн, — раздраженно отозвался он. — Спасибо, что мистер Поттер тут все не разнес, пока добирался. И, мистер Поттер, пожалуйста, если вы уж не смогли дождаться в коридоре, подождите, пока я закончу приводить мистера Снейпа в порядок. Молча.
Поттер закрыл рот, отошел к стене и уселся на пол.
Когда Северус вернул Буту последнюю склянку с Укрепляющим зельем («Какое скверное!» — недовольно отметил он про себя), Бут сделал приглашающий жест Поттеру.
— Только пожалуйста, будьте аккуратнее, — сказал он ему и затем, уже обращаясь к Северусу, добавил:
— Какое-то время вам следует побыть в кровати и как можно меньше разговаривать. Ограничивайтесь простыми фразами — ваши связки сейчас восстанавливаются, и, если вы будете их перенапрягать, вы рискуете лишиться голоса. Вы меня понимаете?
Снейп кивнул, прожигая его недовольным взглядом. Конечно, он понимал это и без всяких глупых рекомендаций!
Наконец, и Бут, и Эйнгорн вышли. Поттер поднялся с пола и несмело подошел к нему — все еще продолжая быть максимально нелепым в своей пижаме и кривых очках, и в нерешительности.
— Так, ну, наверное, вы хотите узнать, что случилось за это время, — со вздохом начал он.
Снейп кивнул, внутри кипя от нетерпения. Но Поттер не спешил продолжать. Он обошел его кровать с другой стороны, приставил поближе к нему дурацкое кресло, сел. И продолжил молчать.
— Поттер, — прохрипел Северус.
— А, да. Я просто думаю, с чего начать. Наверное, с того момента, как я просмотрел ваши воспоминания.
— Что вы?..
— Ваши воспоминания в Думоотводе в кабинете директора. Вы оставили их там, и я нашел.
Снейп посмотрел на него с вопросительной яростью, подняв бровь. Объяснений не требовалось, и Поттер продолжил:
— Я искал диадему Кандиды Когтевран в кабинете…
— Но ее там не было, — раздраженно перебил Северус.
— Если вы помолчите, будет проще, — нагло заявил Поттер. — Я ее там и не нашел. Ее нашла Полумна, и уничтожил Невилл мечом Гриффиндора. А Нагайну убили Рон с Гермионой и Джордж с помощью пары клыков василиска. Правда, она прокусила Гермионе руку — но ей уже ничего не угрожает, — протараторил он, отвечая на немой вопрос Снейпа. — Им удалось задержать распространение яда и быстро добраться до Мунго. Так что сейчас она просто отращивает новые ногти, — он усмехнулся. — В общем, все хорошо. Про все крестражи я, конечно, потом узнал. После… всего. Ну и вот. Я посмотрел ваши воспоминания, не знаю, зачем. Я был в растерянности, наверное, и не знал, что делать. А потом, когда я все узнал, я вдруг понял, что он вас ждет в Хижине. Увидел все его глазами. Понял, что вы уже близко. Тогда я побежал.
Поттер смотрел на него, но из-за бликов в стеклах очков Северус не мог понять этого взгляда. Он был… смущенный? И Снейп все осознал — когда вспомнил, какие именно воспоминания он оставил в кабинете и как их мог воспринять такой человек, как Поттер.
— То есть, вы не знали, уничтожены ли все крестражи, и просто побежали? Зачем? — спросил он, хотя внутренне уже знал ответ. Мальчишка побежал к нему из жалости — никакой стратегии в этом не было, сплошной риск. То, что все сложилось так, как сложилось — чисто дело случая и удачи. На один миг Северус представил, как все могло бы сорваться — из-за него, из-за его слабости, когда он оставил все воспоминания в Думоотводе, предчувствуя, что может умереть. Он просто хотел, чтобы кто-то узнал, как все было на самом деле. И какая ирония, что этим «кем-то» оказался Поттер — и именно тогда, когда это было опаснее всего.
— Зачем? — удивленно переспросил он.
— Вы рисковали всем — друзьями, волшебным миром, своей жизнью, руководствуясь одними эмоциями, — презрительно ответил Северус. — Вы едва не потеряли все, чуть не подвели всех… ну так ответьте мне, ради чего, имейте смелость.
— Ради вас… — тихо ответил Гарри, упрямо глядя ему в глаза. — И у меня все получилось.
— Чисто случайно. Не знаю, каких богов надо благодарить, что все вышло так, как вышло. Вы поразительно…
— То есть, надо было оставить вас там сдохнуть?! — выкрикнул Поттер, вцепляясь в ручки кресла.
— Надо было!
Гарри закрыл глаза и откинулся назад. Снейп видел, как он взбешен, как он пытается привести себя в чувство, и это почему-то очень ему нравилось — наблюдать, как он бесится. Все как в старые-добрые времена, когда профессор Северус Снейп еще был его личной Немезидой, а не святым великомучеником, во имя которого надо всем жертвовать.
— Если вы попытаетесь поставить себя на мое место, — неожиданно спокойно начал Гарри, продолжая держать глаза закрытыми, — вы поймете, что выбора у меня не было. Я был вам должен — за все те моменты, когда вы спасали мою жизнь, прямо или косвенно. Я просто отдавал долг, профессор.
— Какой пафос, — фыркнул Снейп.
— Я… правда… когда я посмотрел те воспоминания, я просто не смог, я… был благодарен вам, и восхищен, если честно, вами… и вашими чувствами к моей маме, и просто не смог сидеть и ждать непонятно чего, — свою короткую и сбивчивую речь он закончил совсем тихо, глядя на Снейпа из-под ресниц. Потом он нерешительно протянул руку и положил ее поверх руки Северуса.
— Мне не нужна ваша жалость, — взбешенно прохрипел Снейп, отдергивая ладонь и садясь.
— Это не жалость! — лицо Поттера пошло красными пятнами. Руку он убрал. — Не знаю, вышло бы у меня что-нибудь, если бы вас не было рядом. Мне нечего было терять, — Гарри взглянул на него дерзко и гордо, ожидая насмешек, но Северус промолчал. — Я был готов умереть, если это убьет его. Но что-то мне помешало в последний момент, когда я знал, что он мертв и я тоже. Что-то вытянуло меня назад. И я не знаю, что это было, профессор, но вы были единственным живым существом там, и вряд ли вы хотели моей смерти.
— Трогательно, — ответил Снейп спустя секунду, сам не понимая, был ли это сарказм или это правда было трогательно. Без всяких нежных соплей, он вдруг почувствовал странное приятное тепло за ребрами, как после глотка хорошего виски.
Гарри оставил это замечание без внимания, но дальше стал рассказывать куда более равнодушным тоном.
— Дальше я помню только как очнулся.
— А как вы аппарировали? — вдруг вспомнил Северус.
— Сам не знаю. Я просто подумал про больничное крыло.
— Счастье, что нас не расщепило.
— Да, было бы глупо, — усмехнулся Гарри. — Умереть от аппарации после… всего.
После короткой паузы он добавил:
— Кстати, вас оправдали. Был суд, и я выступил свидетелем, и профессор Макгонагаллл тоже была на вашей стороне. Многие из Ордена. Уизли. Люпин. Я показал некоторые воспоминания, те, которые были связаны с Дамблдором. Не знаю, стоило ли. Но это сняло основные вопросы. Кажется, вам даже должны дать Орден Мерлина. Но вручение будет только в пятницу. Вы как раз успеете поправиться.
— А другие?
— Очень многие погибли, — начал Гарри. — Потери на их стороне гораздо больше, чем на нашей. Это даже странно, учитывая, что они — полноценные маги, а на нашей стороне были, в основном, школьники. Но это так. Остальные в Азкабане — оба Кэрроу, Гойл и Крэбб старшие, Нотт, Розье… многие. Все еще тянется суд на старшим Малфоем. Драко и Нарциссу оправдали. Кого-то ищут. Долохова, Амбридж, вот, например. Вы узнаете все, я принесу вам последние газеты. Я не очень-то слежу за этим… теперь.
— Мавр сделал свое дело, мавр может удалиться? — усмехнулся Северус.
Гарри и на это ничего не ответил, но как будто обиделся.
— Ну, ладно. Наверное, мне стоит уйти, пока Бут сам меня не расщепил на части, за то, что я вас тут донимаю, — подумав, он добавил, уже стоя, — Знаете, он, кажется, хочет защищать по вам диссертацию. Ему кажется очень любопытным, что вы выжили с такой раной.
— Я не подопытная лягушка, — недовольно ответил Северус.
— А вы знаете, почему?..
Снейп смерил его недовольным взглядом.
— Почему вы никогда не включаете мозги, прежде чем спросить что-то? — устало спросил он. — Это заклинание…
— Сектумсемпра, да, его придумали вы, и? — нагло перебил Поттер.
— Вы не поинтересовались у Грейнджер? Она бы вам объяснила. По счастливому стечению обстоятельств это заклинание оказалось из той группы, которые не действуют на того мага, кто его придумал. Поэтому я потерял ровно столько крови, чтобы остаться в живых.
Гарри задумчиво кивнул и пошел к двери, шаркая своими невыносимым тапками.
— И, кстати, — добавил он нерешительно, стоя у самой двери, — я теперь живу в Норе. Какое-то время. Так что если вы вдруг… захотите меня найти. Я буду там. Или там будут знать, где я есть. Но я приду завтра. Точнее, уже с утра. С газетами. Вам что-нибудь принести?
— Идите уже, Поттер, — устало ответил Северус.