Почему-то поттероманы возмущались, что после смерти Снейпа его портрет в кабинете директора не появился.
А на самом деле он появился на входе в подземелья Слизерина. Пропускает по паролю: "Пятьдесят баллов с Гриффинддора".
Воскресенье… Воскресенье у нас проходит замечательно. Погода словно только под нас и подстраивалась: весь день было хоть и немного ветрено, но солнечно, а дождь начался ровно в ту минуту, когда мы вернулись домой. После ужина смотрим мультики, потом отношу заснувшую прямо в гостиной Тильду спать.
— Завтра на работу? — спрашивает мама, заворачивая ее в одеяло. Тильда что-то сонно бормочет, немного отбивается — она всегда такая после конных прогулок, не разбудить. Как же я все-таки счастлив, что опеку отдали мне: Кейт всегда была против лошадей.
— Да, завтра на работу, но во вторник выходной — вместо субботы. Если все, конечно, пойдет как надо, — зачем-то добавляю я.
«Как надо» — это если не появится новых трупов, не выплывет никаких непредвиденных обстоятельств, связанных со старым трупом, и вовремя удастся прояснить ситуацию с уликой, утащенной Шерлоком. Хотя предвижу, что, скорее всего, придется мне ехать в управление. Во вторник как раз истекают обещанные Майкрофтом четыре дня. Шерлок на звонки не отвечает по-прежнему, Джон клянется, что не видел его с пятницы, а звонить Майкрофту, чтобы уточнить, когда именно мне вернут улику, у меня, честное слово, никаких сил нет.
Ложусь практически сразу же, жду мгновенного погружения в сон (желательно без кошмаров) — конные прогулки хорошо действуют и на меня, — но не тут-то было. Майкрофт, чтоб его, не идет из головы. И что еще хуже — как именно он из нее не идет. И дождь, стучащий по карнизу, только подливает масла в огонь.
А что, если бы?.. Нет, я прекрасно знаю, что подобное невозможно. Даже окажись Майкрофт случайно бисексуалом, я все равно не его круга, ну и на члена Mensa точно не тяну, а то, что у него роман с леди Смоллвуд, это даже Джон подтвердил. Когда мы пару недель назад зашли по пиву выпить, изображал Майкрофта-у-меня-свидание, посмеяться хотел. Не его ж вина, что мне было не смешно.
И я понимаю, что вот сейчас это совершенно ни к чему — фантазии эти глупые, и на работу завтра, и все-таки… представляется разное. То мы стоим на веранде плечом к плечу, смотрим в сад и курим. То лежим на полу в гостиной на животе — я, Майкрофт и Тильда — и, пока мама навещает двоюродного племянника в Лондоне, клеим стеклянный корабль. Корабль маме подарил еще лет тридцать назад папа, а Тильда раздавила его, уронив с полки и плюхнувшись на него сверху в прошлое Рождество. Я заказал уже почти все детали, и теперь часть из них прячется у меня на работе, а часть — здесь в столе. Передаю Майкрофту голубой парус, наши пальцы соприкасаются, переплетаются, Тильда выхватывает парус, пока он тоже на пол не загремел.
Или вот на конной прогулке, Тильда кричит, чтобы мы ее догоняли, скачем бок о бок, голова к голове. Ванну принимаем, моя нога, его нога, моя, его. Сидим молча, слова не нужны.
Любовью занимаемся. Меня несет; я знаю, что этого нельзя было допускать, Грег, что же ты делаешь, чертов мазохист, но так легко, оказывается, представить: здесь, в темноте спальни, я с раздвинутыми ногами, мы оба без всего, и он — надо мной. И мне страшно, очень страшно, потому что в целом это не первый раз, но так, по-настоящему, — первый. Я чувствую его всем телом, а он то ложится на меня, то скользит по мне, и непонятно — то ли готовит, то ли дразнит, и я в конце концов не выдерживаю и сжимаю его ногами, прижимаю к себе, ловлю судорожный вздох.
И-ди-от.
Засовываю руку в трусы, обхватываю член рукой, довожу себя. После оргазма — ошеломляюще хорошо и настолько же ошеломляюще стыдно. Утыкаюсь носом в подушку, притворяюсь, что не замечаю, как влага скапливается в уголках глаз.
Потом взрываюсь — что уж мне, даже дрочить на него нельзя? Тоже мне, святыня выискалась! Древний мраморный монумент.
— Слышишь, я могу на тебя дрочить сколько мне угодно! — говорю.
Не кричу, конечно. Стены хоть и толстые, но мало ли, вдруг подслушать захочется кому.
Со вздохом зарываюсь обратно. Бунт не помог, стыд не уходит, а только безнадежность наваливается и понимание, насколько же хреново все. Ну почему, почему из всех девяти миллионов человек, которые населяют Лондон, из шестидесяти трех миллионов человек, которые населяют Великобританию, со мной случился именно Холмс? Почему?!
Под утро мне все-таки удается задремать на пару часов. Потом досыпаю в поезде и за рабочим столом — в ожидании свидетелей. «Будь поделикатнее», и «ты же понимаешь, какие это люди», и «наша главная задача — оформить это все поаккуратнее, Грег». Понимаю. Тонкая душевная организация, ага.
К двум часам моя душевная организация тоже становится очень, очень тонкой. В Сити труп, и должен был ехать Диммок, но кто-то что-то перепутал — и вызвали меня. Прощай, дорогой вторник, прощай.
Пасусь на месте преступления и — поминутно оглядываюсь. И что вы думаете, Шерлока ищу? Нет, конечно! Хм, ну да, убитый — бывший мелкий чиновник из министерства образования, Майкрофту здесь быть самое оно.
Приезжаю на работу — и снова оглядываюсь. Грег, ты чертов болван, ты же прекрасно знаешь, что в лучшем случае Майкрофт пришлет помощницу, которая наконец-то исчерпала имена на «А».
Но домой примерно в таком же состоянии еду. Сел в поезд, закрыл глаза на минутку — здесь осень и дождь, а там Майкрофт, пляж, коктейли, жара. Майкрофт в веснушках и трусах. Нет, я точно с ума с ним сойду. Угу, можно подумать, что сейчас я в своем уме.
Домой добредаю только около десяти. Запуливаю зонт в угол. Тильда примчалась и молча смотрит, как я скидываю ботинки. Не знаю, что гудит больше — ноги или голова. Сажусь на банкетку, сжимаю ладонями виски.
— Совсем плохо, да? — Тильда садится рядом. И тут же подскакивает с диким визгом: — Телефон!
Я его вынул, положил рядом, она на него села, а он завибрировал, вот так. Ну хоть участь корабля его не постигла, и то хорошо.
А мобильник звонит себе. И это даже странно — потому что номер не определяется, а по этому всегда ясно, кто именно звонит. Ну, а этот самый «кто» никогда не стал бы утруждать себя таким количеством гудков.
И все-таки это он, я знаю. Хотя бы по тому, как сразу горячо и страшно внутри. Прикладываю к уху телефон примерно так же, как прикладывал бы гремучую змею.
— Инспектор, вы, как я понимаю, в Хэдли Вуд? — спрашивает Холмс. Мог бы и не трудиться — я и так знаю, что он прекрасно знает, где я.
— Да, Майкрофт, и если вы сейчас скажете, что мне нужно ехать обратно в Лондон вотпрямщас, я… честное слово, я не знаю, что я сделаю!
Он издает смешок.
— Заеду через пять минут, — отвечает небрежно. Так небрежно, что сразу становится ясно, на какой именно из нижних ступенек его иерархии отводится место мне.
Мой стон хорошо подошел бы для озвучки ужастика. Нет, ну какого черта он сам лично решил заехать?! В такую даль, учитывая, что его дом на противоположном конце Лондона. Он ведь у меня не был никогда. Неужели Шерлок сделал с уликой что-то кошмарное? И главное — сегодня заехать. Сейчас.
Плетусь открывать дверь. Тильда скачет за мной на одной ноге.
Майкрофт в плаще, с мокрым зонтом на локте, со свертком.
— Записная книжка мистера Голдстайна, — величественно говорит, и я с трудом соображаю, что это наша жертва-галерейщик. — Поверьте, для вас в ней ничего интересного, инспектор.
И вдруг… сморщивается совсем по-детски и оглушительно чихает.
На лестнице раздаются мамины шаги.
— Грегори, кто там? — спрашивает она.
— А-а-а, бабуль, это тот самый, кого нельзя называть, — подает голос Тильда. И добавляет для пущей ясности: — В которого папа влюблен.
Время замирает. Чертов Шерлок. Выпендрился-таки!
Прямо чувствую всем телом, насколько закаменел Майкрофт. А какой интересный, оказывается, у нас пол… И носки…
И тут происходит что-то. Что-то странное. Я слышал, иногда мне такое рассказывали. В сериалах, опять же, бывает. Но не со мной. Я проверял.
И все-таки происходит, да…
— Грегори, — ласково говорит Майкрофт, а потом вдруг делает всем телом движение вперед и костяшками пальцев касается моей щеки, ведет линию к подбородку вниз. — Посмотри на меня, — просит, и в его тоне — ни капли насмешки, а что-то такое, что я силюсь-силюсь и никак не могу понять. — Пожалуйста, просто посмотри на меня, — повторяет.
